Ворон немного покружил надо мной, расправив крылья и точно красуясь ими, а потом промчался над Невой, распугивая чаек. Он то снижался к воде, проносясь буквально по кромке, то взмывал вверх. Наконец пернатый перекувыркнулся в полете через голову и спикировал обратно мне на плечо. Вид у него был гордый и весьма довольный.
– Хорошая птица, – рассмеялась я и почесала ему шею.
– Давай посидим тут немного, а потом ты мне купишь картошки, – нагло предложил ворон, вытягивая голову в сторону пляжа у крепости.
– Если здесь есть круглосуточные места с картошкой, куплю, – согласилась я, переходя по деревянному мосту на пляж, – а то время-то почти ночное.
Правда, при этих словах я с ужасом подумала, что мои дневные расчеты включали только меня, а со мной, вообще-то, еще и ворон, которого надо кормить и поить. Настроение стремительно портилось. Чтобы не думать о грустном (в принципе, я уже опять прикинула, сколько дней могу только пить чай, чтобы сэкономить на себе и не экономить на вороне), я попросила пернатого:
– Расскажи мне про взаимодействие фамильяров и их хозяев. С тобой все ясно, ты мой помощник и советчик, а Жужа, например? Вообще не понимаю, в чем ее смысл. Ну не для красоты же.
– Вполне может оказаться так, что и для красоты.
Я вытащила из рюкзака ежедневник, положила его на траву и села сверху. Ворон спустился с моего плеча и принялся прогуливаться передо мной. Крылья он уже размял, теперь, похоже, разминал ноги.
– Бывают фамильяры, чья функция заключается в том, чтобы просто радовать своего хозяина. Так у того растет уровень эндорфинов, а с ним и уровень тонкой энергии, – тоном бывалого лектора сообщил пернатый.
– Надо же, – пробормотала я.
– Да. Есть фамильяры-помощники, выполняющие функции ассистентов или консультантов, есть фамильяры-работники, которые вкалывают на мастера или вместе с мастером, а есть и просто друзья. Магам часто тяжело обрести друга среди людей, тут на помощь приходит фамильяр. Он становится другом, становится членом семьи… семьей…
На этих словах ворон замолчал и вздохнул.
– Иди сюда, – велела ему я, а когда он подошел, принялась чесать ему бороду и спину.
Ворон довольно заурчал и распушился. Я привычно засмеялась. Меня неизменно радовало зрелище, когда пернатый превращался в пушистый шар на ножках.
– Скажи, в академии учат взаимодействовать с фамильярами? – продолжая чесать ворона, спросила я. – Ну, ты-то мне сам все расскажешь, но многие фамильяры неговорящие. Как с такими быть?
– Между фамильяром и хозяином устанавливается ментальная связь, – ответил ворон и принялся тереться головой о мое колено, – так что все говорящие, просто каждый по-своему. Я – словами через клюв, они – мысленно. Это похоже на то, как ты разговариваешь с городом. В целом можно провести такую аналогию, что город – хозяин, архитекторы – фамильяры. Но факультатив, посвященный взаимодействию с фамильярами, в академии действительно есть. Будет у тебя на первом курсе. Иногда все же приходится объяснять людям прописные истины, даже если люди – маги.
– Архитекторы – фамильяры, – повторила я и обвела взглядом пространство.
За спиной у меня была стена крепости, перед глазами текла Нева, отчего появилось ощущение, будто за мной стоит кто-то уверенный и непоколебимый, а передо мной проносится поток возможностей, поражающий своей шириной.
– Люди, конечно, склонны думать наоборот. – Ворон взгромоздился мне на колени. – Что хозяева – они, но это не так. Впрочем, это вообще кривая аналогия, просто близкая. Скорее город и люди – симбионты, одни не могут без другого, но чаще всего диктует город. Начиная с того, чтобы его построили, заканчивая тем, чтобы его разрушили. Это правда. Архитектор же может проводить волю людей городу, а волю города – людям. Город больше архитектора, поэтому его и можно обозначить как хозяина. Самые идеальные отношения случаются, если архитектор становится городу другом.
– А может архитектор стать больше города? – робко спросила я.
Я ожидала, что ворон ответит «Нет!», но он ответил:
– Да, если это Великий Архитектор.
Сказав это, ворон надолго замолчал. Молчание его ощущалось мрачным и даже трагичным. Я осторожно обняла его и, слегка прижав к себе, стала целовать в макушку.
– Мягкий, – прошептала ему я, – пушистый…
– Помнишь, ты жаловалась, что тебя окружают функции? – наконец проговорил он. – Тогда это было лишь твоим восприятием действительности. Великий Архитектор в реальности перестает быть человеком и превращается в функцию. Он принимает служение, и тогда он становится выше города.
– Объясни, пожалуйста, – тихо попросила я, – как можно стать выше того, чему служишь? Если чему-то или кому-то служишь, ты же в подчинении, а не наоборот.
– В магии все не так очевидно, как в мире людей, а на тонких планах есть своя, порой непостижимая нам логика, – ответил ворон. – Превращаясь в функцию, Великий Архитектор перестает быть человеком, тем самым он становится больше чем простым смертным и больше чем магом. Он становится наравне с городом, а потом и выше города, потому что превращается в руку мироздания. – После этого пернатый встряхнулся, заставив меня разжать руки, и скомандовал: – Идем за картошкой!
В академию мы вернулись хорошо за полночь, а наутро я приняла решение перестать есть. Признаться, на диетах я не сидела никогда. Когда весишь сорок восемь килограммов, диеты – это последнее, о чем ты думаешь, даже если считаешь себя не сильно привлекательной особой. Похудение тут точно не поможет. Но бывало в наших краях такое, когда зарплату родителям не платили, а продуктов в магазинах не хватало, поэтому рацион стремительно сокращался в плане как количества, так и качества. Я вспомнила, как порой мне хватало чашки чая, чтобы пробегать полдня, главное, чтобы чай был горячий, и решила, что этот номер вполне пройдет еще раз. Тем более в те времена я была ребенком, а теперь я взрослый, который может себя контролировать гораздо лучше.
– Ты вообще не красишься? – поинтересовалась у меня Милана, откусывая от завернутой в крафтовый пакет булки.
– Иногда крашусь, – проворчала я, чувствуя, как пахнет ягодная начинка. – А что?
– Ничего. Просто, когда я тебя только увидела, даже не поняла, ты девочка или мальчик. Потом я вообще подумала, что ты из этих… Ты же не из этих?
Я отрицательно замотала головой, стараясь не смотреть на треклятую булку в руках соседки.
– Чего ты тогда не красишься?
– Не хочу. – Я пожала плечами. – Мне так удобнее. И время тратить не надо, и деньги.
– Зря. – Милана доела булку, вытерла пальцы салфеткой и взяла свою огромную косметичку. – Ты бы была поярче, поинтереснее… И жизнь бы у тебя тоже стала поинтереснее.
Дмитрий Иванович внезапно тоже завтракал. Когда я вошла в аудиторию, он доедал бутерброд с колбасой и запивал его чаем из термоса.
– Не успел дома перекусить. – Дмитрий оправдательно развел руками. – Прошу прощения.
– Да без проблем, – отмахнулась я.
В желудке у меня что-то заворочалось и забормотало. Чтобы не было слышно этих звуков, я громко сказала:
– У меня к вам наглая просьба.
– Просите, Женечка. – Дмитрий Иванович доел бутерброд и отхлебнул еще чаю.
– Можно вас попросить взять для меня книги, если это возможно? Мне и к другим экзаменам хорошо бы подготовиться, а книг по-прежнему не дают. – И я спешно добавила: – Вы же сказали, что я могу обращаться с проблемами. Это проблема, причем большая.
– Это как раз не большая проблема, – улыбнулся он, допил чай и завинтил крышку термоса. – Это небольшая задача. Будут вам книги, только дайте список, какие нужны.
Мы приступили к занятию, но к концу первого академического часа я осознала, что все мои мысли вертятся исключительно вокруг еды. Я начала даже думать, что надо было попросить у Дмитрия поделиться со мной бутербродом, назвав отсутствие еды самой моей большой задачей, простите, проблемой.
– Женя, вы устали? – уточнил Дмитрий Иванович.
– Нет. – Я отрицательно замотала головой. – Просто вчера допоздна гуляла. Белые ночи.
– Понимаю, – добродушно улыбнулся он. – Сам когда-то ждал белых ночей, чтобы гулять, иногда всю ночь напролет. Не замечаешь ведь, когда закат успевает стать рассветом. А как мы с будущей супругой гуляли, когда были студентами… Жаль, больше такого не повторится.
– Почему? – глупо спросила я, отогнав мысли о бутерброде.
– Все изменилось, – лаконично ответил мой собеседник и вернулся к рассказу о силовых линиях. – Так вот, что я говорил? Я говорил, что из этого параграфа вам нужно будет только запомнить названия. Обычно на экзамене, если попадается вопрос о чем-то подобном, просят просто перечислить линии и очень редко – дать характеристику одной-двум. Я сейчас карандашом выделю самое главное. Вот про эти абзацы сразу забудьте, это проходят только на третьем курсе, когда начинают овладевать магией изменения линий и узлов. А чтобы работать вот с этим, – он потыкал карандашом в термины, – нужно быть как минимум Великим Архитектором. Так что от вас требуется только знание терминологии и понимание различий.
Я насторожилась. Вчера мне о Великом Архитекторе рассказывал ворон, сегодня вот упомянул Дмитрий. У ворона спрашивать было глупо, поэтому я решилась спросить у преподавателя.
– Можно вопрос? – на всякий случай уточнила я. – Только он не по материалу.
– Все равно спрашивайте.
– Вы когда-нибудь встречали Великого Архитектора?
Дмитрий поднял взгляд от учебника, грустно посмотрел на меня, поджал губы, пожевал их, точно принимая важное решение внутри себя, и наконец ответил:
– Нет, Великого Архитектора мне встречать не приходилось. Однако я знаю человека, который мог бы им стать, но, увы, не стал. – И, предвосхищая мой вопрос «Почему?», ответил уже прозвучавшим: – Все изменилось.
В коридоре жилых ячеек пахло жареной картошкой. Я не знаю, доносился ли запах издалека или кто-то умудрился тут готовить, но это было невыносимо. Я вошла в комнату, села на свою кровать и горько заплакала. Прорыдав до тех пор, пока мне не стало никак, я вытерла лицо и отправилась за вороном, который вчера все же согласился соответствовать правилам и ночевать в блоке для фамильяров.