Марино тоже одет для работы в поле, но в выборе формы для себя проявил здравомыслие: на нем летние брюки карго и бежевая рубашка поло из смесовой ткани, нейлоновый жилет и замшевые кроссовки вместо ботинок. Бейсболка защищает от солнца лысину и кончик обгоревшего носа, темные очки — глаза, в глубоких морщинах на потной шее белеет растекшийся солнцезащитный крем.
— Ценю твою заботу. Спасибо, что собрал одежду, — говорю я. — Мне вот только интересно, когда ты это делал?
— Перед тем как ушел.
— Это я сама вычислила.
— Надо было прихватить хаки. Тебе ж должно быть жарко. О чем я только думал?
— Взял то, что нашел, а поскольку весна в Массачусетсе выдалась холодная, то и взял что потеплее. Хаки у меня дома, в шкафу. Вот если бы попросил Брайса…
— Да, знаю. Но я не хотел его впутывать. Чем больше его впутываешь, тем труднее ему держать язык за зубами, а уж раздуть из мухи слона он умеет. Устроил бы фэшн-шоу, и кончилось тем, что мне пришлось бы тащить пароходный кофр.
— Ты собрал мои вещи до того, как ушел, — повторяю я. — А можно поточнее? Когда именно?
— Когда в последний раз был в офисе. Не помню, то ли 14-го, то ли 15-го. Я тогда еще не знал, чем все обернется, когда я сюда приеду.
Мы поворачиваем на US-17, ведущую на юг. В открытые окна рвется жаркий, как из духовки, воздух.
— Думаю, все-то ты знал, — поправляю я. — И почему бы нам не поговорить начистоту?
Я открываю бардачок, достаю салфетки, расстилаю их у себя на коленях и достаю завтрак из пакета, стоящего между сиденьями.
— Признайся, что, когда ты вдруг, ни с того ни с сего, решил взять отпуск, ты уже знал, что поедешь сюда помогать Джейми. И ты знал, что скоро и я последую за тобой, не догадываясь об истинной причине поездки и не имея при себе ничего, кроме того, что на мне есть.
— Я уже объяснял, почему ты не должна была ничего знать заранее.
— Да, объяснял. И ты, конечно, уверен, что правильно все рассудил, да вот только я твоей уверенности не разделяю. Более того, это не ты так рассудил. Это Джейми так рассудила.
— За тобой ФБР шпионит, а тебе все равно, уж не знаю почему.
— Не верю. А если и шпионят, то им, должно быть, уже надоело. Ладно, ты какой будешь? — Я рассматриваю теплые бисквиты в лоснящихся от масла желтых пакетах.
— Они все одинаковые, кроме твоих.
— Ладно, сама разберусь, они же все равно по весу вдвое легче. — Я достаю еще салфетки и накрываю ими колени Марино. — Хотелось бы кое-что прояснить. Только не насчет ФБР, насчет тебя.
— Только не заводись.
— Мне нужна ясность, а спорить я с тобой не собираюсь. Когда два месяца назад Джейми позвонила в ЦСЭ и ты помчался на поезде в Нью-Йорк на секретную встречу с ней, квартира в Чарльстоне была уже снята?
— Я об этом подумывал.
— Я не об этом спросила.
Разворачиваю пакет с бисквитом — поджаренный куриный стейк, яйцо и сыр. Марино забирает свой и откусывает разом добрую треть; масленые крошки сыплются на укрытое салфеткой колено.
— Я как раз этим занимался, — отвечает он, не переставая жевать. — Подыскивал квартирку в районе Чарльстона, так, без особой цели. Пока не поговорил с Джейми. Она рассказала, что работает по делу Лолы Даггет и что ей не помешала бы моя помощь. Просто удивительно, что все так сложилось. Именно там, где я как раз хотел что-нибудь снять. Хотя, если подумать, ничего удивительного. Где хорошая рыбалка, где можно погонять на мотоцикле, там и смертная казнь. В общем, я решил, что она права, что стать частным детективом не так уж и плохо.
— Вот, значит, что она тебе предложила. Ну конечно.
— Да уж, та еще хитрюга. Да и предложение неплохое. Свободного времени побольше, можно самому решать, куда поехать, да и подзаработать немного. — Марино откусывает еще один кусок бисквита. — Вот я и сказал себе: сейчас или никогда. Это твой шанс. Есть шанс повернуть жизнь так, как тебе хочется, и если ты сейчас им не воспользуешься, то второго может и не быть.
— Джейми рассказала, что случилось с ней в Нью-Йорке? Из-за чего ей пришлось уйти? — интересуюсь я.
— Ты, наверно, уже знаешь, что натворила Люси.
— Ты же сказал, что при тебе она Люси не упоминала. — Я разворачиваю свой бисквит с яйцом. Обычно я не ем фастфуд и уж точно не разделяю пристрастия Марино ко всему жареному, но сейчас ловлю себя на том, что здорово проголодалась.
— Вообще-то нет, — говорит он. Мы едем по шоссе Ветеранов. По обе стороны тянутся долгие полоски леса, небо огромное и беловато-голубое, значит, день будет жаркий. — Джейми только упомянула про Ситуационный центр, про то, что его база была взломана, а вину свалили на нее. Официально ее никто не обвинял, но намекали, что взлом компьютерной системы странным образом совпал с ее заявлениями о подтасовке статистики в Управлении полиции Нью-Йорка, а еще на ее близкие отношения с известным хакером.
— Люси рассказывает другую историю, — парирую я. — Никакого проникновения в базу данных Ситуационного центра не было. Речь шла об одном полицейском участке, где якобы тяжкие уголовные преступления, например крупные кражи, переводились в разряд мелких, а кражи со взломом — в категорию преступно причиненного вреда.
— Серьезно.
— Я не знаю, что именно она узнала и как, но согласна — да, серьезно. И мне жаль, если о Люси отзываются так, как ты сказал. Жаль, что у нее репутация хакера. Если, конечно, люди действительно так говорят.
— Черт, док, она же всегда этим занимается. Если может влезть куда-то, обязательно влезет, а возможности у нее почти неограниченные. Ты и сама это знаешь, так что давай не будем делать вид, что она когда-нибудь изменится, ладно? Я бы, может, и сам так делал, если бы был таким, как она. Хочешь чего-то — делай что надо, бери, потому что можешь. Законы для Люси — всего лишь кочки на крутом горном склоне. Препятствия, которые надо обойти, и чем их больше, чем они труднее, тем больше это Люси по кайфу.
Я смотрю в открытое окно на бурые марши и вьющиеся змейкой протоки и бухточки. Горячий ветерок приносит запах тухлого яйца.
— Вообще-то Люси наплевать, кто что о ней думает. — Марино сминает бумажный пакет.
— Люси понравилось бы, что ты так считаешь. Но только на самом деле есть многое, на что ей не наплевать. Включая Джейми. — Я пробую бисквит. — Знаю, что потом пожалею, но уж больно вкусно.
— Пожалуй, съем еще один — вдруг с ланчем не получится.
— Ты похудел, уж не знаю, как тебе это удалось.
— Ем только тогда, когда организм этого требует, а не когда проголодаюсь я, — объясняет Марино. — Полжизни прожил и только теперь сообразил. Типа, жду, пока не проголодаюсь на клеточном уровне. Ну, ты понимаешь.
— Представления не имею. — Я протягиваю ему еще один бисквит.
— И знаешь, это работает. Кроме шуток. Цель такая — не думать. Когда потребуется пища, твой организм сам даст тебе об этом знать, и тогда уж принимай меры. Так что я лично о еде больше не думаю. — Марино треплется с набитым ртом. — Я не планирую, что съем то-то и то-то или чего-то не съем. Я не думаю, что должен поесть в определенное время. Этот вопрос теперь регулирует мой организм, и меня это вполне устраивает. Сбросил пятнадцать фунтов за пять недель и даже подумываю, не написать ли книгу. Не думай, что ты толстый, — просто ешь. Игра слов. На самом деле я не говорю людям не думать, что они толстые. Я говорю им не думать об этом вообще. Уверен, народу это понравится. Может, надиктую, а потом кто-нибудь напечатает.
— Меня беспокоит, что ты снова куришь.
— Какого черта ты постоянно об этом твердишь?
— В фургоне кто-то курил.
— А по-моему, здесь хорошо пахнет.
— Вчера пахло не очень хорошо.
— Это приятели, пара рыбачков. Когда жарко и едешь с открытыми окнами, парням хочется затянуться.
— Может, тебе стоит быть немного хитрее.
— Да чего ты привязалась с этими сигаретами? Как будто в курительную полицию записалась.
— Ты же помнишь, каково пришлось Розе. — Я напоминаю ему о моей секретарше, умершей от рака легких.
— Роза не курила, за всю жизнь ни разу не затянулась. У нее вообще никаких вредных привычек не было, а рак все равно прицепился. Может, как раз поэтому. Я для себя уже решил, что если слишком сильно себя зажимать, то только хуже будет. Так какой смысл лишать себя чего-то? Чтобы помереть раньше срока в добром здравии? Жаль, ее здесь нет. Без нее все не так. Черт, не люблю, когда люди вот так вот уходят. Знаешь, до сих пор вхожу в твой кабинет и думаю, что вот сейчас увижу ее за столом с той старенькой печатной машинкой «Ай-би-эм» и этим ее выражением лица. Есть люди, которые не должны умирать, а получается, что те, кто должны, так целую вечность и ошиваются на белом свете.
— У тебя недавно диагностировали базально-клеточную эпителиому, тебе удалили пораженные ткани. Ради бога, не начинай курить.
— Рак кожи появляется не из-за курения.
— Курение втрое повышает шансы заболеть.
— Ладно. Если я побалуюсь с сигареткой, когда рядом кто-то смолит, большого вреда не будет.
— Не курите больше сигареты — просто балуйтесь с ними. Может, тебе лучше такую книжку написать. Народу понравится.
— То дерьмо, из-за которого Люси беспокоится… никто ничего не докажет. — Марино возвращается к прежней теме, потому что не хочет, чтобы ему читали нотации. — Обвинений никому не предъявили и не предъявят. Джейми из офиса окружного прокурора ушла навсегда, чего люди вроде Фарбмана только и хотели. Все просто и ясно. Он, должно быть, так рад, будто в лотерею выиграл.
— Только вот Джейми не рада, хотя вида и не показывает.
— По-моему, она вполне довольна тем, чем сейчас занимается.
— Не верю.
— Ей, конечно, не нравится, как все случилось, потому что ее заставили уйти. Ты бы как себя чувствовала, если бы тебя выгнали, невзирая на все твои заслуги?
— Хочу верить, что не стала бы подстрекать человека, которого вроде бы люблю, сделать что-то противозаконное, потому что мне захотелось поставить на наших отношениях крест.