— Сапожники! — поморщился генерал. — Почему эту возможность не отследили?
— Товарищ генерал, — Саблин, похоже, обиделся на «сапожника». — Шмелев — юноша подвижный. В Москве бывал неоднократно, но не появился ни у кого из знакомых москвичей. А это были вероятные контакты. Я же говорил, он действует непрофессионально, отчего логику его действий предугадать трудно.
— Шмелев не встречался с Завадским? И не звонил ему?
— Определенно нет! Завадский до сих пор во Фрязино, следит за Харламовым. Судя по всему, действует один, причем нагло, почти без конспирации. Не исключено, что Харламов заметил слежку, потому что сидит в доме безвылазно, даже во двор носа не кажет. Телефоны у него отключены, на связь ни с кем не выходил! Похоже, он в западне, а кураторы не спешат на помощь. По всем позициям, он — списанный элемент.
Саблин замолчал, чувствуя, что его уверенность улетучилась. Как он ни старался, все равно пришлось оправдываться.
— Атанасян замечен в чем-либо предосудительном? — быстро спросил генерал.
— Ничего серьезного! Он очень осторожный и разумный человек.
— Как вы вышли на его жену?
Саблин довольно улыбнулся. Тут он чувствовал себя в своей тарелке. Ответ на этот вопрос был давно готов.
— Быстрова — заметная фигура в своем городе. Шеф-редактор журнала, супруга влиятельного бизнесмена. Наше доверенное лицо попала в ее окружение и ненавязчиво завела разговор об украшениях. И очень быстро выяснила: золотые серьги от итальянских дизайнеров ей подарила Жанна Атанасян, давняя подруга, которая вышла замуж за армянина и работала вместе с ним в армянском торговом представительстве в Москве.
Бабушкин ничего не сказал. Он выводил на листе бумаги какие-то загогулины. Саблин, затаив дыхание, следил за начальником и даже шею вытянул, чтобы посмотреть, что он там рисует. Когда Бабушкин бездумно рисовал восьмерки, значило — дела идут неплохо, а начальство думает. Если генерал изображал на бумаге зигзаги, следовало прятаться как можно дальше, ну, а красивый женский глаз с длинными ресницами обозначал, что у начальства игривое настроение и после службы генерал направится в сауну.
Бабушкин рисовал восьмерки.
Саблин приободрился. На самом деле еще ничего не потеряно. Завадский под колпаком, да и Шмелев вот-вот отыщется.
— Быстрова была осторожна, — негромко сказал Саблин, наблюдая, как замерла и вновь начала описывать петли ручка начальника. — Атанасян она позвонила с телефона случайного человека. Зашел рекламодатель по делам, она у него мобильный и одолжила. Не знай мы на тот момент о Жанне, разговор остался бы незамеченным. Она ведь даже на улицу вышла, чтобы поговорить без свидетелей.
— Что удалось узнать о Завадском?
— Пока только одно! Такого человека никогда не существовало в природе. Значит, работает под вымышленной фамилией! Товарищ генерал, считаю, что Завадского пора брать. Улик, пусть даже косвенных, против него достаточно. Ему можно будет вменить и незаконное ношение оружия, и похищение человека, если Шмелев не заартачится, и поддельные документы, и, конечно же, незаконное проникновение на территорию Российской Федерации! По совокупности получит лет двадцать даже при самом неудачном стечении обстоятельств.
— Если дело дойдет до суда, — хмуро сказал Бабушкин и нарисовал красивый зигзаг, который словно оскалился колючими зубцами.
— Если дойдет, — согласился Саблин. — Об его контактах и задачах мы ничего не знаем до сих пор. О работодателях можем только догадываться. Но, если его возьмем, не факт, что он будет играть в Зою Космодемьянскую. От него отрекутся, это ведь обычная практика, откуда бы он ни был. Имеет смысл колоть с пристрастием.
— Вы узнали, каким образом Атанасян собирается вывезти Шмелева из Москвы?
— Нет! Об этом они будут разговаривать при встрече.
Бабушкин нарисовал еще один зигзаг рядом с первым и принялся закрашивать пространство между ними.
— Шмелева задержать и доставить в контору как можно скорее, — коротко приказал он. — Возможно, у него есть данные на Завадского. Его же пока не трогать, пусть продолжает следить за Харламовым. Главное, не упустите!
— Есть! — четко произнес Сабли.
Он поднялся со стула и направился к выходу из кабинета, но Бабушкин остановил его.
— Кстати, а почему ты сказал, что Атанасян собирается отправить Шмелева домой? Почему не за границу?
— Так журналист не собирается бежать, — ответил Саблин. — Он собирается драться. Причем на своем поле!
Глава 8
Никита выключил телефон, открыл крышку и вынул батарею. Даша, которая смотрела на него по-собачьи преданными глазами, немедленно поинтересовалась:
— Все в порядке?
— Да! — кивнул Никита. — Роман прилетит завтра рано утром. В шесть вечера мне надо быть у посольства. Там он меня подберет и спрячет. Ну, а потом мы подумаем, как мне выехать домой.
— Это хорошо! — Даша прижалась к плечу Никиты, мимолетно коснулась его подбородка. — Может, перекусим где-нибудь, а? Шпионские дела, оказывается, способствуют аппетиту.
— Перекусим! — согласился Никита. — Только не здесь. Надо отъехать на пару станций.
Утром Даша сообщила о своем желании поучаствовать в том, что искренне считала приключением. Поэтому звонить Жанне и Роману Даша увязалась вместе с ним, назвав это «пойти на дело», что ее невероятно забавляло.
Но сначала она решительно заявила:
— Тебе все равно нужна будет помощь, а иначе засыплешься. Денег у тебя кот наплакал, даже не хватит от патруля откупиться, да и внешность надо бы изменить на всякий случай.
— Будем клеить усы и бороду? — весело фыркнул Никита. — А что? Присобачу бородку клинышком и стану походить на товарища Ленина.
— Клинышки не есть тренд этого сезона, — серьезно возразила Даша. — Бороду клеить не будем, а вот постричь тебя и переодеть надо. Враги знают, как ты выглядишь. Мало ли что, вдруг столкнешься на улице? Будет секунда форы.
— Даша, у меня, как ты верно заметила, денег на шмотье и парикмахера нет! — напомнил Никита. — Весь мой капитал — две сотни баксов мелочью. Разве что на паранджу хватит, и то сильно сомневаюсь!
— Не надо ничего покупать, все есть! — отмахнулась Даша. — Вон, Тимохины вещи в шкафу третью неделю киснут. А постричь я и сама сумею, не зря год в салоне красоты работала!
— Пытки запрещены Женевской конвенцией!
— Ой, ой, смотрите-ка, разговорился! Пошли в ванную, я тебя мигом обкорнаю!
Никита с наигранным ужасом схватился за уши, получил шутливый подзатыльник и покорно поплелся в ванную, думая о том, что волосы не зубы, вырастут. Ну, а в случае, если вырваться не удастся, ему будет уже все равно. На зоне и так обреют, а в гробу все равно с какой стрижкой лежать, туда любых берут без фейс-контроля. Но Даша дело говорила. Как бы он ни выглядел в будущем, от нынешнего облика надо было избавляться.
Волновался он зря. Даша свое дело знала. Возилась она с ним невероятно долго, угрожающе щелкала ножницами перед носом, жужжала бритвой и безжалостно размазывала по голове краску для волос. Через час, смыв следы ее надругательства, Никита с удивлением и легким шоком смотрел на себя в зеркало. От прежнего вида мало что осталось. Патлатый шатен канул в Лету, уступив место коротко стриженному брюнету с выразительным взглядом. Выбритые виски, короткая челка. Даша окинула его довольным взглядом и поцеловала в макушку.
— Нравится?
— Гламурненько! — покачал головой Никита. — Сам себя не узнаю! Ловко ты меня преобразила!
И обнял свою спасительницу, но она вывернулась и притащила ворох одежды. Никита долго капризничал, уверял, что попугайские шмотки Тимофея никогда в жизни не наденет, притом ему уже давно не двадцать, чтобы наряжаться столь крикливо. Дарья ругалась, кричала, что старается только для него и вообще выглядит он невероятно… стильно. Последнее слово она произнесла с сомнением в голосе. В ярко-желтой футболке и красных клетчатых джинсах Никита и правда смотрелся чудновато.
— Отлично! — скорбно вздохнул он. — Надену эти майку и штаны, чтобы снайперу было легче целиться.
— Нужен ты кому-то! — пробурчала Даша, но все-таки принесла более темную майку и обычные джинсы.
— Откуда у тебя столько его барахла?
— Так он набухается, изгваздается весь, ну, и бросает одежду у меня, если с Иркой тут ночуют. Я стираю, жалко выбрасывать, вещи ведь дорогие! Тимохе они не нужны. Ни за что больше не наденет однажды облеванную майку.
— Очень мило! — вздохнул Никита и покрутился перед зеркалом, на предмет обнаружения застарелых пятен.
Но майка выглядела вполне пристойно. Даша хмурилась и смотрела исподлобья, прикусив губу. Никита почувствовал угрызения совести. Его спасают, а он еще кочевряжится…
В метро Даша присмирела, вела себя тихо. Никита иногда бросал на нее взгляды и усмехался. Надо же, девушка Бонда, Изабелла Скорлупко или, как ее там, Фамке Янсен? Нет, та злодейкой была, значит, Изабелла… В светлой майке, короткой юбке, расшитой стразами кепке и в очках на половину лица Даша совсем не походила на разведчика, как, впрочем, и Никита, у которого от собственного гардероба осталась только обувь.
Из подземки они вышли в раскаленную духоту. Даша тотчас заприметила неподалеку итальянский ресторанчик и решительно направилась к нему. Никита покорно шел рядом, о чем-то сосредоточенно размышлял, и только в холле, наткнувшись на зеркальный простенок, шарахнулся от собственного изображения.
— Тьфу ты! Никак не могу привыкнуть, что это я!
Даша не на шутку развеселилась. Надо же, супермен, агент ноль-ноль-семь сам себя не узнал! Комедия в лицах!
Подхватив смущенного Никиту под руку, она потащила его в зал, где вкусно пахло жареным сыром, специями и еще чем-то знакомым.
За едой они почти не разговаривали. Никита вяло жевал и, кажется, даже не замечал, что именно, и становился все мрачнее и мрачнее. Даша старалась его не отвлекать, но в конце концов не выдержала.
— Почему ты собрался домой? Разве не лучше уехать, скажем, в Европу?