рой лезло нечто черное и несуразное, оставили позади шеренгу жилых домиков, со стен которых свисали мотки мутировавших лиан, миновали массивное, тяжеловесное здание англиканского собора. Именно здесь полгода назад они с Мартиной нашли мертвого священника – последнего жителя Стэнли. Потом свернули в убегающую от берега улицу. Солоноватый, йодовый запах моря ощущался тут гораздо слабее, к нему примешивались затхлость и нечто химическое.
Небольшой и некогда симпатичный городок, в котором останавливались круизные лайнеры на пути в Антарктиду, давно опустел. Сбежали даже фермеры, побросав скот. Первая волна исхода пронеслась по острову сразу, как только начала меняться природа. Жить там, где не растет трава, где нет электричества, а родной автомобиль отказывается ехать, где все меняется, становится напригодным для существования, – лучше уж уехать сразу, не дожидаясь страшного конца. А после атаки британского эсминца город покинули даже самые стойкие – те, кто остался жив.
Кому пришла в голову идея обстрелять Зону «томагавками», Гончар так и не узнал. Впрочем, не очень-то и стремился. Ничему не научила британцев история с военным городком в Забайкалье, решили попробовать еще раз, сами. Конечно, Зона ответила, и ответила жестко. Тогда потонул не только стрелявший эсминец, но и все суда вблизи острова, включая пару патрульных катеров, американскую подводную лодку и круизный лайнер. Некая непонятная сила смяла корабли, скомкала, словно листки бумаги. В городе погибли немногие, но уцелевшие уехали все.
– Осторожнее, не беги. Тут твари мерзкие водятся, кто знает, сможет их отпугнуть забайкальский подарочек или нет, – предупредил Лешку Гончар.
И как накликал. Правильно говорят: вспомни черта, он и появится.
Как Олег ни всматривался в темноту, первым зверюг увидел Лешка.
– К-кто это? – парень даже заикаться начал.
Впереди на дороге стояла собака. Красные глаза светились злобой, шерсть топорщилась на загривке, сквозь нездоровую, со струпьями кожу проступали ребра с уродливыми наростами. Тупая, словно срезанная, морда щерилась торчащими в разные стороны клыками. От зверюги шел странный, совсем не собачий запах.
Олег замер на месте, сделав знак Лешке остановиться, медленно завел руку за спину и осторожно вытащил арбалет. Медленно опустил на землю, вставил ногу в стремя и взялся за тетиву. Собака внимательно наблюдала за его действиями.
Сверкнула лиловая молния, и стало видно, как из-за церкви вышли еще две собаки. Крупные, матерые. По шерсти обеих, от головы до конца спины, пробежали искры и успокоились на кончиках хвостов, пасти приоткрылись, показывая по два ряда похожих на акульи зубов. Твари застыли на месте, уставившись на людей, но нападать не спешили. Олег тоже не стрелял, выжидал. «Уходите, – мысленно произнес он. – Если вы не нападете, мы не причиним вам вреда». Так они и стояли друг против друга. Первыми не выдержали собаки, как будто поняли, что он им говорил. Кто знает, что у этих тварей в мозгах творится, может, они мысли читать научились. Продолжая буравить людей угольками глаз, зверюги медленно отступили назад и словно растворились в сумраке.
– Уф, – выдохнул Лешка. – Как в Half-life попал.
– Только тут тебе не игра, – проворчал Гончар и дернулся, присев от неожиданности: черная тень пронеслась над головой и скрылась там, куда ушли собаки. Промелькнули кожистые крылья, изломанное под невообразимыми углами костлявое тело, жадно выпущенные когти. «Я – ужас, летящий на крыльях ночи, я Черный Плащ», – некстати вспомнилась фраза из детского мультфильма, который Олег когда-то давно смотрел вместе с дочкой.
– Ни хрена себе! – раздалось сзади. Чего в восклицании Лешки было больше – восторга или испуга – еще вопрос.
Вдалеке послышались звуки возни, вопли, более похожие на звук циркулярной пилы, хруст, словно рвали на части кусок пластика. Потом крылатый силуэт вновь появился на фоне лилового свечения и, торопливо дергая крыльями, умчался в сторону гор.
– Тут всегда такие птички летают?
– Скорее, мышки, – усмехнулся Гончар. – Tadarida brasiliensis. Бразильская летучая мышь со свободным хвостом. В нормальном мире длина тела девять сантиметров, а здесь чуть ли не с теленка вымахала, на собак охотится.
Лешка только и мог, что с силой выдохнуть.
– А вот и наши апартаменты на ночь.
Дом, в котором они с Мартиной укрывались от непогоды, не изменился. По-прежнему во дворе стоял джип с надписью на капоте «Лучшие туристические экскурсии», рядом с сараем все так же ржавела бочка с водой. Самое главное – в окнах остались стекла. Но внутри все равно было холодно.
Лешка прошел на кухню вслед за Гончаром, сбросил на пол рюкзак, но расставаться с курткой не спешил.
– Сейчас печку растопим, потеплеет, – сказал Олег.
Брикеты торфа, которые он летом принес из подвала, лежали в углу кухни, на столе нашелся огарок свечи – так и простоял полгода. Как и полупустая бутылка дешевого виски. События прошлого августа встали перед глазами, будто случились вчера: слезы Мартины, умолявшей найти сына, его тупая уверенность, что она пришла в Зону шпионить, пачка денег, которыми она пыталась его подкупить… И как он отправил ее в Камышовые поля на верную смерть…
Пока Гончар рефлексировал и занимался самоедством, Лешка успел набрать воды из бочки и растопить печь. Пара обеззараживающих таблеток сделала воду пригодной для питья, но не смогла отбить вкус ржавчины и чего-то химического.
– Как думаете, ее есть можно? – Лешка задумчиво вертел в руках пакет с крупой.
– Чего с ней за восемнадцать лет станется, – проворчал Гончар, отвлекшись от мрачных воспоминаний.
Он подошел к окну. Пустой, мертвый город. Что здесь забыл молодой парень?
После ужина – Лешка перемешал тушенку с кашей – Олег все-таки задал беспокоящий его вопрос:
– Так куда ты направляешься? Вчера прямо все горело, словно на пожар бежал, такая срочность…
Лешка вдруг смутился.
– Может, завтра утром понятно будет.
Гончар заложил ногу на ногу, устраиваясь удобнее на стуле и показывая, что готов слушать.
– Я расскажу, только вы не поверите.
На глаза опять попалась бутылка виски. «Поверю, у меня прививка против неверия», – подумал Гончар, но вслух сказал другое:
– Знал бы ты, что в Зоне творилось в августе. Я тогда не только другим, я и себе не верил.
– Ладно. Смеяться точно не будете?
– Не буду.
Лешка подобрался, решаясь, потом выпалил:
– Она мне снится.
Лицо у парнишки сделалось мечтательным и глуповатым, как у влюбленного.
– Кто? – не понял Гончар.
– Ну… Она. Девушка с длинными черными волосами и раскосыми глазами. Иногда она молчит, и я просто любуюсь ею, но иногда она со мной разговаривает.
– О чем?
– Да вот… – Лешка растерялся. – Утром, как только проснусь, еще что-то помню, но все сказанное быстро выветривается. Остается только ощущение, привкус… Наверное, непонятно говорю?..
– Отчего же, очень даже понятно.
– В последний день в Забайкалье она просила о помощи. Она как-то связана с Зоной, а в Зоне может произойти что-то плохое, и я должен помочь. Я просто не могу остаться в стороне, понимаете? Зона меня приняла, дала укрытие, глаза вылечила, здесь я впервые не чувствовал себя человеком второго сорта, как я мог после этого отказаться? Готовится что-то ужасное, и, чтобы это не случилось, нужно добраться в самый центр, в подземелье, которое находится под старым лабораторным корпусом…
– Так зачем же мы ушли из Забайкалья?
– Там не пройти, только отсюда можно. Только вот что конкретно надо сделать, я не запомнил. Может, она сегодня снова приснится?
– Тогда ложись, а то вдруг времени не хватит. – Гончар не смог удержаться от подколки.
Он достал карту и совместил два шестиугольника обеих Зон – Западной и Восточной. Нашел место, где расположен лабораторный корпус, оставшийся еще со времен лагеря военнопленных, проткнул острием ножа. Странно. В Фолклендской Зоне на этом месте возвышалась гора. Вряд ли неприступная, нет на Фолклендах неприступных гор, но лезть на вершину незнамо зачем…
Ладно, утро вечера мудренее.
Лечь решили здесь же, на кухне, где теплее. Олег принес из комнат одеяла, сложил на полу. Но Лешка не торопился заснуть, возился, ворочался с боку на бок, пока, наконец, не вытерпел.
– Почему вы решили мне помочь? Опытные сталкеры говорят, что самая большая ценность в Зоне – своя шкура, мол, не рискуй ради другого. Когда смерть по пятам ходит, не до верности друзьям, да и нет у сталкеров друзей. Они даже неопытных и наивных вроде меня отмычками называют и берут в Зону только для того, чтобы самим не рисковать. А вы совсем другой.
– Не нужно меня идеализировать, просто мне с тобой по пути, сам же говорил, что те, с кем я в Зону пришел, направлялись к телепорту. А потом, когда ты меня спасал, разве спрашивал себя – почему? Вот и я не знаю. Может, потому, что одному в Зоне нельзя. И вообще, давай спать.
Впрочем, не только Лешку по ночам одолевали демоны. Уже засыпая, Олег вдруг вспомнил, как в Забайкалье перед самым телепортом, когда уже шагнул к Обелиску, краем глаза ухватил за деревьями странную фигуру в черном. Она стояла не шевелясь, лица за низко опущенным на глаза капюшоном не было видно, но Олега не оставляло ощущение пристального взгляда, направленного ему в спину.
«Как в преисподней, – первое, что подумал Феликс Бучек, едва приоткрыл дверь маяка. – Мрак, холод, пустота, безнадега – так мог бы выглядеть ад. Почему-то ад всегда изображают огненным и перенаселенным… Ну да, грешников на Земле хватает… Но настоящий ад – вот такой: холодный и безжизненный, потому что у каждого человека он свой, персональный. Может, и нет вовсе никакой Зоны, а я просто умер?» – промелькнула мысль, но тут же пропала, потому что рядом прозвучало:
– Мрачновато, но в целом норм, как мне и рассказывали.
Странноватый проводник по прозвищу Косорылый с любопытством вглядывался в сумрачный пейзаж. Бучек незаметно перекрестился.