«Я никого не люблю-ю», – напевала она и сворачивала в сторону, как только на горизонте возникал Каверин. А когда он улыбался и махал ей рукой через всю столовую, напоминала себе о том, что ей «ничего не надо». Попутно подсчитывая дни до окончания смены.
Рутину немного разнообразило появление нового лица. Катя в тот день удивительно быстро расправилась с едой и ускакала в библиотеку. Как только Янка осталась одна, новенькая подсела за ее стол, тряхнула волосами редкого – кофе с молоком – цвета и представилась Ланой. Производное от Светланы, видимо. Она вела себя так, словно была какой-то давней забытой знакомой, хотя Янка была уверена, что видит ее впервые в жизни.
– У меня сейчас не лучшее время. Приехала отдохнуть. Ни-ка-кой личной жизни – только это, – разоткровенничалась Лана. В подтверждение своих слов она помахала электронной книгой.
– Разве так можно? – удивилась Янка.
– Вообще-то нет, но мне – да.
Ясно. Чья-то очередная родня.
– Расскажешь, кто здесь кто?
Янка нехотя перечислила имена вожатых. Говорить ей в последнее время в принципе не хотелось, а тут вдруг – такое вторжение.
– О’кей, спасибо тебе за компанию, – улыбнулась Лана. Ямочки на щеках. Очаровательно. – Еще увидимся, договорились? Пойду расти над собой.
И снова кивнула на читалку.
Минус день. А Янка по-прежнему твердила аффирмации.
С накатанной колеи едва не сбила Мирра. Точнее, репетиция. Долгожданная возможность постоять на сцене – для этого Янке и ее подопечной выделили целых полчаса драгоценного клубного времени.
– Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались… – наперебой твердили обе, спеша в клуб по липкому снегу. На кудрях юной артистки для полного погружения в образ покачивалась пилотка со звездой.
Влетели в зал, стряхнули с ботинок снежную жижу. Янка сразу услышала знакомые голоса. Эти двое занимали зал часами, а остальным – как хочешь, так и выкручивайся. То, что увидела Янка, вообще не имело отношения к грядущему празднику. Два голоса – низкий каверинский и хрустально-звонкий Метлицкой – выводили рок-балладу о ночных кошмарах некой юной особы.
– Засыпай, на руках у меня засыпай… – увещевал лирический герой. – Засыпай под пенье дождя! Далеко, там, где неба кончается край, ты найдешь потерянный рай.
Оба выглядели так, как будто уже нашли.
Янка нарочно громыхнула стулом. Хорошенько поддала ему ногой. Почти опрокинула.
– Ой, Ян. Привет. Тайм из ап, понял. Уходим.
Денис прислонил гитару к стене, спрыгнул со сцены. Подал руку своей напарнице, и она в точности повторила его движение. Одарила Янку неразборчивым «здрассте» и направилась к выходу.
Каверин задержался рядом.
– У тебя все в порядке? Ты в последнее время какая-то замороченная.
– В порядке, – пробубнила Янка тоном, который красноречиво свидетельствовал об обратном. Однако Дениса формулировка устроила.
– Ну и супер.
«Яникогонелюблю, – мысленно постановила Янка. – Мненичегоненадо».
Ох, некогда сейчас об этом думать…
– Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались, как нас обнимала гроза? – затараторила Мирра. Она уже успела взобраться на подмостки и чувствовала себя там прекрасно.
Ничего не боится. Правильно Катя ее выбрала.
– Мирр, тебя не слышно, – занудствовала Янка, но на то она и репетиция, чтобы ко всему придираться. – Давай сначала и погромче.
– Ты! Помнишь! Товарищ!
Бесшумно подошел Дамир Поливанов. Занял свое законное место перед сценой и сходу оценил масштаб трагедии.
– Что она у тебя орет, как потерпевшая? Микрофон же будет.
– Сейчас-то нет.
– Гремела атака, и пули звенели, и ровно строчил пулемет… – старательно распиналась девочка.
– Так, стоп. Ты сейчас сама строчишь ровно, как пулемет. «Гремела атака» надо говорить грозно, а «пули звенели» – звонко…
Поливанов тем временем достал откуда-то беспроводной микрофон, побубнил в него «раз-раз» и протянул обрадованной Мирре.
– В далекий! Край! Товарищ! Улетает!
– Теперь можно потише! – гаркнула Янка, чувствуя, что как педагог она сегодня не состоялась. – Ой, все. Отрепетировали.
– Устала?
Янка покосилась на ди-джея с подозрением. Сочувствует, что ли? С чего вдруг?
На всякий случай промолчала. С самого первого дня Поливанов вызывал у нее необъяснимое опасение. К гадалке не ходи, а от таких вот сероглазых мажоров с загаром не по сезону ничего хорошего ждать не следует.
– Мирр, последний раз – и свободна. Ты молодец.
В корпус возвращались бодрой рысью. Янка благодарила небеса за то, что без потерь прожила еще один день. Ужин, дискотека, отбой. Аллилуйя.
Отряд встретил непривычной тишиной. Янка даже решила, что все давно в столовой. Ан нет – сидят на полу вокруг Кати. Свет погасили.
– … Но дети пропали, как будто их и не было.
Я-асно… Катя страшилки травит.
– А на следующий день в столовой были пирожки с мясом. Одной девочке в пирожке попался человеческий зуб. Повар сказал, что это у него выпал зуб и случайно попал в кастрюлю с фаршем… Потом кому-то попался в пирожке но-оготь… Повар сказал, что у продавщицы на рынке не было ногтя. Наверное, это он в фарше и оказался. А потом один мальчик нашел в пирожке записку – совсем маленькую, размером с почтовую марку. В ней было написано…
– Вот же ж мерзость, – скривилась Янка.
– Нет. Там было написано: «Помогите! Повара нас поймали и хотят сделать из нас ФАРШ!»
Дети с визгом повскакивали с пола и ломанулись в спальни – переодеваться к ужину. Вожатые переглянулись.
– Надеюсь, пирожков сегодня не обещали?
– Обещали. Иначе почему, как ты думаешь, я рассказала именно эту историю?
…Четыре отряда с энтузиазмом наворачивали пирожки с мясом. И только первый кис над тарелками, на удивление быстро перевыполнив план по гречке.
Пропажа обнаружилась случайно. Сразу после отбоя.
– Ой, – сказала Янка и в третий раз обшарила карманы. – Походу посеяла.
– Вспоминай, когда ты видела их в последний раз.
– Даже вспоминать нечего: перед дискотекой. Закрыла комнату и положила в карман.
– Значит, в клубе выронила. Поливанов, конечно, до полуночи заседает, но… Хочешь, завтра вместе поищем? – предложила Катя. – Сейчас-то я с тобой. Не понадобятся.
Отперев замок своим ключом, она скрылась в темноте спальни. Янка просунула голову внутрь и проныла:
– Утром некогда будет. А вдруг на улице выпали? Затопчут в снег – что тогда?
– Блин. Я б с тобой сходила, но у меня вечерний разговор с мамой. Ладно, топай. Только не задерживайся.
Янке и самой дико не хотелось возвращаться, но выбора не было. Она побродила по дорожке, попинала сугробы. Сунулась в клуб и убедилась в Катиной правоте насчет Поливанова. В пустом зале гремела музыка, по полу и стенам разбегались зеленые лучи. К счастью, кроме Дамира в клубе никто не торчал. Янка тщательно глядела под ноги, но видела только дурацкие мельтешащие точки. Хоть бы свет включить, что ли…
– Что-то потеряла?
«Заметил», – с досадой подумала Янка. Пришлось подойти ближе, чтобы не перекрикивать музыку.
– Ключи.
– Такие?
В его ладони качнулся зеленый брелок с номером комнаты. Сам же прекрасно знает. Издевается.
– Твои, значит? Это меняет дело. Что мне полагается за находку?
– А что ты за нее хочешь? – напряглась Янка.
– Ого, такой простор для фантазии… – Дамир смеялся уже в открытую. – Ладно, шучу. Держи. Хотя, жаль отдавать. Честно, жаль. Я вообще-то на тебя чертовски обижен и должен страшно отомстить. Надо же было додуматься подослать Якушеву. Но остроумно. Я оценил.
– Благодарю, – отрезала Янка и собралась было отправиться восвояси, но засмотрелась на то, как ловко он управляется с множеством переключателей на диджейском пульте. Только что притопывала в такт одному ритму и сама не заметила, как он сменился совсем другим. – Слушай, как ты это делаешь?
– Что именно? Сведение? На, держи. – Дамир приложил к ее уху один здоровенный наушник. – Здесь трек, который пойдет следующим. Нужно только грамотно выбрать момент. Сейчас. Плавно тащи бегунок и выводи громкость. Во-от…
Видимо, Янка что-то делала не совсем верно, потому что Поливанов, желая помочь, накрыл ее ладонь своей. От запаха имбиря и перца кружилась голова. Честно говоря, она уже жалела о проявленном любопытстве. Не рассчитывала на столь обстоятельный ответ.
– Ну, все. Пошли.
– Куда? – отчаянно тормозила Янка.
– Танцевать, конечно. Ян, да ладно. Не думай о нем. Его здесь нет.
Знал бы он, что только сейчас Янка впервые по-настоящему освободилась от навязчивого каверинского присутствия в своей голове. Ее заполнила музыка. Рваная, нервная. Слишком громкая, чтобы думать о чем-то еще.
Но потанцевать они не успели – Дамир подскочил к пульту и вырубил звук.
– Что слу…
– Тихо. Мне показалось или?..
Даже сквозь звон в ушах Янка расслышала резкий хлопок. А потом – крик, не крик… Голоса. Сразу много.
– Стреляли, – коротко подтвердил Поливанов, и оба не сговариваясь рванули на улицу.
К счастью, обходить лужи крови и тела поверженных врагов не пришлось. Неподалеку от главного корпуса мялся перед очами директора лагеря охранник дядя Толя с двустволкой в руках. Вокруг столпились встревоженные вожатые: Кира, Катя в куртке поверх пижамы, виновник всех Янкиных бед Паша и Денис Каверин (куда же без него).
– А я спрашиваю – кто разрешил оружие в лагере? – гремел Петр Геннадьевич над понурым секьюрити.
– Так ведь мало ли что, Геннадьич. У меня холостые. Пугнуть там, если что. Я ж в воздух.
– Зачем? Что тебе на этот раз примерещилось?
– Страхолюдье! – выпалил дядя Толя и быстро обмахнулся крестным знамением. – Вот те крест, всего сто грамм после ужина. Как стеклышко. А он… это… Во-он оттуда выскочил – и на меня. Весь белый, волосищи до пояса. Увидел меня и лыбится, чучело огородное. Я ружьишко вскинул – стой, говорю, кто такой и что тут забыл? А он захохотал эдак… ну, не по-людски – и к воротам. Не бежал, а по два метра за шаг отмахивал! Я и пальнул пару раз со страху.