После швартовных испытаний Е. М. Морозов задал мне вопрос: как бы я посмотрел на то, чтобы идти в рейс на «Невеле»? Мол мне, он это видит, трудно с Бурковским, ему — с Немытовым, судя по этому периоду мы бы волне сработались — для пользы дела это было бы гораздо лучше, к тому же меня хорошо знают старпом, стармех и большинство членов экипажа «Невеля», т. к. свою штаб-квартиру я держал на «Невеле».
Перед этим подобный разговор со мной заводили старпом, стармех и помполит, которого я знал еще по «Долинску». Я ответил, что для меня «Невель» также предпочтительней, т. к. лучше знаю экипаж, по этот вопрос решать не мне. Евгений Михайлович, не откладывая, поставил этот вопрос перед В.Г., уезжающим в Москву. Через несколько дней В.Г. прислал на завод телефонограмму о положительном решении вопроса.
Где-то за неделю до выхода на ходовые испытания прибыл назначенный в штат выпускник Дзержинки Бонах В. Г. Это было очень кстати, т к. одному было тяжко, вот ему я и поручил весь комплекс работ по очень хлопотной, но крайне важной, документальной приемке ЗИП, КПП, вспомогательных средств от военной приемки, т. к. Ремнев во всем проявлял нерешительность и робость перед промышленниками и военпредами. Как потом оказалось не зря, т. к. на других судах по этому вопросу были серьезные «наколки». С работой Володя блестяще справился. На ходовых испытаниях очень большую помощь оказал представитель Морского отдела, блестящий специалист и «дипломат» Станислав Алексеевич Левчик, который полностью взял на себя военпредов; строителей «опекал» начальник отдела Балтсудопроекта Вадим Михайлович Шамшин.
Мне повезло, что телеметрию сдавала мне бригада из Ижевска, с которой я работал еще в Нарьян-Маре, так что туфты можно было не опасаться. Связь и СЕВ принимал Стас, до ЦУКОС много лет проработавший военпредом. Большое значение имело и присутствие с нами на ходовых испытаниях В. Г. Безбородова, тактичность которого остужала самых «горячих» строителей и военпредов.
Ходовые испытания проводились в конце апреля на рейде Таллина, из «Селен» мы их закончили первыми.
О ходовых испытаниях можно писать целую поэму, но для этого надо быть Жванецким или Задорновым. Цель моя совсем другая.
В III рейсе на «Неволе» старпомом ходил Виктор Конецкий, после чего он написал повесть «Морские сны». Как писатель мне он нравится: пишет ярко, образно, чувствуется, что искренне любит море и все, что связано с ним. Эта книга тоже яркая, но… В том рейсе у него не сложились отношения с впервые шедшим в рейс НЭ Жарковым Н. С. Эго я понял из наших бесед, когда «Невель» вернулся из рейса, а я на «Кегострове» уходил в рейс. Мы часто собирались в каюте капитана «Невеля» Г. В. Семенова и травили байки. Г.В. сам был еще тот травило, но от баек В.К. мы хватались за животы. Жаль, что в «Морских снах» Виктор свою неприязнь к Жаркову перенес на всю экспедицию, показав членов экспедиции какими-то убого ограниченными, написал об экспедиции с какой-то злостью и желчной иронией. Об этом я писал ему, но он гордо промолчал или… Не знаю, не знаю.
По этому случаю хочу провести аналогию с воспоминаниями о военных сборах после IV курса ВУЗа некоего И. Смирнова-Охтина «Былое бездумье» в журнале «Нева» (№ 9–97 г.), (где очень часто печатается В. Конецкий), в которых автор нелицеприятно говорит о себе за однобокость своих суждений.
«…Записав два фрагмента, спохватился: какое-то скособоченное отражение! Все низведено до анекдота, фарса. Все плоско и однозначно: глупые смешные офицеры, глупая смешная армия. Да и ты сам, со своей иронией, получаешься никак не умнее…
Потому что в материалах памяти отложилось только так. Потому что молодые заносчивые дураки, окунувшись на месяц в армию, не смогли ни увидеть, ни запомнить чего-то отличного от собственных представлений об этом мире. Потому и офицерство, и быт, и армейские порядки были пропущены в сознание и отложились на хранение лишь в комических и абсурдических частностях».
Вот и у В. Конецкого получилось также. Летом 98-го из госпиталя, перечитав его некоторые вещи, в том числе «Морские сны», написал ему и предложил исправить сей казус: наши Ребята заслужили этого, но… он опять промолчал. Ну да бог с ним, очевидно, у «великих писателей» свое видение окружающей их действительности.
Почему я пишу? Зуд писательский? Да нет, какой из меня писатель! Мы создали Клуб Ветеранов Морского Космического Флота. Есть идея написать Историю этого Флота — святое дело! Вот сейчас я в отпуске за 1998 год. Сижу ни загородной хате моего доброго институтского друга в деревне Казарь под Рязанью. Это не просто дом, это приют-урочище для всех друзей-приятелей, душа и тело которых ищут тишины и уединения. Мой друг — «Старый Гавр». «Флот» — Фролин Михаил Иванович старше меня на семь лет и учился на курс старше, он был для меня в те годы не только другом, но и наставником — старшим братом. До поступления в Рязанский Радиотехнический Институт он семь лет отбухал срочную службу на Флотах (1946–1953 годы). Считаю, что во многом благодаря ему я в срок и неплохо закончил ВУЗ, т. к. из-за своего мальчишеского раздолбайства запросто мог и вылететь досрочно. Он, технарь от Бога (КТН, до сих пор ведет две нестандартные НИР), руки его растут из положенного места: хату, баню, подворье — все сделал сам. Но он еще страстно увлекается Историей. Вот недавно он высказал интересную мысль, оторвавшись от чтения (какой раз!) Карамзина: вот читаешь… и все цари, короли и т. д. А недавно прочитал книжку «Рассказы иркутских очевидцев» в которой рядовые жители описывают жизнь, быт, традиции того края в XIX веке, очевидцами, свидетелями и участниками которых они были. Это так интересно!
Этот разговор мне запал в душу. Сначала я хотел написать просто хронику наших рейсов, нечто НИРовского отчета. Но, подумав, решил этого не делать. Хронику, чтобы она была достаточно объективной, необходимо писать, используя не только личные архивы и воспоминания одного человека. Поэтому здесь пойдет речь в основном о двух экспедиционных рейсах на «Селенах», которые мне особенно врезались в память. Здесь будут выдержки из черновых рабочих материалов, которые каким-то чудом сохранились у меня, эпизоды из моего личного дневника, который я хотя и нерегулярно, но вел, мои наброски по тем или иным событиям, людям, которые я делал в рейсах и в межрейсовые периоды. Прошу не судить меня строго, если у кого-то существует иное мнение по тому или иному событию. Дерзайте! Я же своим рассказом хочу передать атмосферу и дух тех лет, вспомнить (и напомнить) о всех Ребятах, которые делали эту грудную работу. Историю, в конце концов нашего Флота.
Только собрав воедино всю информацию, мы сможем создать правдивую, действительную историю нашего Флота, которому каждый из нас отдал лучшие свои годы. Не хотелось бы, чтобы в этой Истории фигурировали только Начальники, и кто-то из наших потомков воскликнул: ну и что, а где жизнь, быт, т. е. все то, что было характерно именно для этого участка работы по покорению Космоса, именно в те времена и именно в тех условиях. Все, о чем я здесь пишу — это мое, личное, поэтому с этих позиций прошу относиться ко всему написанному.
I Экспедиционный рейс НИС «Невель»1967 год
В рейс вышли из Ленинграда 10 мая. Состав экспедиции: НЭ — Самойлов Б. А., ЗНЭ — Пашков Е. Г., Начальник ППРЦ — Комарьков И. В., Начальник лабораторий (станций) СЕВ и Заря — Щеглов А. В., Начальники лабораторий (станций) МЛ–9 МК — Бонах В. Г. и Прусаков С. Л.; Члены экспедиции (техники — операторы). Всего 28 человек.
Предписано было всем «Селенам» следовать на рейд Балтийска и ждать официального решения вопроса о нашем статусе, как Научно-Исследовательских Судов (НИС), пополнивших отряд НИС Отдела Морских Экспедиционных Работ (ОМЭР) Президиума АН СССР, который возглавлял легендарный Иван Дмитриевич Папанин.
Об этом болтании на рейде Балтийска как-то и не хочется вспоминать, т. к. многое вспоминается с горечью. Да и сам первый рейс был «черт знает каким»: долгое болтание сказалось на дисциплине, самовольный уход с рейда Балтийска, который потом многим аукался, отсутствие работ в рейсе и т. д.
Но несмотря ни на что, к концу рейса удалось сплотить коллектив, достаточно неплохо изучить аппаратуру, отработать взаимодействие, но главное, повторюсь, стать единой командой.
Конечно, много поучительного, смешного и печального можно рассказать о наших «беспримерных подвигах» на рейде Балтийска. Но я не хочу об этом писать, потому что невольно выплывет моя субъективная оценка одного моего коллеги — тоже НЭ, действия которого заставили нас разбежаться из под Балтийска, который потом, по возвращении из рейса, при «разборе полетов» гнусно подставил Алика Москальца, после чего Алик шесть лет пребывал в «почетной ссылке» на берегу в должности НШ Комплекса — визу ему прихлопнули основательно. Правда, этот деятель и сам слетел, оставив пакостный след, наверное, во многих душах, по крайней мере в моей это точно. Ну да бог с ним, случайный он человек был на Комплексе — при-шел-ушел.
Поучителен был наш «залет» под островом Борнхольм, который нас заставил серьезно относиться к отработке, действий в случае угрозы захвата судна.
Много интересного можно рассказать о нашем пребывании на острове Святая Елена, где «лихие гвардейцы»
Сани Супонева с «Кегострова» оставили свой «след» на всех фортах и даже на исторической черепахе, на которой по преданию любил кататься еще Наполеон. Только высокое дипломатическое искусство Алика Москальца позволило замять этот инцидент. А так хотели нас всех вышвырнуть с острова и никогда не пускать. Вот тогда не удалось бы Сереге Прусакову с группой таких же фанатиков-туристов облазить остров вдоль и поперек. Не были бы мы свидетелями беспримерного спуска с крутого откоса нашего «Малыша» — Вити Алейникова, «гордо» восседающего на огромном кактусе и оглашающего ревом и очень образными выражениями исторические окрестности.