— Мальчик мой…
Он слегка встряхнул ее руку.
— Ты говорила о тройне, которую родила одна из дочерей Пинкотта. Которая из них — Минни?
— Нет, дорогой, Элайза. — Она уставилась на него по-детски ошеломленными голубыми глазами.
— Ну, это не имеет значения. Дело вот в чем. Ты попросила меня достать их снимок из верхнего левого ящика твоего бюро.
— Не понимаю…
— Сейчас поймешь. В этом ящике ты хранишь твой ключ от церкви?
— Да.
— Ну так вчера вечером его там не было.
— Этого не может быть, дорогой.
— Тем не менее это так.
— Но ключ всегда там, за исключением тех случаев, когда мисс Браун идет практиковаться, А вчера вечером…
— Знаю — она играла на рояле, сидя к нам спиной. Но ключа в ящике не было. Там не было ничего, кроме пачки счетов и фотографии.
Мисс Софи освободила руку, подошла к бюро и выдвинула верхний левый ящик. Счета и фотография Элайзиной тройни были на месте, А поверх снимка лежал четвертый ключ от церкви. Гарт уставился на него через плечо мисс Фелл.
— Вчера его здесь не было, тетя Софи.
— Не может быть, — повторила мисс Фелл, но теперь она выглядела обеспокоенной.
Гарт обнял ее за талию.
— Если бы он был в ящике, тетя Софи, я не мог бы его не заметить. А сейчас снимок лежал бы не под ним, А сверху. Я достал фотографию и положил назад, но ключа там не было. Кто-то успел вернуть его позже. Только так он мог оказаться сверху фотографии. Неужели ты не понимаешь?
В голубых глазах мелькнул испуг. Мисс Фелл закрыла ящик дрожащей рукой.
— Тут какая-то ошибка, дорогой. Думаю, нам больше незачем говорить об этом.
Глава 11
Гарт сидел на перелазе у края монастырского леса и насвистывал «Расскажи это солдату, расскажи это матросу, расскажи об этом парню из морской пехоты». Он сидел спиной к лесу, через который добрался сюда по извилистой дорожке, именуемой местными жителями Тропинкой влюбленных, и лицом к полю, где темнели развалины монастыря. Там еще стояла пара арок, под которыми некогда бродили монахи, но от часовни, трапезной, спален и кухни оставались только груды камней, значительную часть которых растащили на надгробья, ступеньки крылец и верхушки колодцев. За полем и окружавшей его высокой живой изгородью тянулась аллея, ведущая в Прайорс-Энд. Среди деревьев виднелась крыша дома. В ближайшем к нему участке изгороди находился еще один перелаз.
Гарт свистел, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. Ему хотелось повидать Дженис и услышать то, что она скажет, прежде чем размышлять об осколке стекла на лестнице в пасторском доме, другом осколке на подошве ботинка Звана Мадока и странном поведении ключа теги Софи. Но куда легче заставить себя не думать вовсе, чем перестать думать. За глупыми словами песенки, которую он насвистывал, маячили тени смутных, подсознательных размышлений. Гарт испытал облегчение, когда у дальнего перелаза появилась Дженис. Он спрыгнул наземь и зашагал ей навстречу.
Щеки девушки разрумянились от быстрой ходьбы. На ней было то же белое платье, что и на дознании, но она сняла шляпу с черной лептой. Солнце золотило пряди ее коротких каштановых волос. Гарт снова подумал о том, как мало изменилась Дженис. Блестящие глаза, не имеющие определенного цвета — они могли выглядеть то серыми, то карими, то зелеными, — смуглое остренькое личико и короткое белое платьице могли принадлежать десятилетней Дженис с таким же успехом, как и в возрасте двадцати двух лет.
— Ты не слишком выросла, — с улыбкой заметил Гарт.
Девушка покраснела еще сильнее и выпятила подбородок.
— А чего ради мне расти? Когда ты видел меня в прошлый раз, мне было девятнадцать. После девятнадцати лет люди уже не растут.
— А вот я вырос на целых два дюйма, — возразил Гарт, поддразнивая ее взглядом.
— По-моему, это излишество. В тебе и так было целых шесть футов. Да и кому хочется быть ростом в несколько ярдов?!
Гарт рассмеялся. Было нелегко отличить ее от маленькой девочки, которой безумно хотелось вырасти и которая точно также краснела, когда он ее дразнил. Но внезапно прошлое отступило. Старый безопасный мир со своими правилами и образом жизни исчез навсегда. Насилие, сотрясающее землю, достигло Борна, ибо застрелился или был убит Михаэль Харш, он умер потому, что австрийский маляр размечтался об империи, о которой не помышлял и Цезарь.
— Я хочу поговорить с тобой, Дженис, — сказал Гарт. — Куда бы мы могли пойти — на холмы?
— Да, если хочешь.
— Или останемся здесь, если тебе жарко. — Он заметил, что краска сбежала с лица девушки и она выглядит усталой. — Тут есть где посидеть.
— Да, пожалуй….
Они нашли место, где груда камней скрывала их от аллеи. Гарт вновь ощутил, каким далеким стало прошлое. Маленькая Дженис могла целыми днями бегать, как кролик, не думая об усталости.
— Ты скверно выглядишь, — сказал он нахмурившись. — Эго из-за истории с Харшем?
— Да. Не только потому, что он умер. — Девушка склонилась вперед. — Гарт, он не застрелился — я это знаю.
— Если ты что-то знаешь, то должна была сказать об этом на дознании, — и он строго посмотрел на Дженис.
— Ноя…
— Ты просто думаешь, что он не застрелился, но в действительности ничего не знаешь.
Перед ней был прежний Гарт, говоривший с превосходством человека, который на пять лет старше своего собеседника. Дженис прореагировала сразу же.
— Не будь таким глупым. Знать можно не только факты, но и человека — причем достаточно хорошо, чтобы быть уверенным в его неспособности сделать такое.
— Ты имеешь в виду, что покончить с собой было бы не в духе Харша?
Ее «да» прозвучало достаточно убежденно.
— Но неужели ты не понимаешь, Дженис, что, когда человек выведен из равновесия, он делает то, что ему абсолютно несвойственно? Обычно люди не стоят на голове и не ходят на четвереньках, но с психически неуравновешенными такое случается. Сдерживающие центры перестают действовать, и он совершает поступки, о которых бы не помышлял, будучи самим собой.
Дженис смотрела на него своими блестящими глазами.
— Он не делал этого, Гарт.
— Ты просто упорствуешь. У тебя нет никаких оснований это утверждать.
— Есть. Ты меня еще не выслушал.
— Ладно, говори.
Дженис оперлась локтем о колено и опустила подбородок на ладонь.
— Мистер Харш появился здесь пять лет назад. Его жена и дочь погибли еще раньше. У него было достаточно времени покончить с собой, если бы он намеревался это сделать. Нацисты лишили его всего, но даже они не смогли повредить его ум. Почему же он должен был повредиться сейчас? Какой бы ужасной ни была трагедия, она теряет остроту через пять лет. В тот последний вечер мистер Харш говорил мне, что вначале продолжал жить, потому что хотел отомстить, и думал, что вещество, над которым он работал, поможет ему в этом.
— Да, харшит.
Ее лицо изменилось.
— Ты знаешь об этом?
— Да, поэтому я здесь. Только никому не говори, Джен.
Щеки девушки вновь порозовели. Она кивнула и продолжала.
— Но он сказал, что теперь все это прошло, что жажда мести не является цивилизованной. Мистер Харш хотел только остановить творящиеся ужасы и сделать людей свободными. Он говорил о работе с мистером Мадоком и спрашивал, буду ли я ему помогать. Как видишь, все это не похоже на психически неуравновешенного. Мистер Харш не был таким. Я год прожила с ним в одном доме и знаю это. Он был мягким, предупредительным и очень терпимым — всегда думал о других. Мистер Харш не назначил бы встречу с… — Она внезапно остановилась.
— С сэром Джорджем Рендалом, — подсказал Гарт.
— Ты и это знаешь?
— Я выполняю его поручение — по об этом тоже не нужно распространяться. Продолжай.
— Я хотела сказать, что он никогда не назначил бы эту встречу, если бы не собирался ее проводить.
Гарт откинулся и посмотрел на нее. Несомненно, Дженис страстно верила в то, что говорила. Ее глаза, губы, цвет лица являли собой картину абсолютной убежденности. На Гарта это произвело достаточное впечатление, чтобы придать больше веса таким вещам, как два осколка стекла и ключ.
— Хорошо, — заговорил он. — Ты высказалась — теперь моя очередь. Я хочу, чтобы ты ответила на несколько вопросов. Согласна?
— Да, если смогу.
— Ты думаешь, что Михаэля Харша убили?
Дженис стиснула руки знакомым жестом и побледнела.
— Я этого не говорила.
Гарт нетерпеливо дернул плечом.
— Если он не покончил с собой, значит, его убили, верно? Что же еще ты говорила, если не это?
Дженис посмотрела на свои руки.
— Да, — еле слышно произнесла она. — Это звучит так ужасно.
Так мог бы говорить испуганный ребенок во время грозы или бомбардировки.
— Убийство всегда ужасно, — мрачно отозвался Гарт. — А если это убийство, то убийца все еще на свободе. Давай вернемся к моим вопросам. Я хочу знать многое, о чем не спросил коронер. Ты кого-нибудь подозреваешь?
Последовала длительная пауза.
— Нет, — ответила наконец Дженис.
Он резко взглянул на нее.
— Расскажи мне о других обитателях дома. Например, о Мадоке. Спектакль, который он устроил на дознании, был искренним или притворным? Он всегда так себя ведет?
— Да, он не притворялся. Ты бы эго знал, если бы работал на него, как я.
— Ну и как он с тобой обращается?
— Ругает последними словами. Называет замухрышкой.
Гарт разразился смехом.
— Бедное дитя! Можешь подать на него в суд за клевету.
— Я бы не осталась с ним, если бы не мистер Харш.
Гарт вновь стал серьезным.
— Как они ладили друг с другом?
— О, с мистером Харшем было невозможно не ладить. Он всегда говорил, что мистер Мадок не имеет в виду ничего дурного.
— Значит, между ними не было ссоры?
— Конечно нет.
— Джен, что произошло во вторник вечером — после ухода Харша? Ты сидела в комнате вместе с Мадоками?
— Вместе с мисс Мадок, — уточнила она.
— А Мадок?