— Луис! — позвал Корриган.
Дверь открылась, в комнату вошел слуга.
— Да, Повелитель?
— Позови Власа.
— Слушаюсь, Повелитель-
Слуга ушел, Корриган встал из-за стола и подошел к окну. Взглянул на дворцовую площадь, внизу было тихо и пустынно. Корриган улыбнулся: правильно, нечего зря шляться. При Любомире что ни день был, то праздник — балы, пирушки... Казна по швам трещит, а этот идиот начал чеканить новые монеты с профилем принца Иржи. Хорошо, что теперь все это в прошлом, — Корриган удовлетворенно вздохнул.
Раздался вкрадчивый стук в дверь.
— Вы звали меня, Повелитель?
— Да... — тихо ответил Корриган. Постояв еще несколько секунд у окна, повернулся к почтительно вытянувшемуся Власу. — Вот этот документ,— Корриган взял со стола и протянул Власу лист бумаги, — надо передать Нартову за полчаса до заседания Совета. Желательно без свидетелей. Все ясно?
— Да, Повелитель... — произнес Влас, принимая документ. — А что это?
— В более цивилизованных мирах это называют компроматом, — усмехнулся Корриган. — Я буду не я, если старый болван не отзовет своего сыночка.
— Я понял, Повелитель, — сказал Влас, вчитавшись в строки. — А это все правда?
— Как ни странно, да... — Корриган внезапно замер, словно прислушиваясь к чему-то, его лицо напряглось.
— Что-то случилось? — встревоженно спросил Влас.
— Тише... — не сказал — прорычал Корриган. Его дыхание становилось все тяжелее, по лицу поползли капли пота. — Проклятье...
Он быстро повернулся к окну, вцепился в подоконник, его глаза впились в полосу леса на горизонте.
— Он там... Этот чертов гасклит там...
Корриган медленно повернулся к Власу, тот в
страхе попятился — до того мрачным было лицо Корригана.
— Он рубит мои лианы...
Корриган застонал, прижав ладони к вискам, его лицо исказилось от боли. Снова взглянул на Власа.
— Вон отсюда...
Власа не надо было упрашивать. Даже не поклонившись, он быстро выскочил из кабинета.
Корриган тяжело упал в кресло, откинулся на спинку, трясущейся рукой расстегнул ворот рубахи. Его дыхание было хриплым, лицо стало необычайно бледным, зрачки глаз расширились до предела. Вот он опять застонал, его тело изогнулось от боли. Снова выпрямился, поднял ладони перед грудью. Левую сжал в кулак, правой обхватил ее сверху. Корригана трясло, по его лицу градом катился пот.
— Инглус глатус ирк, — произнес он, глядя прямо перед собой. — Инглус гратос этос... Инглус гратос гламус...
Его голос становился все тише и тише, затем и вовсе сошел на нет, лишь губы Корригана продолжали шевелиться в беззвучном шепоте.
Шли минуты, дыхание Корригана постепенно стало тихим и спокойным. И хотя лицо все еще оставалось бледным, с него уже не стекали струйки пота. Корриган уже ничего не шептал, он Закрыл глаза и просто сидел в кресле, сцепив руки перед грудью. Прошло почти полчаса, прежде чем он медленно открыл глаза, разжал ладони. Устало вздохнул, его тело расслабилось.
— Ты сделал ошибку, Виго, — очень тихо сказал он. — Ты не должен был посылать его туда. Это мой дом, мои лианы... — Корриган сжал кулаки, скрипнул зубами. Медленно поднялся с кресла.— Ты слышишь меня, Виго?! — закричал Корриган во весь голос, потрясая кулаками. — Он убил мои лианы!!!
Его снова затрясло, на этот раз от злости. Корриган подошел к окну, впился взглядом в далекую полоску леса.
— Я убью тебя, Виго... — сказал он. — Я знаю, ты меня слышишь. Я убью тебя, я убью твоего щенка, посмевшего это сделать. Вы все умрете...
Корриган стоял и смотрел на далекий лес.
И странное дело — по щекам его ползли слезы...
я занимался обустройством своего нового жилища. К моему удивлению, мне не пришлось думать о еде: на следующий день, выйдя из дома, я увидел сидевшего у порога чупика — небольшого зверька, чем-то похожего на зайца. Прыгнув ко мне, зверек ткнулся головой в землю и замер. Я осторожно поднял его — чупик был мертв.
Не оставалось сомнений, что Виго решил позаботиться о моем пропитании: я уже видел, как прибегали к нему чупики, видел, как он ловил рыбу, просто похлопав ладонью по воде. Звери и птицы не просто давали ему пропитание, они служили ему верой и правдой. Сам Виго относился к окружающему миру очень бережно и брал от него не больше, чем ему требовалось.
Конечно, первый чупик мог оказаться случайностью, но, когда через день у порога появился второй, я понял, что голодать мне не придется. Тем лучше...
Впрочем, я быстро осознал, что ничего особо хорошего в этом нет: у меня появилось много свободного времени, я не знал, куда его девать. И хуже всего было то, что мне приходилось думать о том, что со мной произошло. Я не мог отвлечься от преследующих меня мыслей, не мог не думать о том, как мне жить дальше. Пытался занять себя какой-то работой, но осознание ее бесполезности и ненужности не позволяло мне как следует на ней сосредоточиться. В конце концов я бросил благоустраивать дом и большую часть времени проводил у ручья, сидя на берегу и глядя на медленно текущую воду.
Так было и сегодня. Шел пятый день моего пребывания в доме Корригана, я только что позавтракал, пожарив на костре куски мяса, и теперь сидел у ручья на полюбившемся мне месте. Уверен, что Корриган тоже любил здесь сидеть: я нашел полусгнившую доску, служившую ему некогда сиденьем. Интересно, о чем он думал, сидя здесь и глядя на воду, наблюдая за медленным шевелением прядей водорослей на песчаном дне? Странно все это. Я представлял себе Корригана совсем другим.
Ну ладно, это Корриган, — в конце концов, он убийца, и мне нет особого смысла копаться в его чувствах. Но как быть мне? Виго говорит о Богах, о том, что я должен покориться им. Точнее, быть с ними. Только слишком уж все это нелепо. Боги, Жернова... С другой стороны, я был свидетелем творимых Виго чудес — взять хотя бы мое чудесное спасение, когда он в буквальном смысле слова вырвал меня из рук Мастера. Слышал я потом, что и подручные его тогда погибли, — выходит, Виго может быть и жестоким.
Есть старая басня про юношу, решившего стать учеником знаменитого мудреца. Но сначала юноша пожелал убедиться, что его будущий учитель достоин этого звания. Придя к мудрецу, он попросил его явить чудо, — мол, только тогда он будет готов у него учиться. Улыбнувшись, мудрец явил ему чудо. Юноша обрадовался. «Да, — сказал он,— теперь я согласен стать твоим учеником». На что мудрец с улыбкой ответил: «Теперь ты мне уже не нужен».
Виго явил мне чудо, и не одно. Так почему же я до сих пор ему не верю? Даже не так: верю, но не могу принять его истины? Может быть, просто потому, что я по-другому воспитан, мне ближе техника, ближе торжество разума — а не веры? Мне было в тысячу раз легче принять чудеса сваргов, чем слова Виго о Богах, об управляющих мирозданием законах. Я привык чувствовать себя свободным, привык к тому, что чуть ли не с детских лет все в своей жизни решал сам. И вот теперь получается, что моя свобода всегда была мифом, иллюзией. Сказал ведь Виго: лучший раб — тот, который считает себя свободным.
Так как же мне быть? Как разобраться в этих хитросплетениях веры и разума?
— Слушай свое сердце...
Раздавшийся за моей спиной голос был тихим, но хэчень мелодичным. Кроме того, в нем чувствовалась сила. Я быстро обернулся.
Рядом со мной стояла весьма симпатичная девушка, я дал бы ей не больше двадцати лет. Или тридцати —. ко второму варианту я пришел, приглядевшись к ней внимательнее.
У нее были очень приятные черты лица, волной спадающие на плечи темные волосы, тонкие брови вразлет, мелкие и очень белые зубы — я отметил это, когда она улыбнулась. На незнакомке был светлый вышитый сарафан, перетянутый на поясе красивым плетеным пояском. Но больше < всего меня поразили ее глаза. Лучистые, по-насто- ящему бездонные, они буквально придавили меня к земле. Такой — или почти такой — взгляд я видел только у Виго.
— Вы умеете читать мысли? — спросил я, с огромным трудом стряхнув оцепенение.
— Обычно я предпочитаю этого не делать, — улыбнулась девушка. — Мысли людей почти всегт да полны грязи.
— Это верно, — согласился я, вспомнив, что и Кот говорил по этому поводу что-то похожее.
Потом поднялся — неудобно было сидеть в присутствии дамы.
— Вы, без сомнения, колдунья?
— Скорее ведьма. — Девушка засмеялась, ее смех был тихим и очень мягким, этим она мне снова напомнила Виго. — Я тебя смущаю?
— Немного, — признался я, чувствуя, что врать в присутствии этой девицы было бы глупо.
— Это пройдет, — заверила она меня, подойдя ближе. — Тому, кто подружился с вечностью, негоже нервничать при виде хорошенькой женщины.
Ведьма насмешливо улыбнулась, я почувствовал, что начинаю злиться. Но промолчал и просто смотрел на стоявшую передо мной гостью.
— Не переживай... — Она провела ладонью по моей щеке. — Я для тебя слишком стара.
— Вы преувеличиваете. — Я попытался ввернуть комплимент. — Я первый кину камень в того, кто даст вам больше двадцати.
Девица улыбнулась.
— Ты мне нравишься... А как насчет ста двадцати?
Я слегка вздрогнул, девушка явно уловила мою секундную растерянность. Ее глаза сияли, на губах играла ироничная улыбка.
— Тогда вы весьма недурно сохранились, — произнес я, уже догадываясь, кто передо мной стоит.
— Ну, вот и познакомились. — Серафима сложила руки на груди. — Котяра говорил, что однажды ты придешь сюда, и вот ты здесь... Амулетик тебе, конечно, дал Альварос? — Девушка коснулась висевшего у меня на шее крестика.
— Да...
— Неплохая штучка, но для серьезных дел не годится... О, да я вижу, ты тут неплохо поработал...— оставив меня, Серафима подошла к дому. Мне ничего не оставалось, как пойти следом.
— Бедный Корри, — сказала она, пнув обутой в мягкий изящный сапожок ногой обрубок одной из лиан. — Почему-то мне кажется, что он очень расстроился. — Серафима улыбнулась и снова взглянула на меня. — Это тебе Альварос посоветовал?