— Душно здесь, и сесть некуда. Я лучше там подожду...
Она повернулась и быстро поднялась по ступенькам. Хлопнула дверь, мы остались втроем.
— Любит она Чуй — ох, любит! — засмеялся фарках. — А какая она была хорошенькая, пока не выросла.
— С возрастом мы все глупеем, а некоторые — особенно, — согласился Альварос. — Так как, узнаешь гасклита?
— Узнаю? — удивился Чуй. — А почему, гляка, Чуй его узнавать должен? — Фарках снова запустил ложку в банку.—Для Чуй что один гасклит, что другой... Ты лучше вот это попробуй. Очень вкусно.— Фарках указал на банку, потом облизнул ложку и протянул ее Альваросу. — Только ему не давай.
Альварос усмехнулся, однако ложку не взял.
— Это действительно вкусно? — спросил он, повернувшись ко мне.
—Ещебы,—ответили.—Это сгущенное молоко. Из моего подвала. Еще у него здесь должны быть мед и варенье. А может, еще что стащил, я не знаю.
— О чем это он? — озабоченно спросил Чуй, подтягивая к себе банку. — О чем он говорит, Альво?
— Это его еда, Чуй. Ты таскаешь ее из его дома.
Несколько секунд фарках удивленно смотрел
на меня, потом почесал редкий ежик грязных засаленных волос.
— Гляка барабука... — тихо произнес он. — Тот самый гасклит... Тот самый, не видать мне больше эля! — Он радостно засмеялся и хлопнул себя по коленям. — Но где ты его взял, Альво? Откуда он здесь?
— Это надо у тебя спросить, — сухо ответил Альварос. — Ты почему мне ничего не сказал о Двери?
— Дверь? А что Дверь... — Чуй пожал плечами, взял ложку и стал выскребать банку. — Дверь как Дверь. Хочу — хожу. Хочу — не хожу. Никому не мешаю. Мое дело.
— А кто ответит за то, что он оказался здесь? — спросил Альварос. — И кто вернет его назад?
— А при чем здесь Чуй? Чуй правила знает. Один хожу.
— Чуй, ты маленький мерзавец. Этот гасклит видел, как ты прошел через стену. И пошел за тобой.
— Чушь, — убежденно заявил Чуй. — Не сможет Дверь открыть. Знака не знает.
— Знака не знает? Кир, покажи ему знак.
Я послушно нарисовал в воздухе знак, однако это не произвело на фаркаха никакого впечатления.
— Ты ему показал, — убежденно сказал он. — А Чуй не виноват.
— Чуй, не зли меня, — медленно произнес Альварос. — Надо признавать свои ошибки.
— Чуй не ошибается. Чуй как Вещий Кот, всегда говорит правду.
— Мерзкий фарках... — Альварос нахмурился еще больше. — Коморус экто апирус, эт кросус кентро миратус...
— Все, все, Альво, что ты! — В голосе фаркаха послышался испуг. — Не надо, зачем нам ссориться из-за какого-то гасклита?
— Твоя работа? — Альварос указал на меня.
— Раз говоришь, что Чуй виноват, значит, Чуй...— примирительно произнес фарках. — Хотя Чуй никогда...
— Чуй! — грозно произнес Альварос.
Фарках снова сжался.
— Ну ладно, ладно... — плаксиво произнес он.— Недоглядел Чуй, не заметил. Вошел, походил... И вышел...
— Просто так вышел? — спросил Альварос. — И ничего не взял?
— Ну взял, ну и что? Взял-то всего ничего...
— А ты знаешь, что у нас с ворами делают? — В голосе старика вновь послышалась угроза.
— Да какой вор, Альво, — взял-то самую малость... У него там столько всего...
— Чуй!
— Ну взял, взял, Чуй больше не будет. Вот, возьми... — Он сдвинул ко мне пустую банку. — Чуй чужого не надо.
— Мерзавец ты, Чуй, — произнес Альварос. Правда, в его голосе уже не было строгости. — Маленький грязный мерзавец.
— Фарках, — уточнил Чуй. — Мы жили тогда, когда еще ни вас, ни сваргов, ни даже гасклитов не было. Мы самые древние, самые умные...
— И самые хвастливые, — закончил за него Альварос. — У тебя вода закипела.
— Ах, гляка...
Чуй проворно соскочил с табурета, схватил чайник и отставил в сторону, затем вытащил из печи горшок и поставил на пол. Огонь в горшке тут же потух.
— Твоя кастрюля? — спросил Альварос, взглянув на меня.
— Да. Это чайник.
— Чайник? — повторил старик непривычное слово.
— Да. Чай — это напиток такой. Трава такая, ее заливают горячей водой и потом пьют.
— Лекарство?
— Нет, просто напиток. Но можно и лечиться, только тогда надо лесные травы заваривать.
— Я понял, — кивнул Альварос. — Чуй, сделай-ка отвар гостю.
— Гасклиту? — неприязненно произнес фарках.
Альварос взглянул на него и сдвинул брови.
— Да сделаю, сделаю, — быстро сказал Чуй.— Почему не сделать.
Достав из шкафа небольшой мешочек, Чуй зачерпнул горсть сушеной травы и сыпанул в чайник, затем взял со стола ложку и размешал.
— Ждать немножко, — сказал он, взглянув на меня и любезно улыбнувшись. — Вкусно будет.
Только теперь, когда фарках вышел из-за стола, я наконец-то смог разглядеть его как следует. Его нельзя было назвать карликом — скорее, он был просто маленького роста. При этом все в нем выглядело на редкость гротескно, фарках казался пародией на нормального человека. У Чуй были чересчур худые руки и явно великоватые для этих рук ладони, морщинистое и мятое лицо покрывали редкие длинные щетинки. Несколько волосков торчали из ноздрей, сам нос напоминал дряблую картофелину. Чересчур длинные мочки ушей колыхались при каждом движении — казалось, они живут своей, независимой от хозяина жизнью. Желтоватые зубы размещались крайне неравномерно, маленькие круглые глаза жались друг к другу. Щеки, напротив, были пухлыми и выдавались в стороны, придавая Чуй крайне плутовской вид. Дополняли картину густые клочковатые брови, при этом левая была гораздо гуще правой. Да и вообще, складывалось впечатление, что Чуй в основном смотрел одним левым глазом, как бы выставляя его вперед.
Усевшись за стол, фарках с улыбкой глядел то на Альвароса, то на меня. Альварос пытался быть мрачным, но это у него не слишком получалось. Я и сам уже все понял: Чуй был из той редкой породы людей — в данном случае фаркахов, — на которых совершенно невозможно сердиться. В их исполнении даже самая большая гадость казалась невинной шуткой, а главное — эти люди на самом деле не чувствовали за собой вины. Чем больше я смотрел на Чуй, тем лучше понимал всю безнадежность своего положения. Глупо рассчитывать на то, что он поможет мне вернуться домой. Да и вряд ли он сможет помочь: сказал же Альварос, что Дверь меня не пропустит.
— Чуй, — сказал Альварос, внимательно глядя на фаркаха. — Ты когда-то хвастал, что можешь пройти куда угодно. Это так?
— Хе, гляка барабука! — маленькие глазки фаркаха радостно сверкнули. — Куда угодно. Фаркахи все могут.
— И даже к сваргам? — осторожно спросил Альварос.
— К сваргам? Хе, могу и к сваргам. Чуй нет разницы.
— Как же ты попадешь к сваргам? Ты же не пройдешь через их Дверь.
— Пройду, — убежденно заявил Чуй. — Спорим.
— Ты не ответил. Как ты попадешь туда?
Чуй замялся, его маленькие глазки забегали,—
видимо, он сообразил, что попал в ловушку. Не сказать нельзя, а говорить — не хочется.
— Я жду, — напомнил Альварос. — Или мне снова прочитать заклинание?
— Не надо заклинание, — торопливо сказал Чуй.
— Тогда говори...
— Кольцо-.—произнес Чуй, на него в эти секунды было жалко смотреть. — У Чуй есть Кольцо.
— Какое Кольцо?
— Простое. На один раз.
— Где ты взял его?
— У мальчишек выменял. — Чуй виновато поднял глаза. — Им оно не нужно, они даже не знали, что это. А Чуй пригодится.
— Где они его взяли?
— А Чуй без разницы. Где взяли, там взяли.
— Чуй!
— Ну хорошо, хорошо... В горах они его нашли — давно, года два назад, даже больше. Там обвал был, они дыру увидели. Пещера оказалась, там раньше древние жили. Там и нашли.
— Что там еще было?
— Не знаю, они все уже продали. Книги были, еще что-то было, не знаю. Книги у них какой-то лавочник купил. Говорят, потом он их самому Корригану продал.
— Почему ты мне не сказал? — нахмурился Альварос.
— Ты же не любишь древних. Сам же не любишь, а Чуй виноват... — Фарках обиженно взглянул на Альвароса.
— Где Кольцо?
— Спрятал. Там же, у Золотого ручья. Тогда стражников много было — боялся, отберут. Думал, схожу потом, заберу.
— Собирайся.
— Туда?! — возмутился Чуй. — Не пойду. Лошадь ищи, или пусть вот он Чуй несет. — Фарках указал на меня. — А сам не пойду. Туда же целый день идти, да обратно еще, два дня будет. Не пойдет Чуй. Не проси даже.
— К Золотому ручью мы пойдем завтра, — ответил Альварос. — А сейчас мы с тобой пойдем в город.
— Зачем в город? — В голосе Чуй появилась озабоченность. — Не пойду в город. В городе не любят фаркахов. Чуй в последний раз чуть палками не побили.
— Ты пойдешь, Чуй. Ты мне что тогда говорил про тюрьму?
— Про тюрьму? — удивился Чуй. — А что тюрьма? Тюрьма ничего, стоит.
— Я знаю, что стоит. Ты говорил, что вы ее всю обыскали, что ты сам чуть ли не под койкой у Корригана лазил. Говорил?
— Ну, говорил... — Чуй неопределенно пожал плечами. Судя по всему, он все еще не понимал, к чему клонит Альварос. — Чуй всегда помнит, что говорил.
— Тогда почему вы не нашли сварга?
— Нет там сварга. Потому и не нашли, — убежденно произнес фарках. — Был бы, Чуй бы знал.
— Нет, говоришь? — В голосе Альвароса проскользнуло ехидство. — А вот он, — старик ткнул в меня пальцем, — его видел.
— Врет, — убежденно заявил Чуй. — Гаскли- ты всегда врут. Гасклитам нельзя верить. Чуй на твоем месте его бы выгнал.
— А я бы на твоем налил ему отвара.
— Ну ладно, налью. Почему не налить...
Чуй довольно лениво поднялся с табурета, взял чайник. Налив в тяжелую керамическую кружку пахнущего травами отвара, поставил ее передо мной и усмехнулся.
— Вот, бери. Чуй воды не жалко.
— Спасибо... — произнес я, хотя никакого чувства благодарности к этому мерзкому существу у меня не было и в помине.
— Так ты идешь, Чуй?
— Куда? — удивился Чуй. — В тюрьму? Ни за что.
— В тюрьму, Чуй. Сварг там, это так же верно, как верно то, что я сейчас превращу тебя в дерево.