– Она… – Меня вдруг осенило ужасной догадкой. – Она умерла, да?
Ворон промолчал, встал на лапы, потоптался на месте, повернулся ко мне спиной, ссутулился и отрывисто бросил:
– Да.
Я посмотрела на его сгорбленную спину, потом на косуху в своих руках, погладила сначала кожу куртки, а потом прикоснулась к пернатому. Он вновь повернулся в мою сторону, и мне показалось, что в глазах у него стоят слезы. Он действительно знает гораздо больше, чем говорит, поняла я. Он знает так много всего, чего, возможно, никогда не узнаю я.
– Мы не успели, – тихо произнес ворон.
Кто «мы» и что именно не успели, он, конечно, не сказал. Наверное, спасти дочь Дмитрия. Может, он был с ее фамильяром, а может, с самим Дмитрием и с ректором, додумала я. Ворон прикрыл глаза. Я наклонилась и коснулась губами его век. Погладила по голове. Пернатый тяжело и протяжно вздохнул.
За что, господи, подумала я. Сначала мне сообщают, что у меня в роду был Великий Архитектор, теперь мне вдруг стало понятно, почему Дмитрий проводит столько времени в академии. Он же просто не может пойти домой, где все напоминает ему о дочери и о том, как было раньше.
На меня навалилась огромная, нестерпимая усталость. Мне захотелось – совсем как ворон вчера – забраться под одеяло, закрыть глаза и провалиться в сон, а утром все стало бы по-другому, как если бы никакого сегодня не было. Вместо этого я спросила ворона:
– Ты ужинал?
– Нет, тебя ждал.
– Идем. – Я встала, надела косуху и подхватила ворона на руки. – «Люди» вроде до одиннадцати. Мы еще успеваем.
– Если что, я знаю, где круглосуточная шаверма, – приободрился он.
– Разберемся, – ответила я.
Глава 18
– Знаешь, птиц, это так странно… Я даже не знаю, как реагировать…
Мы сидели с вороном на Кутузовской набережной, напротив дома, где жил Кутузов, ели шаверму, и я делилась с пернатым информацией, которую получила от Дмитрия.
– Пока мне нравится, как ты реагируешь, – усмехнулся ворон и расклевал лаваш. – Не бьешься головой о гранит, не рыдаешь в три ручья о том, что нехорошие родители всю твою жизнь скрывали от тебя правду, а хорошо поставленным, взрослым голосом сообщаешь мне о своих переживаниях. Очень логично, между прочим, сообщаешь.
Я усмехнулась. Состояние все еще было, как будто меня накрыли пыльным мешком, но плакать мне и впрямь не хотелось. Сначала я вознамерилась позвонить родителям и устроить им допрос, потом подумала, что сегодня уже поздно, завтра я успокоюсь, а они, скорее всего, в любом случае упрутся рогом и будут твердить, что я все придумала и мистифицирую, поэтому приняла решение: я постараюсь поступить на архитектора, проучусь некоторое время, чего-то добьюсь, а уж потом подниму эту тему. Возможно, что и при личной встрече.
Ко всему мне вдруг стало понятно, почему у отца так легко вышло приобщиться к магии. У него, похоже, есть дар – дар архитектора, способного упорядочивать структуры. Просто вместо города он выбрал закон. Из него это и раньше пробивалось: по первому образованию он был инженером-строителем – тоже ведь почти архитектор.
– Погоди-ка, – прожевав, я посмотрела на ворона, беззаботно клевавшего еду, – но ведь ты, получается, тоже знал. Ну хорошо, догадывался. Почему ты мне не сказал?
Ворон меланхолично посмотрел на меня, поклевал еще немного, после чего выдал:
– Во-первых, у меня не было стопроцентной уверенности. Если честно, у меня ее и сейчас нет. Мало ли в мире удивительных совпадений. Во-вторых, я полагал, что если это все же не совпадение, то, начав учиться, ты доберешься до этого знания сама, будучи более подготовленной.
– Ничего себе – совпадения, – проворчала я.
– Хотя, хотя… – Ворон забрался головой в бумажный пакет, пошебуршал там, потом выбрался и продолжил: – Признаться, когда ты заполняла анкету и я увидел имя твоего отца, у меня челюсть упала…
– Клюв, – автоматически поправила я.
– …клюв упал на колени, – исправился ворон, а я засмеялась: коленей в человеческом понимании анатомия птиц не предполагала. – Дочь отца с таким именем фактически не знает о существовании архитекторов и о том, что она одна из них.
– И как ты себе это объяснил?
– Я понаблюдал за тобой, послушал твои истории о семье и понял, что ссылка не прошла для твоих предков даром – они приняли решение не связываться с магией искусства. Но, похоже, кровь не водица, а тебе удалось вырваться из порочного круга.
Я вздохнула, отняла у него пакет, достала оттуда остатки шавермы и положила на пакет сверху.
– Спасибо, – поблагодарил ворон, доклевал оставшееся и сказал: – Забавно, конечно, но, глядя на тебя, я вдруг в полной мере осознал, что управляло паном Твардовским, когда он ломал свой ключ. Что было его внутренней движущей силой.
– Что, никто больше великих ключей не ломал? – хихикнула я.
– Ломал, – серьезно ответил пернатый. – И да, если тебе будет приятно это услышать, ломавший держал в уме именно поступок твоего предка. Но, скажем так, невозможно было ощутить это до конца, а теперь, когда передо мной сидит потомок пана Твардовского, многое стало нагляднее.
– Расскажешь эту историю? – Я собрала пакеты и встала с парапета.
– Возможно, – отозвался он, – но не сейчас. Хватит с тебя на сегодня прохладных историй.
Я была с ним согласна. Однако мироздание (или провидение), похоже, считало иначе. Вход в арку, через которую мы попадали во двор академии, а там и в наш корпус с ячейками, был перегорожен громоздкой черной машиной. Ворон издал звук, похожий на шипение, а я рефлекторно сделала шаг назад и спряталась за выступом, оформлявшим арку. И вовремя, скажу, я это сделала. Из арки вышел человек и направился к водительской двери. Когда он оказался в свете фонаря, я узнала в нем Семенова. Машина рванула с места, мне показалось, что за ней дернулись тонкие черные тени, но потом они отстали и нырнули обратно в арку.
– Стой, – прошептал ворон, когда я собралась пойти во двор.
Он сорвался с моего плеча и влетел в темноту. Через некоторое время вернулся, сел обратно на плечо и сообщил:
– Что ж, придется тебе сейчас оправдать свою знаменитую фамилию. Идем!
– Не поняла, – протянула я.
– Будешь работать великим магом, – хмыкнул мой фамильяр, а когда я вошла во двор, быстро и четко заговорил: – Сейчас я скажу тебе, что делать. Просто делай это. Не спрашивай, не уточняй. Объясню потом.
Я вошла во двор. Большая часть выходивших в него окон была темной, но некоторые еще светились. Я напряглась.
– У тебя была ручка, – тем временем сказал ворон, – доставай.
Я вытащила ручку из рюкзака. Ворон взлетел, покружил над двором, нашел некую точку и приземлился в нее.
– Иди сюда. Веди ручкой по моим следам. Можешь колпачок не снимать, просто веди.
Он медленно пошел, я наклонилась и повела ручкой следом за ним, чувствуя себя при этом полной идиоткой. Ворон периодически поворачивал, и я в какой-то момент осознала, что черчу фигуру, похожую на пентаграмму.
– Убирай ручку, – велел ворон, остановившись у скамейки.
Я добралась до него, довела линию и резко разогнулась. Голова слегка поплыла.
– Еды не осталось? – уточнил пернатый.
Пакеты из-под шавермы я выбросила в урну по дороге.
– У меня есть сахар, – вспомнила я.
– Доставай, – скомандовал ворон и, когда я извлекла из рюкзака пакетики из «Люди обожают», топнул лапой. – Высыпай. Прямо тут высыпай.
Я порвала пакетики и высыпала сахар себе под ноги.
– Теперь бери ключ и иди в центр. Сейчас покажу куда.
Ворон вновь взлетел и опустился в той точке, откуда мы начали. Я подошла к нему и вытащила из кармана связку с мастер-ключом.
– Сначала выслушай до конца, потом делай, – зачастил мой фамильяр, вспорхнув мне на плечо. – Возьмешь ключ, сожмешь в руке. Скомандуешь «Ко мне!», покажешь ключ пространству. Появится вожак стаи. Прикажи ему собрать стаю. Когда все соберутся, сотри любую черту. Ключ все это время держи в руке, не убирай.
Какой вожак, лихорадочно думала я, какая стая, какая черта?! Я не вижу ни одной черты, ручкой я вела чисто формально.
– Давай! – велел ворон.
Я сжала ключ, чувствуя себя все глупее и растерянней. Попыталась что-то рассмотреть, но пока не видела ничего, что отличалось бы от обычной реальности вокруг.
– Ко мне! – приказала я.
Хотела зычно выкрикнуть, а вместо этого едва сдавленно выбросила из себя слова. Приподняла руку, показывая пространству ключ. Пентаграмма вспыхнула красным. Вернее, теперь это была даже не пентаграмма, а некая система линий, как обычно в фильмах показывают сетку лазеров в музеях или хранилищах, через которую пробираются главные герои (ну или их противники). В пересечении линий в метре от меня стояла худая, я бы даже сказала узкая, черная собака с невероятно длинными стоячими ушами. Похоже, это и был обещанный вожак.
– Собери стаю, – велела ему я.
Вожак оскалился. Вот еще, возмутилось все во мне, скалиться он на меня будет. Я его вижу, а значит, могу справиться.
– Собери стаю! – повторила я.
Вожак утробно зарычал, но подчинился: в других пространствах между линиями начали появляться такие же черные собаки. На десятой по счету я сбилась. Кроме того, они появлялись не только передо мной, но и сбоку, и позади меня. Вожак зарычал вновь. Я приняла это как сигнал, что стая в сборе. Что там ворон велел делать дальше? Стереть линию? Сейчас сделаем.
Я засунула ключ в карман, чтобы не мешал. В этот же миг вожак прыгнул. Ворон отреагировал молниеносно, бросившись на того черной тенью.
– Рви линии! – заорал он.
Две черные фигуры столкнулись с неприятным чавканьем и хрипом. Я словно в замедленной съемке видела, как подпрыгивают в своих кластерах другие собаки и перемахивают через красные линии, устремляясь к вожаку и ворону.
– Рви линии!!!
Я видела свою ладонь – мертвенно-бледную, – тянущуюся к красной линии. Быстрее, ну быстрее же, умоляла ее я. Промелькнула мысль, что сейчас обожгусь, но, вопреки моим ожиданиям, красная линия оказалась холодной как лед. Я сжала пальцы и дернула на себя.