Генерал ничего не сказал. Впившись взглядом в Саблина, он с нетерпением ждал продолжения.
— Разговор был более нервным, — продолжал Саблин. — Шмелев сказал, что влип в темную историю, велел никому не верить, ничего не делать, а завтра позвонить туда, где ценят итальянское золото, и внимательно выслушать все инструкции и ни в коем случае не звонить со своего телефона.
— Итальянское золото? — нахмурился Бабушкин. — Это что еще за новость? Тайный код какой-то? Пароль?
— Скорее всего, имелся в виду либо какой-то ювелирный магазин, либо кто-то из общих знакомых, вероятно, женщина. Быстрова должна была позвонить туда.
— И что? Позвонила?
— К сожалению, пока мы не смогли это установить. Анализ контактов и звонков с мобильного Быстровой результатов пока не дал. Сами понимаете, в редакции проходной двор. Если она воспользовалась телефоном кого-то из сотрудников, узнать это будет проблематично. Но мы, конечно, проверяем.
Саблин сокрушенно вздохнул.
— Если вы… — начал Бабушкин, но в этот момент в дверь постучали, и он со злостью крикнул: — Войдите!
— Разрешите, товарищ генерал! — на пороге возникла Виктория.
— Что у вас?
— Завадский только что был замечен в поселке Фрязино, недалеко от дачи Харламова! — бодро отрапортовала она.
Глызин едва заметно перевел дух, у Саблина нервно дернулась щека.
— Один? — уточнил Бабушкин.
— Один! Наши люди доложили, что он, похоже, нервничает и суетится. Прикажете задержать?
— Я бы не рекомендовал, — негромко сказал Саблин. — Контакты Завадского нам до сих пор неизвестны, так же как и роль Шмелева в этом деле. Если это все-таки сговор, они встретятся. Обложить Завадского надо со всех сторон. Возможно, придется гнать его, как зверя, авось куда-нибудь и выведет. Странно, что он до сих пор не залег на дно. Видно, вытащить на свет историю с «Рапирой» требуется в крайне сжатые сроки, возможно, к экономическому форуму в Китае. Кое-кому очень хочется поссорить Россию с союзниками. Кроме того, сорвать подписание важных договоров по нефти и газу. Шмелев, похоже, ни при чем, но я все-таки подождал бы.
— Думаешь, журналист проявится? — спросил генерал.
— Скорее всего, да! Если он не замешан, то мы его найдем. Если не найдется до того момента, когда мы возьмем Завадского, дадим ориентировки в полицию, в ГИБДД. Сейчас этого делать не стоит, кто знает, какие у них связи!
— У него кто-нибудь есть в Москве? — спросил Бабушкин.
— Михаил Константинович, мы проверяем. Пока выявили только двоих: финансовый аналитик «РосБанка» Павел Рипин, бывший одноклассник, женат, один сын. Со Шмелевым, судя по переписке в соцсетях, встречаются редко, в основном когда Рипин приезжает на родину. Есть еще Татьяна Никифорова, работает бухгалтером в кинотеатре. Ни в чем предосудительном не замечена, но есть одно неприятное совпадение. Никифорова живет в Жуковском, а ее отец-пенсионер, бывший военный летчик, служил на аэродроме в Раменском. Там, где проходили первые испытания «Рапиры». Более того, с Игорем Паршиным они знакомы, впрочем, там все знакомы! Судя по переписке, Шмелев и Никифорова общались только на отвлеченные темы, обсуждали книги, личную жизнь. Скорее всего, она не при делах, но береженого бог бережет. За Никифоровой и Рипиным установлено наблюдение, но пока Шмелев ни там, ни там не проявился.
— Куда же он делся, по-вашему? — спросил Бабушкин.
Саблин выразительно пожал плечами.
— Пока неизвестно! Как сквозь землю провалился!
Глава 4
Электричка была полупустой. Основной поток пассажиров, которые возвращались на ночь из Москвы в пригороды, уже миновал. Никита смотрел в окно. Багровые лучи солнца гасли за дубовыми перелесками. До знакомого полустанка оставалось совсем немного.
Оторвавшись от преследователей, он еще час кружил по столице, затем сел на маршрутку, доехал до Мытищ и уже там пересел на электричку. От напряжения гудели ноги, а голову, казалось, набили мокрой ватой. Единственное, чего ему сейчас хотелось, — отдохнуть там, где никто не будет искать, в полной безопасности и покое. В электричке нервное напряжение слегка отступило. Он сумел перевести, наконец, дух, но зато невероятно захотелось спать. Никита с трудом преодолевал сонливость, но понимал, что скоро не выдержит. К счастью, электричка замедлила ход и причалила к перрону. Никита вышел из вагона один, бдительно оглядел пустую платформу, бегом спустился по лестнице и устремился в подлесок, окружавший станцию Софрино.
Эти места были ему хорошо знакомы. Неподалеку, в паре километров от железной дороги, находилась воинская часть, где он когда-то служил. Здраво рассудив, что там при должной сноровке можно выстирать грязную, пропахшую потом одежду и переночевать в относительном покое, он купил в станционном магазинчике кое-какой провизии, блок сигарет и направился к видневшимся вдалеке казармам.
Воинская часть с виду казалась неприступной, однако Никите не нужно было форсировать бетонный забор, бросаться на часовых, которые уныло прохаживались по периметру ограждения. Он направился к генеральскому домику, который находился в лесу, в двух километрах от части.
Теоретически этот объект точно так же охранялся патрулем комендантской роты и принадлежал как бы воинской части. Практически же изгородь из колючей проволоки давно упала. Патруль предпочитал ходить в самоволки, а не разгуливать вокруг зачастую пустовавшего домика, в котором роль обслуги выполнял один-единственный солдат.
Разумеется, существовал риск, что офицеры решат вдруг именно сегодня оттянуться по полной программе со штабными девицами и санитарками санчасти, но Никита, пробираясь по лесу и отбиваясь от комаров, предпочел об этом не думать. Военные тихо отдыхать не умеют и уж точно не завалятся спать в десять вечера.
Изрядно поплутав по лесу, Никита хотел уже плюнуть на эту затею, вернуться в поселок и снять у кого-нибудь комнатку на ночь, но домик неожиданно, как «Летучий голландец» из тумана, вынырнул из-за разлапистых елей. Никита притормозил и несколько минут рассматривал одноэтажное строение из бруса. Свет не горел ни в одном из окон. Никита осторожно сместился на несколько метров, чтобы разглядеть крыльцо. Там на широких перилах сидел щуплый босой солдатик в камуфляжных штанах, тельняшке и от нечего делать болтал ногами и что-то насвистывал. Никита наблюдал за ним пару минут. Похоже, кроме солдата, здесь никого не было. Пригнувшись, он преодолел небольшую поляну и возник метрах в трех от крыльца.
Солдатик насторожился, спрыгнул с перил и смерил его испуганным взглядом. Никита расплылся в улыбке и направился к крыльцу.
— Привет! — сказал он.
— Сюда нельзя! — солдатик отступил к приоткрытой двери. — Это военный объект!
— Понял! — сказал Никита и подошел ближе. — Слушай, помоги, а? Мне переночевать где-то надо.
— Я сейчас патруль вызову! — пригрозил солдат. — Вали отсюда! В деревне переночуешь!
Никита тяжело вздохнул и сунул руку в пакет. Солдат, как зачарованный, следил за каждым его движением. Никита вынул батон салями, разломил и впился в бок колбасы, с хрустом прокусив оболочку.
— Ну, в деревне так в деревне, — сказал он миролюбиво и с удовольствием отметил, что у солдата дернулся кадык. Вверх — вниз, вверх — вниз. Как поплавок при поклевке у заправского рыбака.
Парень, видно, сглотнул слюну.
Никита повернулся и сделал шаг обратно в лес.
— У вас закурить не найдется? — спросил солдат неожиданно тонким голосом, растеряв боевой задор.
Никита достал из пакета блок сигарет, распечатал его и кинул пачку солдату. Тот поймал ее с проворством хорошо обученного пса, снова смерил Никиту взглядом и махнул рукой.
— Ладно! Оставайся! Но завтра утром уйдешь! И ночью свалишь, если кто явится! Понятно?
— Понятнее некуда! — кивнул Никита и поинтересовался: — А стиральной машины у тебя тут нет случайно?
Солдат фыркнул.
— Случайно только баня, и вода там еще теплая. Барахло постираешь, к утру высохнет. И утюг найдется!
— Спасибо! — вполне искренне поблагодарил его Никита и направился в баню.
В ней было уже не жарко, а в баке и впрямь оказалось достаточно теплой воды. Никита с наслаждением вымылся. На полочках нашлось туалетное мыло, мочалка и даже дешевый шампунь. Наскоро выстирав вещи, Никита развесил их на веревках и, завернувшись в старое солдатское одеяло с прожженным краем, вышел наружу.
Повеселевший солдат сидел на перилах и жевал колбасу. На Никиту в своеобразной тоге он посмотрел с прищуром, но ничего не сказал.
— Вкусно? — осведомился Никита, присаживаясь рядом.
— Угу! — буркнул солдат. — Ничего, что я тебя обожрал?
— На здоровье! Чайник только поставь!
Не выпуская из руки колбасу, солдат удалился в дом. Никита развалился на крыльце и блаженно вытянул ноги. Над ухом зудели комары, но отгонять их почти не осталось сил.
Солдат вернулся через четверть часа с двумя кружками и тарелкой с кусками хлеба и неровно наструганной колбасой. Никита вяло сжевал один бутерброд, чувствуя, что вот-вот заснет.
— Господи, полгода такой вкусноты не ел! — сказал солдат. — Как учуял запах, чуть слюной не подавился.
И протянул руку.
— Юрой меня зовут! А ты откуда взялся?
Никита вопрос пропустил мимо ушей и устало сказал:
— Мне бы поспать, Юра. День у меня был напряженным, а завтра будет еще хуже. Не бойся, ничего криминального, просто документы потерял, а без них в гостиницу не устроиться.
Солдат Юра не возражал. Генеральское ложе пустовало, но пускать туда незнакомого человека он не отважился и предоставил Никите свою каморку с обычной кроватью, застеленной синим солдатским одеялом с двумя черными полосками. Никита сунул кофр под голову, на всякий случай подпер дверь железным ведром и, лишь голова коснулась подушки, мгновенно уснул.
Проснулся он в шесть часов утра. За окном на разные голоса заливались лесные птицы, а в дальней деревне голосили петухи. Солнце светило уже во всю силу. Небо было безоблачным, ярко-голубым и обманчиво безмятежным. Но Никита знал, что погода Подмосковья непредсказуема, как капризная барышня. Не успеешь глазом моргнуть, как возникнут на горизонте кучевые облака, нальются чернотой, столкнутся лбами, загрохочет все вокруг, заблещет молниями и стеной упадет ливень — короткий, но буйный.