Слушая Быстрову, Андрей Сергеевич очень сожалел, что вовремя не ушел на войну с браконьерами.
— А чего вы от меня хотите? — спросил он тем тоном, который должен был звучать грозно. Ну, или серьезно, на худой конец.
Но получилось так себе, жалобно и беспомощно, словно холоп просил прощения у барыни, мол, не взыщите, родимая, но помочь вам мы ничем не сможем.
«Барыня» сидела напротив и чарующе улыбалась.
— Юлия Владимировна, — Зернов понял, что всхлипами ее не проймешь. — Ваши рассказы звучат, как фантастика братьев Стругацких! Убийства, перестрелки… Да у Воронова в чумах одни бабы живут! Не они же на машинах раскатывали, старика душили да с ружьишек палили?
— Ну, разумеется, не они! — вкрадчиво сказала Юля и, бросив взгляд по сторонам, как опытный заговорщик, прошептала: — Но, милый Андрей Сергеевич, вы же понимаете, там, где крутятся большие деньги, непременно появится — кто? Правильно! Преступный элемент. Понимаете? Это была охрана Воронова.
— Ну, допустим, — задумчиво сказал Зернов. — За что тогда убили Величко?
— Свидетель! Он что-то увидел в ту ночь.
— А вашего друга почему обстреляли?
Юля пожала плечами.
— Кто их знает?
— Не сходится у вас, — вздохнул Зернов и неожиданно зорко посмотрел на нее из-под густых бровей. — Что-то вы не договариваете?
— Вы мне поможете? — спросила она, ласково улыбаясь.
— Арестовать эту шайку? Но у меня ничего нет против Воронова и его людей, кроме ваших слов. Кто позволит мне их задержать даже на семьдесят два часа без оснований?
— Я вас об этом и не прошу, — тихо произнесла Юля.
— А о чем вы просите?
Ее губы задрожали, а в глазах блеснуло что-то похожее на слезинку. Зернов испуганно подумал, что гостья сейчас разрыдается, и, плеснув воды в стакан, протянул ей.
— Я сама к ним пойду. В конце концов, эти тетки меня приглашали. Попробую разведать, что там творится. А вы меня подстрахуете.
Зернов выронил стакан, подхватил его другой рукой, расплескал содержимое на стол и побагровел. Залпом допив остатки воды, он с размаху уселся на мокрый стул.
— Вы — сумасшедшая? Я вас туда не пущу! С меня же потом голову снимут.
Она снова улыбнулась, только в черных, как ночь, глазах мелькнул мрачный стяг пиратского флага.
— Запретить мне вы не сможете, — констатировала она и выложила на стол с десяток визитных карточек. — Если я не вернусь до понедельника, позвоните этим людям и расскажите, куда я направилась.
Зернов скосил глаза на россыпь разноцветных бумажек, выловил взглядом визитку прокурора города и задумался.
Почему, имея столь мощных покровителей, она приехала сюда одна, без звонков сверху, с просьбой о помощи именно к нему, незаметному пожилому участковому?
Он покосился на окно, где призывно манил жаркий день. Дома в банке из-под паштета копошились дождевые черви, в холодильнике запотела бутылочка беленькой, а сосед Петрович уже все глаза, наверно, проглядел, поджидая участкового со службы. В заводи плескались караси, в ивовых зарослях трещали слюдяными крылышками стрекозы. Зернов знал, где находится рай на земле! Но, кажется, он проплывал мимо!
Все разрушила эта городская штучка, которая просит его о страховке.
Визитки переливались всеми цветами радуги, буквы складывались в важные фамилии и должности. Но визитная карточка — это не приказ с печатью и размашистой подписью. Проснувшийся инстинкт самосохранения теребил за воротник и умолял отвернуться и плюнуть. Ну ее к лешему, эту журналистку, караси ждут! И Петрович!
«А если ее рассказ не пустышка?» — осмотрительно подсказало благоразумие.
Зернов задумался. Караси и водочка под нехитрую закуску все еще не сдавались.
— Знаете, Юлия, — осторожно сказал Зернов, — вы, конечно, можете отправиться к сектантам, я вам запретить не могу. Но все же прошу: одумайтесь. Вы ведь затеваете очень опасное дело!
— То есть вы все-таки считаете сектантов опасными? — ловко ухватилась она за оговорку.
Зернов, протестуя, замахал руками.
— Что вы, голубушка! Мирные люди! Немного чокнутые, но это не преступление!
Юлия поднялась. Улыбка на ее губах была холоднее инея на стенках холодильника.
— Ну что же, не буду вас больше отвлекать! Но очень прошу, в случае чего все-таки позвоните по этим телефонам! Хорошо?
Зернов открыл было рот, чтобы возразить, но Юля уже покинула кабинет, оставив после себя терпкий запах духов. Усевшись за руль машины, она, злая и раздраженная, мысленно досчитала до ста, чтобы выпустить пар и дать Зернову шанс выскочить следом с воплями: «Возвращайтесь! Я передумал!»
Спустя пару минут Юля завела машину и тронулась с места, поглядывая в зеркало заднего вида. Однако Зернов так и не вышел на крыльцо опорного пункта. Тогда она чертыхнулась и направила машину в сторону Миролюбова.
Глава 4
Найти поклонников Ярилы не составило особого труда. Остановившись на краю поляны под раскидистыми соснами, Юля решила поначалу осмотреться, а затем уж действовать по обстоятельствам. Открывшееся ее глазам зрелище не было похоже ни на что виденное ранее.
Горы с лиственничными заплатками и березовыми колками, затянутые сизым маревом, как рамкой обрамляли горизонт. У их подножья разлеглась слегка холмистая степь, еще зеленая, с шапками синих и желтых ирисов. Однако не разнотравье и цветы и даже не горы привлекли ее внимание. Под красноватыми скальными обнажениями ближней сопки расположились непонятные сооружения. Юля пожалела, что не захватила с собой бинокль. И решила рискнуть, подъехать ближе. Кочковатая степная дорога вывела ее на берег речушки, которая текла по дну широкого лога. Здесь-то и стояли десятка полтора шалашей, которые она разглядела издалека. Соорудили их из соломы, хвороста и побуревшего от времени лапника. Сверху их прикрывали куски брезента и полиэтилена — весьма условная защита от дождя и ветра.
Даже на расстоянии Юля поняла: налети на прибежище сектантов ураган — и «домики» постигнет участь хижины Ниф-Нифа.
Но обитателей колонии такие мелочи, по-видимому, не смущали. Вокруг шалашей кипела жизнь. Туда-сюда сновали женщины, одетые в длинные бесформенные балахоны то ли из грубого льна, то ли из мешковины. Неподалеку горел костер, у которого кашеварили две селянки, а за шалашами среди кустов боярышника виднелась несуразная в этом почти первобытном интерьере деталь — бок огромного внедорожника, пламеневший оранжевым лаком.
— Все чудесатее и чудесатее! — хмыкнула Юля и тронула машину с места.
При виде ее автомобиля поляна пришла в движение. Кашеварки бросили свое занятие и пытались разглядеть из-под ладоней, кто же к ним пожаловал. От реки спешили еще несколько женщин, кто с охапками топляка для костра, кто с ведрами, в которых плескалась вода. Из шалашей выползли дети — мал-мала меньше, но были среди них и подростки — все худосочные, с серыми лицами, в ветхой одежонке и босиком. А навстречу машине поспешал, похоже, единственный мужчина в этом малиннике — худющий старик с жидкими седыми патлами, перетянутыми на лбу кожаным ремешком, и в ватной кацавейке.
— Ой, здравствуйте! — восторженно воскликнула одна из женщин. — Это вы?
Юля без особого труда узнала в ней девицу, которую видела у опорного пункта. Она была в том же платье — грязном и обтрепанном, но на этот раз без бус, а вместо чудовищного венка голову покрывал вылинявший платок.
— Анна? — спросила Юля, прищурившись.
Девица радостно затрясла головой.
— Вы запомнили, как меня зовут? А своего имени не назвали!
— Юля! — представилась она, а сама тем временем пыталась рассмотреть, что происходило за шалашами возле внедорожника. Там виднелись две головы, похоже, мужские. Но в отличие от остальных насельников колонии на встречу с незваной гостьей они не спешили.
— Красивое имя! — вздохнула Анна и с жадным любопытством оглядела Юлю с головы до ног. — Вы все-таки приехали! Зачем?
— Решила, знаете ли, приобщиться к природе, — туманно пояснила Юля. — Интересно, чем вы живете, какие у вас обряды! Ведь это так ново для меня!
— Замечательно! — обрадовалась Анна. — Пойдемте, я вам все расскажу и покажу! А чем вы занимаетесь?
— У нас с мужем бизнес, — уклончиво ответила Юля, решив не разглашать свою принадлежность к продажной, по всеобщему убеждению, прессе.
— Устаете, наверное? — посочувствовала Анна. — На природу некогда выбраться? У вас вон даже лицо осунулось!
Юля стиснула зубы, проглотив сомнительный комплимент. Старик в кацавейке утратил интерес к ее машине, устроился рядом с костром и принялся щепать лучину для растопки. Остальные обитатели поселения перестали обращать на гостью внимание, видно доверив Анне развлекать ее разговорами.
Юля и Анна подошли к костру. Две женщины, подцепив на палку котел, снимали его с огня. Запах, который шел из котла, напомнил Юле что-то забытое, из детства в деревне. Она подошла ближе и поняла, что это за запах.
— Вы комбикорм едите? — спросила она с ужасом. — Но он же для коров и свиней!
Она понимала, что поступила бестактно, но остановиться уже не могла.
— И детей кормите? Это же преступление!
Одна из женщин поджала тонкие губы.
— Здесь чистейшая зерновая каша, из пшеничной и кукурузной дробленки! Очень здоровая пища, потому что зерна пропитаны солнцем.
Юля не нашлась, что ответить, настолько была ошеломлена и подавлена увиденным. Бедные детишки! Нет, мимо этого нельзя пройти!
— Отобедайте с нами! — предложила вторая стряпуха. — На самом деле, вкусно и полезно! — и улыбнулась бесцветной улыбкой, явив миру редкие гнилые зубы.
— Нет, спасибо! — вежливо отказалась Юля и поспешила отойти от костра. А Анна уже нетерпеливо тянула ее за рукав.
— Здесь мы собираемся для вечерних песен, — и махнула рукой в направлении второго кострища, обложенного закопченными булыжниками, на удалении от шалашей. Сиденья здесь заменяли четыре бревна. Земля возле них была вытоптана. Но не это привлекло внимание Юли. Чуть в стороне виднелся деревянный столб с вырезанными на нем изображениями. Как Юля ни силилась, не смогла рассмотреть, какими именно. Сверху столб венчало также деревянное колесо со странными кривыми спицами. Внешне оно мало смахивало на обычное тележное колесо — было больше и, кажется, изготовлено из цельного куска дерева, но без непременного металлического обода. От каждой спицы свисала вниз веревка с узлом на конце, отчего сооружение смахивало на «гигантские шаги», еще популярные в Юлином детстве.