Косорылый тоже уселся на рюкзак, ожидая продолжения. Но уже на середине рассказа молча поднялся, взвалил рюкзак на плечи и зашагал в сторону телепорта.
Сознание то покидало, то возвращалось. Олег чувствовал, как его куда-то несут. Бесцеремонно поворачивают, стаскивают одежду. Тело вдруг обожгло огнем и жгло долго, а потом стало нестерпимо холодно, так, что зуб на зуб не попадал. Чтобы согреться, он попытался свернуться в клубок, но чужие руки уложили его на живот, придавив спину чем-то тяжелым. Хотелось спать, но спать ему не давали. Незнакомый голос постоянно твердил: «Не спи, не спи, не спи».
Темнота сменялась проблесками света. Перед глазами мелькал круговорот лиц – Катька, Мартина, Косорылый, полковник Костюченко… Олегу казалось, что он слышит их голоса, но разобрать слова не получалось – беспорядочная какофония звуков сливалась в звенящий гул. Или это звенело у него в ушах?.. Затем появилось существо без лица. Или лицо закрывало непрозрачное стекло шлема? Нет, какой же это шлем, раз нет желтого костюма биологической защиты? Просто черный провал, сгусток тьмы… Почему-то он был уверен, что это Анита. Пришла за ним. Королева мертвых…
Только как он мог ее видеть, если лежал на животе, уткнувшись лицом в пахнущую сосной доску? К тому же Анита в центре Зоны, внутри Аномалии, а он совсем в другом месте… Только вот в каком?
– Что тебе нужно? – спрашивал Олег, но Анита молчала.
Молчали и мутанты, подтянувшиеся следом. Толпились, подходили ближе, осмелев, протягивали руки, пытаясь его достать. Пустые глазницы сочились гноем, куски гниющей плоти отваливались от завернутых в лохмотья тел. Он уворачивался от скрюченных, цепких пальцев, отбивался, порывался бежать, но его все-таки схватили. Бросили на землю лицом вниз, крепко прижали, удерживая, и навалились сверху всей толпой.
Потом пришел Стефан. В любимой ветровке под камуфляж, которую всегда надевал, отправляясь в Зону. Она была на нем и в тот день, когда он погиб – Олегу до сих пор снились жуткие кровавые пятна. И опять он удивился, как может видеть друга, если лежит ничком.
– Это конец? – спросил Олег. – Я умер?
– Почти, – ответил Стефан. – Но тебе не дадут умереть.
Они сидели у костра, в точности как полгода назад, когда Стефан, уже будучи мертвым, приходил к нему. Олег понимал, что это не настоящий живой человек, а слепок, игрушка, изготовленная Зоной, но все равно был рад другу.
Жар сменялся холодом. Его трясло, все тело болело, мышцы скручивало так, что он готов был вопить. Ему и казалось, что он громко кричит, но на самом деле с его губ срывался едва слышный стон.
Когда стало совсем плохо, сознание ненадолго прояснилось. Олег с удивлением оглядел сумрачное помещение, в котором лежал: потемневшие от времени бревенчатые стены, деревянные лавки, полка с глиняными горшками, свисающие с потолка пучки трав. На столе чадила масляная лампа, от печки приятно тянуло теплом. Он попытался привстать, но был слишком слаб. Никак не удавалось сбросить медвежью шкуру – она оказалась слишком тяжелой для его ослабленного тела.
Взгляд, окинув избу, остановился на окне, за которым белело небо.
Он в Зоне? Но в Зоне не живут люди.
Возвратился в Булганск? Но на Большой земле не бывает такого белого неба.
Опять вернулся жар. Краем гаснущего сознания Олег заметил приблизившуюся к нему фигуру в черном шаманском плаще. Длинные волосы свисали на лоб, закрывая лицо. Рука, странная, вроде бы нечеловеческая, потянулась к укрывавшей его шкуре. Вот и добрался до него Ороолон – шаман-оборотень, погибель одиноких путников, успела промелькнуть мысль перед тем, как он отправился в забытье.
И вновь пришли кошмары. Опять толпились возле него мертвые – и те, что умерли в Зоне, и те, что погибли на Большой земле. Потом сознание перенеслось к реке, Олег увидел Косорылого. Сталкер, размазывая по лицу слезы, рыдал в голос, проклиная Аномалию. Затем Олег внезапно переместился… Что это за город? Вернее, бывший город, потому что сейчас он лежал в руинах. Круглая площадь, когда-то украшенная по периметру колоннадой, превратилась в непроходимый завал. Скульптуры, упавшие с крыш, рассыпались обломками. От ближайших зданий тянуло гарью, над крышами вздымались клубы черного едкого дыма. Повсюду лежали изувеченные тела. И только высокий обелиск в центре площади выглядел неповрежденным.
Что это за город? Что-то знакомое…
«Что случилось?» – спрашивал он у выживших, но его не слышали. Люди куда-то брели, выкрикивая имена близких, либо лежали на земле, не в силах подняться.
И тут раздался протяжный гул, долгий и страшный. Это оседал вниз громадный купол, сминая под собой здание. А потом в небе появились раскосые глаза.
Анита?..
Ему показалось или по ее щеке скатилась слеза?
И что это значит? Что ему только что показали? Прошлое? Будущее?
Олег почувствовал, как на лоб легло холодное полотенце, пахнуло хвоей и мятой, и пришел целительный сон. Без кошмаров и видений.
Проснувшись, он почувствовал себя почти здоровым.
Гончар лежал на лавке под медвежьей шкурой. За окном неправдоподобно белело небо: значит, он все еще в Зоне.
Откинув шкуру, Олег опустил ноги на дощатый пол.
– Лежите, вам нельзя вставать, – послышался голос. Молодой, незнакомый. – Пить хотите? Я принесу.
Нельзя, так нельзя. Олег улегся и прикрыл глаза. Тем более что голова слегка кружилась, а во всем теле чувствовалась слабость, как после долгой болезни.
– Держите.
Травяной настой показался не слишком вкусным, но бодрил и, как оказалось, отлично прочищал мозги. В памяти вспыло, как они втроем – Олег, Косорылый и Бучек – перебирались через плотину на другой берег реки. Вспомнилась «медуза» эта, будь она неладна. Бучек сверзился с моста, а Олег пытался его спасти. Вспомнилась ледяная вода, ломающийся под пальцами лед, ощущение беспомощности…
Сколько дней он тут провалялся?
– Часов пять или чуть больше, – прозвучал ответ. – Дело к вечеру.
Олег приподнялся на локтях и сел повыше, чтобы видеть собеседника.
Отросшие светло-русые вихры торчали в разные стороны, чуть курносый нос, по-юношески округлые щеки – лет восемнадцать, не больше. Серые глаза смотрели вполне доброжелательно, с интересом. Лицо парнишки показалось отдаленно знакомым. Встречались в Булганске?
– Это ты меня спас?
Парень дернул головой. Сначала она мотнулась из стороны в сторону, как если бы он хотел сказать «нет», потом подбородок пошел вниз, что должно было означать «да», но все закончилось пожатием плеч.
– Ты сталкер? Я тебя знаю?
Еще одно пожатие плеч.
– Я – Олег. Тебя как зовут?
– У сталкеров Слепышом звали, а вообще-то я Лешка.
Вроде бы когда-то слышал эту кличку, причем недавно.
– Это же Зона?
Слепыш-Лешка улыбнулся и кивнул вихрастой головой. На этот раз в его движении Гончар не усмотрел никакой двусмысленности.
– Что это за место? – Неужели так и придется вытаскивать информацию крошечными порциями?
– Недалеко от центра Зоны заимку староверов знаете? Мы здесь.
Да, есть такая избушка на берегу реки, только что может делать пацан старшего школьного возраста «недалеко от центра Зоны»? И как он туда попал? На заимку даже опытные сталкеры не ходят – сплошной «кисель» вокруг.
– Там в углу ваш рюкзак стоит, я его на плотине нашел и принес. Одежда уже почти просохла, только куртка еще мокрая, я ее на печку положил.
– Спасибо. Что ты делаешь в Зоне? Это не лучшее место для пацана твоего возраста.
Гончар сказал это и вдруг почувствовал себя старым и скучным. Слепышу-Лешке наверняка подобное говорили множество раз, и, как водится, у него был заготовлен стандартный ответ:
– А где лучшее?
– Ну…
– В Булганске? Так там на меня охота объявлена. Какие-то чужаки с пистолетами гонялись, а те, кого я своими считал, помочь не спешили. Даже наоборот – в преступники записали, потому что один тогда из Зоны вернулся. Не верилось им, что двое опытных сталкеров окочурились, а новичок, еще и очкарик, живым вернулся. Так что не прижился я в Булганске за год.
– А где очки?..
– Зона вылечила, но еще месяц назад я без очков в сортир выйти не мог.
– Так что же домой не вернулся, если в Булганске не сложилось? Родители наверняка с ума сходят…
– Некуда возвращаться, и родителей нет. Детдомовский я. Я в Булганск приехал, думал, там все иначе. Знаете, как на Большой земле смотрят на таких, как я? Ничего-то вы не знаете. Кто я там? Второй сорт, бесполезный балласт. А я хотел доказать – и себе, и всем – что чего-то стою. Хотел стать сталкером, бесстрашным, хладнокровным, удачливым, хотел найти самый главный артефакт, чтобы все от зависти сдохли, хотел, чтобы потом обо мне легенды рассказывали, как о Стрелке.
Гончар прикрыл глаза, слушая Лешку. Сталкерские байки в обработке «Марвел». Какой же он еще ребенок, в голове – полный сумбур.
– И все-таки, почему ты здесь, Слепыш-Лешка?
Во всем была виновата обычная человеческая жадность.
Стараясь не смотреть на обожженное до черноты лицо, Слепыш перевернул тело Ништяка на живот. Хорошо, что почти стемнело, видеть бывшего напарника мертвым оказалось выше его сил. Задержав дыхание, чтобы запах горелой плоти не лез в ноздри, Слепыш нащупал застежку на поясе трупа, дернул, освобождая топор. С тем, что придется заночевать в тайге, он уже смирился – не шагать же ночью по Зоне, еще и в одиночку. В темноте в «сковородку» влететь – как два пальца об асфальт, да и заблудиться легко.
Набрав охапку сухостоя, чтобы хватило на всю ночь, Слепыш оттащил ветки к соснам, подальше от распростертых на снегу тел. От души нарубил лапника, не елового, пихтового – он мягче. Часть веток уложил на снег, из второй половины, подперев стволом худосочной березки, соорудил заднюю стенку шалашика. Костер запалился не сразу, дымил, пускал вверх искру, но не загорался, словно раздумывал. Потом смирился – человек оказался упрямее.