– Я слушаю тебя.
– Да, я говорил тебе, что ты не мастер слова и не художник, но я же говорю тебе: ты – архитектор. Почему ты слышишь только первое и не слушаешь второе?
– Потому что… Что мне с того, что я архитектор? Я даже поступить на факультет пока не могу! Я денег заработать не могу! Я амулет не нахожу! Что толку с того, что у меня есть дар? Исполняющий обязанности ректора говорит, что я не поступлю. Родители даже не намекают, а прямо говорят, что ловить мне здесь нечего и нужно возвращаться. Они мне там даже работу нашли. Ты это понимаешь? Они не поленились узнать о вакансиях для меня! Мне двадцать два года. Мои родители считают, что я ни на что не способна без них. У меня ни кола, ни двора, ни работы, ничего! Ах да, у меня есть фамильяр, но и тот меня спонсирует, а не я его кормлю и пою. Мне, вообще-то, еще как-то надо будет тебе долг вернуть. А я ничего не могу! Теперь оказывается, что и переключаться не могу – переключалка сломалась! Ну, что ты ответишь?!
Ворон помолчал, спрыгнул с моих коленей, походил по скамейке, точно что-то прикидывая в уме, а потом выдал:
– Пойдем поедим.
– Мы же только недавно ели! – возмутилась я.
– А мы еще поедим, – уверил он. – Сладкого, жирного и мучного. Много. Можешь еще купить себе газировки с каким-нибудь дурацким вкусом.
– За твой счет – все что угодно, – хмыкнула я.
Безысходность сдавила горло еще сильнее: каждую купленную вкусняшку мне предстоит отработать. Никакой радости от предложения ворона не было.
– Ты не думала, что мне не требуются эти деньги обратно? – точно читая мои мысли, спросил пернатый. – Деньги нужны для того, чтобы их тратить. Это была заначка на внезапные расходы. Внезапные расходы обычно и не должны возмещаться.
– Я не хочу быть твоими внезапными расходами, – проворчала я.
– Тогда прими это как подарок. У меня есть заначка, я принес ее тебе, чтобы мы могли не думать о том, на что и как будем есть. Мы едим и наслаждаемся. Все просто.
– Нет, – отрезала я. – Если тебе что-то сделали, ты должен отплатить – хорошим поведением, пятерками в школе, ну или банально вернуть деньгами.
– И за подарок на день рождения тоже?
– Праздники не считаются. Это традиция.
– Тогда думай, что я подарил тебе эти деньги на все твои дни рождения, когда мы не были знакомы. Так пойдет?
– Не пойдет.
– А как пойдет?
– Я верну тебе все, как только смогу.
Пернатый даже не стал говорить, как ему со мной тяжело. Просто выразительно посмотрел, и я сама все поняла.
– Тогда так, – заключил он. – Ты приехала сюда на бесплатном автобусе, ты некоторое время бесплатно жила в ячейке и даже возмутилась, когда пришло время платить, ты будешь учиться бесплатно, но в это так или иначе были вложены деньги – ректора ли, государства ли, не важно. Они просто прошли мимо тебя, как цветные бумажки, но они были, и благодаря этим деньгам ты пользуешься благами. Ты же совершенно спокойно ими пользуешься. Только не говори мне: «Это другое». Точнее, объясни мне сейчас это другое. Почему тут мы играем, а в мою заначку – нет?
Признаться, ворон меня подловил. Зависла я надолго.
– Наверное, потому, что это условия игры, которые прописаны до меня, – наконец нашлась я, – а я их принимаю. И, заметь, не я одна. Ректор договаривается с другими большими дядями, чтобы маги развивали таланты бесплатно для себя. Я уже встраиваюсь в условия, которые были до меня. Предполагаю, что и дяди, и ректор что-то с этого имеют, раз система работает. У нас же с тобой все иначе. Мы не договаривались ни о чем таком, а сейчас передоговариваться уже нечестно. Ты принес деньги, чтобы я кормила тебя и себя. Если там, где я кормлю тебя, еще можно быть спокойной – ты накопил, ты и проел, – то себя я кормлю из твоих денег, не имевших до этого ко мне отношения. Ты тратил силы, ты копил, тебе нужно какое-то удовлетворение, ну или банально возврат средств. Как-то так.
– Может, я получаю моральное удовольствие от того, что могу вложиться в твое развитие, – заметил ворон.
– Сам-то хоть в это веришь? – скривилась я.
– Допустим, верю, – ответил он и вспорхнул мне на плечо. – Идем, а то все вкусное съедят.
Я нехотя поднялась и пошла к выходу из двора. Углы внутри меня стали не просто безысходными. Я натыкалась на них всей собой, они давили в грудную клетку и были ужасно неудобными. Что с этим делать, я пока не понимала. Надеюсь, что только пока.
Глава 23
– Пойми ты, птиц, как я еще докажу, что я самостоятельная? Что хоть чего-то да стою? Деньгами – самое простое. Я накопила и отдала – значит, смогла заработать. Значит, мои знания нужны, значит, мои умения нашли точку приложения и я не ноль без палочки. Раньше еду покупали родители, они же платили за квартиру, теперь все это делается из твоих денег. Как я себя, по-твоему, должна чувствовать?
Ворон привел меня в заведение, торгующее разными видами мороженого и молочных коктейлей. Еще там был кофе в съедобных стаканчиках. Ворон как раз доклевывал тот, что не доела я.
– Я понимаю, – отозвался он, отрываясь от стаканчика. – Недурно, не находишь?
– Ага, – тоскливо согласилась я и продолжила излагать ему все то, что меня мучило и постепенно обретало выражение в словах. – Мне и в школе говорили, какая я способная, и в вузе получила красный диплом. Но пока я не вижу, чтобы диплом работал на меня. Вот ты говорил, что за студентами очереди выстраиваются. К нам тоже приходил большой чин – искал себе переводчиков. Деканша, помнится, вызвала меня и Оксану. Мы с ней со школы дружили по принципу, что больше и не с кем. Сначала в одном классе были, потом в одной группе. Так вот, вызвали нас как самых подающих надежды. Думаю, ты уже понял, что ничем не кончилось. Чин хотел, чтобы в дипломе значилось именно «переводчик», а мы были более фигуристыми. Хотя Оксана…
– Ты же понимаешь, что к магам такое неприменимо? Хотя бывает, да, когда ищут и по внешним данным, но это то самое другое…
– Я не уверена, что меня не будут отметать по всем данным, – призналась я.
Ворон тяжело вздохнул.
– Родители говорят, Оксана таки устроилась переводчиком.
– А ты поступила в академию магических искусств, – уверил ворон и засунул клюв в мое мороженое.
– Не смешно, – ответила я, подвигая к нему вазочку.
– Ну забегаю немного вперед, ну что теперь? – проворчал он, поглощая мороженое.
– Ничего, – буркнула я. – И вообще, ну ведь правда, какая разница, где у меня будет не получаться – на родине или здесь?
– То есть ты готова сдаться? – уточнил ворон, отрываясь от лакомства.
– А смысл? – Я пожала плечами. – Уже все предрешено.
– Предрешено… – протянул пернатый. – Нет уж, милая моя, никто не знает своей судьбы до конца. А если и знает, то все равно видит это в свете из здесь и сейчас, с тем опытом, который имеет, а не будет иметь, когда наступит предсказанное. Об этом забывают даже великие маги. Семенов говорит тебе: отступись. Родители говорят тебе: вернись. Но ничего из этого не говорит о том, что их устами глаголет истина, уж прости за пафос.
Договорив, он принялся тыкать клювом в дно вазочки. Я не выдержала этого зрелища, зачерпнула остатки мороженого ложкой и принялась скармливать ворону.
– Пойми ты, – продолжила я, когда мы уже брели по улицам, куда глядели мои глаза, – как архитектор я пока не сделала ничего и у меня нет уверенности, что сделаю. Как художник и мастер слова, которыми я хотела быть, я получаюсь неполноценна. Так зачем всем этим заниматься?
– Для удовольствия? – уточнил ворон.
– А приносило ли мне это когда-нибудь удовольствие? – вопросом на вопрос ответила я. – Скорее помогало сбежать от неприятной действительности. Да, я ловила некий кайф, меня перло от процесса… но мы же теперь понимаем, что в основе лежало бегство. Если оно ни к чему не приведет, зачем тратить время и силы?
– То есть или все, или ничего? – спросил пернатый.
– Наверное, – согласилась я.
– Юношеский максимализм, – констатировал он. – Я фиговый психолог. Я вообще не психолог, я птица, но я тебе так скажу: твоя жизнь резко изменилась, и это нормально. Что-то отваливается, что-то приваливается, что-то подлежит пересмотру, но это – нормально. Поэтому не истери, а давай в искусство маленьких шагов. Ты собиралась сделать еще задания. Мы должны найти амулет. Ты обещала помочь мне на моем фронте. Так что рано сдаешься. Мы еще не вышли из окружения. Я тебе больше скажу: мы в него еще и не вошли.
Я истерически расхохоталась. Ворон вещал таким тоном, что не рассмеяться было невозможно.
– Ты ж моя птица. Иди, поцелую.
Ворон прижался к моей шее и вытянулся, чтобы мне было удобно поцеловать его в клюв.
– Ты моя сладкая булка!
Ворон издал звук, похожий на кашель и бульканье одновременно.
– Да, булкой меня еще не называли, – задумчиво протянул он.
– Моя сладкая черная булочка! – рассмеялась я.
– То курочка, то булочка, – притворно заворчал мой фамильяр, но голос у него был довольным. – Ты уж определись.
– По совместительству, – припомнила я его же выражение.
Мне показалось, что углы начали раздвигаться и скоро исчезнут, но это был просто хитрый маневр. В воскресенье я отправилась на футбол. У центральных ворот стадиона я оказалась на полчаса раньше – амулет Семенова мы до сих пор не нашли, поэтому я решила, что и мои якобы способности архитектора могли меня подвести. Но место я обнаружила довольно быстро и замерла в ожидании.
– Привет! – Макс поцеловал меня в щеку, как и в прошлый раз при прощании. – Убил бы твоего парикмахера.
– Что? – не поняла я.
– Ну кто тебя стрижет так плохо, – усмехнулся он. – Что-то странное тебе сделали на голове. Или это твой ворон гнездо вил?
Мои щеки вспыхнули. Пока я жила с родителями, раз в месяц я ходила к знакомой парикмахерше, стригшей всю родню по женской линии. Здесь же я пока еще даже не задумывалась о посещении парикмахерской, поэтому волосы у меня отросли и начали не то чтобы завиваться – кудрей у меня не было никогда, – но изгибаться хаотичными волнами в разные стороны, и нуж