— Мне нужна прослушка на каждый телефон в администрации и полиции Карельска, есть ещё пара интересующих телефонов, их я отдельно пришлю. И ещё несколько неприметных экипажей для слежки. У меня полсостава кто в больнице, кто после ранения, на местных надежды никакой, хотя и говорят, что поменяли всех.
— Ага, поменяли. Старых на новых, исполняющих указы старых. Егор, будь там осторожен, мои ребята уже работают, но всё не быстро, должна быть железная доказательная база. Многие головы полетят, причём и те, которые на очень высоких шеях. Всё, что тебе нужно, сделаю.
У Егора внутри вдруг потеплело, словно отпустила цепкая лапа вечной гонки и стало немного легче дышать. Наконец появилась реальная помощь, потому что операция для одной команды становилась слишком тяжёлой.
Егор смотрел, как Данила паркуется возле столба, глушит машину, выходит и, подойдя к телу, качает головой. Потом Данила протянул руку, отвёл свисающие волосы женского трупа в сторону, и Малинин увидел, как рыжее пламя взрыва вдруг слизало с этого места прежнюю картинку и оставило только оседающую хлопьями землю, два искорёженных человеческих тела и покосившийся столб. А себя Егор обнаружил на земле, отброшенным на несколько метров и совершенно оглушённым.
В кабинете висела душная, томительная тишина, эхом отдавался гул компьютеров, даже ветер не залетал в открытую форточку, а просто проносился мимо, страшно воя, словно раненая душа. Любой звук ломал скорбное молчание, царапал, словно гвоздём по стеклу, заставляя вздрагивать.
В холле послышались шаги, Мамыкин, не поднимая глаз, зашёл в помещение и, постояв несколько минут, проговорил:
— Предварительно могу сказать, что это было управляемое взрывное устройство.
Малинин поднял глаза на криминалиста и нахмурился.
— То есть получается, Данила неслучайная жертва?
— Нет. Ты, по твоим же словам, был далеко, так что тебя точно не могло зацепить.
— Нужно запросить триангуляцию вышек в этом районе, вполне возможно, что управляли взрывом с сотового…
Малинина на полуслове прервал шум и громкие голоса, дробно катающиеся по пространству внизу. Егор встал с места, быстро проскочил по лестнице и остановился, взирая, как Ласточкин распекает бойца спецназа, пытаясь пройти в здание. Егор не сразу пошёл дальше, он просто остановился, чтобы хоть на секунду остаться в одиночестве и выдохнуть. После всего что произошло, он, как сейчас, видел столб дыма, язык пламени, утягивающий за собой из этого мира жизнь Данилы, и вдруг внутренний взор Егора словно поставил картинку произошедшего на паузу. Сейчас Егор был почти на сто процентов уверен, что за пеленой едкого дыма буквально на минуту показалась чья-то фигура, быстро ретирующаяся с места происшествия.
— Да пустите вы его. Это Ласточкин, — еле слышно сказал Егор, выйдя на крыльцо и здороваясь с Иваном Гавриловичем. — Зачем ты Варю оставил?
— Там с ней мои воспитанники, верю им как себе. Они знают, что если что, я им яй… — Ласточкин махнул рукой. — Короче, головы поотрываю. Чего у вас тишина такая похоронная? Работа не кипит?
— Кипит, — на ходу сказал Егор. — Данилу убили.
Ласточкин, шедший вслед за Малининым, охнул, остановился и переспросил:
— В смысле? Совсем?
— Иван Гаврилович, что ты несёшь? — оборачиваясь, огрызнулся Малинин.
— Прости, Егор. Я как-то не сразу… — он замолчал, оборвав фразу на середине.
Егор быстро поднялся обратно и, вперив взгляд в Стефани, спросил:
— Ваши компьютерщики могут как-то посмотреть момент взрыва? Я почти уверен, что там был человек.
— Они этим уже занимаются. Пока никого не заметили. Но прошло ещё мало времени, а информации нужно отсмотреть очень много из разных источников.
Егор подошёл к висевшей на стене грифельной доске, видимо, использовавшейся во время собраний медперсонала, взял мел и стал чертить.
— Вот такое было расположение объектов. Я здесь, — он поставил жирную точку, — тело и Данила здесь, а человека я увидел примерно в этом месте.
Стефани сфотографировала рисунок Малинина и, перебросив коллегам, долго смотрела на то, что начертил Малинин, потом встала и медленно подошла.
— Теперь всё встало на свои места, — сломанным хриплым голосом сказала Стефани.
— В смысле? — оторвавшись от рисования каракуль на листке бумаги, спросил Малинин.
— Я всё время думала, что такой мифологический народец, давно канувший в забытье, никак не мог возродиться с такой мощью без посторонней поддержки. Теперь я понимаю, кто и что делает.
— Это очень круто, что ты понимаешь, но, может, ты и нас просветишь? — сощурив глаза, сказала Егор. — Или это просто моменты самолюбования.
— Не рычи, — просто сказала Стеф. — Это просто оттягивание момента, когда придётся признать неизбежное, — не отрывая взгляда от столешницы, проговорила она. — Данила всю свою сознательную жизнь гонялся за Кадуцеями и то что… — Стефани запнулась на последнем слове. — То что сегодня произошло, лишний раз доказывает, что именно они стоят за всем.
— А, ну теперь всё стало ясно и понятно, — глухо ляпнул мрачный Береговой.
— Данила нам рассказывал про Кадуцеев, но это было давно. А что тебя сейчас навело на эту мысль?
Стефани взяла мел, которым только что рисовал Малинин, и стала соединять точки на доске.
— Пентаграмма или Пифагорейский пентакль — это своего рода печать силы. То есть с помощью этого изображения можно обрести богатство, славу, уничтожить врагов, ну и, конечно, обрести вечную жизнь. Конечно, в книжках-раскрасках, которые любят покупать приверженцы мистики от сохи, сказано, что достаточно найти нужные ингредиенты и нарисовать печать в определённый лунный день и всё сработает. Но это не так. Ничего не выйдет, потому что каждый пентакль — это огромная сила, и чтобы заставить эту силу работать на себя, нужно немало вложить, — Стеф задумчиво посмотрела на получившийся рисунок. — Есть бумажная карта местности?
— Да, — Унге быстро разложила на столе помятый глянец.
— Так, где у нас была первая жертва? — Стеф сосредоточенно поискала глазами нужное название посёлка. — А, вот. Так, а вторая девушка, которую ты, Егор, увидел на крыше, вот здесь?
— Да, — Малинин подтянулся к собравшимся возле карты.
— Пентакль состоит из нескольких частей и очень символичен. Я не буду углубляться в эти дебри, иначе мы оттуда вернёмся не скоро, но скажу одно, у меня острое ощущение, что нужно искать поблизости строение вот такой формы, — она быстро накидала на листке бумаги вытянутые прямоугольники по две стороны от длинного прямоугольника, оканчивающегося овалом.
— Почему именно такое?
— Потому что это пентакль открытия дверей. Видите, я начертила треугольник с выходящими прямыми, это, скорее всего, была недостающая часть и ключ активатор.
— То есть, где-то рядом есть похожее здание? — спросила Унге. — И сейчас, когда произошли все события, мы собираем их в одну линию и получаем геометрический рисунок? И он активирует первый ключ или пентаграмму?
— Совершенно верно. Найдём здание, найдём климатическую установку, которая устраивает здесь каждый день эти свистопляски, — сказала Стеф, кивая на сгущающиеся тучи за окном.
— Я почти ничего не понял, но понял, что нужно искать, — сказал Малинин.
— Егор, это не точно, — Стеф остановила его, — но, скорее всего, здание будет где-то слева сверху от места происшествия. Мои ребята ищут со спутников, но не факт, что его не замаскировали.
— Разберёмся, — буркнул Егор. — А вы тогда попробуйте с Унге понять, что за кровавую мизансцену устроили в борделе: хотелось бы уже начать играть на опережение.
Егор вырвался на улицу, сел в машину и поехал, не разбирая дороги. Ему срочно нужно было стряхнуть с себя наваждение смертей, видения пентаклей и всю богатую колоритную мистическую суету, которой теперь было слишком много в его жизни.
Лизе казалось, что она только что вышла в лес и был день, но сейчас она стояла посреди чащи, из темноты к ней тянулись дрожащие ветви деревьев, ноги тонули в сыром пропитанном дождём мху, вся одежда промокла. Она никак не могла понять, как здесь оказалась и не имела ни малейшего представления, где находится, но ощущение было такое, что она очнулась от глубокого сна, а в памяти словно просверлили дыру, и где-то на задворках сознания тихо тлела боль, но Лиза даже не имела представления почему. Она бродила по кругу, растирала мокрую кожу рук, пытаясь согреть ладони дыханием, но в результате лишь громко закашлялась и сама испугалась лающего звука. Окончательно запутавшись в непроглядной сырости леса, Лиза прислонилась к дереву, прикрыла глаза и долго стояла, вслушиваясь в шепчущую ночными звуками тишину, как вдруг в этот гармоничный мир прорвался чуждый звук, в котором Лиза разобрала гудение автомобильного мотора. Не разбирая дороги, она кинулась в сторону звука. Когда лес закончился, Лиза увидела, как чьи-то фары чертят дорогу. Она вылетела на обочину, зацепилась ногой за камень, упала на блестящий, мокрый асфальт, её ладони хлопнули по железу мчащейся машины, тело отлетело от сильного удара в траву, и Лиза провалилась в мягкое беспамятство.
Через некоторое время возле того места, где упала Лиза, остановился автомобиль, из него неспешно вышел мужчина, он оглядел пустую дорогу, проворно спустился по скользкой траве, подхватил на руки бессознательное, висевшее тряпкой тело Лизы и, уложив её на заднее сиденье, вскоре уехал.
Софья наконец совсем стряхнула с себя ворох неприятных бессвязных снов, открыла глаза и испуганно вздрогнула, увидев на фоне окна мужской силуэт.
— Соня, это я, — шёпотом сказал Малинин.
— Что случилось? Где я?
Она завозилась в постели, но обмякла под настойчивым нажимом Малинина, пересевшего к ней на кровать и за плечи аккуратно уложившего её на подушку.
— Аккуратнее, не скачи, а то ещё голова закружится.
— Да? Мне кажется, там теперь не голова, а чугунок. Последнее, что я помню, это как мы с тобой плыли к острову.