ерпеть.
Последнее – про котят – явно относилось ко мне.
– То есть ты все же просто стоически терпишь? – уточнила я.
– Я-то тут при чем? – хмыкнул он.
– А что ты тогда? – проигнорировала я его вопрос.
– Я наслаждаюсь! – с обидой в голосе отозвался пернатый и завопил: – Да перестань ты меня качать! Меня укачивает!
Я разжала руки, ворон вывалился мне на колени, неуклюже перевернулся и поспешил удрать подальше, путаясь в одеяле. Я едва сдержала смех.
Когда я вернулась из душа, у двери меня ждала Алиса с конвертами в руках.
– Это вам от исполняющего обязанности ректора, – сообщила она, поздоровавшись. – Ответ нужно дать в течение трех суток.
Первое письмо предписывало мне оплатить проживание в жилой ячейке вплоть до двадцать пятого августа включительно. Второе было рекламным проспектом, очень навязчиво рекламировавшим курсы (в том числе курсы по раскрытию творческого потенциала), которые вел Семенов. Там же был и жирный намек (прямым, в общем-то, текстом), что Даниэль Максимилианович успешно готовит к поступлению в академию. Даже портреты счастливых абитуриентов, ставших студентами, прилагались.
– Что будем делать? – спросила я у ворона, когда тот протиснулся в окно и я выложила перед ним все бумаги. – Это же нечестно!
– Нечестно, – согласился он, – но я бы заплатил. Только снял бы на всякий случай копии и с письма, и с квитанции об оплате.
– Чтобы потом предъявить ректору?
– Хотя бы, – кивнул он.
– Может, нам проще написать ректору или позвонить? Ну нельзя же так, если это бесплатное социальное жилье!
– Тебе денег жалко? – прищурился пернатый.
– Я за справедливость. – Я скрестила руки на груди. – Вот что мне делать, если бы денег не было? Там, между прочим, написано: или платите, или съезжайте в три дня после отказа оплатить. Куда я пойду? На вокзал?
– Ты заплатишь и останешься здесь.
– А если бы…
– Никаких «если», – уперся ворон. – Ты заплатишь.
– Но…
– Никаких «но»! – В запале он даже топнул лапой, а потом, смягчившись, показал когтем на рекламный проспект: – Вот это можешь проигнорировать. Прямого предложения тебе не поступало, а реклама не является публичной офертой.
– А если я принципиально не заплачу? – уперлась я.
– Заплатишь, – хмыкнул пернатый. – Подумай о своем старом фамильяре. Ему нужен комфорт.
– Подумай о своем старом хозяине! – парировала я. – Ему нужен порядок, а тут такое…
– Не такой уж он и старый, – проворчал ворон.
– Ты тоже не такой! – возмущенно продолжила я. – Я отказываюсь платить! Это незаконно!
– Тогда собирай чемоданы, – подло протянул он.
– Знаешь что, птица, – я встала из-за стола и с грохотом задвинула стул, – это не смешно. С меня требуют деньги за то, что изначально предоставлялось бесплатно. Наверняка мой случай не первый, когда абитуриент оставался в этом корпусе до пересдачи или еще чего. А даже если и первый, нигде не было ничего сказано о возможной оплате. Да, у меня есть твоя заначка, а если бы не было?
– Если бы да кабы… – проворчал ворон. – Вот что ты уперлась, ответь мне? Заплатишь, сохранишь копии платежек, потом предъявишь в знак протеста. Сейчас же нам надо где-то жить. Здесь удобно, здесь блок для фамильяров…
– Можно подумать, ты там часто бываешь…
– Я там моюсь, – уперся он.
– В другом месте мыться будешь! В тазике!
– Я за комфорт!
– А я за справедливость!
Мы препирались еще пару минут, потом я поняла, что спорить с пернатым бессмысленно, мы все равно ни в чем друг друга не убедим, поэтому начала собираться – нужно было продолжать изучение мест силы на Литейном.
Выходя из очередного сада, я подобрала очередной же ключ.
– Он тебя любит, – проговорил сидевший на моем плече ворон.
Я вздрогнула.
– Кто? – в точности как в сегодняшнем сне, спросила я.
Я точно знала, что ворон сейчас скажет мне в ответ.
– Город, – действительно ответил он.
– Почему? – спросила я, не желая повторять диалог из сна дословно.
– Потому что ты любишь его, – ответил пернатый. – Города любят, когда их ценят, когда им дают внимание, когда ими восхищаются. Если это искренне, а у тебя это искренне, они быстро отвечают взаимностью.
– С чего ты взял, что я его люблю? – смущенно проворчала я. – С чего он, ну, город, это взял? Вдруг это не так?
– Ты не видишь себя со стороны. Как ходишь по городу, как на него смотришь, – пояснил ворон. – Возможно, это слово тут не самое подходящее, но просится именно оно. Взахлеб. Города это сразу просекают. Так что не сомневайся: ты любишь Петербург, а он – тебя.
Я хотела спросить: что мне делать с этой любовью (согласна, некрасиво звучит). Я хотела спросить: что мне делать с этими ключами (и про что они). Я хотела спросить: а ты меня любишь (а любит ли меня вообще хоть кто-нибудь, кроме города). Но спросила вообще невпопад:
– Где ректор, черт возьми? Что с ним происходит? Почему он не может вернуться и разобраться? Почему нельзя ему хотя бы сообщить, что что-то не так?
– Для девочки, которой наплевать на жизнь преподов, ты задаешь слишком много вопросов, – равнодушно отозвался ворон, хотя я была уверена, что он начнет экспрессивно на меня орать. – Я тебе уже говорил: не лезь. Это не твоего ума дело.
– Не моего, значит? – Меня взяла лютая злость, и я очень четко осознала, что орать сейчас буду сама. Вдохнула, выдохнула и прошипела ему: – Лети-ка ты отсюда, пока мы с тобой не поругались.
Я думала, ворон мне что-то ответит, но он хмыкнул, оттолкнулся от моего плеча и исчез в небе над проспектом.
– Паразит пернатый, – бросила я ему вслед и вместо того, чтобы двигаться дальше по Литейному, пошла в сторону метро.
Глава 17
«Я изучаю город», – сказала я себе и часов до восьми вечера с почти свободной душой болталась по улицам. С почти свободной потому, что ощущения у меня были противоречивые (и не только из-за размолвки с вороном). С одной стороны, я постоянно напоминала себе, что взрослый человек, сам отвечающий за свой досуг. С другой, гуляя по Питеру не только сегодня, но и вообще, я все время ждала окрика «Домой!». Мне казалось, что, задержись я чуть дольше, на пороге ячейки меня будет ждать кто-то большой и разъяренный, кто выскажет мне, что я неблагодарная тварь, что я где-то шлялась и так далее. Мне приходилось то и дело повторять самой себе, что здесь нет никого, кто мог бы запретить мне наслаждаться общением с городом и обвинять меня в том, что я гулящая (и приписывать мне смертные грехи в виде курения и употребления алкоголя в странных компаниях), только потому, что я именно что просто гуляю.
Вечер я встретила в окрестностях «Чкаловской», стискивая челюсти, чтобы не стучать зубами от холода. Когда я выходила гулять с вороном, полагала, что мы скоро вернемся в академию, поэтому не брала с собой ни джинсовки, ни толстовки. Я скрестила руки на груди и ускорила шаг. У знакомой уже булочной столкнулась с Дмитрием Ивановичем.
– Женя, – обрадованно воскликнул он, – какая встреча!
– На том же месте, в тот же час, – пробормотала я. – Здравствуйте.
– Жень, вы замерзли? – живо уточнил Дмитрий. – Хотите, все же зайдем ко мне, угощу вас чем-нибудь. Заодно и погреетесь.
Учитывая, что я не только замерзла, но и не обедала, я внезапно для самой себя согласилась.
– Если только ненадолго, – предупредила я.
– Накормлю вас, напою и отпущу к метро, – уверил он и устремился к соседнему с булочной дому. – Иначе я буду переживать, как вы там.
Когда мы поднялись на третий этаж и Дмитрий открыл огромную темно-коричневую дверь, обитую искусственной кожей, мне подумалось, что он живет в коммунальной квартире. В длинный коридор выходили пять дверей, и все, кроме одной, были закрыты. Однако на вешалке в прихожей висела только одна ветровка, явно принадлежавшая самому Дмитрию, да и не было разнообразной обуви, выдававшей бы множество жильцов.
– Разувайтесь на коврике, – тем временем сказал хозяин. – Хотите, могу дать вам тапочки.
– Спасибо, не надо, – ответила я, расшнуровывая кроссовки. – У вас вроде чисто.
– Да, – грустно согласился он, разбирая пакеты и направляясь в сторону открытой двери, – иногда не хочется убираться, но я себя заставляю. Это дисциплинирует.
Значит, это все его квартира, но семья уехала на лето, решила я и проследовала за ним. За открытой дверью оказалась кухня. Нет, все же не коммуналка, убедилась я: не было ни нескольких плит, ни пары стиральных машин, как обычно делают на коммунальных кухнях. Питерских коммуналок я еще не посещала, но фильмов и фотографий видела достаточно.
– Располагайтесь, – Дмитрий указал в сторону стола.
Сам же вымыл руки и принялся возиться с продуктами.
– Гуляете? – уточнил он, прикидывая, вероятно, что лучше приготовить, а что убрать в холодильник.
– Изучаю город, – ответила я. – А на Петроградке мне очень нравится. У меня такое чувство, что ноги приводят меня сюда сами. Куда бы я ни пошла, так или иначе оказываюсь здесь.
– Так бывает, – кивнул мой собеседник, – иногда местам нужен человек, чтобы их уравновесить, и они всеми силами притягивают его к себе.
– Как фамильяры? – уточнила я. – В смысле уравновешивают.
– Как фамильяры, – согласился Дмитрий. – Женя, у вас же вроде есть фамильяр? Где он?
– Есть, – отозвалась я, – но мы с ним… не сошлись во взглядах на одну проблему. Я пошла гулять, а он отправился в ячейку.
Господи, подумалось мне, что я несу – не сошлись с фамильяром во взглядах на проблему. Но Дмитрий будто особенно и не удивился, разве что родительским тоном сказал:
– Женя, если у вас есть фамильяр, то по незнакомым местам вам лучше ходить с ним. Он может заметить опасность, а в случае чего позвать на помощь. Не игнорируйте эту возможность, если она у вас имеется.
Он наконец разобрал продукты и, похоже, вознамерился жарить яичницу.
– У вас нет никакой пищевой аллергии? – спросил Дмитрий Иванович, а когда я смешливо ответила, что всеядна, продолжил: – А то, что вы не сошлись во взглядах… Ваш фамильяр у вас давно?