Похоже, настало время пообщаться с Петром Геннадьевичем. Причем срочно.
Глава 12«Пинкертоны»
Один задавал вопросы, второй постоянно что-то записывал.
Янка сама не заметила, как рассказала все. Даже про Владу, которая куковала сейчас на даче Кавериных. Даже про то, что Владиного папу убили совсем недавно, а Денис это видел.
Она была уверена, что следующей, кого позовут в кабинет директора, будет Лана. Но этого не произошло. Следователи оставили Янку в одиночестве и вышли на балкон, где нервно курил несчастный Петр Геннадьевич. Известие о пропаже сына состарило его на десяток лет разом.
Янка ерзала на стуле, не понимая, можно ли ей уйти. Вроде не отпускали, но и подождать не просили. Только сейчас она по-настоящему осознала серьезность ситуации. Эти двое немногословных мужчин явно не стали бы тратить время на ерунду и тем более так долго о ерунде совещаться.
Наконец к ней вышел тот, что постарше, – с коротким ежиком седых волос, прокуренный и помятый, словно не спал несколько суток подряд. Впрочем, возможно, так оно и было.
– Янина Станиславовна, – обратился к ней мужчина и неожиданно улыбнулся. Глаза-льдинки потеплели. – Ну и заковыристое у вас имя, не иначе, будущая начальница!
Внимательно посмотрел на испуганную Янку и снова стал серьезным.
– Яна, скорее всего, вас тоже попытаются выманить за территорию. Не сопротивляйтесь и идите. Это нужно для того, чтобы найти Дениса. Ничего не бойтесь, мы будем рядом. Никто не причинит вам вреда.
– Я буду вроде как… подсадная утка? – догадалась Янка, припомнив полицейские сериалы.
– Зачем же так грубо? Вы можете отказаться. Но тогда поиски продлятся дольше. И неизвестно, что может случиться за это время.
– Я согласна, – быстро сказала Янка, пока строгий следователь не подумал, будто она сомневается. Какие могут быть сомнения, когда Денису нужна помощь?
Тем более втравила его в эту историю именно она, Янка…
За дверью директорского кабинета топталась Кира.
– Ян, как?
– Да никак, – призналась она и поспешила смыться. Еще не хватало – разреветься на плече старшей вожатой. Янка считала слезы вещью сугубо личной и предпочитала размазывать их в одиночестве.
А лучше – думать. Думать и еще раз думать. Лана. Стопроцентно настучала, коза! Но если кольцо у Дениса – а так оно и есть – почему он просто не отдаст его Дольскому? Или тому нужно что-то другое? Или кольцо уже не у Дениса?
Рассуждения зашли в тупик. Интересно, как «они» будут ее выманивать. Не пропустить бы.
А страшно, ох, до чего страшно… Надо позвонить родителям. Может, в последний раз поговорить, попросить прощения, если что не так… Нет. Ей же обещали, что с ней ничего не произойдет. Хотя они, наверное, всем так говорят.
Дозвонилась до мамы. Как дела? Отлично. Скоро домой. Да, получается. Нет, не сложно. Пока? Пока.
Пальцы листали телефонную книгу. Одногруппники, друзья. Кристина Соловьева.
Сколько раз за смену Янка поминала подругу недобрым словом. «Легкая смена», «природа», «отдохнешь»… а сейчас – злости не было. Испарилась, выветрилась, сгинула в туман. Наоборот – Янка поняла, что до смерти соскучилась. И благодарна – да, именно так. За Дениса.
– Янчик, ты? Ты что, плачешь?
Кристя. Лучший в мире слушатель и утешитель. Кристя, которой можно доверить ключи от квартиры, стипендию всей группы, сердечную тайну. Надежная, как швейцарский сейф и мудрая, как третейский судья.
И вот сейчас верная Кристя начала шмыгать носом вместе с Янкой, стоило только той заговорить про Дениса.
– Зачем я тебя отпустила? – шумно дыша в трубку, причитала подруга. – Может быть, уедешь оттуда прямо сейчас?
– Не могу-у, – выла Янка. – А как же Дэн? Кажется, я его люблю… Нет, точно-о!
– А помнишь, как мы в детстве над ним угорали? – хихикнула Кристина. Это тоже было в ее стиле – находить смешное там, где его и в помине не было.
Однако в Янкином сознании «над ним» никак не увязывалось с «детством».
– В смысле?
– Ян, ты чего? Когда в Крым ездили. Я еще в первый день обгорела, как курица-гриль, и дома осталась. А ты, предательница, с моими предками в кафе пошла. И Дэн с папой тоже там был. Сама же рассказывала…
Янка так и села с телефоном в руке. Соловьева, где же ты раньше пропадала со своими намеками?
– О, нет! Тот чудак, который всю дорогу нес какую-то ерунду, и был Дэн Каверин?
– Янчик, ну ты даешь! Пришла такая из ресторана и рассказываешь – ко мне клеился очкарик в шортах и с биноклем. Особенно бинокль тебя поразил, ты всю неделю потом про него вспоминала.
– Потому что очки и бинокль… ну… это странно.
– И звезды показывал, и стихи читал… – безжалостно перечисляла Кристина, слово за словом воскрешая в Янкиной памяти те ее детские эмоции – скуку, досаду и желание поскорее вернуться ко взрослым. Там хоть разговоры интересные, а здесь… Ну, море. В темноте все равно почти ничего не видно. Ну, пляж. Так никого же нет, а ходить по камням неудобно – того и гляди, ногу подвернешь или сандалия соскочит. До кучи – кавалер привязался. На год старше Янки, а даже она, мелкая – на целую голову выше. Очки еще эти дурацкие. И шорты. И панама с широкими полями, несмотря на отсутствие солнца. Огромный бинокль в тощих мальчишечьих руках.
Одним словом, кавалер. Завидный.
И стишки какие-то вроде были, но она не вслушивалась и вообще весь вечер думала о своем.
Позже она увидела его еще раз, уже при поддержке острой на язык Соловьевой. Та взяла общение с непритязательным пацаном на себя. Глумилась от души, благо, родители ушли далеко вперед. А ботаник глаз не сводил с Янки, и это злило еще больше. Хотелось стукнуть его хорошенько, чтоб не пялился, и убежать.
– Хотя я тебя понимаю, – продолжала щебетать Кристина. Ее голос вдруг снова появился, как будто кто-то резко включил звук. – Сама его потом долго не видела. А когда приехала в «Искатель» – обалдела.
Да уж, было с чего…
В реальность вернул осторожный стук в дверь. Воровской какой-то. Неуверенный.
– Да! – крикнула Янка, а подруге шепнула: «Перезвоню».
«Вот оно», – стукнул в висок невидимый молоточек. Да так и продолжил: «Вот-оно-вот-оно-вот-оно». Хотя правильнее было бы – она. Румяная с мороза, волосы редкого кофейно-молочного цвета растрепались, куртка нараспашку. Можно подумать, бежала. Нет, стремглав неслась.
– Ян… там… это… Денис Каверин вернулся. Тебя просил позвать.
Грубо. Топорно. Если бы не особое указание седовласого следователя, с места бы не двинулась. Еще бы и Лану направила соответственно.
А так – встала и пошла. За этой Иудой, молью диванной, гадиной недодавленной. Молча пошла, безропотно. Неубедительно. Впрочем, Янка и не собиралась в чем-то ее убеждать. Перетопчется.
«Вот-оно-вот-оно-вот-оно!» – вконец озверела незримая киянка.
Только бы те двое из кабинета Петра Геннадьевича вовремя подсуетились. А то, может, сидят себе, чаевничают и знать не знают, что уже…
Вслед за Ланой Янка вышла за ворота. Предательница и не думала останавливаться. Топала себе дальше с приличной крейсерской скоростью, пока не уткнулась в заваленную снегом автобусную остановку. Разумеется, автобусов век не видавшую.
Зато рядом поджидал черный внедорожник с включенным двигателем. Четыре сцепленных кольца на решетке радиатора.
Дольский.
Жир стекал на тарелку густыми рыжими каплями. Рядом постепенно вырастала гора скомканных салфеток. Шлеп – прилетела еще одна. Чавканье, звучный глоток из стакана. Шлеп.
– Надоела мне ваша песочница. Карта где?
Пока Янка лихорадочно соображала, о чем идет речь, общую могилу сестер по несчастью пополнило еще два бумажных комочка.
– Тоже молчать будешь? Плохо.
Очередной кусок непонятно чего не удержался на вилке и плюхнулся в лужу соуса. Брызги осели на белоснежной рубашке «мецената».
– Вот же… – Тарелка проделала недолгий путь через весь стол и остановилась неподалеку от Янки. – Что, птица, не клеится у нас беседа? Не клеится…
– У меня нет никакой карты, – призналась Янка. Как в школе. Учил? Учил, но не помню.
– Может, ты и про тайник не знаешь? – прочавкал Дольский и принялся выковыривать из зубов остатки ужина. Бр-р.
– Знаю. – Судя по всему, увиливать не было никакого смысла. – Там лежало письмо. Вот.
Янка протянула сложенный вчетверо листок. Тот приоткрыл, заглянул внутрь и бросил его рядом с провинившейся тарелкой.
– На понт не бери, малявка. Училка сказал – карта. Я ему верю. Не мог он врать… в той ситуации, – гоготнул Дольский, и Янка догадалась, на какую «ситуацию» он намекает.
Залесский не мог соврать перед смертью.
– Я все скажу, – быстро проговорила она. Тело с ног до головы покрылось липким потом. Как перед прыжком. Или падением.
– Говори. – Он кивком предложил ей сесть, и Янка буквально упала на табурет – ноги перестали ее держать. Где же эти обещанные «защитники»?..
– Карты не было, честно! Только письмо. Там все написано. Про земскую школу. И кольцо. Мне его Залесский сам… отдал. Но сейчас у меня его нет.
Мысли скачут. Язык со страху не ворочается. Как же ему объяснить?
– Что-то ты опять мне, птица, впариваешь… Иди. Вспоминай, где карта. Иди-иди.
Дольский предлагает ей уйти? Отпускает восвояси?
Янка встала и сделала несколько неуверенных шагов. Где-то здесь должен быть подвох. Просто обязан. Но широченная гора в тесном пиджаке продолжала нависать над пустым столом.
Все еще боясь поверить в чудо, Янка доползла до двери.
И хорошо, что не поверила. Больно было бы разочаровываться.
У выхода ее с нежностью металлопрокатного станка принял в объятья телохранитель Дольского. Стиснул плечи ладонями-клещами и бесцеремонно впихнул в смежную с кухней комнату. Как и все в этом доме – пустую. Бетонные стены, лампочка Ильича под потолком. Один-единственный табурет – брат-близнец того, на котором Янка дрожала в кухне.