Ключи от Рая. Часть 2 — страница 26 из 48

— Жизнь после смерти действительно суще­ствует?

— Существует. Но не для всех.

— То есть?

— Все зависит от уровня развития человека, от того, как он прожил дарованную ему жизнь. Ведь выжить после смерти — это значит сохраниться как личность, сохранить свое «я». Другими слова­ми, после смерти ты должен помнить, что ты — это ты, у тебя должна быть сила сохранить свои земные воспоминания. Часто говорят о бессмертной душе, но душа — это сердцевина, основа нашей личности. Это как ствол у дерева — без него никуда, но ведь есть еще и листья. И листья в данном случае — это наши воспоминания, наши мысли и мечты, наши идеалы. Именно это, в конце концов, и составляет нашу личность. Бели человек прожил земную жизнь глупо, а именно — цепляясь за наслаждения этого мира, прожил ее в погоне за властью и деньгами, то там эти листики не будут иметь никакой ценности и просто облетят. И так листок за листком с человека осыплются все его глупые мечты и желания, вся его корысть и стремление к власти и славе. Все это пу­стое, и, когда листки опадут, останется голый ствол, человек как личность исчезнет — потому что был соткан из глупостей, его жизнь ничего ему не дала и ничему не научила. Этот процесс очищения изве­стен как «вторая смерть». Пережить вторую смерть, сохранить свое «я» — а значит, и память о земной жизни, — могут только достойные люди. Таких на земле очень много, но это не должно нас успокаиг вать. Тех, кто потеряет себя, гораздо больше.

— Боги могут помочь выжить? Там, в том мире?

— Не только могут, но и помогают. Об этом го­ворится даже в ваших религиях. Верь Богу, живи

с Богом в душе, стремись к свету и справедливо­сти, избавься от всего, недостойного человека, — и там, в другом мире, ты попадешь в объятия твоих друзей, ушедших раньше тебя. Даже если ты порой был в чем-то не прав, Боги простят тебя — тем бо­лее, если ты осознал свои ошибки и заблуждения. Беда людей в том, что они ни во что не верят, счи­тают, что надо урвать побольше от этой жизни, а там будет видно. Их обнадеживают и разговоры о всепрощении Богов — почему не погрешить, если добрый Бог все равно все простит? Неплохо пожи­вем здесь, хорошо проведем время там- Не будет этого... — Виго покачал головой. — Боги всегда от­личат достойного человека от негодяя. И каждому воздадут по заслугам.

— А Корриган? — вырвалось у меня. — Как к нему отнесутся Боги?

— Об этом тебе надо спросить у Богов,—усмех­нулся Виго. — Но я бы посоветовал Богам поща­дить его.

— За что?

— За его дух. У Корригана огромный потенци­ал, и его беда состоит в том, что он выбрал не тот путь. Но я скажу тебе так: лучше быть великим преступником, чем жалким обывателем, думаю­щем лишь о том, как бы сладко поесть да хорошо выспаться. Я знаю, что когда-нибудь Корриган поймет свои ошибки, более того, я уверен в этом. Но сейчас он не в силах ничего изменить, его долг состоит в том, чтобы пройти свой земной путь до конца — каким бы он ни был. Кстати, о Корригане: ты здорово разозлил его, порубив лианы. Он пообе­щал убить нас обоих.

Я недоуменно вскинул голову.

— Лианы?

—Лианы вокруг его дома. Ты порубил их мечом, но ты не знал, что они — часть Корригана. Так же, как этот дом и даже этот лес — часть меня.

— Разве может быть связь между деревом и человеком?

— Может. Корриган искал лианы по всему лесу, он выкапывал ростки и садил их вокруг дома. Долгие годы ухаживал за ними, ему понадобилось несколь­ко лет, чтобы лианы признали его своим. Это мы считаем, что растения бесчувственны, на деле они могут испытывать боль, страх, голод и жажду. Они могут любить и ненавидеть и в этом очень похожи на людей. Существуют приемы колдовства, позво­ляющие связать энергетику человека с энергетикой растений. Человеку это дает дополнительную силу, растение тоже выигрывает, обретая надежного дру­га и покровителя. Вырубая лианы, ты сек Корригана по живому. Это очень больно, Корриган чувствовал боль лиан, как свою собственную. В итоге он пообе­щал убить нас. Меня—за то, что я показал тебе дом. Тебя — за то, что ты порубил лианы.

Мне стало не по себе, я вспомнил выступавший на срезах лиан розовый сок.

— Но ведь я не знал...

— А если бы знал? — усмехнулся Виго. — Ты сделал то, что должен был сделать, вы находитесь в состоянии войны, и глупая сентиментальность здесь не к месту. Корриган, к слову, не колебался бы ни секунды. От тебя в этом поединке требуют­ся две вещи: уважать Корригана как достойного противника и идти в этой битве до конца. А каким будет этот конец, знают только Боги.

— Я понял...

Некоторое время мы сидели молча.

— Я хотел спросить, — нарушил я молчание. — Там, в доме у Корригана, на столе вырезано жен­ское имя — Эмма. Кто она?

Виго вздохнул.

— Она и есть причина того, что молодой сварг Элеот стал Корриганом. Впрочем, ее не в чем ви­нить...

Виго замолчал, я терпеливо ждал.

— Ей было восемнадцать лет, когда Элеот влю­бился в нее, — продолжил Виго. — Он готов был сделать для нее все, но она любила другого. В день ее свадьбы Элеот убил жениха. Хотел убить и себя, но ему помешали. Потом, уже будучи моим уче­ником, он смог проникнуть к сваргам, нашел эту девушку и выкрал. Она, к слову, так больше и не вышла замуж. Корриган силой привел ее к себе, но взаимности так и не добился.

Виго снова замолчал.

— Он убил ее? — спросил я, с невольным ужа­сом думая о том, что там, рядом с избушкой Кор­ригана, где-нибудь находится могила этой жен­щины.

— Убил? — Колдун едва заметно улыбнулся. — Нет, что ты. Он ведь действительно любил ее, по­этому просто позволил ей уйти назад. После этого он и взял себе новое имя.

Снова возникла пауза. Я подумал о том, что мне пора, и поднялся со стула.

— Спасибо за обед и за интересную беседу. Ду­маю, мне пора...

Виго тоже поднялся.

— Пора, тебе сейчас надо больше быть одно­му. И не обижайся на выходки Серафимы, если она позволит себе что-нибудь лишнее. Она непло­хой человек.

— Я постараюсь...

Кивнув в ответ, я подхватил .посох и пошел к своей избушке.

Когда я пришел, у порога меня ждал чупик. Зве­рек был мертв, но тело его было еще теплым.

Сдирая с чупика шкурку, я думал о том, как странно устроена эта жизнь: в ней кто-то кого-то всегда ест. И ведь не изменишь этого — при всем желании не изменишь. Даже к вегетарианству при­зывать нет смысла, это глупо. Не может человек изменить свою природу, да и не нужно к этому стремиться. И если мне нравится жареное мясо, то никакая проповедь не заставит меня променять его на миску с овсяной кашей. Никто не говорит, что надо быть жестоким, скорее, здесь должен быть принцип разумности — брать столько, сколько тебе надо, не больше. Например, Виго: он никогда не возьмет лишнего. Утешает и то, что звери, на­верное, тоже имеют свой звериный рай.

Мясо я жарил на костре. Можно было пожарить и в пламени свечи, маленькими кусочками, но тог­да оно не пахло бы дымком, у него был бы совсем другой вкус. Кроме того, при жарке в пламени све­чи на нее капал жир, а мне это не нравилось. Да и готовить на костре было быстрее.

Я уже дожаривал мясо, время от времени от­резая ножом аппетитные кусочки, когда с соседне­го дерева спустился лурвик. Видимо, он уже давно наблюдал за мной, боясь подойти ближе, но запах жареного мяса заставил зверька потерять осторож­ность. То и дело приседая и оглядываясь, он мед­ленно, короткими перебежками, подобрался побли­же. Остановился, взглянул на меня, смешно дернул головой. Ну как не уделить ему кусочек?

— Держи, пройдоха...

Я отрезал кусочек мяса и бросил зверьку. Испу­гавшись, он сначала проворно отскочил в сторону, замер на несколько секунд, косясь на меня глазом- бусинкой, потом быстро подскочил, схватил мясо и бросился бежать к своему дереву. Ловко вскарабкал­ся наверх, я потерял его из виду в густой кроне.

Вот так вот. Один зверек погиб, но дал пропита­ние мне и этому лурвику. Хорошо это или плохо? Смотря чью сторону в этом вопросе принять. Вы­ходит, у каждого своя правда, и прав в результате оказывается тот, кто сильнее. Грубо, скверно даже, но ведь никуда от этого не денешься.

— Съел уже? — Я вновь заметил зверька. — Однако и аппетит у тебя... На, держи...

Отрезав ломтик мяса, я положил его на кончик сапога. Лурвик смешно повел носом, затряс голо­вой. И хочется, и страшно.

— Бери, бери... — сказал я. — А то сам съем.

Зверек снова принюхался — и не устоял. При­падая к земле, прокрался к моей ноге, затем, не сводя с меня глаз, схватил мясо и пулей умчался к своему дереву. Я засмеялся.

Остатки мяса я завернул в лист лопуха и спря­тал в неглубокой сырой яме, сверху прикрыл вет­ками и придавил тяжелым камнем. Бели не при­давить, до мяса могут добраться снуги, небольшие местные хищники, внешне похожие на наших ша­калов. Лурвик следил за мной с дерева — не иначе, раздумывал о том, как бы добраться до мяса. Увы, приятель, с этим у тебя ничего не получится.

До вечера еще оставалось несколько часов, я стал думать, чем заняться. Взглянул на обрублен­ные лианы: с их срезов все еще сочился розоватый сок. Нехорошо получилось...

Я действительно чувствовал свою вину перед этими растениями. Странное это было чувство, и тот же Корриган здесь был совсем ни при чем. Росли себе лианы, никому не мешали. А потом пришел че­ловек и порубил их. Света ему, видите ли, не хвата­ло. Ну ладно, света мало, вырубил бы перед окнами. А остальные-то зачем порубил? Не нравились они тебе, словно змеи вокруг дома обвились? Но твое-то какое дело? Не ты садил, не тебе и рубить...

В одном месте, на берегу ручья, я еще пару дней назад приметил хорошую глину — в расче­те на то, что сделаю себе пару мисок. Наковыряв ножом глины, я размял ее с водой, отнес к дому. После чего затер размокшей глиной срезы лиан. Они еще вырастут, пустят свежие побеги, в этом я был уверен.

Вымыв в ручье руки, я сел на полюбившееся мне место, устало вздохнул. Вот так вот... Может, это и глупо — но, в конце концов, все в этой жиз­ни есть одна большая глупость. Глупостью больше, глупостью меньше. Какая разница-