— Зачем вы здесь?
— Пришла тебя разбудить.
— Ну с этим вы справились. Отвечайте на конкретно поставленные вопросы, — строго сказал Медикамент, не терпевший людей, стихийно вторгающихся в его личное пространство.
— Да я не в том смысле. Все мы по жизни спим до определённого момента, а потом раз и проснулись, — девушка присела напротив Дениса. — Ну и с мастером хотела познакомить.
— Можно было не утруждаться, а просто передать координаты.
Денису барышня была глубоко неприятна. Он терпеть не мог модные течения, где женщина, не умея выражать свою индивидуальность через интеллектуальные способности, начинала жуткие эксперименты со своей внешностью. А от этой девушки сквозило ещё и мерзким сырым запахом.
— Ну с вами он точно разговаривать не будет. Если пойдём вместе, то, наверное, согласится. Но я советую сначала задать все интересующие вопросы мне.
Девушка притронулась своей ногой, облачённой в рваные засаленные джинсы, к ноге Дениса и повозила ступнёй, покусывая нижнюю губу.
— Вы мне нравитесь.
— А вы мне нет, — резко сказал Медикамент и, встав, отошёл в другой угол кабинета. — Что вы хотите?
— О, в моей голове такой калейдоскоп желаний.
— Может, закончим цирк? У меня реально нет времени на этот бред. Говорите, что нужно, — строго спросил Медикамент.
— Я же говорю, торопыжка, — девица усмехнулась и, встав с кровати, потянулась, потом взмахнула руками и подошла к окну. — Я жрица!
— Ну я ожидал чего-нибудь в этом роде, — бесстрастно ответил Медикамент. — У нас здесь храма нет, так что вы не по адресу.
— Храмом может быть не только здание или алтарь. Им может быть даже человек или группа людей. Храмы, идолы, тотемы… — девушка присела на подоконник. — Человек привык, что всё это должно быть из дерева, кирпича или камня. Точнее, людей приучили к тому, что любой объект поклонения — обязательно неодушевленный предмет. А знаете почему?
— Почему? — вяло спросил Денис.
— Чтобы не было зависти. Ведь если мы назначаем идолом одного человека, то почему же похожий на него из плоти и крови не может быть тоже объектом поклонения. Всё проистекает из-за человеческого чувства зависти и желания обладать чем-то бо́льшим, чем наделила его великая космическая сила.
Денис устало вздохнул, глянул на девушку, глаза которой сияли странным блеском и скривившись спросил:
— На чём сидишь?
— Тебе не понять, всю глубину процесса, — невпопад ответила девушка.
— Не спорю. И всё-таки тратить своё время на бредни наркоманки я не хочу. Либо ты даёшь мне адрес, либо проваливаешь, — резанными фразами проговорил мужчина. — У меня нет времени.
— Так вот, я не закончила про тотемы, — не меняя выражения лица, проговорила девушка. — Что если ты свои находки будешь рассматривать с этой точки зрения?
— Находки? — нахмурился Денис.
— Ну да.
— Ты хочешь сказать, что девушки, которых мы нашли — идолы? — медленно проговорил Медикамент.
— Да.
— А почему ты решила прийти ко мне и рассказать? Ведь получается если ты знаешь об этих девушках, то знаешь и кто за этим стоит, — Денис помедлил. — И как их найти?
— Всё не так просто. А пришла я потому, что меня устраивает философия, но не нравится подход. Мы своё тело должны отдавать добровольно, — расстёгивая пуговицы на рубашке, проговорила девушка. — Мы должны прожить, впитать каждой клеточкой исповедуемое мировоззрение, а потом стать идолом.
Когда гостья распахнула рубашку, надетую на голое тело, Денису стало не по себе. Через его руки и глаза прошла не одна сотня жертв насильственных смертей, и в анатомичке он видел то, что нормального человека давно бы уже вогнало в стабильное депрессивное расстройство, мерно перетекающее в истерию, но увиденное сейчас категорически шло вразрез со всеми представлениями Дениса. На теле девушки была вырезана целая картина, по кругу стояли схематичного обозначенные идолы, а в центре висел кристалл гиперкуба.
— Я жрица! Ищи разгадку в каждой. Они идут парами. Копай глубже, они не случайно отдали свои жизни, — прошептала она и, резким движением раскрыв ладонь, дунула на неё.
У Дениса вдруг дико защипало глаза, в ушах стал ухать гулкий шум, судорога в животе повалила его на пол и когда он очнулся, за окнами уже вилась темнота, валяющийся рядом телефон разрывался от входящих звонков, а он был совершенно один.
Унге вышла на вокзале в Карельске, оглядела полупустую в этот поздний час станцию и, позвонив по телефону местного такси, вызвала машину. Ей сейчас было крайне сложно ехать на место, встречаться с Денисом: она просто не знала, что ему сказать. Унге чувствовала себя глубоко ответственной за произошедшее с сестрой Дениса и ей никак было не изжить это гнетущее, отвратительное чувство. Она, конечно, хотела ещё несколько дней пробыть в городе. С одной стороны, это и правда было необходимо, с другой — мерзкое трусливое чувство постоянно вторило, что она ещё недоделала все дела и можно задержаться, но, выслушав сбивчивый рассказ Берегового, Унге сразу же собрала сумку и двинулась на первую электричку.
— Юра, я приехала, — отозвалась она на звонок Берегового.
— Ты где сейчас?
— На вокзале.
— Сейчас за тобой патрульные прибудут, — вздохнул оперуполномоченный. — У нас тут треш полный, и ко всему нам с тобой ехать на место происшествия.
— Что опять случилось? — Унге вся похолодела внутри, ей так хотелось хотя бы один день провести без рассматривания трупов.
— Да там сложно. Давай на месте всё обговорим.
Унге отменила такси, юркнула вслед за последними пассажирами в подземный переход, соединяющий перрон и здание вокзала, и выйдя на улицу, огляделась в поиске ожидающей ведомственной машины.
— Здрасьте, — в окошко остановившегося автомобиля высунулось лицо уже знакомого патрульного. — Давайте сумку, — он выскочил и, подхватив лёгкий багаж, поставил его в автомобиль.
— Что случилось? — спросила Унге. — Почему именно нас вызывают?
— Да хрень какая-то, ой, простите. Короче, на пульт звонок, — патрульный открыл для Унге дверь, — звонит мужик, голос дрожит. Короче, блеет потихоньку, что он проснулся в странном месте, где всё вымазано кровью и какими-то знаками исписано. Не, ну он адрес-то когда сказал, все про «странное место» смекнули — бордель. Ну это неофициальный, конечно, — как-то нервно усмехнулся мужчина, — ну и до взрывов был, конечно. Сейчас-то кого там обслуживать.
— Это всё очень увлекательно, но, может, мы поедем? Мамыкин на месте?
— Так он это, в больнице.
— Что случилось?
— У вас всегда столько всякого случается, что я, простите, не успеваю за событиями следить. А вот и нужный адрес, — притормозив в одном из тёмных дворов возле вокзала, сказал водитель. — Вам на третий, в шестнадцатую. Сейчас остальные подтянутся, участковый там должен быть.
Унге ступила на мокрую корку асфальта, её шаги гулко отразились от сдвинутых стен двора-колодца, в углу прошмыгнула тень испуганной кошки, и скрипнула открывшаяся дверь в нужном Алас подъезде. Глянув на согнутую в три погибели старушку, Унге посторонилась, посмотрела, как бабулька ковыляет к арке, и покосившись на потухшие фонари, покачала головой. Зайдя в подъезд, она посмотрела вверх, но никаких признаков бурной деятельности находящейся на месте оперативной группы не обнаружила — здесь было тихо и пусто. Лестница плохо освещалась жидким светом засиженного мухами плафона, перила были липкими, в зацепках «искусной» резьбы по дереву, где даже на ощупь хорошо читались все нацарапанные выражения, ступеньки с щербатыми отбитыми краями щерились толстым слоем осыпающейся штукатурки, а кое-где и вовсе провалились дырами. Стараясь не провалиться и не сломать себе что-нибудь, Унге стала продвигаться наверх. Остановившись возле искомой квартиры, она потянула за дверную ручку, вошла в коридор и остановилась. Если бы ей даже не сказали, что здесь бордель, она бы и так это поняла исходя из дурно составленного кричаще-красного интерьера с обилием календарей с голыми девицами.
— Участковый, вы здесь? — осторожно спросила Унге, но в квартире висела густая тишина, так что даже звуки с улицы не проникали внутрь.
Сообразив, что владельцы явно потратились на звукоизоляцию, Унге пошла дальше, аккуратно заглядывая в двери отдельных номеров, но тщетно: везде было пусто. Дойдя до конца коридора, но так и не встретив ни единой живой души, она развернулась, чтобы идти обратно, как вдруг проём загородила чья-то квадратная фигура.
— Вы участковый? — спросила она. — Я не пойму, где место происшествия? Я уже всё осмотрела.
— Ништяк. Как настоящая, — во всю ширь своего лица усмехнулся мужчина. — Не люблю, конечно, белобрысых, но ты зачёт. А можешь ещё что-нибудь такое же сбацать.
— Какое такое? — нахмурилась Унге, но сразу сообразила, что, скорее всего, это один из клиентов этого заведения. — Могу, — вяло отозвалась она, — погоди минутку, сейчас настоящий перформанс будет.
— Чё? — не понял мужчина.
— Неважно, — Унге набросала короткое сообщение, и буквально через минуту в квартиру вломился участковый и патрульный, который её встречал.
— Чё, с мужиками? — у гостя заведения глаза полезли на лоб. — Не, мы так не договаривались. Вы чё? Я Витя-скоморох.
— Уведите вы его уже, — устало сказала Унге. — И позвоните Береговому, у меня телефон сдох. Где эта комната? — спросила следователь у участкового, защёлкивающего наручники на мужчине.
— У них тут хитро сделано. Здесь для шушеры, а там, он кивнул в сторону кухни, дверь есть, так вот там во второй части более прилично. Вон там и есть.
— А свидетель или потерпевший, не знаю прямо как его назвать, здесь?
— Не, я когда приехал, никого не было. Испугался, наверное, и сбежал.
— Камеры в этом доме есть? — с сомнением спросила Унге.
— Ну так, — участковый пожал плечами.
— Ну как? — раздражённо спросила Унге.
— Муляж.
— Это значит, нет, — зло сказала Алас и, развернувшись, пошла в сторону кухни.