– Громкость регулировать вот так, крутить.
Она слушала молча. Минуту, две.
– Это красиво, – сказала она потом. – Но это не очень весело.
Матвей хрюкнул, но быстро взял себя в руки.
– А это что? – Она указала на груду дисков, которые все еще лежали у нее на коленях.
– Это всякое разное. Не очень веселое. Может, радио?
Не глядя, он нажал на пару кнопок, и из колонок полилась разухабистая песня Верки Сердючки. Ассо наклонила голову, вслушиваясь в незатейливые строчки: «Хорошо! Все будет хорошо! Все будет хорошо, я это зна-аю!»
– Это и есть музыка? – протянула она немного разочарованно.
Тут уж Матвей не удержался и расхохотался.
– И это музыка, и Моцарт музыка, музыка бывает разная. Ладно, найди там такой черный диск, пожалуйста, попробуем еще. Коробочку открой…
Вынув Моцарта и бросив диск ей на колени, он вставил в проигрыватель один из любимых своих альбомов и нажал на кнопку на дисплее. ВключиласьBlack Magic WomanКарлоса Сантаны. В инструментальное вступление Ассо вслушивалась с интересом и, когда зазвучала гитара, даже подергала плечиками, но стоило начаться вокалу, как она замерла.
– Колдунья? – переспросила она еле слышно.
– Что?
– Он говорит, колдунья, темные силы. Темная магия. Да?
– Да, а откуда ты знаешь английский?
– Я не знаю английский. Я и русский не знаю. Я вас понимаю. У меня такие… – Ассо потрясла в воздухе пальцами. – Я не знаю. Мы все такие, кромешники. Мы просто понимаем. Ведьма? Это песня про ведьму?
Матвей снова засмеялся.
– Это песня… на самом деле не про ведьму, это шутка такая. Он просто поет, мол, ты меня заколдовала, и я теперь без тебя не могу. На самом деле это песня про любовь.
– Ведьма, кромешниц все время считают ведьмами, их даже сжигали раньше, – не могла успокоиться Ассо. – Почему это тебе нравится?
– Мне в первую очередь нравится музыка. Тут такие гитарные риффы… и это песня не про магию, не про колдунью на самом деле, видишь, как он поет – если ты все автоматически понимаешь, то ты даже лучше меня знаешь, что он поет.
Ассо упрямо тряхнула головой. Кажется, она была не на шутку напугана. Матвей хмыкнул и нажал на кнопку, отсылавшую проигрыватель к следующей песне. Зазвучала композицияSmooth.
– Тоже очень красивая песня.
– Про что? – робко спросила она.
– Про что, ты лучше меня поймешь. Ну в целом про любовь.
Она вновь склонила голову к плечу и стала напряженно слушать. Матвей, усмехаясь про себя, тихонько наблюдал за ней. На словах «ты как океан под луной» Ассо слегка кивнула, и он улыбнулся: русалка, что с нее взять.
– Хочется танцевать, – сказала она полушепотом и покрутила указательным пальцем. – Раунд энд раунд.
Матвей кивнул.
– Это музыка, – вынесла она наконец вердикт и ткнула пальцем в проигрыватель, чтобы он смолк. – Это музыка. Это мне нравится. Это… волнует вот тут. – Она приложила руку к сердцу и покачала плечами. – Но… о чем эта песня?
Матвей удивился.
– Тебе же все равно, на каком языке поют. Ты понимаешь.
– Я понимаю, и я ничего не понимаю.
– Ну да, там есть такие моменты. Spanish Harlem Mona Lisa, это, как тебе объяснить… «Мона Лиза» – это такая картина известная, на ней изобра…
– Не надо отдельно. В целом про что эта песня?
Ассо смотрела на него с такой надеждой в глазах, что Матвей растерялся.
– В целом… ну, про любовь.
– Про что? – спросила она таким несчастным тоном, что он едва не потерял управление.
Пару секунд поразмыслил.
– Эта песня про любовь, – сказал он снова более мягко. – А в чем дело?
Ассо отвернулась.
– В чем дело, Ассо? – Он как раз въехал на парковку торгового центра и остановился. – Ты что, плачешь?
– Я не понимаю, – упрямо сказала она. – Я не понимаю эту песню.
– Ну не понимаешь, и ладно. Давай включим что-нибудь без слов. Или что-нибудь, что ты понимаешь. «Хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, я это зна-аю». Ты же понимаешь?
– Ты издеваешься, – проговорила она. – Ты надо мной издеваешься. Почему ты надо мной издеваешься?
Матвей тяжело вздохнул.
– Даже не думаю над тобой издеваться. У меня, наверное, просто мало опыта с кромешниками. Ну ладно, давай я тебе по строчкам переведу. Как там поется-то… дай хоть текст в интернете посмотрю. Man, it's a hot one, like seven inches from a midday sun. Значит, смотри, так: «Парень, это горячая штучка», значит, очень привлекательная девушка, все ее хотят. Это тебе должно быть понятно. Ты же тренируешься.
– А ты издеваешься.
Проглотив ответ, вертевшийся на кончике языка, Матвей продолжил:
– «Как семь дюймов от полуденного солнца». Ну то есть как будто очень близко к солнцу, так горячо. Горячо – это хорошо, когда мы говорим о любви.
– Ты сын огненного создания, – неожиданно сказала Ассо, глядя на него. – Я догадалась. Я вижу теперь. Ты все время был такой холодный, что я не могла догадаться, а теперь вижу.
– Ну да, я рыжий, – он провел рукой по волосам, чтобы это доказать. – Дальше там идет «ты шепчешь слова, от которых все тают, а сама остаешься невозмутимой».
– Холодной, – поправила Ассо. – Холодной. Ты остаешься холодным.
– Тут речь о девушке, ну можно и так сказать, но она же горячая штучка, понимаешь, и поэтому «холодный» тут…
– Ты холодный. Ты холодный, хотя огневой. Почему, Матвей?
Он смолк. Ассо смотрела на него обвиняюще, а в глазах ее стояли самые настоящие слезы. Он никак не мог взять в толк, в чем провинился и что ей ответить. Привычная защита тоже вдруг куда-то испарилась, и он не мог спрятаться, как обычно, за маской невозмутимости. Только не когда она сидела так близко к нему, а ему некуда было деться из машины, и больше тут никого не было. Черт знает что такое.
– В общем, – пробормотал он в последней попытке вернуть разговор в безопасное русло, – он поет, что девушка такая чудесная…
– Гладкая. Он поет, что она гладкая. На ощупь?
Ассо провела рукой по его щеке, и Матвей покраснел, как институтка, и максимально отстранился.
– Ассо, – сказал он, откашлявшись. – Тебе нужно найти себе хорошего мужчину, если ты планируешь остаться в этом мире. Тебе можно не торопиться, у тебя впереди целый год, прошло всего-то несколько дней. Я тебе не подхожу, я не человек, у тебя ничего со мной не получится. Я не настоящий человек, только половина. «Серединка на половинку», как ты говоришь. Поэтому даже не начинай.
– Я не начинаю, ты первый начал. Ты поставил такие песни. Ты считаешь, что я ведьма и меня надо сжечь на костре?
У него голова шла кругом.
– Ты с ума сошла. Ничего подобного. Обе эти песни о любви, а нравятся мне в первую очередь из-за музыки, я не так хорошо знаю английский язык. Понимаешь?
– Видишь, ты опять начинаешь. Что такое любовь?
Тут Матвей понял, что они застряли надолго.
Глава 30
– Может, пойдем уже за телефоном, – предложил он малодушно.
– Вот видишь, – грустно сказала Ассо.
И Матвею стало стыдно. В конце концов, он взрослый человек. Или не человек.
– Ладно, – он побарабанил пальцами по рулю. – Любовь – это чувство, которое кто-то испытывает к кому-то другому. Мама любит свое дитя, дитя любит маму.
– Эти песни не про маму и дитя.
– Нет, я просто чтобы тебе было понятнее… Боже, боже. Мужчина любит женщину. Женщина любит мужчину. Эта песня про такую любовь.
Он искоса глянул на русалку и подумал, как странно отвечать столь соблазнительной красотке на вопросы, которые проясняют для себя трехлетки.
– И женятся, – предположила Ассо.
Он одобрительно буркнул.
– И заводят детей.
– Ну да. С этим как повезет, конечно. Иногда бывает, что мужчина женщину любит, а она его нет. Или наоборот.
– И что тогда?
Матвей развел руками.
– По-разному. Иногда ухаживает, старается показать, что он хороший. Или отпускает, тем более если у женщины, к примеру, есть другой.
Ассо помолчала.
– Велемир мне сказал, что я могу любого… очаровать, кого захочу.
– Не совсем любого. Вот Дениса уже Василиса очаровала. Даже если ты ему нравишься как человек и потому, что ты красивая, он тебя любить не будет. Он тебя может любить как друга, – поспешил добавить Матвей, увидев, что у Ассо задрожали губы.
Ей так невыносима мысль, что она не может заполучить всех мужчин в мире разом? Или она уже положила глаз на Дениса? Матвей вообще ничего не понимал.
– Ну если мы во всем разобрались, пойдем за телефоном, и нас ждет мой отец, – предложил он фальшиво-бодрым тоном.
– Ты неправду мне говоришь, – удрученно прошептала Ассо. – В первой песне он сказал: ты колдунья и из меня пытаешься сделать дьявола. А во второй – что мир перевернет, чтоб ей угодить. Это что такое вообще?
Матвей покачал головой.
– Это они так про любовь говорят. Поверь. Потом поймешь. Почитаешь книжки, послушаешь песни, пообщаешься с людьми, поймешь. Пойдем купим тебе смартфон и поедем.
– Еще вопрос, – сказала Ассо, поймав его за рукав. – Велемир…
Матвей скрипнул зубами.
– Велемир?..
– Денис говорил, к нему типа очередь из девушек стоит. К Велемиру. – Ну… фигурально говоря…
– Они его любят?
Матвей помотал головой.
– Слушай, ну откуда мне знать, – попробовал он воззвать хотя бы к ее здравому смыслу, но Ассо была неумолима.
– Ты слушал песни и читал книжки, – напомнила она. – И всю жизнь наблюдал за людьми. Если сам не испытывал… любовь.
В ямочке между ключиц у нее лежала бриллиантовая капелька на золотой цепочке. Ассо еще не научилась пользоваться косметикой, и ее черты были, казалось, нарисованы акварельными красками: полуоткрытые розовые губы, щеки с нежным румянцем. И очень требовательные глаза. Матвею пришлось напомнить себе, что он как неполнородный отпрыск гипнозу кромешников неподвластен.
– Это называется страсть, – сказал он неохотно. – Велемир и другие кромешники… и кромешницы, разумеется, очень хорошо умеют возбуждать в людях страсть. Вот эта песня, когда он говорит, что она гладкая… – Матвей обнаружил, что практически против своей воли поднимает руку и проводит пальцами по щеке Ассо, зеркаля ее жест. – Гладкая… Это значит страсть.