– Никогда больше так не делай, – тихо сказал ворон, когда мы вышли на лестницу.
Мы действительно вышли – пернатый шел рядом со мной. Я села на верхнюю ступеньку, взяла ворона в охапку и прижала к себе. В парадной, в отличие от чердака, было прохладно и царили совсем другие запахи, как если бы мы с вороном вдруг оказались совсем в другом мире – или на другом слое реальности.
– Почему пегас стал прозрачным? – после продолжительного молчания спросила я. – Он же был добрым, дружелюбным.
– Этот пегас действительно был добрым и контактным, но он дух места, – тихо ответил ворон. – Он привязан к изображению, из которого вышел, и радиус его действия во плоти ограничен считаными метрами. Прости, я сам это понял, только когда вы взлетели. Чем выше он поднимался, тем слабее становился. Если бы я не сообразил, он бы просто исчез, а ты бы упала.
– Ты сообразил, – успокоила его я и погладила по голове. – Ты все вовремя сообразил.
– Никогда больше так не делай, – повторил ворон. – Если ты не знаешь, с чем имеешь дело, лучше не имей. Пожалуйста.
Ворон приник ко мне и уткнулся головой мне в плечо. Сердце у него колотилось быстрее и громче, чем обычно.
– Птичка моя хорошая. – Я крепче стиснула руки. – Птичка моя испугалась. Испугалась моя птичка?
– Очень, – тяжело вздохнул ворон, и я вдруг поняла, что он не шутит.
Глава 16
Разумеется, мы не пошли больше ни к каким местам силы, а вернулись в академию. Ворона я несла на руках. Он был печальным и молчаливым. Надо же, даже я не испугалась особо, а его вон как накрыло. Впрочем, подумалось мне, когда мы уже шли по коридору, если фамильяр и хозяин связаны, он мог взять на себя часть моего страха или моих эмоций.
В комнате я посадила ворона на кровать поверх одеяла и сказала:
– Посиди здесь, схожу тебе за картошкой.
Когда я вернулась, сначала не поняла, где ворон. Оказалось, что он забрался под одеяло. Я села на кровать, приподняла одеяло и заглянула туда. Ворон лежал, растекшись уже знакомой рыбой-каплей.
– Выходи. – Я погладила его по голове. – Я картошки принесла. И не только картошки.
– Угу, – практически не открывая клюва, ответил он.
– Ну, ты чего? – Я почесала ему спину. – Хочешь, отнесу тебя к ветеринару?
– Не надо, – нехотя отозвался ворон. – Все в порядке.
– Но я же вижу, что не в порядке, – вздохнула я.
Встала, взяла пакет с едой и перенесла на кровать. Достала картошку и протянула дольку ворону. Он открыл глаза, посмотрел на картошку, потом аккуратно взял и заглотил ее.
– Хорошая птичка, – улыбнулась ему я. – Кто у меня так хорошо кушает?
В горле застрял комок. Когда я протянула пернатому вторую дольку, из глаз сами собой хлынули слезы. Ворон вскочил на ноги, вылез из-под одеяла и перебрался ко мне на колени.
– Ну, чего теперь ты? – Он боднул меня головой в живот. – Птичку жалко?
– Жалко, – всхлипнула я.
– Птичка возрастная, – привычным наглым тоном ответил ворон, – у птички иногда бывает депрессия.
– Врешь ты все, – сквозь слезы улыбнулась я и почесала ему бороду.
– Конечно, вру, – согласился пернатый, удобнее устраиваясь у меня на коленях. – Так, кто обещал мне картошки? Давай ее всю сюда. Да-да, прямо в картошкоприемник.
С этими словами он пошире открыл клюв. Я не выдержала и рассмеялась.
– Это черешнеприемник, – поправила я.
– Он по совместительству, – сообщил ворон и распахнул клюв еще шире.
Когда с картошечкой было покончено, ворон вновь посерьезнел и сказал:
– На рынок я попал по собственной глупости. Скажем так, это был несчастный случай. Отвлекся, получил по голове – и вот я уже у того парня. Он этим промышляет: ловит зверье и птиц, а потом впаривает таким вот будущим студентам. Кто-то ведется на его лесть, кто-то просто животных хочет выручить.
– Понятно, – вздохнула я. – Можно спросить?
– Спрашивай.
– Почему ты согласился пойти ко мне?
– Жалко тебя стало, – хмыкнул ворон. – Ты выглядела как правильный домашний мальчик, который начитался книг и решил отправиться в большое приключение, но обязательно попал бы в плохую историю, если за ним не присмотреть. А когда ты согласилась отдать за меня те деньги, мне стало ясно, что тебя нужно спасать.
– Вот спасибо, – скривилась я. – Неужели я была такая жалкая?
– Ты не была жалкой, – жестко ответил он. – Мне стало тебя жалко, не скрою. Ты действительно смотрелась как интеллигентный подросток, который решил стать то ли вольным бродягой, то ли великим путешественником. Да, таким порой везет, но сколько их таких ежегодно пропадает без вести. Мне стало неприятно оттого, что ты можешь пропасть. А еще…
Ворон замолчал. Я сунула ему под клюв грушу.
– Давай, говори, что еще.
– Не важно… – Он поклевал фрукт.
– Важно. Сказал «а», говори и «б».
– В тебе было что-то, что мне отозвалось, – скороговоркой произнес пернатый и продолжил клевать грушу, как будто ничего и не говорил вовсе.
Доклевав грушу, ворон внимательно посмотрел на меня.
– Еще? – изумилась я. – Смотри, будет у меня жирненькая птичка.
– Я не жирненький, – возмутился он, – у меня просто перо пушистое.
В подтверждение своих слов ворон распушился, буквально превратившись в шар. Я снова рассмеялась.
Уже в ночи, когда я погасила свет и легла, а ворон устроился рядом со мной, я подгребла его рукой к себе и спросила:
– Не жалеешь, что стал моим фамильяром?
– Нет, – ответил он, укладывая голову на подушку.
– А по ректору скучаешь?
Ворон помолчал. Он молчал так долго, что я начала за него беспокоиться.
– Давай мы не будем говорить на эту тему, – наконец сдержанно попросил пернатый.
– Хорошо, – согласилась я.
Сон мне приснился странный. Будто я вхожу в кабинет ректора, за окном ясный зимний день, сам глава академии сидит за столом. При этом я точно знала, что ректор – это ворон. В смысле мой ворон – не фамильяр ректора, он и есть ректор.
При моем появлении он поднялся из-за стола и вышел мне навстречу. Я прекрасно осознавала, что происходящее – сон, но, с интересом разглядывая ректора, думала: если он и в реальности окажется таким, будет забавно. Высокий, еще не старый, ректор правда напоминал ворона: светлые глаза, острые черты и какая-то общая суровость в образе. У него действительно была борода – не седая, как выразилась Милана, но с серебряной проседью, а еще он был бритым налысо, что и впрямь придавало ему сходство с бандитом.
Признаться, во сне меня вообще ничего не смутило: ворон – ректор, ну и ладно. Внешность его мне тоже скорее понравилась. Точнее, так: он располагал к себе вне зависимости от своей внешности, потому как ощущение от него было ровно тем же, что и от ворона в реальности. Он был своим. Я бы даже сказала, моим. Я будто знала его всегда, как и моего пернатого.
– Он тебя любит, – сообщил мне ректор, взяв меня за руку.
Голос у него был такой же, как бывал у ворона, когда тот нервничал и начинал говорить без птичьих скрипов и ворчания.
– Кто? – изумилась я.
– Город, – ответил ректор, повернувшись вполоборота к окну и указывая туда свободной рукой.
Я посмотрела в окно, и кусочек улицы передо мной начал раскатываться вширь, как было днем на крыше. Через какое-то время я уже видела весь город, лежащий как на ладони.
– Он дает тебе ключи. Будь готова к тому, что среди них может оказаться главный.
Слово «главный» отчего-то прозвучало как «последний». Что будет, когда город даст мне последний ключ? Я хотела задать этот вопрос ректору, но свет из окна хлынул в кабинет и затопил собой все.
Я открыла глаза. Я лежала в своей постели в жилой ячейке. Ворона рядом не было.
– Ну и где ты? – прошептала я, приподнимаясь на локтях.
Обвела взглядом комнату – пернатого нигде не наблюдалось. Ворон обнаружился под кроватью. Он устроился на моих тапочках, как обычно устраивался у меня на груди, и спал.
– Эй, – я наклонилась и коснулась указательным пальцем его головы, – ты чего там делаешь?
– Я упал, – буднично сообщил ворон, не открывая глаз.
Я истерически расхохоталась. Контраст со сном, в котором ворон предстал ректором, был разительный.
– Ты как умудрился-то? – спросила я, перестав смеяться.
– Как-как, – проворчал он, открывая глаза и поднимаясь на ноги («Каком кверху!» – захотелось добавить мне, но я воздержалась). – Хотел перелечь, зацепился когтем, упал. Потом решил, что тут тоже удобно, и уснул.
– Бедная моя птичка, – хихикнула я, наклонилась и подняла ворона.
Отряхнула его, поцеловала в щеки и в клюв и прижала к себе.
– Моя сладкая неуклюжая птичка. – Я потискала его в объятиях и чмокнула в макушку.
Да уж, подумалось мне при этом, а если он все же возьмет и окажется ректором? Как я буду с этим жить? Если в образе пернатого скрывается взрослый суровый мужик, который рулит всей академией магических искусств, я со стыда провалюсь от осознания, что все это время обращалась с ним как с питомцем. На фиг, на фиг! Лучше буду верить в то, что просто существует тесная связь между моим фамильяром и его бывшим (бывшим ли) хозяином, а лучше спишу все на свое бессознательное, которое мне иногда и не такое показывает.
– А когти тебе, пожалуй, надо подстричь, – резюмировала я.
– Можно не надо, – протянул ворон.
Я перехватила его и, взяв на руки, принялась качать.
– Не можно, – строго выговаривала ему при этом я. – Вдруг ты потом еще за что-нибудь зацепишься?
– Это вышло случайно, – вяло сопротивлялся пернатый, – было темно, и я не видел, куда наступаю.
– Случайности не случайны! – возвестила я, а потом на всякий поинтересовалась: – Скажи мне, если бы ты был оборотнем, тебя бы не смущало, что с тобой так обращаются?
– Оборотней не существует, – напомнил он, попытавшись вывернуться, но я держала крепко.
– Не притворяйся, ты меня понял. Так что?
– Ничего, – буркнул ворон. – В таких случаях маги знают, на что они идут. Что их могут посылать на глупые задания, командовать ими, гонять в магазин за бухлом и тискать, как котят. Приходится т