— Не могу знать! — ответил я, выгнув грудь колесом и вздёрнув подбородок так, чтобы королю не было видно моих глаз.
— Вольно. — Крышка стукнула чуточку громче, и он скрестил руки на груди, откинулся, всё так же внимательно рассматривая меня. — Кто ты такой?
— Рядовой Сокол! Принят в ряды доблестной Далионской армии согласно приказу вашего вели-че-ства! — гаркнул я что было сил, ещё пуще выгибая грудь. И прищёлкнул каблуками.
— Приказу? — Он подался вперёд. — Какому ещё приказу? Я не подписывал ещё никаких распоряжений по армии. — И тут он вспомнил. Замер, откинувшись в креслах, и пальцы вцепились в подлокотники, побелев. Я тупо глядел поверх голов, в стену перед собой.
— А это что ещё такое?! — Изот привстал, опершись о ручки кресел. Упала на пол виноградная кисть.
На тучах, низко нависших над городом, плясали световые сигналы.
— Это морская грамота, — ответил Ллерий медленно.
— Да? — удивлённо обернулся Изот. — И что там говорится?
— Откуда мне знать? — солгал король.
С минуту они глядели друг на друга так, как никогда не глядят король и его советник. Затем Изот склонил голову.
— Конечно же, ваше величество.
— Можешь идти, — отпустил меня Ллерий.
Я с радостью воспользовался разрешением, поскольку уже давно чувствовал себя совершенно лишним. Лишним во всём этом мире.
Ей повезло. Караульный разбил губы в кровь, она прикусила язык, но зубы остались целы. Один узкий топчан, застеленный тонким одеялом прямо поверх жиденького матраса, не позволил бы даже прикорнуть — так, присесть на краешек. Рокти целую вечность просидела на нём, глядя на бледную узенькую полоску света, пробивающуюся в щель меж дверью и косяком. Больше в караулке не было ничего. Ни хлебной крошки на одеяле, ни мышиной норы в стене. Сперва она пыталась говорить с караульными, однако те упорно молчали, вовсе не реагируя на её слова. Такая дисциплина в рядах гвардии внушала уважение. Но никак не могла помочь выбраться.
Она трогала языком распухшие губы, слышала солоноватый вкус крови и пыталась сосредоточиться, найти выход. Время утекало сквозь пальцы. Она до сих пор не смогла ничего узнать — ни где Никита, ни зачем нанимала её ведьма, ни что творится во дворце. Глупая, никому не нужная девчонка, о которой легче всего забыть, которая не умеет ничего сделать сама. Обида жгла, и всё же она сдерживала слёзы. Разреветься значило окончательно признать своё поражение.
А потом она почуяла что-то. Это новое, ни разу не изведанное ощущение пришло исподволь, вкрадчиво и незаметно, пока не заявило вдруг о себе дыбом поднявшимися на руках волосками и странным жжением в затылке.
Поднявшись с топчана, Рокти замерла посреди караулки, оглядываясь. Сделала шаг и прислонилась к двери, потому что ощущение это шло откуда угодно, но только не снаружи.
Она заслонила собой тоненький и блеклый лучик света, и если до этого она могла ещё хоть что-то рассмотреть, то теперь тьма сгустилась окончательно. Так что даже её великолепное ночное зрение не могло ничем помочь.
Она закрыла глаза, и ощущение усилилось. Казалось, оно приближается. Она следила за ним до тех пор, пока не поняла — всё, здесь.
— Кто здесь? — воскликнула Рокти, сжав кулаки, согнув ногу в колене, готовая колотить в ряд морёных досок за спиной, пока не придёт хоть кто-нибудь и не выпустит её отсюда.
— Не бойся, — ответили ей.
Ответивший стоял напротив, был не выше неё ростом, пожалуй, даже чуть ниже и говорил приятным мужским голосом. Она чуть сдвинулась, пуская в комнату тонкий лучик света, пытаясь рассмотреть, кто появился вдруг в караулке.
Маленький плотный коротышка с окладистой бородой стоял, уперев руки в бока, и рассматривал её так, будто замечательно видел даже в самой полной темноте.
— Меня зовут Калкулюс, — сказал он. — Я комендант замка.
— Домовой? — спросила Рокти, сообразив, что вышел он прямо из стены.
Тот не ответил. Просто стоял и смотрел. Рокти почувствовала себя неуютно. Но молчала, опасаясь выдать своё беспокойство. Опустила ногу, разжала кулаки.
— Идём со мной, — сказал он наконец.
— Куда? — спросила она, обрадованная и удивлённая. Обрадованная тем, что сможет выбраться из-под стражи, удивлённая тем, что вдруг кому-то понадобилась.
— А ты хочешь остаться здесь? — Он усмехнулся и протянул ладонь.
Она несмело коснулась кончиков пальцев и испугалась окончательно.
Она ощущала его. Но не могла видеть. Видеть так, как умеют только ктраны. Она впервые в жизни не знала, можно ли доверять незнакомцу. Любое живое существо должно было бы ответить ей, но она как будто трогала камень.
Это было странно. Но, пожалуй, не страшно. Они притёрлись друг к другу. Они с самого начала были похожи, а теперь стали единым целым. Древним и мудрым, юным и диким. Одиноким. И жаждущим жить.
— Всё хорошо, — дробилось в ушах эхом.
— Да, — ответил он, открывая глаза. И временно потерял ориентацию. Два тела воспринимались теперь как одно. Он зажмурился, испугавшись. Попробовал пошевелиться и понял, что у него теперь четыре руки, четыре ноги и две головы на, казалось бы, одном теле. Теле, которое было изранено сплошь. Теле, которое крутило от боли, страха и голода.
— Я! Мы! — закричал он и забился в истерике. — Я! Мы! Я! Мы!
Невероятным усилием воли ему удалось подавить приступ. Он хватал воздух ртом, чувствуя странную смесь — йодистый свежий бриз и полынный сухой ветер. Всё это заняло некоторое время.
— Ну, вставай, я держу тебя. — Аврора поднимала его, придерживая за локоть. Тянула вверх за шиворот.
— Идём. — Ведьма, подхватив под мышки, поставила его на ноги.
Он едва не упал. Инстинктивно впился в них руками. Всеми четырьмя руками. Схватил Аврору за плечи. Обхватил ведьму за колени. Воин шёл к лежащей на земле старухе, а корабли у входа в гавань обстреливали город. Полыхающий город двоился в глазах. Он видел его с Юга и Востока одновременно.
— Я держу, держу, — сказала Аврора.
— Ну, тише, тише. Всё закончилось, всё хорошо. — Ведьма гладила его по голове.
Он попробовал пошевелить пальцем одной, другой, третьей руки. Это удалось ему. Он попробовал выполнить два одинаковых действия и справился. Он попробовал скрестить пальцы на одной руке, сжать в кулак на другой и встряхнуть ладонью третьей. Это было много сложнее. Но у него всё-таки получилось. Он попробовал разжать впившиеся в плечи Авроры пальцы, стать на ноги самостоятельно — хотя бы одной своею частью.
— Сажай его в карету. — Воин стоял, возвышаясь на недосягаемую высоту, старуха казалась совсем маленькой в его руках. Рядом, подпрыгивая, тёрся о сапоги Марка огромный чёрный кот. — Отвезёшь их к себе. Будешь смотреть за старухой. Сделай для неё всё, что можно, Наина. Она должна… должна жить до тех пор, пока не закончится Путь.
— А ты? А все остальные?
— Это мой город, и я не допущу бесчинства на улицах. Остальные идут со мной. Чем скорее мы управимся со всем этим, тем скорее покинем столицу. Путь должен быть завершён. — Воин шагнул мимо, начал спускаться с холма.
Он кинулся за ним. Это заставило его покачнуться и вновь вцепиться в Аврору.
— Марк! — крикнул он тонким мальчишеским голосом.
— Марк! — раздалось хрипло. Это тоже был его голос, голос того, кто когда-то, невероятно давно, был Сетом.
Аврора заглядывала в глаза искательно. Она хотела помочь. На ресницах дрожали слёзы. Он улыбнулся и погладил её по растрепавшимся волосам.
— Марк! — закричал Рато, кинувшись за ним. Воин обернулся.
Мальчишка будто бы разучился ходить. Совсем. Ноги заплелись одна за другую, он покатился кубарем. Крыса в панике брызнула вон из-под рубашки. Воин стоял, медленно съезжая по скользкому, гладкому склону холма вниз и глядел, как Крысеныш поднимает голову. Странная улыбка коснулась губ мальчика и, протянув руку, он провёл ладонью по воздуху.
Марк тряхнул головой.
Развернувшись, быстро сбежал по склону холма. Карета стояла распахнутая — он осторожно уложил старуху на подушки и поспешил назад.
Когда воин скрылся за гребнем холма, Крысеныш не смог сдержать досады. Слёзы брызнули из глаз.
— Сет! — воскликнула Аврора, и две дрожавшие слезинки сорвались с ресниц.
Он рыдал и ничего не мог с собой поделать. Ребёнок в нём заходился плачем, не в силах сдерживать эмоций.
— Ну! — подошедший Марк поднял голову за подбородок, посмотрел в глаза. — Хочешь помогать мне, Первый?
Он закивал мелко. Всхлипнул и успокоился.
— Ты играешь с огнём, воин. — Горбун стоял поодаль, смотрел брезгливо. — Пусть ведьма забирает его и приглядывает за обоими.
Они все собрались вокруг. Эдель вынула длинный, светящийся голубым, стержень из кармана охотничьей курточки, протянула его ведьме.
— На, держи, это поможет старухе.
— Что это? — Ведьма приняла фиал, спрятала в рукав.
— Вода из источника. Того самого.
Ведьма кивнула.
— Он очень силён, — сказал Марк, хватая его под мышку. Земля вдруг понеслась стремительно вниз. У Первого закружилась голова. Он двигался и стоял на месте одновременно. Пальцы впились в плечи Авроры так, что она застонала, сцепив зубы. — Круг делает его ещё сильнее. А я не могу, не имею права отказываться от такой мощи.
— Я довезу их до дому, а потом присоединюсь к вам. — Юродивый пробежал мимо, вниз.
— Хорошо, — ответил Марк и обернулся к замершему на вершине холма горбуну. — Я, впрочем, не настаиваю на твоём присутствии. Лучший друг висельника будет держать связь. Я не хотел бы, — он перехватил его, отчего земля качнулась вновь, — чтобы кто-то из вас просто сгинул на улицах.
— Да-а-а, — протянул горбун, внимательно глядя ему в глаза, — вояка из меня никакой.
Повернув кружащуюся голову, Первый дёрнул Марка за рукав, сказал:
— Пусти. Я сам.
— Как много слов. Целое предложение! Ты быстро учишься, малыш, — сказал Марк с насмешкой.
Мир перевернулся акробатическим кульбитом, и он стал на ноги, чтобы снова упасть. Марк не помогал ему больше. Отступил на шаг, скрестив на груди руки, глядя с любопытством. Он узнал это любопытство во взгляде. Когда-то он сам смотрел на всех так. Злость захлестнула волной, Первый вспыхнул. Минута ушла на то, чтобы сконцентрироваться. Потом он разжал пальцы, впившиеся в плечи присевшей от боли Авроры, и сделал шаг назад, одновременно поднимаясь на ноги и делая шаг вперёд.