– Так поэтому ты пришел к нам за амулетами не после первого провала, как обычно все делают, а после этих ужасных пересдач за целый год? Хорошо, что вообще пришел.
Рэн только вздохнул. Я прозорливо подумала, что за это стоит благодарить, видимо, Лиарру, которая со своей неземной красотой прочно окопалась прямо в логове зверствующих магов. То есть, в Мастерской.
— Ладно. Замнем для ясности. Ты знаешь, что мы опять промахнулись мимо Пристани?
— Да ладно, — не поверил рыжий. Закрутил головой, оглядываясь. — Лес вроде наш.
— Лес — да. А время — нет.
Мой напарник соображал быстро.
— Прошлое? Война Ворона?!
— Да. Тот самый шпион, посланный к Пристани... он не дошел. — Усилием воли я снова сдержалась и не посмотрела на тело. И ведь не так уж и давно мы с Нори и Вилли хотели найти место смерти приспешника врага, порыскать, есть ли там какие-нибудь мелочи — пуговицы, железки — на продажу и амулеты... Тьфу. Теперь при одной мысли о подобном меня изрядно мутило. — Уходим, ладно? Еще не хватало тут кому-нибудь на глаза попасться.
Рэн уже рисовал на земле палкой толстую черту:
— Ты сможешь? — он с сомнением покосился на мою зеленую физиономию.
— Попробую... — отцепившись от рыжего, я ухватилась за грифку. Меня все еще пошатывало. Зверюга удивленно оглянулась на меня, сузив зрачки, но возражать не стала.
— Что это за безумная магия вообще? — отбросив сломавшуюся палочку, Рэн наклонился за новой. — Швыряет туда-сюда... Как нас вообще угораздило свалиться аккурат на него?
— Сама не пойму. Тут вроде как подобное к подобному, вроде магнита. Наши ворота и его сила — одного типа. А в прошлый раз не на что было ориентироваться. Хорошо, что в середину Ори не плюхнулись.
— Слушай, — кажется, в голову моему напарнику пришла гениальная идея, — а если мы сейчас тут останемся и в войне поучаствуем? А? Ребята с ума от зависти сойдут...
— Милена, клюнь его в темечко, пожалуйста, — устало попросила я грифку. — Авось мозги на место встанут. Нельзя, как ты не понимаешь? Нас не должно тут быть! То есть, — я запнулась, пытаясь сформулировать ускользающую мысль, одолженную, не иначе, умиравшим приспешником Ворона. — Мы должны тут быть, чтобы забрать силу, помочь ему умереть и чтобы прогалина осталась маленькой, иначе ее нашли бы давно... Иначе ее нашли бы мы с Вилли и Нори еще в первый день, и не попали бы на ту битву, и не вляпались бы по уши в переделку, и... Но нас не должно тут быть потом, потому что в хрониках ничего про нас не сказано...
— Хватит. Я ничего не понял, но понял, что лучше ничего не понимать. Ваши магические дела слишком уж сложные.
— Наши. Магические, — горько повторила я. Рэн пожал плечами, видя, что я ничего не собираюсь объяснять, и снова взялся за рисование. На этот раз он постарался — изобразил на почерневшей земле целый дверной порожек, со ступеньками. Даже два прутика по бокам воткнул.
Мы крепко взялись за ошейник грифки с двух сторон и честно зажмурились. Я достала ключ из кармана.
– Слушай, ты тоже представляй себе Пристань в наше время, ладно? Вдруг оно от всех идущих зависит?
– Может. Только тогда надо и Милену заставить, — Рэн задумался. — Милена, девочка, домой! Ужинать! Ты же проголодалась? Пошли ужинать!
Грифка плотоядно рыкнула и рванулась вперед, увлекая нас за собой. Я едва успела вытянуть вперед руку с зажатым в ней ключом. Тут же споткнулась, отпустила ошейник и, конечно, поскольку падать на ключ не могла – приземлилась на локоть другой руки. Уййй... За сегодня Маннэке нахваталась травм на неделю вперед.
Я лежала на чисто выметенной ровной дороге. В глаза ударили лучи закатного солнца. Прямо перед нами виднелись ворота Пристани и знакомые стражники, у которых даже алебарды из рук попадали от удивления.
Кажется, мы наконец-то были дома.
Между строк
Раскрывается книга, идет рассказ, с «жили-были» и дальше, прочь. Чем закончится вытканная строка: будет день или будет ночь? Будет мальчик лелеять один цветок, будет лис из кустов смотреть? Звезды тают и гаснут, горит восток, море тянется к устьям рек. Будет теплый костер и спокойный сон, будет рыцарь на поле роз. В черном замке проклятый живет барон, в белом городе — фея грез.
Раскрывается книга, идет герой по геройским своим делам. И вокруг-то, конечно, не поле роз, а сплошной непонятный хлам. И враги (что за сказка, да без врагов!), и ухабы, плюс конь хромой. И моря без причалов и берегов, и хотелось бы (ох!..) домой — но нельзя, так положено, не уйти, если надо — напейся пьян. Кто-то пишет герою его пути, старый сказочник... нет, не я.
Раскрываются книги. И в каждой — свой, свой усталый лихой герой. Сквозь огонь и стрельбу рвется серый волк, шут на сцене играет роль. И вокруг-то, конечно, не поле роз, но сойдет — мы не баре, чай. Просто — желто-кирпичная пыль дорог, тяжесть вынутого меча. И друзья — не чужие, твои друзья, небо в мае, беспечный смех. Глупый сказочник — может быть, даже я — гладит мягкий кошачий мех. Ива тянется веткой к реке, к воде, ей навстречу бежит волна. Хочешь, я расскажу тебе про людей? Ты герой, и ты должен знать. Нет, не бойся, дорога твоя легка, я тобой еще похвалюсь! Есть слова — как «команда», «карасс», и «ка»... Я сказал бы, что слово «ключ».
Ты не понял? Все просто, смотри сюда, не пугайся, иди на свет. Есть слова «бездорожье», «чума», «беда». Я сказал бы, что это «дверь». Кто поможет в дороге твоей тебе — верный спутник, случайный зверь? От чумы есть укол, из тюрьмы — побег, значит, в каждой стене есть дверь. Как в игре: салки-жмурки, чет-чет-нечет, раз не можешь бежать — лети. Каждый в мире рожден, чтобы быть ключом для кого-то в его пути.
Каждый в мире — и ты, да, мой друг, и ты. И герой, и бродяга-вор. Вот стена из мерцающей темноты, а за нею голодный вой. Грустный сказочник с неба глядит, глядит, небо стянуто из заплат. Мелким ключиком сердце звенит в груди, чашка падает со стола. И, конечно же, нам не грозят покой, ананасы, ковры, дары. В мире много ключей, но полно замков; как найти их и как открыть?
Раз сумеешь — наверное, ты герой. Раз не сможешь — то, видно, нет. Фею в платье воздушном ведет барон танцевать на пушистый снег. Раскрывается книга, идет рассказ, кто закончит его и чем? Он про нас. Впрочем, может быть, не про нас. Пляшет фея. Журчит ручей.
Я сказал бы, но в правилах пункта нет: мол, имеет он все права. Я такой же, как ты, и подталый снег в капюшоне и в рукавах. Я бы спас — но с дороги мне не свернуть, каждый — пленник своей судьбы. Маг в карете уносится на Луну, сказка плотью врастает в быль. Помогу лишь одним, я могу одно, крепко жмурься, считай до ста. Я не чувствую рук, я не вижу ног, нынче форма моя проста. Есть бороздка, и с зеленью рыжей медь, пустота в моей голове. Ветер дует из скважины, слышен смех.
Дай мне руку. Открой мной дверь.
Мне до сих пор не доводилось оставаться одной в кабинете директрисы. Обычно ты-провинившийся (разбил окно в оранжерее? пририсовал усы статуе Дианисии Мудрейшей?) сидел на жестком стуле, робея под осуждающими взглядами великих магов прошлого на портретах, которыми была увешана комната, а директриса распекала тебя во все корки, расхаживая туда и сюда перед огромным столом серебряного дерева. Теперь же меня никто не корил, не винил... меня просто оставили одну и сказали: жди. Ключ-Ланса отобрала Лиарра. Молча. И Рэна куда-то увели. Лучше бы ругали, честное слово.
В горле першило: мы рассказали нашу нехитрую историю несколько раз, постаравшись вспомнить все детали. Встать со стула я не смела, сидела прямо — хотя предпочла бы съежиться в углу, обняв колени руками. Слишком много всего свалилось на нас за слишком недолгое время.
Магия. То, чему я так кропотливо училась все эти годы, записывая в тетради, раскладывая в уме по полочкам. Руны, травы, комбинации слов, звуков и жестов... Все это было не настоящее. Настоящим было то, что мы считали сказками: песни Вилли, легенды, древние баллады, «он взмахнул рукой, и пролился дождь, напоив иссохшие поля». Это — магия. А умение зажечь маленький огонек-светильник, потратив полторы минуты на чтение заклятья, плюс все запасы крестокровки и лист бумаги с рунными знаками — это лишь жалкие остатки. То, что еще не успело улетучиться из нашего мира — ведь и вода из прохудившихся мехов уходит не сразу, остаются какие-то капли, крохи. Вот их мы и использовали.
Только ведь рано или поздно капли закончатся. Мех опустеет. Не останется ничего.
Ведь даже выпускники Мастерской, возвращавшиеся сюда — я видела их несколько раз — упоминали, что колдовать с каждым годом становится все труднее.
Волшебство уходило, медленно, неотвратимо, навсегда. А мы не знали.
Ворон, злейший враг королевства, безжалостный убийца, предававший своих же учеников, завоеватель, сжигавший города и села на своем пути — знал. И пытался найти выход. Так... можем ли мы его винить?
Он смог создать новую магию из осколков старой и из собственного таланта. Он научился мгновенно перемещаться из одного места в другое, приручать огонь, воду, землю и ветер. Он проиграл, ибо противостоящие ему силы были слишком велики, но что бы произошло, если бы он выиграл? Война кончилась семьдесят лет назад. Я жила бы в другом мире? Я училась бы настоящей магии? Я... я умела бы вызывать пылающие плети из ничего, умела бы исчезать и летать?
Пришлось ущипнуть себя за руку — со всей силы, чтобы слезы на глазах выступили. Очнись, Маннэке! Вспомни книги по истории, перечисляющие жертв войны, вспомни захваченный городок Рэна, вспомни умирающего мага в кольце обугленной травы. Он, небось, тоже так думал, летать мечтал!
Он мог и не знать всей истины, возразил мой внутренний голос. Такой разумный и спокойный голос. У любой монеты есть две стороны. Допустимо ли пожертвовать несколькими жизнями, чтобы вернуть в мир волшебство? Такое, как в легендах, умеющее вызывать гром с ясного неба, лечить болезни, выращивать урожай в годы засухи...