– Анька, да у тебя все замечательно на роду написано, я знаю! – запальчиво перебила подругу Светлана. – Вот увидишь, он сбежит к тебе! Я тебя так люблю! Я буду теперь каждый день об этом думать, насылать на него порчу!
– Тоже мне, колдунья! Не порчу насылать, а присушивать, привораживать, – рассмеялась Анна. – Я счастлива, поверь. Не пропадем! Мама моя как узнала, так сразу окрепла, повеселела. У нее прямо глаза засветились. Смысл в жизни появился. Так что все нормально. А у Алексея семья, обширная родня и густая сеть всяческих обязанностей. Не могу я тянуть его к себе. Не дано мне это.
– А Эдик? Я слышала, что он-то развелся.
– Как же, он бы сам не решился! Зачем ему менять устоявшийся ритм жизни? Зина сама ушла от него.
– Как это?! А дети?
– Вот, делят теперь детей. Возможно, сын будет жить с ним. Эдичка уезжает в Голландию. Ивлев ведь всегда там, где выгодно. Мимо денег не проскочит. А Зина уже вышла замуж: тоже за художника, но более скромного, менее удачливого. Правда, он Зину любит-обожает. В общем, проучила она мужа. Ну, да и он не пропадет. Оправится. Воспрянет. Воспарит духом.
– Но ведь он зовет тебя?
– Да, позванивает. Он пока еще здесь, но вот-вот уедет.
– Так ты тоже можешь уехать?!
– К чему мне это? Как я свою мать оставлю? Я даже не рассматриваю такую возможность. Знаешь, если бы я теперь связала с ним свою жизнь, то пришлось бы мне ежедневно выслушивать причитания брошенного, уязвленного Эдика и утешать его. Зачем мне это? Нет, мы с ним миновали свой экстремум, свою критическую точку развития отношений. Все в прошлом. Остались одни обломки. Немного грустно, немного забавно, чуть-чуть лестно. Всего по чуть-чуть – и не более того.
После этих слов Анна поднялась, чтоб налить себе чаю, а Света опять наполнила бокал вином. Светлане нравилась спокойная рассудительность умной подруги. Именно этого не хватало ей самой в последние дни.
– Вот ведь как, Анюта! – изумилась Светлана. – Ты замужем не была, а словно прожила несколько небольших женских жизней! У тебя уже есть опыт, сложился практический взгляд на вещи. Ты независима. И беременна по собственному желанию. Да, непредсказуема жизнь. Такие сюрпризы порой выпадают! Вот, как с моим Олегом! Ну, как мне отнестись к этому явлению юной особы? Знаешь, даже не думала, что буду так страдать!
– Светик, а, может, зря? – предположила Анна. – Вдруг ты из мухи раздуваешь слона? Уж прости меня, подружка, но ведь ты судишь-то по себе. Это ты от него бегаешь к любовнику, а к Олегу, возможно, студентка приходила с молодежным приветом от сокурсников. Не рассматривала такой вариант? Ведь ты ему даже слова не дала вымолвить!
– Я по её глазам все поняла! – вспылила Светлана. – Влюбленные глазищи!
– Ладно, проницательная ты наша! – опять возразила Анна. – Студентки иногда влюбляются в своих преподавателей, это нормально. Он же умница, красавец!
– Что, правда, так уж хорош мой муженек?
– Зачем мне врать? Вот увидишь, рассосется твоя черная полоса, все прояснится, все у вас будет хорошо. Не падай духом. Ты же везучая, Светка!
– Ой, Аня, вся моя былая уверенность куда-то испарилась, – пожаловалась Светлана. – Последние дни я живу ожиданием тревожных новостей. И вот еще что – никому бы не призналась, а тебе скажу – мне часто чудится, будто кто-то за мной следит.
– Это у тебя нервишки расшалились! – покачала головой Анна. – Слушай, я знаю один психологический прием! Расслабляешься, закрываешь глаза и представляешь свой мозг, как чердак. Он у тебя засорен, закопчен… И вот ты берешь метлу, выметаешь сор, а потом чисто-чисто моешь его. Стеночки становятся белыми. Мозг проясняется, душа светлеет. Если немного потренироваться, то получится!
Светлана закрыла глаза и вполголоса медленно произнесла:
– Анечка, как же я рада, что ты приехала. Кто бы мне еще подсказал, что мой чердак не в порядке?
– Такое за один вечер не проходит. Знаешь что, нам обязательно надо чаще видеться, как раньше, и проговаривать свои проблемы, очищаться. Нам нельзя отдаляться. И к Марьяне сходим обязательно. Я убеждена, что наши отношения с ней опять станут простыми и радостными, как до бегства Виктора. А Витька вернется, вот увидишь. Не верю я, чтоб он мог убить. За что, зачем ему это? Давай думать о хорошем!
Анна просто излучала благородное здравомыслие. Светлана только устало улыбнулась ей в ответ и с грустью подумала про себя: «Какие же мы разные!» В тот вечер у неё не хватило духу признаться подруге, что в отчаянном порыве она уже поставила на карту все, с чем жила до сих пор. И случилось это всего-то пару часов назад, когда она сама позвонила Ринату.
– Давай-ка спать! – предложила Светлана. – Ты, Анюта, должна высыпаться. Тебе завтра на работу можно опоздать?
– Я уже позвонила, предупредила, что немного задержусь с утра.
– И я задержусь! Пошли постель расстилать!
Уже почти засыпая, Светлана сообщила Анне, что Марина тоже беременна.
– Вот и отлично, будут наши детки одногодки, – счастливо прошептала Анна.
Вскоре обе забылись глубоким сном.
Следователь прокуратуры Зарипов допрашивал Марьяну Гордееву уже второй раз, но ничего толкового из её показаний извлечь не мог. Он монотонным голосом по нескольку раз повторял ей одни и те же вопросы в разных формулировках, но получал очень схожие, лаконичные ответы. С ней было трудно работать. Кроме её скупых сведений его нервировало еще одно обстоятельство: Гордеева оказалась гораздо красивее, чем он мог себе вообразить. Зарипову было нелегко с ней – ведь он мужчина. Следователь все время ловил себя на недостойном занятии: ему хотелось рассмотреть лицо и фигуру свидетельницы, заглянуть ей в глаза.
Эта Гордеева безотчетно нравилась следователю Зарипову, а вот её манеры необъяснимо раздражали! В том, как она выговаривала слова, как строила краткие фразы, было что-то лукавое. Поглядывала она кротко, но из-под пушистых ресниц и либо в сторону, либо и вовсе в пол. По мнению следователя, так могла смотреть женщина, боявшаяся сказать своим взглядом слишком много.
– Гордеева, ведь вы неглупая женщина, – еле сдерживаясь, увещевал её Зарипов. – Неужели вы не замечаете, что выглядит-то все чертовски странно, если верить вам?
– Как есть, – тоненько ответила Марьяна и снова опустила глаза. – Я не могу больше ничего добавить.
Марьяна испытывала ужас, но все же находила в себе силы держаться именно так, как подсказывал ей инстинкт самосохранения. Она страшилась холодного, испытующего взгляда следователя и избегала его. Она сознательно отвечала немногословно, чтоб не произнести лишнего, что могло бы испортить дальнейшую жизнь ей и сыну. У неё были свои резоны вести себя так.
Это давалось ей нелегко, но у Марьяны имелся свой маленький секрет. Она черпала стойкость, предаваясь чувственным размышлениям. В частности, ей нравилось вспоминать минуты близости с доктором Максимовым. Внезапный секс ночью, в ординаторской, сблизил их больше, чем это могло бы случиться за долгие месяцы знакомства. Потом они встречались еще, и всякий раз она испытывала небывалые ощущения. Их обоих влекла необъяснимая тяга. В энергии этой страсти она обретала все, что ей недоставало раньше, не теряя при этом головы. Поэтому потерпеть некоторое время этого отвратительного мужлана Зарипова ей было вполне по силам. Ведь за порогом этого учреждения она желанна и самодостаточна.
Зарипов заметно нервничал. Дело не срасталось. Почти все версии были иллюзорны. Они рассыпались на отдельные линии. Все было весьма запутанно и бестолково. Впереди предстояла долгая, нудная кропотливая работа по добыче достоверных фактов и улик. Досадливо морщась, Зарипов сказал:
– Идите, Гордеева! Мы еще вас пригласим для беседы.
Марьяна легко поднялась и направилась к выходу, покачивая бедрами. Зарипов смотрел ей в след, не отводя глаз. Даже в движениях этой молодой женщины угадывалась некоторая двусмысленность. Такая внешность очень редко сочетается с добродетелью.
– Светлана Борисовна, к вам можно? Татьяна пришла, дочь Валентины Михайловны, – негромко сообщила Римма, приоткрыв дверь в маленький кабинет.
– Да, конечно, пусть заходит, – кивнула Светлана.
Светлана ответила вполне непринужденно, но внутренне вся напряглась. Все в ней противилось погружению в атмосферу горя, а эта женщина едва ли могла принести с собой нечто иное.
Татьяна расположилась напротив, придвинув стул вплотную к столу. Светлана наметанным женским взглядом считывала информацию с облика посетительницы, пытаясь просчитать причины её появления. Вид у неё был несколько усталый, лицо исхудавшее, но не болезненное, а вполне живое. Видимо, молодой здоровый организм брал свое.
– Здравствуйте, Танечка, – обратилась Светлана как можно любезнее. – Хорошо выглядите. Этот цвет краски вам очень к лицу. Надеюсь, ничего не случилось?
– Света, – полушепотом заговорила Татьяна, немного опасливо оглянувшись на дверь. – А ведь у мамы-то деньги пропали.
– Какие деньги? – спокойно осведомилась Светлана. – Сколько?
– Не маленькие! – с легким нажимом заявила посетительница.
Для шутки это прозвучало жутковато. Казалось бы, замечательный человек мертв, и все остальное уже не важно. Однако у живых свои расчеты и свой подход ко всему.
Светлане не хотелось опять ворошить события того тяжелого дня. Она с минуту помолчала, не отводя пристального взгляда. Что это – подвох или истина? Ей удалось остановить тревожный бег мыслей и заставить себя рассуждать здраво. Внутри раздался легкий щелчок, и деловая хватка возобладала над чувствами. Денежные вопросы всегда требуют точности.
– Давайте, Танечка, по порядку, – четко проговорила Светлана.
Татьяна прокашлялась и пояснила:
– У нас ведь дом был в Буньково. Это в Ногинском районе. От деда остался. Домишко добротный, земли двадцать соток, места красивые, да ездили мы туда редко. Не по силам и не по средствам нам было. Мама продать его решила, а в Москве отдельную однокомнатную квартиру для меня купить. Мама все мою судьбу устроить хотела, говорила, на невесту с квартирой больше женихов будет. Дом на маму был оформлен, так она сама и занималась всем. Покупатель вначале выплатил аванс, а после всех процедур по сделке оставшуюся часть денег привез. В тот день и доставил ей их прямо на работу…