В ее Ленинграде с ней не могло быть Адольфа. Адольф ее обманул, Гурам изнасиловал. Оба они ее предали. Ей не нужен был такой Ленинград. Пройдя в деканат, она написала заявление об отчислении с курса, выдержала атаку изумленного декана, на глазах которого лучшая студентка курса собиралась бросить учебу, коротко объяснила свое решение семейными обстоятельствами. Выглядела она при этом такой измученной, что декан ей сразу поверил, предложил оформить академку, но она решительно отказалась, вытерла подступившие слезы, забрала документы и выскочила на улицу.
До отхода поезда она еще успела съездить на Невский, пройтись мимо Казанского собора, дойти до Исаакиевского, со стороны посмотреть на Медного всадника, у которого вчера вечером была так безоблачно счастлива, как не могла быть больше никогда. У памятника целовалась какая-то парочка.
– Счастливые, – подумала Анна, – потому что молодые… Чего бы им и не быть счастливыми?
Она вдруг поняла, что ощущает себя хорошо пожившей древней старухой, у которой нет впереди ничего, кроме бессмысленного ожидания смерти. Подивившись этому обстоятельству, она, не ощущая вкуса, съела пончик, купленный с уличного лотка, запила его холодным летним квасом и уехала на вокзал, а оттуда в Константиновское.
Маруся встретила ее удивленно, но неожиданно радостно. Видно было, что ей одиноко одной в их огромном старом доме, в котором не слышно шагов любимых. Анна не стала скрывать от мамы, какая беда с ней приключилась.
– Институт-то, может, зря бросила? – осторожно осведомилась Маруся. – Ведь так мечтала по стопам папы пойти.
– Пойду по стопам мамы, – невесело усмехнулась Анна. – Медучилище в Вологде окончу, стану медсестрой. Не могла я, мама, остаться в Ленинграде. Мне там дышать нечем.
– Понимаю, – серьезно сказала Маруся. – Удивительный город. Васеньке столько горя принес, тебе жизнь сломал. Не наше это, доченька, место. Мы с тобой деревенские. Нам тут, видимо, и жить. А что касается любви, встретишь ты ее еще в жизни. Обязательно встретишь.
– Нет, мама, – Анна тихо заплакала. – Я однолюб, как и ты. А значит, никогда мне больше не видать женского счастья.
Через два месяца Анна поняла, что словно в память о страшном последнем ленинградском дне ждет ребенка.
– И хорошо, – сказала, выслушав новость, Маруся. – Дети – это счастье. Воспитаем.
– Так люди же на смех поднимут! Позор безмужней ребенка воспитывать.
– Добрые и умные поддержат, а на дураков да злых нечего и внимания обращать, – возразила Маруся. – Дите ни в чем не виновато.
– Мама, я же не знаю, чей это ребенок, – Анна горько расплакалась. – То ли о светлом память, о ночи, проведенной с Адольфом, то ли о темном, поступке Гурама.
– Да лучше и не знать, – Маруся погладила ее по голове. – Твой это ребенок, Аннушка. Твой и больше ничей. Родится, назовем Васенькой.
Наши дни
Вальтер и Василиса вышли из дома Волоховой, шагнули за калитку.
– Удобно тебе меня провожать, – засмеялась Вася. – В соседний дом.
– А я тебя не провожаю. Ты сейчас соберешь вещи и переедешь ко мне, – его голос не допускал возражений.
– А не быстро ли? – все-таки позволила себе усомниться Василиса.
– В самый раз. Теперь, когда, считай, вся деревня знает, что мы с тобой интересуемся обстоятельствами смерти Багратишвили, тебя нельзя оставлять без присмотра.
– Так уж и вся? По-моему, мы с тобой только с Натальей Игнатьевной поговорили.
– Или ты не деревенская?.. То, что сказано на одном конце деревни, спустя два часа становится известно на другом. Кроме того, ты, может, и не заметила, но, когда мы разговаривали, под открытым окном кто-то стоял.
– Да ты что?! – У Василисы даже голос сел от внезапного испуга.
– Точно тебе говорю. Я, знаешь ли, охотник, я шаги по траве хорошо слышу. Так что, помимо нас троих, есть еще кто-то, кто в курсе. Так что, оставаться в доме у Ангелины тебе опасно. Что могут сделать две беззащитные женщины? Да ничего.
– А ты, значит, меня защитишь? Да, крепкий мужчина?
– Да, – Битнер внезапно стал серьезен. – Вот только мне обязательно нужно в Питер съездить на два дня. Крупная сделка, я ее три месяца готовил, теперь договоры подписать нужно. Может, со мной поедешь? Страшно мне тебя здесь оставлять.
– Нет, – Василиса решительно помотала головой. – Я тут останусь. Если мы с тобой правы, то в самое ближайшее время может произойти что-нибудь интересное.
– Вот это-то меня и пугает. – Он почесал свою крепкую шею и сверху вниз посмотрел на Васю. – Хотя все-таки есть вероятность, что все это – не больше чем совпадение, а Вахтанга убил какой-то бродяга, позарившийся на серебряные монеты.
– Зачем Вахтанг стал бы их показывать бродяге? – резонно возразила Вася. – Нет, Вальтер, таких совпадений не бывает. Я на сто процентов уверена, что он вез эти монеты тебе, а кто-то про это узнал и не дал вам встретиться.
– Этот кто-то не может быть местным. Он должен жить в вашем городе, твоем и Вахтанга. Только там он и мог кому-то рассказать, что собирается сюда, в Авдеево.
– Верно, – согласилась Василиса. – Только тот, кто живет в моем городе, никак не мог знать, в Авдеево ты будешь в день приезда Вахтанга, или в Питере, или вообще в Германии. Тот, кто выманил Вахтанга на встречу в лес, был заранее уверен, что в этот день тебя тут не окажется. А узнать об этом из нашего города невозможно, понимаешь?
– Верно, – Вальтер задумчиво прикусил нижнюю губу. – Иди в дом, собирай вещи. Я тебя тут подожду. Нечего нам такие вопросы обсуждать, стоя посреди улицы. Дома договорим.
– Если Ангелины нет дома, мне придется ее подождать, – виновато сказала Вася. – Рассчитаться, да и вообще. Не по-людски это – взять и уйти, не попрощавшись.
– Прощайся, – Вальтер неопределенно пожал плечами, – я никуда не тороплюсь. Устрою тебя на новом месте и поеду. В моем доме ты точно будешь в безопасности. Главное – двери никому не открывай.
Ангелина была дома. Услышав о том, что Василиса переезжает, она заохала, засуетилась, по-бабьи завздыхала.
– Ой, девка, как же это сладилось у вас так быстро? Да оно и ладно. Валерка-то парень хороший. Состоятельный. В Германию часто ездит, дом у него там. Так-то ты девка, гляжу, не промах. Вон сразу какого мужика оторвала. А посмотришь на тебя, так тихоня тихоней.
– Да ладно вам, тетя Ангелина, – Василиса засмеялась, – можно подумать, я специально кавалера побогаче выбирала. Познакомились мы случайно, сами знаете.
– Ага. Так я тебе и поверила. У меня дочка, молодая, красивая, вроде тебя. Тоже городская. Я уж ей сколько раз говорила: захомутай ты Валерку. Будешь в Питере жить, как сыр в масле кататься. Ан нет, не получилось у нее. Уж она вокруг него и так, и сяк, а он – ноль внимания. А ты сразу подцепила, зубастенькая.
Ангелина посмотрела на Васю чуть ли не с ненавистью. Девушка испуганно отпрянула, но выражение лица хозяйки тут же сменилось на привычное, строго-хмурое.
– Ладно, не бери в голову. Как моя мать говорила, на каждый болт найдется гайка. Просто моя Катюшка с другой резьбой, вот Битнеру и не подошла.
– Я у вас пять дней прожила. Вот деньги. И спасибо за гостеприимство.
– Да не на чем, – Ангелина добродушно рассмеялась. – Может, поругаетесь еще, так возвращайся. Твоя койка завсегда тебя дождется.
– Спасибо, – Василисе почему-то захотелось побыстрее уйти из этого дома.
– Погоди, – окликнула ее уже с порога Ангелина. – Я вот рогулек напекла с творогом, возьми. Вечером с Валеркой поедите. Разогреешь в микроволновке. Уж всяко у него микроволновка есть.
– Вальтер в Питер вечером уедет, – сказала Василиса и осеклась.
– Ну, сама поешь, эка невидаль. Давай-давай, бери. Вкусные рогульки. Я вместо сахару мед внутрь положила, так что понравится тебе, не думай. И не сердись на меня, дуру старую. Позавидовала я тебе из-за Валерки. Правда в зятьях его представляла. Да, видно, не судьба.
Василиса выволокла свою сумку на крыльцо, где ее терпеливо дожидался Вальтер.
– Пошли? – спросил он.
– Пошли, – кивнула она. – А ты, оказывается, сердцеед.
– В смысле?
– Да меня сейчас Ангелина чуть не съела. Оказывается, на тебя ее дочка виды имела, а ты меня, замухрышку приезжую, к себе в дом ведешь.
– Чего? – Он от изумления даже остановился. – Какие виды? Какая дочка? Катька, что ли? Прошли те годы, когда я, сопляк зеленый, на такую дешевку повелся бы. Грудь домиком, губки бантиком, попа гузкой, лобик сердечком. Фу, пакость.
Описанная картинка была такой живой, что Вася невольно рассмеялась.
– Бог с ней, с Ангелининой дочкой, – сказала она. – Давай лучше продолжим про убийцу разговаривать. На чем мы остановились?
– На чем? – переспросил Вальтер, откровенно любуясь ею, сосредоточенной и серьезной.
– На том, что кто-то из местных должен был знать, что тебя нет в Авдеево.
– Я здесь о своих перемещениях так-то особо никому не докладываю. Приехал – здрасте. Не приехал – тоже хорошо.
– И все-таки, кто из местных мог знать, что ты в Германию едешь, а значит, тут ни при каком раскладе не появишься?
– Наталья Игнатьевна. Я в последний приезд ей говорил, что у меня в Питере дел недели на три, а потом я в Германию полечу. Предложил ей за лекарствами в Сергиев Посад съездить, потому что иначе меня потом месяц не будет.
– Во-о-от, – удовлетворенно протянула Василиса. – Остается только узнать, могла ли Волохова знать, что Вахтанг сюда собирается. Это она говорит, что с ним незнакома, но это ведь совершенно не обязательно правда.
– А мне вот интересно совсем другое, – задумчиво сказал Вальтер. – Полиция ведь не сидит сложа руки. Они наверняка уже тоже раздобыли какую-то информацию, и если бы мы не играли с тобой в доморощенных Натов Пинкертонов, а делились всем, что узнали, с правоохранительными органами, то, может, и дело бы быстрее сдвинулось с мертвой точки.
– Пожалуй, ты прав, – задумчиво согласилась Вася. – Я позвоню сегодня майору, который ведет дело об убийстве. Тем более что он уже вполне мог решить, что я сбежала от правосудия. Я же у него была подозреваемой номер один. А если не у него, то у следователя точно.