Пока я не получу начальные ранги всех известных мне аспектов, другие будут недоступны. А мне оставалась только одна пара. Та самая, к которой я так не хотел приступать. Сила, которой я владел в прошлой жизни.
Сила, приведшая меня в ловушку. Сила, погубившая многие жизни. Сила, позволившая выжить мне. Надежда. Вот только вместе с ней в паре шло отчаяние. И я не был уверен, что из этого страшнее.
И во мне разгорались источники обоих аспектов прямо сейчас. Надежда и отчаяние.
Я хмыкнул и потянулся за липкой пахлавой. Справлюсь.
Глава 18
Я очень хорошо помнил, как пробудился мой дар. Пожалуй, каждый одарённый не забывает этот момент, но я особенно.
Испугался я тогда знатно.
Мне было лет десять, и те годы не были самыми приятными в моей жизни. Даже по сравнению с заточением. Приютившая меня семья не стала близкой. Все меня сторонились и всячески отстранялись, в основном делая вид, что меня не существует. Боялись, это я уже гораздо позже понял. Что ничуть их не оправдывало, но тем не менее.
Но тогда, будучи мальчишкой, сначала очень расстраивался и обижался. Старался вести себя как можно лучше, чтобы заслужить их любовь. Тщетно.
В итоге общался я лишь с дворовыми ребятами, а из всех «благородных» хорошо ко мне относилась только дочка хозяина этого южного поместья, раскинувшегося среди жарких степей.
Точнее сказать, сначала я открыл в себе способность к артефакторике. Так с артефакторами происходило довольно редко, как я узнал потом. Обычно сначала просыпался основной аспект, а уже через него дар к созданию магических вещей. Словно ниточка к магии в общем.
Тогда я ничего про это не знал, но как только понял, что умею, сделал для девчонки куклу, веселившую её и рассказывающую сказки. На чистой интуиции и огромном желании как-то отблагодарить её за доброту.
Несмотря на то что игрушка получилась страшная, девочка её очень любила и таскала с собой повсюду.
Детвора, которой было довольно много во дворе, — дети служащих и рабочих, была предоставлена сама себе. Не были они злыми по своей сути, но внутри этого «вольного» сообщества существовала жёсткая иерархия. И, как полагается, испытания для новеньких.
И как раз в поместье прибыл новый работник со своей семьёй.
Занимались в тех местах выращиванием арбузов, которые в те времена были не просто деликатесом, а настоящим сокровищем, доступным немногим избранным. Арбузами угощали при царском дворе в особенных случаях, одаривали послов, и каждое лакомство было на вес золота. Да и готовили арбуз весьма оригинально — в патоке с перцем, имбирём, корицей и мускатным орехом.
К тому же и доставлять эту «царскую ягоду» было проблематично. Железных дорог тогда не было, а по пути в Москву имелось несколько крупных аномалий. Поэтому везли вверх по Волге под конвоем. Что ещё сильнее удорожало угощение.
В общем, прибывший работник был природником, причём специализирующимся как раз на арбузах. Учился где-то за границей сызмальства.
Сын его был старше меня, как и большинства дворовых ребят, да и сильно здоровее. Но тоже очень хотел со всеми подружиться, тем более язык знал плохо, сказалось заграничное детство.
Местные «вольные» к хозяйским детям не совались, побаивались наказания. Но для новенького выбрали испытание, связанное с той самой куклой. Отобрать у девчонки и в колодец выкинуть.
Уж не знаю, чем думал и думал ли, тот подросток, но согласился.
Я был на кухне, помогал таскать мешки с мукой, когда услышал крик Олеси. Внутри меня всё сжалось, что-то будто щёлкнуло и накрыло адреналином. Кажется, я выбил плечом дверной косяк, когда бежал на звук.
Картина мне открылась не такая страшная, как я себе напридумывал, пока бежал.
Возле колодца стояла зарёванная девочка, рядом с ней ухмыляющийся хулиган, а прочие затаились по углам, с интересом подглядывая за развитием событий.
Я подлетел к Олесе, осматривая её — нет ли ран, и она сквозь всхлипывания провыла, указывая на колодец:
— Он её выбросил…
— Это кукла, страшная очень, — коряво возразил парень, рассмеявшись. — Дура.
Меня накрыло такой волной гнева, что зрение помутнилось. И возмущения. Как можно обижать девчонок? Как можно обижать слабых? Ладно, я тоже был мелким, но мог постоять за себя. Но Олеся…
Короче говоря, разум тогда мой отключился. Эмоции заполонили собой всё, и врезал я этому дылде со всей силы. Благо, что дворовое общество меня быстро обучило драться.
Началась свалка. Парень хоть и был крупнее, но явно не участвовал ни в одной серьёзной потасовке. Но на его стороне всё же был вес и сила. Мы сцепились и повалились в пыль, став кататься по земле. Я только и помнил, что распахнутые от ужаса глаза девчонки и злорадные усмешки ребятни.
А потом я поднялся в воздух. Нас растащил один из служивых, просто подняв каждого за шкирку. С моим ростом в том возрасте я оказался болтающимся над землёй.
Выслушав обе стороны, мужчина тоже рассмеялся и сказал, чтобы не занимались глупостями, а то розгов получим. Точнее, только я получу. Трогать сына ценного работника никто, конечно же, не собирался. Тем более тот наплёл, что всё случайно получилось.
Вот тогда во мне пробудился дар. От чувства дичайшей несправедливости, от накопленных обид, от желания что-то изменить. Стать сильнее всех, чтобы отстоять Олесю.
И магия откликнулась.
Весь двор накрыло волной силы — когда пробуждается дар, особенно при подобных обстоятельствах, выброс может быть очень мощным. Кратким, но непреодолимым.
Служивый отпустил нас, и хулиган буквально ласточкой нырнул в колодец. Остальные мальчишки тоже бросились туда, но выстроили что-то вроде живой цепи. Хватали друг друга за ноги и опускали в довольно глубокую шахту. Мужчина замыкал, чтобы не посыпались все на дно.
А девчонка стояла и смотрела на меня с ужасом.
Нет, я не заставлял их. Пусть мой дар был сродни менталу, но всё же был совсем иным. Воздействие магии разума похоже на указание направления, филигранная работа с желаниями и эмоциями. Конечно, если бахнуть со всей дури, то можно просто выжечь разум, оставив человека овощем. Но на такое были способны единицы.
Аспект надежды вселял такое чувство, что любые доводы разума не могли ему противостоять. Сметалось всё, кроме цели, заложенной магом. И воодушевлённые люди способны были сотворить что угодно.
Но это на высоких рангах. Ну или при таком вот пробуждении силы.
Во мне накопилось столько эмоций, что эффект был сокрушительный. Весь двор преисполнился желанием восстановить справедливость.
Да, это был важный момент. Магия не сработала бы, будь мои чувства нацелены на нечто плохое. Условно плохое, то есть в рамках нравственности моей и большинства людей, на которых эта сила направлена. Ведь они знали, что неправильно так поступать.
Отчаяние, к слову, работало также. Но с обратной стороны, когда на первое место выступала злость. На жизнь, на других, на что угодно, кроме себя. Похоже, но не совсем. Несправедливость тут присутствовала, но только по отношению к самому себе.
Высокоранговый маг надежды наполнял людей светлым чувством, маг отчаяния — тёмным. Но, как по мне, это было одно и то же. Управление.
Только на начальных уровнях развития возможно было лишь пробуждать, «подсвечивать» в людях надежду или отчаяние. Открывать то, что в них уже было, а не вселять. Но если маг хотел получить высший ранг, то ему приходилось этими чувствами управлять.
Свой первый серьёзный ранг я получил в битве. Иначе было не выжить, и решение далось несложно. Следующий уже в заточении, там было ещё проще, когда я понял, что стоит на кону гораздо большее, чем моя жизнь.
Повторять этот путь мне не хотелось. Но пока это не было задачей, которую необходимо решить. Начальный ранг взять можно, просто подняв в людях то или иное чувство. И к счастью, это было не срочно.
Тогда я ничего это не знал. И решил, что сломил волю людей. Откат был страшный, мной овладел стыд и страх. Никто же не мог объяснить, что произошло. И что все эти эмоции усилились взятием ранга.
Меня заперли на сеновале. А потом приехал учитель и забрал меня.
Видя, как я переживаю случившееся, он немного рассказал о магии. Наш долгий путь был наполнен его уроками, слегка скупыми и весьма резкими. Потом я понял, что он просто хотел меня выдернуть из этого состояния. И сделал это, как уж сумел.
Спустя годы я снова обратился к дару. Когда стал понимать, что магия сама по себе не плохая и не хорошая. Всё дело в том, кто держит её в своих руках.
Тот парень, кстати, потом стал поставщиком императорского двора, унаследовав дело отца и устроив собственную бахчу, лучшую на юге. Мы встретились в столице, и он извинился. Признался, что был сущим идиотом и до сих пор стыдится того поступка. Вроде как после того случая что-то в нём поменялось.
Да и Олеся потом писала письма, благодаря меня. Никто меня больше не осуждал, так что и я перестал.
Мы сидели с джиннами в шатре, пели птицы, журчала вода в фонтане, а угощения всё никак не кончались. Мухариб снова рассказывал давние истории о величии и гостеприимности пустыни, словно чувствуя, что творится у меня внутри, и стараясь смягчить мои воспоминания.
— Вам предстоит нелёгкий путь, — сказал дух, когда я поблагодарил за всё и поднялся, собираясь уходить. — Но наполненный удивительными событиями. А дальше будут и другие дороги. Я вижу их, и они прекрасны, — с лёгкой завистью закончил он.
Не хотелось покидать то волшебное место. Но я знал, что вернусь сюда, и не раз. И будет множество подобных вечеров, с ароматами кофе и цветов, со скачущими по пальмам мелкими обезьянками, с барханным котом, пришедшим к нам и мурчащим в лучах закатного солнца.
И я разберусь с тайнами этого места. Все их узнаю.
— Позвольте сделать вам подарок, — призрак махнул рукой и на столике появился небольшой предмет.
Кольцо из переплетённых бронзовых нитей. Слишком большое для пальца и маленькое для браслета. Старинное, судя по следам времени и грубости ковки.