Линии вспыхнули и резко погасли. С ними перестали существовать и черные собаки. На асфальте, раскинув крылья, лежал ворон. Я бросилась к нему. Мир обрел для меня прежние скорости.
Я опустилась перед вороном на колени. Он лежал на спине и не двигался. Видимых повреждений не было. Я протянула к нему руку, чтобы дотронуться до груди. Пока мои пальцы преодолевали это небольшое расстояние, я перестала дышать – вдруг сейчас коснусь, а сердце у ворона не бьется.
Сердце у ворона билось.
– Птичка моя хорошая, – выдыхая, прошептала я.
Наверное, надо его поднять, подумала я, но вдруг у него что-то сломано и я сейчас сделаю только хуже.
– Очнись, пожалуйста, – попросила я, поглаживая его по груди.
Ворон зашевелился.
– А? Что? – пробормотал он, открывая глаза.
– Тебя не тошнит? – затараторила я, не скрывая облегчения. – Тебе нигде не больно?
– Подожди, не части, – проворчал пернатый и медленно поднялся на ноги.
Ворона качнуло, я перехватила его, а потом взяла на руки и поднялась.
– Ничего не болит? – настойчиво повторила я.
– Вроде нет, – ответил он, прижимаясь ко мне.
– Давай-ка мы пойдем в ветеринарку. – Я устремилась к корпусу. – Не хочу, чтобы тебя потом накрыло.
– Накрыло… – бормотал ворон, пока я шла. – Вот когда нас в Афгане атакой ковров-самолетов накрыло, я думал, поседею, если жив останусь.
Я посмотрела на него с изумлением: похоже, сотрясло-таки моей птичке головушку. Потом, правда, осознала, что, если он фамильяр ректора, а тот был военным, Афганскую кампанию они могли пройти вдвоем.
– Сколько же тебе лет? – особо не надеясь на ответ, вздохнула я.
Афганская война началась до моего рождения, а закончилась перед развалом Союза. У ректора (и ворона) было достаточно времени, чтобы принять в ней участие, но в любом случае это происходило довольно давно.
– Сколько есть, все мои, – нахохлился пернатый.
В ветеринарке пришлось сказать, что ворон полез в драку с собакой. В целом я не соврала, просто не сообщила, что собака была магическая.
– Все в полном порядке, – уверил юноша, который сегодня был на дежурстве. – Сотрясения нет. Разве что немного перьев потерял, но это не критично. Пусть побудет пару дней в покое, и давайте ему больше воды.
– Что это было? – спросила я, когда мы вернулись в жилую ячейку и я устроила ворона на кровати.
– Адские гончие, – ответил он, кажется, поняв, что спорить со мной сейчас бесполезно.
– Ну? – Я уставилась на него. – Я жду подробностей. Что это за гончие? Чего им было надо?
– Когда я что-то говорю, делать нужно четко так, как я это говорю. – Ворон все же соскочил с темы. – Приказы не обсуждаются. Нарушение приказа может привести к гибели всех участников операции, а не только нарушителя.
– Тебе Афганская кампания в голову ударила? – фыркнула я. – Ты не на войне.
– Я на войне, – огрызнулся он и резко замолчал.
– Ага, – угрожающе протянула я. – Мой фамильяр на войне. В таком случае тебе придется посвятить меня в детали этой войны. Иначе я просто не смогу быть твоим союзником.
– О, ты умеешь в большую политику. – Ворон устроился поудобнее. – Принеси воды. Ты слышала, мне доктор велел больше пить.
– Я еще и в шантаж умею, – сообщила ему я. – Никакой воды, пока не расскажешь хотя бы про гончих.
– Это уже пытки, а мы, напомню, союзники.
– Еще скажи, что пытки запрещены Женевской конвенцией.
– Воды, – страдальчески протянул пернатый и закатил глаза.
– Когда у нас закончатся деньги, – усмехнулась я, – сдам тебя в аренду киношникам. Будешь играть сам себя в предложенных обстоятельствах.
– Ну принеси воды, правда пить охота, – проворчал он, но с нотками извинения в голосе.
– Уговорил. Пока можешь подготовить план речи. Когда я вернусь, нас ждет обстоятельный разговор.
Глава 19
– Адские гончие – это энергетические сущности из тонкого мира. В нашем они принимают форму собак. Их можно поставить себе на службу через систему амулетов. Чаще всего гончих призывают для разведки, для охраны или для захвата. Собрать всю стаю помогает та сеть, которую ты чертила. Мы отловили собак и отправили обратно в их мир. Но амулеты – амулетов все же обычно два: один там, где резвятся гончие, второй у того, кто их призвал, – могут вновь впустить адских гончих в наш мир. Так что нужно найти и разрушить тот амулет, который рядом с нами, – сказал ворон, прохаживаясь по кровати.
– Ты уверен, что этот амулет где-то здесь? – уточнила я.
– Да, – ответил ворон. – Мы видели Семенова выходящим из арки. Гончие сначала увязались за ним, потом вернулись во двор. Так что один амулет у него, а другой тут, у нас.
– Ладно, – после некоторого молчания произнесла я, – но зачем Семенову призывать сюда гончих? Чтобы что?
– Чтобы что-то, – хмыкнул ворон. – Разведать, захватить или охранять. Последнее, вероятно, до приезда заказчика. Для того чтобы все это понять, нам с тобой надо остаться в академии. Мне надо остаться. Поэтому я настоятельно рекомендую тебе заплатить за ячейку.
– Ты рекомендовал мне сделать это еще до появления гончих, – указала я ему на нестыковку.
– Потому что мне все равно надо много чего узнать. Гончие только подкрепили эту необходимость.
– Ответ засчитан, – кивнула я. – Но ты говорил о войне. О том, что ты на войне. Я так понимаю, исчезновение ректора тоже со всем этим связано. Я хочу знать подробности.
– Подробностей не будет, – отрезал ворон.
– Не будет подробностей – не будет оплаты, – напомнила я. – Учти, мы оба теперь в курсе, какой у меня предок. Я тоже могу настоять на своем.
– Ключ всех ключей только не ломай, когда найдешь, – вздохнул пернатый.
Я протянула ему стакан воды. Ворон сунул туда клюв, попил и продолжил:
– Понимаешь, какое дело: если я выдам тебе все подробности, проблемы могут начаться и у тебя. Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя.
– Ну-ну, – ответила я. – У меня вроде как уже проблемы. Они у нас общие.
– Нет, – отчеканил он. – Если бы они были у нас общие… В общем, не надо говорить того, чего не знаешь.
Ворон помолчал и наконец выдал явно обдуманную фразу:
– Давай договоримся: мы остаемся в академии, я выясняю то, что мне надо выяснить, попутно работаю твоим фамильяром и помогаю тебе в учебе. Ты не лезешь в мои дела и иногда мне помогаешь.
– Хочешь использовать меня втемную? Это так не работает. Или ты посвящаешь меня во все, или извини.
– Я не могу! – Он чуть не сорвался на крик. – Пойми ты, я не могу посвятить тебя во все. Это может быть очень опасно.
– Ты – мой фамильяр. Ты связан со мной, и если что-то опасно тебе, оно опасно и мне. И чем больше ты молчишь, тем хуже могут оказаться последствия.
– Хорошо, считай, что мы участвуем в секретной операции и тебе не нужно знать ее деталей, чтобы в случае чего нас не выдать.
– Вот ты… – Откровенно говоря, я даже не знала, кем его сейчас обозвать.
– Пожалуйста. – Ворон подошел ко мне и взобрался мне на колени. – Пожалуйста, сделай, как я прошу. Это очень важно.
– Подлизываешься? – Я почесала ему крылья.
– Подлизываюсь. – Он потоптался на мне и боднул меня головой.
– Давай так, – сказала я, почесав его еще некоторое время. – Мы сейчас ляжем спать. Завтра пойдем на Литейный доделать задание, а заодно подумаем, как будем искать амулет. За это время ты решишь, что можешь мне сказать, а чего нет. Но я все же хотела бы иметь хотя бы общую картину того, во что ты играешь, то есть воюешь, конечно же.
– Договорились, – нехотя согласился ворон.
Сон ко мне, разумеется, не шел. Я лежала, уставившись в потолок, и думала обо всем сразу (это представлялось мне кучей слов и образов, громоздившихся в моей голове): мой предок – Великий Архитектор, у Дмитрия умерла дочь, Семенов вызвал адских гончих, ворон был на войне…
Странный шум я различила не сразу. Он был негромким, но имеющим четкий ритмический рисунок. Я затаила дыхание и приподнялась на локтях. Шум шел справа. Справа от меня спал ворон. Я задышала нормально, наклонилась над пернатым и чуть было не рассмеялась: кажется, ворон храпел во сне. Сопел так точно.
Отлично, подумала я, укладываясь на бок, – моя птица еще и храпит. Надеюсь, это его магическая особенность, а не проблемы со здоровьем. Еще я мимолетно подумала, что стоит растолкать ворона и запустить его к себе под одеяло, но потом решила: обойдется.
– Ты знал, что храпишь? – спросила я его наутро.
– Я? Храплю? – делано изумился ворон, почесал голову лапой, отряхнулся и изрек: – Ну, допустим, и что? Ты что, раньше не замечала?
– Раньше я засыпала раньше тебя, – ответила я и хихикнула от получившейся конструкции.
Я понаблюдала за вороном, потом перевернулась на живот и обняла подушку. Вчерашнее еще не навалилось на меня и воспринималось отчасти как сон. Вставать мне не хотелось. Встать – значило признать то, что было, и начать действовать. Ворон походил по кровати вдоль меня, потом запрыгнул мне на спину и уселся на пояснице.
– Вот ты наглый, – резюмировала я его телодвижения. – Признавайся, с ректором ты тоже в одной кровати спал?
– Ни с кем я не спал! – возмутился он.
– Или ты считаешь, что все фамильяры так делают? – подначивала я его.
– Может, мне просто так нравится, – обиженно фыркнул пернатый в ответ.
– Все с тобой ясно, – протянула я.
Посидев на моей пояснице, ворон принялся ходить у меня по спине. Я засмеялась. Он же дошел до лопаток и принялся пощипывать меня за мочку уха.
– Эй, ты чего делаешь?!
– Играю, – совершенно серьезным тоном отозвался пернатый и продолжил щипать меня за ухо.
– Ты возрастная птица!
– Возраст игре не помеха, – рассудительно заметил ворон. – Вообще, чем более высокоразвитое существо, тем больше времени оно уделяет играм и имеет чувство юмора.
– Я знаю, что ты у меня высокоразвитое существо, – признаться, меня это даже забавляло, но надо же было повозмущаться, – но щипаться-то зачем?