– Любопытно. И как же выглядит эта ваша «грива»?
– А вот она, в трех шагах на четыре часа.
Бучек растерянно застыл на месте. Даже дышать перестал. Его лошадиная физиономия резко вытянулась.
– Где? – выдохнул он.
Метрах в десяти справа действительно в воздухе без какой-либо поддержки висели золотистые нити.
Словак опасливо покосился на аномалию.
– Если бы я ее коснулся, то сошел бы с ума? – осторожно спросил он.
– Стопроцентно только в том случае, если у вас за душой имеется личное кладбище или порядком другого негатива, но убийцы из Зоны и без «гривы» живыми не выходят. Так что на вашем месте я бы хорошо подумал, прежде чем в Зону отправляться. Или вы в своем Интерполе только бумажки перебираете?
Бучек напрягся, но промолчал.
«Нет, не обманешь, – подумал Гончар, – хищник хищника завсегда учует. Есть и у тебя грех на душе, точно есть».
Тема убийств все-таки задела Бучека за живое. Первый вопрос не заставил себя ждать.
– А если, скажем, кто-то убил не просто так, а по долгу службы? Или в качестве самозащиты? Как в этих случаях?
Вопросы были риторическими – ответы на них знала только Зона, а она не делилась с людьми. Если еще можно было догадаться, почему Олега, убившего профессора, Зона отпустила, то совершенно непонятно, почему Косорылый разгуливал по Зоне живее всех живых. Олега, можно сказать, Зона сама к профессору направила, чтобы избавить от страданий, а у Толика два трупа в личном деле. И хорошо, если только два.
– Или во имя высокой цели? – не успокаивался Бучек. – Идеалов, веры?
– Осторожнее, в реку не свались, философ, – проворчал проводник. Он был прав – начался довольно крутой уклон вниз.
– Ага, во имя веры. Крестовые походы были во имя веры, и что? Сколько людей тогда положили? Ради чего? Или вера – это так, для самооправдания? – зло пробормотал Гончар. Рука начала болеть. Боль была нехорошей – резкой, стреляющей в пальцы.
Бучек не ответил. Не расслышал или не захотел отвечать.
– Привал, – заявил Толик, опуская рюкзак на землю.
Почувствовал, что Олегу необходимо вколоть обезбол? Или просто совпало так?
Гончар отошел за дерево – не хотел лишних вопросов – и достал из рюкзака аптечку.
Бучек потоптался на месте, присел на рюкзак и уставился на Косорылого. Он явно собирался задать вопрос.
– А что у вас говорят про лагерь военнопленных в центре Зоны?
– Дык… Ничего не говорят, – откликнулся Толик. – Не о чем говорить, ничего там, кроме груды кирпича, не осталось.
– А правда, что там эксперименты над людьми проводили?
– Даже если и проводили, нам-то что за дело? Все давно быльем поросло. И вообще – пора дальше двигаться.
Спускались медленно. То подтаявший снег скользил под ногами, то, наоборот, приходилось обходить скальные выступы. А ведь еще стоило опасаться ловушек. «Кисель» тут, положим, встретиться не мог, эта ядовитая субстанция предпочитала низины, зато «сковородки» как раз любили места повыше. И даже пару раз попались на пути. Первый раз ловушку заметил Косорылый – вовремя почуял запах жженой резины, вторую аномалию увидел Гончар. Успел догнать и схватить за руку вырвавшегося вперед словака.
Вскоре внизу показалась плотина, в этом месте река подходила ближе всего к центру Зоны. Даже особо не приглядываясь, можно было увидеть, как на другом берегу реки над рахитичным лесом возвышались три трубы бывшего лагеря военнопленных.
– Мне дед рассказывал, эту плотину пленные японцы строили. – В лице Бучека Косорылый нашел преданного слушателя. – Японцев когда привезли целый эшелон, они первое время в палатках жили. От холода очень страдали и от пищи нашей. Их ведь чем кормили? Ржаным хлебом да репой с капустой, по праздникам баранину давали, только они все равно ее не ели, не могли – жирная и вонючая. Потом уже кирпичные бараки построили и эту вот электростанцию, водопровод от реки провели. Электростанция долго проработала, почти до девяностых.
– Странное место для лагеря, – покрутил головой Бучек. – Глушь, тайга. Зачем было затевать такое основательное строительство, их же всех скоро отпустили домой?
– Не то чтобы скоро и не так чтобы всех, – уклончиво пробормотал Толик и, встрепенувшись, показал пальцем на чернеющую вдалеке избу: – А там раньше жили староверы.
Плотина выглядела вполне прочной, над водой выступала бетонная «рубашка», укрепляющая берег. На противоположной стороне реки у самой воды сохранилось небольшое здание из того же темно-красного кирпича, что и лагерные казармы. Деревянный настил узкого, на одного человека, моста над дамбой оказался разрушен, остались только ржавые железные ребра, но по ним вполне можно было перебраться на противоположный берег.
– Держитесь за перила и смотрите под ноги, – сказал Бучеку Олег. Тот растерянно кивнул.
Первым шел Косорылый. Крепко ухватившись руками за перила, он бодро перепрыгивал с одной железной шпалы на другую. Следом за ним двигался интерполовец. Опасливо ставил ногу, словно пробуя металл на прочность, осторожно переносил на нее вес и медленно подтягивал другую. Шедший сзади Гончар видел, как каждый раз белели костяшки пальцев словака, когда он сжимал поручень.
До половины моста добрались до происшествий, и тут Косорылый резко остановился.
– Что там? – поинтересовался Гончар. Спина Бучека заслоняла обзор.
– «Медуза», – отозвался Толик.
– Большая?
– Не, мелкая, но сидит, гадюка, на самой середине, не пройти. Может, повернем обратно, а? – Вопрос был явно адресован Бучеку.
«Нет» прозвучало слишком категорично. И даже последовавший за ним вопрос: «А если другой дорогой?» – не смог смягчить резкость.
– Нет другой дороги, – так же категорично отрезал Толик. – Или вперед, или возвращаемся.
– А если по льду?
– Не выдержит, тепло уже.
– Тогда нужно эту вашу «медузу» как-то убедить, чтобы дорогу освободила.
Проводник хмыкнул, но Олегу показалось, что Бучек говорил вполне серьезно.
– Ну что, попробуем? – положил конец дискуссии Гончар. – Где наша не пропадала.
Косорылый перелез через ограждение, теперь его туловище оказалось с внешней стороны перил, ноги стояли на самом краю железного ребра.
– Тихо, милая, спи спокойно, я тебя не потревожу, – почти ласково пробормотал он, разглядывая «медузу». Осторожно передвинул сначала одну руку, затем так же аккуратно подтащил к ней вторую. Переставил ноги на следующее ребро. Затем повторил свой маневр еще дважды и перелез обратно, оказавшись впереди аномалии.
– Электрическая, зараза. Когда мимо нее проходишь, руки чуток иголками колет. Все-таки близко к ней стоишь. Давай, Европа, не боись.
Бучек перелез через поручень. Теперь, когда его спина не заслоняла проход, Гончар увидел «медузу» – круглое радужное вздутие в диаметре сантиметров десять. Для «медузы» это ничто – чтобы убить или покалечить, силенок не хватит, такая мелочь только и способна, что иголками колоться.
Первый шаг интерполовцу удался. Он двигался медленно, не отрывая взгляд от пульсирующей радужной кляксы. Передвинул левую руку, ухватился за поручень и начал подтягивать правую, и тут «медуза» выстрелила. Бучек машинально оторвал от перил руку и с воплем сорвался вниз.
Олег стянул с плеч рюкзак, быстро перелез через перила на маковку бетонной опоры.
Черт! Внизу чернела водой пробитая падением полынья.
Тормозя подошвами, Гончар съехал вниз по наклонной опоре.
– Осторожнее! Лед может не выдержать! – кричал сверху Косорылый. Быстро, как только мог, он направлялся к берегу.
«Не говори под руку», – мысленно выругался Гончар и пополз к полынье.
Бучек вынырнул, хватая воздух открытым ртом, попытался ухватиться за лед, но тот обломился под пальцами.
– Давай руку! – крикнул Олег, но словак уже погрузился в воду – тяжелый рюкзак тянул его на дно.
Распластавшись на льду, Гончар придвинулся к полынье еще на несколько сантиметров. Лед предательски треснул, но пока держал. Как только над водой показалась голова словака, Олег вцепился руками в ворот его куртки и потянул на себя.
– Помоги! – выдохнул Бучек.
– А я что, по-твоему, делаю, – просипел Гончар.
Выбросив руку, интерполовец судорожно вцепился в локоть Олега. Вытаращенные глаза горели безумием.
С берега слышался стук топора. Правильно, длинная жердь лишней не будет.
Почувствовав, что его держат, Бучек засуетился, засучил ногами и с силой налег грудью на край полыньи. Олег предостерегающе каркнул, но было поздно – лед затрещал и раскололся под тяжестью словака. Теперь оба оказались в воде.
Тело будто обожгло огнем – первая реакция организма на холод.
Цепляющийся за плечи Бучек тянул на дно, но Олегу удалось всплыть. Сердце бешено колотилось в груди, организм, казалось, вопил: «Что же ты, гад, со мной делаешь!» – но пока не подводил.
– Держи! – надсадно вопил Косорылый, протягивая к полынье молодую березку.
– Хватайся! – крикнул Бучеку Гончар, но паника уже полностью завладела словаком, от холода и страха он полностью обезумел. Только судорожно дышал ртом и цеплялся за Олега.
Гончар подтащил его к кромке льда, схватился за палку, подтаскивая ее к словаку.
– Держись!
Наконец-то в глазах интерполовца промелькнуло понимание. Скрюченными от холода пальцами он неловко вцепился в березу сначала одной рукой, потом ухватился второй. Косорылый с силой потянул. Помогая ему, Бучек по-лягушачьи дернул ногами.
Удар пришелся Олегу в грудь, отпихнув его от кромки льда. Погрузившись с головой в воду, Гончар почувствовал, как течением его оттаскивает от полыньи. Он попытался всплыть – не получилось, голова стукнулась о лед.
Пара гребков в сторону.
Всплыть.
Черт, опять лед.
Он закрутился в воде в поисках светлого пятна, но вокруг была только чернота, ни малейшего проблеска света.
Куда плыть?
Страх – дикий, животный, первобытный – окатил холодом, стиснул сердце.
Жить!
Не сдаваться!