Плечи Роланда заметно расслабились, и я глубоко вдохнула, наконец позволив себе поверить, что все получилось, что все будет в порядке.
– Вот и хорошо, – сказал Хейл, – я думаю…
– У нее есть сомнения, – оборвала его Агата, поднимаясь со стула. – Я это видела.
– Дотаточно, – перебил ее Хейл и потер глаза. – Агата, сомневаться – это не преступление. Сомнения – это всего лишь способ испытать нашу веру. Они могут нас сломить, а могут сделать сильнее. Это абсолютно естественно и даже необходимо, и меня беспокоит мысль, что у вас их совсем не осталось. – Он встал из-за стола. – Дайте мне свой ключ, – тихо сказал он.
Рукой в перчатке Агата коснулась блестящего золотого ключа, висевшего у нее на шее на короткой цепочке. Хейл щелкнул пальцами. Сжав губы, она сдернула ключ, разорвав золотую цепочку, и положила его ему на ладонь. С минуту он размышлял. А затем вставил ключ в грудь Агаты.
Он даже не повернул его. Просто держал одной рукой ее за плечо, второй – ключ и смотрел ей прямо в глаза. В комнате все затаили дыхание. Затем он шевельнул губами и прошептал ей едва слышно:
– С тобой я позже разберусь.
Затем вынул ключ так же быстро, как и вставил. Агата ловила воздух ртом.
– Ступай вон, – велел он. И она тут же повернулась и, прижимая руки к груди, поспешила прочь из комнаты. Кремовое пальто колыхнулось, и дверь за ее спиной захлопнулась.
Директор Хейл вздохнул и вернулся на место, положив ключ Агаты перед собой на стол. В комнате повисло гробовое молчание. Роланд смотрел на стол. Даллас опустила глаза в пол. Но я не сводила взгляд с Хейла.
– Может, и правда ничто не исчезает навсегда, – произнес он, – но всему приходит конец. Когда – решать мне. Очень советую вам помнить об этом, мисс Бишоп, – он повернулся к Даллас. – Проследите, чтобы она добралась домой в целости и сохранности.
– Сэр, – сказала я. – Пожалуйста, скажите, что с Уэсли?
– Он где-то там, – он махнул рукой в сторону двери. – Ступайте, отыщите его.
Я еле сдерживалась, чтобы не выкрикивать имя Уэсли, пока мчалась по коридору в Атриум. Еще издали я увидела, что он уже в приемной. Весь в порезах и ссадинах, он стоял, пошатываясь и обхватив голову руками, но все же держался на ногах. По обе стороны от него стояли Патрик и Лиза, а за спиной – тот человек из Отряда, который приволок меня сюда, но мне было плевать на них. Я вбежала в приемную, Уэсли поднял глаза и увидел меня. Я кинулась к нему, и он обнял меня.
Избитые и потрепанные, мы оба морщились от прикосновений и все равно прижимались друг к другу. Я обвила руками его талию, он – мои плечи. А когда он приник губами к ложбинке на шее, я ощутила на коже его слезы.
– Ты идиот, – сказала я, потом взяла его лицо в ладони и припала к его губам. Я целовала его с исступлением, потому что он стоил того, потому что жизнь коротка и страшна, и неизвестно, что случится потом. И сейчас я знала только одно: мы все еще жива, и я хочу быть с Уэсли Айерсом. Прямо сейчас я хотела чувствовать его объятия, его губы. Слышать биение его жизни, накрепко связанной с моей. Этот момент – все, что у нас было, и мне хотелось, чтобы он стоил всего того, что случится потом.
Я сжала объятия еще крепче, так что Уэсли прервал поцелуй и охнул.
– Прости, мне очень жаль, – прошептала я, наши губы почти соприкасались.
– А мне нет, – выдохнул он, притягивая меня ближе и снова целуя. Я все еще боялась привязанности, разрыва, потерь, но сейчас к страху примешивалось нечто новое: желание.
– Ты говорил, что веришь мне, – упрекнула я.
– А ты сказала, что находишься у здания естественных наук, так что, думаю, мы квиты.
Он притянул меня к себе, но кто-то кашлянул, и я нехотя отстранилась от Уэсли. Это оказалась Даллас.
– С вами все хорошо, – сказала она, – ну а для этого у вас еще будет уйма времени. А теперь мне надо проводить вас в школу. – Она стояла у стола, и я только сейчас заметила тлеющие остатки сгоревшего фолианта.
– Что случилось? – спросила я.
– Акт вандализма. Единственное, в чем преуспел Оуэн Крис Кларк, – пояснила Лиза. – Он сжег фолиант.
Даллас покачала головой и кивнула на дверь. Человек из Отряда, притащивший меня сюда, стоял у порога, и я напряглась, увидев его.
– Без обид, – бросил он.
– Конечно, – отозвалась я, и Уэсли взял меня за руку.
– Я просто делал свою работу. – Вот только говоря эти слова, он улыбался и отнюдь не с теплотой. Мне вспомнилось то, что я слышала среди его шума – веселый азарт охотника.
– Я бы посоветовала тебе не быть таким ослом, Закери, – сказала Даллас, прогоняя его от двери, – но это будет лишь напрасное сотрясание воздуха.
Затем она повернула ключ, и дверь открылась, а за ней – темная ночь, наполненная звуками пожарных сирен. Мы с Уэсли прошли вслед за Даллас на территорию кампуса. Едва мы ступили во Внешний мир, как на меня обрушился поток его шума, в котором переплелись желание, любовь, облегчение, шок и страх. Я не знала, что слышал он в моем шуме, но не отстранялась. Я ему доверяла.
Большинство зданий выглядели весьма прилично, хотя огонь и уничтожил почти весь плющ, а вот поле с навесом, фонарями и палатками являло собой черное пепелище.
– Все целы?
– Есть несколько человек с ожогами, но все живы.
Я перевела взгляд с ее лица на одежду. На черной хлопковой рубашке засохли пятна крови, на коже тоже виднелась кровь.
– Все кроме Эрика, – поправила я, когда она, обогнув выжженную лужайку, вела нас к главным воротам. – Вы поэтому опоздали?
Она невесело кивнула.
– Пыталась бороться с огнем, пока не приехали спасатели.
– А Сако? – спросила я. Даллас потерла ладони, и хлопья засохшей крови осыпались на землю.
– Я ее не видела.
– Кажется, я сломал ей нос, – сказал Уэсли.
Даллас окинула его беглым взглядом.
– Похоже, она тебе неплохо отплатила.
– Значит, вы тоже из Отряда? – спросила я, когда мы шли мимо обугленных останков празднества.
– Нет, – ответила Даллас. – Меня можно называть полевым экспертом. Моя работа – следить за тем, чтобы все у всех шло как положено.
– А если нет? – спросил Уэсли.
Она пожала плечами.
– Если они из Архива, я их возвращаю. Если из Внешнего мира, то исправляю ситуацию сама.
– Вы делаете форматирование, – догадалась я. – Стираете воспоминания.
– Когда приходится, – сказала она. – Зачистка – моя обязанность. Кстати, я уже позаботилась о том копе, Кинни. Правда, придется еще отправить Отряд изъять улики, но о тебе он больше не вспомнит. Сам он считает, что пострадал от взрыва.
– Вы видели Оуэна, – сказала я. – Сегодня в вашем кабинете. Вы видели его и ничего не сделали.
– Сделала бы, если бы это понадобилось.
В голове у меня роилось так много вопросов, но мы уже подошли к главным воротам, с которых срезали замок. Возле ворот собралась толпа. Двое пожарных, завидев нас, бросились навстречу.
– Эй, вы, трое! Откуда вы? – спросил один.
– Эта парочка угодила в ловушку в одной из палаток, – на ходу сочинила Даллас. Ее голос прозвучал на удивление властно. – Не могу поверить, что вы не обнаружили их раньше. Лучше убедитесь, что с ними все в порядке.
И пока они не успели спросить, кто она и что там делала, Даллас развернулась и, нырнув под желтую оградительную ленту, натянутую поперек ворот, исчезла в толпе студентов, преподавателей и родителей, наводнивших парковку.
Врачи скорой помощи отвели нас с Уэсли в разные машины, чтобы осмотреть. Я надела кольцо, удивившись, как быстро мне удалось привыкнуть к миру без его защиты. Врач осмотрел меня. По поводу большинства ран я сослалась на палатку, которая, с легкой подачи Даллас, рухнула на нас. Но вот следы от проволоки на запястьях объяснить было сложнее. Мне повезло, что там скопилось слишком много людей, нуждающихся в помощи, а врачей явно на всех не хватало. Так что я заверила, что чувствую себя нормально, и меня отпустили. А вот Уэсли был не таким убедительным, либо его раны оказались серьезнее, чем я думала, потому что врачи настояли, что его нужно отвезти в больницу. Он успел бросить мне лишь: «Оставь окно открытым», и «скорая помощь» увезла его.
Едва я нырнула под оградительную ленту, как меня окликнули по имени. Я осмотрелась и увидела своих друзей, немного перепачканных в саже, но, к счастью, целых и невредимых. Они сгрудились на тротуаре, и когда я подошла к ним, на меня так и посыпалось: «Где вы были?», «Что случилось?», «Ты не ранена?», «А Уэсли с тобой?», «Он в порядке?», «Это настоящее безумие»… Наконец они угомонились и дали мне ответить. Посреди рассказа Кэш прервал меня, пошутив, что это наверняка отразится на его рейтинге куратора. Но Сафия ткнула его локтем в бок и сказала, сообщив, что слышала, будто кто-то погиб, так что шутить на такие темы не стоит. Эмбер возразила, что легкомыслие помогает пережить трагедию. А затем меня снова окликнули. Я обернулась и увидела родителей, протискивающихся ко мне сквозь толпу. Я хотела сказать, что в полном порядке, но тут мама бросилась ко мне, заключила в объятия и разрыдалась.
Папа обнял нас обеих, и не понадобилось снимать кольцо, чтобы прочесть их мысли, почувствовать их облегчение, смешанное с отчаянным желанием защитить своего ребенка, и страх, что они этого не могут. Я тоже не могла защитить их, не могла обещать, что они меня никогда не потеряют. Но сегодня вечером я была с ними, поэтому обняла их покрепче и сказала, что все будет хорошо. И впервые за долгое время сама поверила в это.
Послесловие
В ту ночь я сидела на краю кровати в угробленной школьной форме, пропахшей гарью и кровью. В волосах у меня все еще торчали серебряные рожки. Я думала об Оуэне. Спать я не боялась, хотя мне, конечно, хотелось, чтобы Уэсли остался со мной. Ночные кошмары меня больше не пугали, потому что они воплотились в реальности и я сумела их победить.
Я встала с кровати и стала раздеваться, морщась от каждого движения, отдававшегося болью в израненном, одеревеневшем теле. Мне удалось снять рубашку, затем – юбку, развязать шнурки и скинуть ботинки, сначала один, потом второй. Из первого я вытряхнула складной нож. Его я положила рядом с собой на постель. А из второго ботинка на пол выпал квадратик бумаги. Поморщившись, я опустилась на колени и подняла его, разгладила плотную бумагу – чистый лист, в нижнем правом углу аккуратным почерком написано одно-единственное слово: «Всем». Я коснулась его пальцем. Я не собиралась воспользоваться им.