«Жила однажды цыганка, по имени Мэг Меррилиз… В наши дни цыгане…»
Мертон читать не умел, но любил, когда ему читали вслух первую страницу газеты.
— На-ка, возьми, — сказал он Брайну громко. — Читай, что там написано.
— Да я не понимаю первого слова.
— Как это не понимаешь? Еще чего! — проворчал Мертон, думая, что Брайн упрямится. — Прочти-ка это первое слово, ну?
Брайн старался изо всех сил.
— Ар-ти, — проговорил он медленно.
Мертон ждал продолжения, но Брайн молчал, и он спросил:
— Это все? Арти? Нет такого слова.
— Там еще много букв, слово большое, только я его не знаю.
— Давай читай, узнаем.
— Не подгоняй, я и так читаю как могу быстро. Я разбираю по слогам: ар-тил.
— Вот дурень, бестолочь, — выругался Мертон. — Ар-тил! Сроду такого слова не слыхал. — Он повернулся, обращаясь ко всем находившимся в комнате: — Что же это за штука — артил, а? Черт меня побери, если я знаю. А вы? Ну, кто-нибудь?
— Да ведь я не дочитал, — сказал Брайн протестующе, снова берясь за газету.
— Так дочитывай. Ну, шевелись, пострел, я хочу узнать, что там пишут нового. Что же это значит — ар-тил? Начало слова или все тут, больше ничего нет?
Брайн негодовал.
— Я дочитаю, только заткнись, не мешай мне. Ар-тил-ле…
— Опять не вышло. — Мертон ткнул его в бок пальцем и подмигнул остальным. — А я-то думал, ты мастер читать, — сказал он нарочито разочарованным тоном. — Должно ж там еще что-нибудь быть, кроме артилле.
— Ага, есть, — отозвался Брайн, поняв теперь, что Мертон шутит. — Есть еще немного, маленький хвостик. Слушай, теперь все прочел: ар-ти-лле-ри-я. — И повторил медленно: — Артиллерия — вот какое слово.
— Опять не слава богу, — проговорил Мертон, озадаченный. — Что ж оно значит, это… Как там, пострел?
— Артиллерия.
— Артиллерия, — повторил Мертон.
— Я не знаю, — сказала Лидия.
— Пушки, что ли, а, Джордж? — спросил Мертон не совсем уверенно.
— Ага, пушки.
— Валяй дальше, пострел.
Брайн медленно прочел:
— Артиллерия ведет подготовку к бомбардировке Мадрида…
Брайн слыхал, что, когда исполняется одиннадцать лет, уже можно получить аттестат, но кто-то сказал ему, что для этого надо еще выучить латинский язык и сдать по нему экзамен.
Как-то вечером он сидел в кухне в Ноуке.
— Бабушка, кто говорит на латинском языке?
— Не знаю, Брайн.
Он повернулся к Мертону!
— Дедушка!
— Чего тебе, пострел?
— Кто говорит на латинском языке?
Он все еще упорствовал, все еще верил, что Мертон, раз он дедушка, должен знать все на свете.
— Понятия не имею, — последовал ответ.
— А ты, дядя Джордж, знаешь?
— Нет, парень, не знаю.
Озадаченный, он снова принялся за свою книжку. Так кто же говорит на латинском? Он спросил Теда Хьютона, и Тед Хьютон тоже не знал. Спросить Джонса значит навлечь на себя беду — затрещину за то, что он, глупец, не знает такой простой вещи, пусть даже никто в классе этого не знает. И уж лучше так и не узнать, думал Брайн, чем получить трепку. Конечно, ясно, что испанцы говорят по-испански, французы — по-французски, а немцы — по-немецки, но кто же все-таки говорит на латинском, на этом странном языке, на котором написаны слова на оборотной стороне монет? Он стал списывать; «Georgius V. Dei Gra: Brit: Omn: Rex Fid:..» да, это, пожалуй, будет еще почище абиссинского. Мистер Джеймс, преподаватель более сдержанный, не пускавший в ход кулаки, когда ему задавали вопросы, объяснил Брайну.
— Но язык это мертвый, — добавил он, — теперь на нем никто больше не говорит.
Тем все и кончилось, одно только беспокойство попусту.
В школьном дворе Брайн перехватил летящий бумажный самолет, и оказалось, что он сделан из странички, вырванной из французской грамматики. Брайн расправил недолетевший бомбардировщик, попробовал разобрать то, что он нес на своих крыльях, — местоимения и существительные с одной стороны страницы, карта Парижа в картинках — с другой. Брайн отдал дюжину шариков за остатки книги, потом пошел разыскал Теда Хьютона и похвастал покупкой.
Черноволосый и бледный Тед умел считать по-французски.
— Братишка у меня безработный, делать ему нечего, вот он и учит французский — книги берет в библиотеке. Он и меня немножко научил.
Они уселись где-то в углу, принялись повторять:
— Эн, де, труа, катр, сэнк, сиз, сет, юит, неф, диз.
— А как будет одиннадцать?
— Забыл, — сказал Тед. — Спрошу брата, завтра тебе скажу.
Названия первых десяти чисел были выучены за несколько минут, остались на полочке памяти на всю жизнь, но вот начиная с одиннадцати и выше — тут дело другое, тут начинался как бы ряд крепких болтов, открывающих двери в неизвестное.
Брайн перевернул страницу грамматики.
— А что такое местоимение?
— Ну, в общем, это имя, — объяснил Тед. — Всякий знает, что это такое.
— Нет, это не имя, это слово вроде «он» или «она».
— Ты что, спятил? — высмеял его Тед. — Местоимение это имя, я тебе говорю.
Брайн сунул ему книгу под нос.
— На, смотри, «они» — это местоимение, так здесь написано, ну, значит, и «ils» тоже. Так как же, черт тебя подери, может это быть именем?
— Бестолковщина, — заметил Тед. — Может, книжка-то уж больно старая.
— Ну нет, — сказал Брайн свирепо. — Если так, заберу свои шарики обратно. — Он полистал страницы. — Все-таки книжка — хорошая, очень много в ней слов. Maison, chemin, chapeau, main, doigt, — произносил он медленно, выговаривая так, как было указано в скобках под каждым словом.
Тед вырвал у него из рук книгу, чтобы посмотреть еще раз, будто не верил, что все эти слова и в самом деле в ней находятся.
— Ага, — сказал он одобрительно, — в общем, неплохая книжонка. — Он полистал страницы, заглянул в конец книги. — Сто девяносто страниц. Длинная.
— Двенадцать шариков за нее отсыпал, — напомнил ему Брайн, выхватывая книгу; раздался звонок, возвещавший, что перемена окончена.
География, история, родной язык — каждый из этих предметов повествовал о странах и людях. В книге «Страны и жизнь» были цветные картинки — верблюды возле больших кораблей на Суэцком канале и снежные вершины гор на экваторе. В «Основах истории» он прочитал о том, как греки захватили Трою, спрятавшись в брюхе деревянного коня, которого сами же троянцы и притащили к себе, думали, это боги послали им с неба подарок (вот дурни, тоже сообразили!). А на уроках английского языка мистер Джонс часто читал вслух «Коралловый остров» или «Унгаву». Но победила география. География — это тетради с нелинованными чистыми страницами, по которым учитель прокатывал валик, отчего получалась контурная карта. Потом учитель писал на доске незнакомые названия, их надо было списывать, наносить на карту. Брайн рылся в посудном шкафу, сдирал заграничные этикетки с коробок и банок, в журналах отыскивал изображения разных континентов и все это наклеивал на странички своей тетради по географии, пока тетрадь не распухла от вклеек и заметок.
Перемена кончилась, старосты выстроили учеников по шести в ряд. Асфальтовая дорожка вела под уклон к уборным. На стене школы, там, где размещались классы малышей и девочек, большими белыми буквами было написано: «Чистота сродни благочестию». Это было сделано по приказу мистера Джонса, он специально нанимал человека заново перекрашивать буквы, чтобы в первые дни каждой новой четверти они сияли и сверкали в укор ораве ребятишек-голодранцев, щеголявших в башмаках со стоптанными каблуками и частенько забывавших умыться.
Над блестевшими шиферными крышами собрались первые тучи, и хлестал холодный дождь, когда они из школьного двора вошли в классы. В такую погоду хорошо под любой крышей, и Брайн радовался, что сейчас по расписанию урок английского языка. Желудок после обеда в «бесплатной столовой» был еще полон, к тому же Брайн рассчитывал дома получить полпенса, раз сегодня четверг — день выдачи пособия.
Телеграфные перестукивания крышками парт и топот ног заполнили класс, в котором учитель еще не появлялся. Никто не отдал распоряжения зажечь свет, и потребовалось немало шума, чтобы рассеять мрак, разлившийся вокруг. Брайн вместе с Тедом и Джимом Скелтоном двинулся к теплым батареям и оттуда стал смотреть, как в проходе между рядами катаются две дерущиеся пары мальчишек; запах от сырых курток и штанов смешивался с запахами дыхания и паркетной краски. Яростный стук дождя за окном усиливал шум в классе.
За стеклом в двери медленно возникла хитрая физиономия и на секунду застыла.
— Назад, по партам! — прошипел Брайн. Мгновение — и хаос сменился порядком. Багровая, оживленная физиономия мистера Джонса поворачивалась то туда, то сюда, он старался, прежде чем войти в класс, охватить взглядом сразу все. Секунды тянулись, как минуты. Брайн отвернулся от физиономии за дверью и почти с улыбкой смотрел прямо перед собой, уставившись в пустоту.
Дверь с треском распахнулась, и при виде сузившихся от ярости глаз смолкло все, только отчетливо слышался стук дождя, барабанившего в стекла. Мистер Джонс схватил четверых драчунов, извлек их одного за другим на середину класса и точно рассчитанными пинками выстроил в ровную линию.
— Из-за чего затеяли драку? — заорал он, тряся мальчугана, стоявшего поближе.
Шум дождя нарастал, будто где-то прорвалась плотина, потому что все, кроме яростно орущего мистера Джонса, казалось, перестали дышать. Жизнь ушла, остались лишь страх и ненависть. Мальчуган не мог ответить, и быстро следовавшие один за другим удары изгнали тишину из класса.
— Почему ты дрался, дубина? — снова завопил мистер Джояс прямо в ухо, по которому только что ударил.
— Просто так, — всхлипнул мальчуган.
— Просто так? — бесновался мистер Джонс. — Как это «просто так», дерзкий щенок?
— Просто так, сэр, — прорвалось сквозь рыдания. Саркастически улыбаясь, мистер Джонс приподнял крышку кафедры и вытащил указку. От злобы он перегнулся чуть ли не пополам, когда кинулся с ней на виновных.