Дальше было поинтересней и поприятней. Капитану было легче: у него радикулит, и он вчера не был на «Боровичах», а меня прилично донимал сушняк.
Выбрали испанский ресторанчик, Жоре я категорически заявил: «К черту экзотику, я после вчерашнего могу се и не воспринять, лучше бы для начала пивка для рывка, как ты любишь говорить.» Он переговорил с Жаком, тот сделал заказ, сразу принесли два запотевших огромных бокала пива — мне и Жаку, судя по всему у него тоже был сушняк. Жоре — бокал светлого вина, он вообще был не любитель пива. а. надо заметить пиво на Маврикии было отменное, особенно разливное. Потом были неплохие коньяки и вино под великолепные салаты из лангустов, всевозможная зелень, отлично приготовленная рыба, вкуснейшее жаркое, множество приправ и соусов. Обед прошел на высшем уровне. Прогулялись до пустынного берега, эго левее порта, полюбовались на рейд, я, конечно, хотел искупаться, но Жора посоветовал этикет не нарушать, а так хотелось. Пошли реализовывать третий номер нашей программы. Дом, редакция, и ресторанчик располагались кучно, недалеко от залива и порта.
Квартира Жака находилась в двухэтажном доме со своим подъездом с улицы и выходом с обратной стороны в небольшой уютный дворик с небольшим газончиком и несколькими какими-то цветущими экзотическими кустарниками. Очень милый дворик! Квартира, даже по моим сегодняшним понятиям, очень даже ничего. На втором этаже три спальные комнаты, ванная, туалет. На первом: кухня с небольшой столовой, туалет, не очень большой холл-гостинная, из которой одна дверь ведет в кабинет, другая — в библиотеку. Из кабинета и библиотеки выход во дворик. Окна холла, кухни и столовой выходят на улочку.
Нас встретило юное создание с изящной фигуркой и белозубо-коралловой улыбкой на смугло-матовой очаровательной мордахе. Это удивительное явление природы Жак представил каким-то мудреным именем, отдаленно напоминающим Марию-Марину-Марианну. Она прощебетала, что лучше просто Мари. Ей 19 лет, она уроженка острова, собственно эта квартира принадлежит ей, а у дяди дом за городом, учится она в колледже под Парижем, после окончания будет работать у дяди, ее родители погибли в автокатастрофе, дядя заменил ей родителей, он сам соломенный вдовец, жена-француженка ехать сюда отказалась. Девица упорхнула на кухню и оттуда выкатила уже сервированный столик, на котором стояли чашечки для кофе, рюмки и бокалы, несколько бутылок, разные сладости и орешки. Выпили за дружбу и знакомство, за моряков, за Мари и раскованность пропала, Жак с Жорой (ровесники, старше меня на 10 лет) после некоторого восприятия алкоголя переключились на проблемы острова и политику. Мари вертелась, вертелась, потом что-то быстро защебетала по — французски, Жак перевел Жоре на английский, тот продублировал мне: Мари все это не интересно и она приглашает меня осмотреть дворик и послушать музыку в библиотеке. Естественно я галантно согласился.
Осмотрели дворик. Мари что-то быстро-быстро лопотала по французски, спохватываясь и переходя на ломанный английский, жестами указывая то на цветы, то на кустарник, то на газон. Я, конечно, ни бум-бум, но с умным видом кивал. Перешли в библиотеку, она включила проигрыватель с новейшими записями звезды того времени Тома Джонсона. Выпили, пошли танцевать и я понял, что дело это рискованное, Мари танцевала великолепно, но… чувствую: «сразу кровь ударила в головушку» и… и еще куда-то. Я этак пытаюсь отстраниться и так, а она, сверкая насмешливо своими глазищами, мягко но настойчиво делает наоборот. Благо пластинка закончилась, надо перевернуть. Я плюхнулся в кресло и, пока Мари переставляла пластинку, разлил вино, предложив выпить. Она не возражала, но потом снова потащила танцевать, а поставила какое-то аргентинское танго. Ну вы знаете, как надо танцевать такие штуки? Вот-вот, теперь можете представить мое состояние…
Между мелодиями она показывает на лестницу, ведущую на второй этаж и предлагает подняться и продолжить экскурсию. Ну думаю амба, если соглашусь, то не выдержу, а так хочется-спасу нет, в башке сплошное тук-тук, брюки готовы лопнуть по швам (хорошо, уходя надел плавки, думал по пути искупаться). А она, стервоза, нежно прижимается ко мне и тащит-тащит на верх. Ну, ребята-демократы, тут и Высоцкий с его «мадьярками» вспомнился и дурацкие инструктажи о бдительности и… В общем еле-еле смылся в холл, где измождено плюхнулся в кресло, налил себе приличную дозу виски и, не разбавляя, шандарахнул залпом. Жак с Жорой удивленно посмел рели на меня, я вздохнул и сказал, что девушка затанцевала меня, Жора перевел, после чего Жак очень довольный расхохотался. В это время в холл торжественно вплыла Мари с проигрывателем и пластинками в руках. На вопрос дяди ответила, что танцевать будем все, т. к. Борису без тренировок, очевидно, сказывается длительное пребывание в море, трудно одному (ехидно посмотрела на меня и подмигнула, зараза), а ей хочется потанцевать. После этого поставила какую-то лихую румбу, затащила всех в круг, и все закружилось и завертелось. Потом еще посидели, Жора произнес тост за радушных хозяев, сказав, что мы долго будем вспоминать этот день и вечер, особенно, наверно, мой молодой друг и коллега, которого, он это видит, задели за душу чары молодой миссис. Лучше бы он не говорил этих торжественно-напыщенных слов. Мари опять ехидно посмотрела на меня и этак невинно спросила у Жоры: «Почему же тогда Ваш друг, который мне очень понравился, даже не поцеловал меня? Мне показалось, что я не в его вкусе. Разве не так?» Жак перевел Жоре, Жора мне, все уставились на меня, что я отвечу. Жора с издевочкой, подмигнув при этом, бросил мне: «Ну, начальничек, выкручивайся, выкручивайся, не посрамив при этом чести Флота Российского». Выкручивался я, конечно, отвратно. Я ответил, как мне казалось в то время, с достоинством: «Поцелуй — это святое! А я женат.» В ответ раздался такой неподдельный смех: «Поцелуй!? А разве я сказала или подумала его разводить с женой? Хотя почему бы и нет! Он мне так симпатичен! А с женой всегда можно остаться добрыми друзьями!». В ответ я не додумался ни до чего умного, как изречь (по-французски, единственное, что я знал: се-ля-ви», чем вызвал вообще гомерический гогот этой чертовки: «Совьетика, совьетика!!!» — это еще долго громыхало в моих ушах, к тому же, пока мы возвращались, Жора мне ехидно напевал доморощенно-занудный шлягер тех лет: «Облико морале. О’ Руссо Маринеро!».
Перед подходом к причалу, к шлюпке, Жора мне задумчиво сказал: «Боря, какие же мы идиоты! Вот всегда думаю, почему у нас все через…? Не думаю, что это нормально, не думаю! Но ты не боись, все останется между нами, ведь мне тоже еще капитанить. Он, будучи в кайфе, дома, при своей жене, кстати секретаре Кировского райкома г. Ленинграда, этот случай очень красочно рассказал, на что его жена, отхохотавшись, воскликнула: «Жалеешь?». Я только развел руками. Правда, она добавила: «А что ваш брат вытворяет, когда вы перед Питером заходите в Ригу, Таллин и т. д.?». Жора очень серьезно ответил: «Так это же, мой партай-геноссе, совьетика!». И знаете, что она ответила? — не догадаетесь: «Мужики-Моряки! Тост за вас!».
У В. Конецкого все в том же «знаменитом произведении» есть такие слова: «На самой корме стоит и смотрит в кильватерный след мастер. Он всегда один, даже когда общается с кем-нибудь. Так мне продолжает казаться». А у нас с Мастером было правило: ежедневно после обеда и ужина совершать обязательный «променад» в 30–40 минут по верхней палубе, несмотря ни на какую погоду, даже в районах 40-ых. Сколько мы переговорили за это время! Он мне рассказал всю свою блокадную Одиссею, которую он пережил пацаном.
Конец рейса. Из дневника
7.01.69 г.
Гвинейский залив. Дрейфуем. Днем очень жарко и душно. Вечером приходит облегчение — тропики. Здесь очень много акул. Ловим по несколько десятков в день, придумывая изысканные казни. Пижон их очень боится, а особенно прилипал, т. к. ему кто-то из «юмористов» пытался ее прицепить к его носопыре. Теперь он от них как черт от ладана шарахается.
Проводили сегодня аттестационную проверку телеметристов. Польза есть. В следующих рейсах надо ввести ежемесячный техминимум. Конечно, лучшие знания показали Перепелица, Сычев, Бобков, Тусеев. Много занимался Тамарин, вырос здорово парень, хотя ему трудно дастся, но упорство колоссальное. Молодец Алейников, освоил всю станцию. После предыдущей проверки пришлось крупно поговорить с Лысенко. После этого Миша много занимался, в этом ему здорово помог В. С. Жегалкин. Надо погонять Юрку Струнина — сачок!
Экипаж на сегодняшнем открытом судовом партсобрании решил, что, если до 15-го не дадут добро идти домой, то категорически потребовать от Пароходства ясности???.. Вообще, конечно, свинство, что такая «резина» идет. Мне самому стыдно людям в глаза смотреть, хотя при чем тут я.
8.01.69 г.
Все так же дрейфуем в осточертевшем Гвинейском заливе. Из БМП мастер получил от Юницина две РДО:
1. Нужна ли замена стармеху.
2. Необходимо ли докование по приходу в феврале.
И то и другое необходимо. Февраль? А наши Деятели молчат. Что же получается? Юницин с бухты-барахты докование на февраль бы не запросил — док работает в жесточайшем графике. А на все мои запросы — гробовое молчание. А каком уж тут авторитете НЭ говорить.
9.01.69 г.
Двинулись на точку 12°18′ ю. ш., 02°48′ в. д. До этого болтались северовосточнее. Дали программу работы. К работе все подготовили. Зуд ожидания — после работы обещано возвращение домой.
10.01.69 г.
Идем в точку работы. Утром провели совещание, уточнили функциональное распределение по боевому расписанию. Проверили все посты. Вроде бы все готово… Очевидно, при работе лучше всего лечь курсом 300° перпендикулярно трассе.
11.01.69 г.
Дрейф в точке работы. Ждем. Хуже всего ждать и догонять: в башку лезут всякие, не относящиеся к делу, мысли и мыслишки. Вот все чаще и чаще задумываюсь о том, что в системе нашего комплекса бардак, впрочем «системы» как лаковой и нет. Почти все пущено на самотек. Действует закон инерции: как десять лет назад смотрели на эти суда, как на явление временное, так практически продолжается и сейчас. Но раньше были два допотопных судна: «Краснодар» и «Ильичевск» (сначала он назывался «Ворошилов») и новый «Долинск», но с морально устаревшей измерительной аппаратурой. А теперь… теперь все изменилось: совершенно другого класса суда, современная аппаратура, большой диапазон задач. Однако, общий подход к делу прежний: на наш комплекс смотрят, как на бедных родственников: штат не соответствует объему решаемых задач и количеству аппаратуры, категории и оклады до смешного занижены. Ответственность НЭ большая, но его категория и оклад приравнены к инженеру в управлении, у которого в подчинении никого, и отвечает он только за ручку и рабочий чемодан.