— Но ведь ни на месте преступления, ни на телах убитых ДНК Лолы Даггет не обнаружена.
— Верно. И не мне решать, кто виновен, а кто нет. Это вообще не мое дело. Я доложил о своих результатах, а остальное пусть решают судья и присяжные. Почему бы тебе самой не посмотреть то, что я тебе приготовил, а потом поговорим.
— Я так понимаю, Джейми обсуждала с тобой Барри Лу Риверс. Раз уж я здесь, можно заодно и ее дело посмотреть?
— Копии есть у Джейми Бергер. Запрос на них пришел, ну, не знаю, по меньшей мере пару месяцев назад.
— Когда есть возможность, я всегда предпочитаю оригиналы. Если, конечно, тебя это не слишком напряжет.
— Оригинал не бумажный. БРД, как ты, наверное, знаешь, перешло на безбумажный оборот. Могу распорядиться, чтобы распечатали, или, если хочешь, посмотри на экране компьютера.
— Электронный вариант меня вполне устроит. Мне все равно — сделай, как тебе удобнее.
— Странное дело, так я тебе скажу. Но не увлекай меня на дорогу жестокого и необычного. Я знаю, что Бергер и им тоже занимается, что для нее это вроде такого милого пазла, который она складывает. Да какого там милого, что я говорю! Жуткого и отвратительного. Она как будто уже репетирует свое выступление на пресс-конференции, обдумывает, как поразит воображение слушателей рассказами об осужденных, которых до смерти пытают в Джорджии.
— Случай и впрямь необычный. Не каждый день ожидающий казни вдруг умирает едва ли не на пороге камеры смерти, — напоминаю я. — Тем более что человек этот находится под постоянным наблюдением.
— Скажем честно, Кей, вряд ли наблюдение было таким уж постоянным, — говорит Колин. — Насколько я понимаю, плохо ей стало после приема пищи. Поначалу, может быть, погрешили на несварение, хотя все симптомы ясно указывали на сердечный приступ. Когда же охранники забеспокоились всерьез и обратились за медицинской помощью, было уже слишком поздно.
— Когда это случилось, ее должны были вести в камеру смерти и готовить к казни. А раз так, то и медперсонал должен был находиться поблизости, в том числе и терапевт, в обязанности которого входит помогать при исполнении приговора. Уж кто-то — врач или кто-либо из тюремного персонала, обученный приемам реанимации, — наверняка находился на месте и мог оперативно отреагировать на происходящее.
— Казус века. Тюремщик или даже сам палач реанимирует осужденную только лишь для того, чтобы тут же ее убить. — Колин поднимается из-за стола и протягивает мне коробочку с леденцами. — Возьми, я их покупаю оптом.
— Надеюсь, ты не против, если и Марино посмотрит.
— Он работает с тобой, ты ему доверяешь, так что я проблемы не вижу. С вами постоянно будет сопровождающий.
Присутствие Марино рядом со мной — вынужденная мера предосторожности. В случае чего Колин сможет подтвердить под присягой, что я ничего не подложила в папку и ничего из нее не взяла.
— Еще меня интересует одежда, если вы до сих пор ее храните.
Колин ведет меня по коридору, мимо кабинетов других патологов, лабораторий антропологии и гистологии, комнаты отдыха. Направо — конференц-зал.
— Ты о той одежде, которую Лола Даггет стирала у себя в ванной в приюте? Или о той, которая была на жертвах?
— Обо всем.
— Включая и ту, что была представлена в суде в качестве вещественного доказательства?
— Да.
— Если хочешь, я мог бы отвезти тебя на место.
— Я уже осмотрела. Снаружи.
— Можно посмотреть и внутри. Не знаю, кто там сейчас живет, но сомневаюсь, что они сильно обрадуются.
— Сейчас в этом нет необходимости. Вот посмотрю документы и тогда скажу.
— Если захочешь посмотреть оригинальные слайды, могу поставить микроскоп. Вообще-то об этом и Мэнди в состоянии позаботиться. Мэнди О’Тул будет с вами. Или можно сделать еще один набор слайдов, потому что ткани у меня есть. Вот только в таком случае мы ведь создаем новые вещдоки. Да ладно, если у тебя возникнут вопросы, сделаем.
— Я сначала посмотрю, что они собой представляют.
— Одежда хранится в разных местах, но большая часть в наших лабораториях. У меня все должно быть под рукой.
— Ничуть не сомневаюсь.
— Не знаю, знакомы ли вы, — говорит Колин, и я замечаю за дверью конференц-зала женщину в синих брюках и лабораторном халате.
Мэнди О’Тул выходит из комнаты и здоровается со мной за руку. Лет сорока, прикидываю я, высокая, длинноногая, с черными, убранными назад волосами. Симпатичная, хотя и не в традиционном стиле — черты лица асимметричные, глаза синие. Внешность одновременно обескураживающая и странным образом притягательная. Колин прикладывает указательный палец к воображаемому козырьку и уходит, оставляя меня наедине с ней в небольшой комнате со столом вишневого цвета и восемью мягкими стульями вокруг него. Окна с ненормально толстыми стеклами в прочных алюминиевых рамах выходят на парковочную площадку, окруженную высоким проволочным забором, и темно-зеленый сосновый лес, уходящий в бледное небо.
17
— Джейми Бергер не с вами? — Мэнди О’Тул отходит к дальнему концу стола и садится на стул поближе к бутылке витаминизированной воды и «блэкберри» с наушниками.
— Может быть, приедет попозже, — отвечаю я.
— Вот уж у кого выключателя нет. Оно, наверно, и хорошо, если занимаешься тем, чем занимается она. Ну, вроде как кто не спрятался, я не виноват. — Я и не думала спрашивать, но Мэнди уже делится своими впечатлениями о Джейми Бергер. — Наткнулась на нее в дамской комнате, когда она приезжала сюда пару недель назад. Я мою руки, а Джейми вдруг заводит разговор об уровне адреналина у Барри Лу Риверс. Не заметила ли я что-то в плане гистологии, что могло бы указывать на резкий выброс адреналина, вызванный стрессом или паникой, если бы ее, например, изнасиловали в ночь накануне казни. Я ответила, что гистология ничего такого не показала бы, потому что адреналин под микроскопом не увидишь, и что для этого требуется специальное биохимическое исследование.
— Зная Колина, предположу, что такое исследование было, вероятно, заказано, — вставляю я.
— Да уж, он такой. Все проверит, ничего не упустит. Кровь, стекловидное тело, спинномозговая жидкость… Думаю, именно эти анализы госпоже Бергер и могли попасть в руки. Уровень адреналина у Барри Лу Риверс был действительно умеренно высокий. Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но некоторые слишком торопятся с выводами в таких случаях.
— Люди часто видят в такого рода показателях то, что совсем не обязательно подтверждает правоту их предположений, — отвечаю я.
— Вот-вот. Если у человека случается, к примеру, сердечный приступ или он подавился кусочком пищи, приступ паники и, соответственно, предсмертный выброс адреналина может быть у каждого, — говорит Мэнди, не сводя с меня своих синих глаз. — Я к тому, что если бы она задыхалась, то адреналина наверняка накачала бы море. Ничто не нагоняет такую панику, как невозможность вдохнуть. Уф, даже подумать страшно.
— Да уж.
Интересно, что говорила обо мне Джейми Бергер? Колину она сообщила, что я посещала вчера Кэтлин Лоулер. А что еще? И почему Мэнди О’Тул так пристально на меня смотрит?
— Раньше я всегда смотрела ваши передачи на Си-эн-эн, — говорит она. Вот и возможное объяснение ее интереса. — Жаль, что вы ушли, программы были действительно хорошие. Вы хотя бы толково рассказывали о судебной экспертизе, не то что другие, у которых только крики да дешевые сенсации. А круто, должно быть, иметь собственное шоу! Если когда-нибудь будете вести другое и захотите поговорить о гистологии…
— Вы очень любезны, но то, чем я сейчас занимаюсь, не очень хорошо совмещается с форматом телешоу.
— А я бы, если б предложили, обеими руками ухватилась. Да только никому не интересно смотреть, как обрабатываются ткани. По-моему, самое интересное — это забор образцов с тела, хотя и работа с фиксажем тоже неплоха; надо знать, какой самый лучший и что с чем использовать.
— Вы давно с Колином работаете?
— С 2003-го. В том году БРД начало переходить на безбумажный документооборот. Повезло вам с делом Джорданов или нет, это как посмотреть. Теперь все в электронном виде, но в январе 2002-го было не так. Не знаю, как вы, а мне бумага нравится. А у Колина в этом отношении настоящая мания. Даже если это какая-нибудь бумажная салфетка, он и ее отправляет в файл. И всегда говорит, что дьявол кроется в деталях.
— Колин молодец, — отвечаю я.
— Надо было мне стать следователем. Постоянно прошу его отправить меня в школу следователей, вроде нью-йоркской УГМЭ,[28] где и вы когда-то работали, но все упирается в деньги. А их не хватает. — Мэнди тянется за «блэкберри» и наушниками. — Ладно, вам же работать надо. Дайте знать, если что-то понадобится.
Я снимаю верхнюю из четырех папок на ближнем к двери краю стола и уже после беглого просмотра убеждаюсь — это именно то, на что я надеялась, но чего определенно не ожидала. Колин и проявил корпоративное уважение, и оказал мне профессиональную любезность. Даже больше того. По закону он обязан предоставить только составленные в его офисе документы: отчет медэксперта по первоначальному расследованию, предварительный и окончательный отчеты о вскрытии с фотографиями, данные по лабораторным и специальным исследованиям.
Колин мог бы, если бы только захотел, проявить мелочную дотошность, пропустить какие-то — а практически любые — документы, вынудив меня обращаться к нему с просьбами и, может быть, даже пободаться. Хуже того, он мог обойтись со мной как с посторонней, как с каким-нибудь репортером или представителем общественности, заставить пойти официальным путем, написать соответствующий запрос, который подлежал бы рассмотрению и одобрению и на который был бы дан ответ с квитанцией на оплату услуг, почтовых и прочих накладных расходов. Документы были бы отправлены лишь по факту оплаты, и к тому времени, когда все бы закончилось, я уже вернулась бы в Кембридж, а лето перевалило за экватор.