– Спасибо, Маришка. Я добро всегда помню.
– Да ладно, – великодушно отмахнулась Марина. – Я-то тоже в выигрыше.
* * *Моя жизнь обрела динамику, а сам я – деньги, которые казались мне легкими. Приятные беседы, затейливые игры разума, обеды в ресторанах, интрига перевоплощения, наблюдения за красотками. Ни риска, ни крови, ни допросов, ни преступников, ни их злобных глаз, ни ужасающего запаха мест заключения. Кто бывал, тот знает. Человеческое дно пахнет самобытной гнилью.
Раньше, будучи винтиком единой правоохранительной системы, я способствовал тому, чтобы правонарушители неминуемо попадали за решетку. Там многие из них и вовсе превращались в нелюдей. Я помню их взгляды – ожесточенные глаза загнанных зверей. По молодости меня вел настоящий азарт охотника. Я искренне радовался каждому крупному зверю и всегда крепко спал по ночам. Почти ежедневно я видел людей, серьезно преступивших закон. Мы их изобличали, но криминальная среда не прекращала функционировать.
В сущности, все мы чего-то немножко нарушаем. Чуть-чуть. Это как бы и не считается. Мои же подследственные часто отличались особым изуверством, но со временем я стал понимать, что многие из них все же безнадежно запутавшиеся люди с извращенной психикой и смещенным сознанием. Моя работа стала постепенно тяготить меня и томить своей беспросветностью. Возможно, сказывалась постоянная напряженность и накопленная усталость, возможно, мне тогда просто требовался хороший, здоровый отдых и деликатная коррекция собственного мировосприятия. Возможно.
Бесполезно ворошить былое. Оно уже миновало. Все сложилось так, как сложилось. Я потом испытывал судьбу, пробуя себя в разных качествах. Наконец, с легкой руки моего старого школьного товарища, я занялся частным сыском и с пристрастием постигал мир обольстительной женщины, наблюдая за ней.
Собирая для него факты, я все чаще испытывал силу таинственного притяжения её среды, и происходящее начинало казаться мне смесью реальности с вымыслом. Видя возбуждённо-радостные глаза Светланы, я порой ощущал некоторое смятение. Это было для меня ново, своеобычно. Я знал, что наступит время, и я досконально изучу все грани натуры этой женщины. Я пойму её устремления, принципы, истоки харизмы и степень порочности. Я умел и любил работать, но случались короткие мгновения, когда я сомневался в своем праве проникать так глубоко в чужую жизнь. К чему я подталкивал её? К какой неволе? А что, если мой клиент Князев, несмотря на его внешний лоск, – изощренный маньяк, а я лишь его пособник? Инструмент в его руках? Чем больше я втягивался в работу, тем чаще червь сомнения давал о себе знать. Я понял, что мне нужен помощник. И это должен быть умный человек, которому я мог бы полностью доверять.
Такой человек у меня был. Мой единственный настоящий друг и бывший товарищ по работе в уголовке Валера Панин. Он был значительно старше меня, но это не мешало нашей полноценной мужской дружбе. Валерий Павлович уже вышел на пенсию по выслуге лет и ныне пребывал в поиске места работы поспокойней.
Вначале я решил побаловать старого друга, пригласив его в роскошную баню. И я заказал номер в одном из новоиспеченных заведений такого рода.
В первые минуты Валера с достоинством сановного вельможи принимал услужливость персонала, давая повод полагать, будто он привык к такому обхождению. И только когда мы остались в номере одни, мой друг опасливо спросил:
– Ты что, заделался новым русским?
– Да нет, Валер, просто удалось денег срубить по – легкому. Вот, решил разделить удовольствие со старым товарищем.
– А-а-а, – успокоено протянул Валерий Павлович. – Ну, спасибо, уважил, не забыл в радости.
– А как же, обижаешь, Палыч, – сказал я. – Когда я тебя забывал?
– Нет, это я так, к слову, – пробурчал Панин, размякая. – А на чем ты заработал-то, если не секрет?
– Расскажу, Валер, не гони коней. Отдыхай.
– А я и отдыхаю. Кости так и млеют. В такую погоду – самое то! Молодец, Листов. Хороша банька!
Через часик подошли заказанные мною два массажиста. Они нас растерли, размяли и раскатали. Мы оба только удовлетворенно крякали. Потом специалисты банных услуг еще немного потомили нас в сауне, а затем прополоскали контрастным циркулярным душем. Я чувствовал, как все тело оживает, воскрешаясь. После всех мытных процедур мы с Валерием Павловичем просто сидели и беседовали еще примерно добрый час. Это действительно был добрый час.
– Сань, я помолодел! – признался мне довольный Валера. – Теперь нам только баб красивых не хватает.
– Будут тебе и бабы, – полушутя-полусерьезно пообещал я другу. – Закажу в следующий раз. Ты вот только скажи мне, как другу, а не осрамишься перед бабами-то? Пороху хватит?
– Ну, полный цикл я гарантировать не могу, – с самым солидным выражением лица ответствовал мой Валера. – А глазам и рукам будет приятно, это точно. Что в нашей жизни может быть лучше красивой женщины? Ты посмотри – вся страна летит к чертовой матери, а наши бабы по-прежнему считаются самыми пригожими в мире.
– Тогда давай я расскажу тебе кое-что из жизни красавиц подробнее, – уже совсем серьезно сказал я. – Наблюдая за ними, я и заработал деньги.
– Любопытно узнать.
И я поведал ему обо всем без утайки. Панину можно было доверить и не только это. Потом я сообщил ему про свой оригинальный замысел, который еще вызревал у меня в голове:
– Почему бы нам с тобой на пару не открыть мастерскую по ремонту всякой бытовой техники? Если что, нам сосед мой, Михалыч, поможет. Он-то точно мастер на все руки. Нам надо только маленькое помещеньице снять в аренду под пункта приема. Это будет прикрытие основной нашей деятельности – частного сыска. Как тебе задумка?
– А что, умно, – немного подумав, согласился Валерий Павлович. – В такой пункт как раз будут захаживать граждане и симпатичные гражданки, которых между делом можно порасспросить о житье-бытье. Я как раз сейчас пытаюсь устроиться в один банк, в службу охраны. Но там мнутся, говорят, мол, хотим молодых и плечистых мордоворотов. А твоя идея неплоха. Сейчас и, правда, все экономят, стараются отремонтировать свое нажитое барахлишко, да наладчиков нет. Старая добрая советская служба быта печально развалилась. Ну, что ж, давай, позабавимся, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон.
– Только Холмс играл на скрипке и боксировал, – заметил я со смехом.
– А мы будем паять и лудить, – покладисто заявил мой Валера. – Не знаю как в Англии, но нашим гражданам это нужнее. Надо быть ближе к народу. Верно, я говорю, Сань?
– Я рад, Валер, что ты меня правильно понял.
– А чего, мне даже интересно стало, что же из этого выйдет.
Я заметил, что с возрастом в моем друге стало проявляться больше мальчишеского. Не зря говорят – старый, что малый. Возможно, так устроена людская психика, что, подобная метаморфоза помогает человеку освободиться от накопленного за долгие годы негатива и продлить свое пребывание на этом свете.
Все организационные вопросы Валерий Павлович великодушно взял на себя. Вскоре он стал ПБОЮЛ Панин. Эта неуклюжая аббревиатура означала следующее: предприниматель без образования юридического лица. Я должен был работать, чтоб обеспечить наше новоявленное предприятие скромными первоначальными средствами и заодно обогатить его историю опытом исполнения первого полноценного частного заказа.
Кстати, мясорубку на досуге наладил тоже Валерий Павлович, чем несказанно удивил меня. Он как-то там все приладил и залил, где надо, для прочности, эпоксидной смолой.
– Конечно, видок у неё теперь диковатый, ущербный, непрезентабельный, но она ещё послужит в кухонном деле, – сказал мой друг, возвращая мне агрегат.
– Ну, Валерий Павлович! – похвалил я друга. – Теперь я вижу – дело будет.
Миксер для Светланы починил мой сосед, слесарь шестого разряда, Семен Михайлович. При произнесении его полного имени параллели с легендарным маршалом возникают в мозгу сами собой. Чтобы избежать этого, его все коротко именовали просто Михалыч.
Вот такие появились у меня помощники – Палыч и Михалыч. Не боги горшки обжигают.
Глава 8Квартирный вопрос
Тетушка Марьяны, Майя Ивановна, была редкостной привередой. Её характер был нелегок смолоду, да ещё тяжелая болезнь наложила на него свой зловредный отпечаток. Своих детей у Майи Ивановны никогда не было, с мужем она давно рассталась. Помогали ей младшие сестры и сердобольные соседки.
Майя Ивановна понимала, что, вряд ли протянет долго на этом свете, и скрашивала тоскливые дни на свой манер, сообразно своему нраву. Ей были занимательны чужие склоки, и она обожала манипулировать людьми, сталкивая их между собой. Такая шикарная возможность у неё имелась, несмотря на её телесную немочь и неповоротливость. Майя Ивановна являлась единственной владелицей полнометражной однокомнатной квартиры на шоссе Энтузиастов. Добротный дом был возведен в одном ряду с кинотеатром «Слава», а напротив расположен Измайловский парк. Она понимала, что было бы благородно завещать эту квартиру какой-то из своих сестер или племянников, и даже собиралась именно так и поступить, но не могла отказать себе в последнем удовольствии потешиться их вынужденным унижением и суетой вокруг неё. Квартирный вопрос всегда уродовал и изводил людей.
В квартире Майи Ивановны порой разыгрывались настоящие драмы. Престарелая дама наслаждалась приключавшимися ссорами и примирениями, суматохой и нервозностью, лестью и услужливостью. Она смотрела на своих родственников и не ощущала к ним ни любви, ни привязанности, а только жгучую, животную зависть и зависимость. Они, несуразные, мелочные людишки работали, имели семьи и намеревались жить непредсказуемо долго, а она, проницательная, образованная, основательная, когда-то самая видная из четверых сестер, медленно и мучительно влачила свои дни.
Пожалуй, только племянница Марьяна вызывала в ней некоторую симпатию. Тихая, миловидная, аккуратная, она пластично и неспешно перемещалась по её квартире, не раздражая Майю Ивановну своими действиями. Все остальные сродственницы прибегали взмыленными и запыхавшимися, вечно спешили, неловко ставили ей уколы, небрежно грохотали ведрами и посудой, и, сдел