но было или уже стричься короче, или продолжать отращивать.
– Отращиваю, – буркнула я, испытывая жгучий прилив стыда.
– Понятно, – рассмеялся Макс. – Покажи потом, что будет в итоге.
С этими словами он повел меня на трибуны. Сам матч меня особенно не впечатлил – скорее я просто поставила галочку: была, смотрела. Я не соврала, когда сказала, что один раз ходила на футбол. Просто не договорила, что самой игры я не видела. Играл парень моей знакомой, а мы с ней торговали фанатской атрибутикой его команды перед входом на стадион. За это мне, помнится, даже дали каких-то небольших денег, которые я положила в копилку – на поездку в Питер.
Теперь же парни из противоборствующих команд без особого огонька пинали мячик по вытоптанной траве. Мне казалось, игроки будут быстро бегать и азартно вопить, но по итогу они чуть ли не вразвалочку ходили по полю, иногда ставя подножки тем, кто пытался-таки разбежаться. В общем, я больше смотрела на Макса, чем на футбол. Мне было интересно наблюдать, как меняется его лицо, какая у него мимика.
– Сейчас идем к выходу и там ждем наших, – скомандовал Макс, когда стало ясно, что матч подходит к концу. – Потом пойдем отмечать. Ты с нами?
Команда колледжа Михи и Семы выигрывала (вряд ли последние минуты переломили бы ход игры), так что повод отметить действительно был. В груди у меня что-то неприятно зашевелилось. «Нет», – отчетливо сказало оно, но я ответила:
– Да.
Когда к нам подтянулись футболисты, Милана с Сержем (они сидели отдельно от нас с Максом на «козырных», как я поняла, местах) и еще несколько ребят, Сема уточнил:
– К вам или к нам?
– К вам, конечно, – отозвался Серж. – У вас в общаге алкоголь можно.
– У вас скоро тоже будет можно, – отмахнулся Миха. – Если ваш Ворон обратно не прилетит, все будет можно.
Ага, отметила я себе, распитие алкогольных напитков на территории общежития в академии под запретом. Нормальный, конечно, запрет, стандартный даже, но как за ним уследить – разве что магией. Но, видимо, все же хорошо следят, раз парни возмущены.
Общежитие «пэтэушников» находилось неподалеку от стадиона. Скорее всего, это было здание казарм – длинное, двухэтажное, постройки века этак девятнадцатого. Помещения внутри были узкие, но с высокими потолками. Пока мы шли до комнаты Семы и Михи, к нам присоединился еще народ. В итоге набралось человек пятнадцать, к моему удивлению, впихнувшихся в небольшую комнату, причем даже с комфортом. Появились бутылки с вином и разнообразная закуска.
Я устроилась на кровати, стоявшей почти у выхода. Мне хотелось быть поближе к Максу или к Милане, но они меня почти подчеркнуто игнорировали. Если Милану я еще могла понять – ее занимал Серж, – то Макса не понимала. Он же вроде сам говорил, что хотел бы со мной встречаться, он пригласил меня на футбол и сюда, а теперь крутился среди своих товарищей, как если бы меня не существовало. Даже ни с кем не познакомил (впрочем, это, похоже, никого и не волновало, кроме меня). В какой-то момент мне захотелось поймать его за рукав и отчетливо произнести: «Эй, я, вообще-то, все еще здесь».
– Держи. – Макс подошел ко мне, только чтобы вручить мне пластиковый стаканчик с вином.
Я кивнула, ничем не выразив возмущения, хотя оно уже раздирало меня на части. Взяла стаканчик, понюхала – пахло кислым. Вкус этого вина заранее вызывал у меня сомнения. Я слегка пригубила напиток, убедилась, что не ошиблась, и поставила стаканчик себе под ноги, а потом задвинула под кровать, благо на меня никто не смотрел – все были увлечены рассказом Михи: футболист красочно живописал победу над соперниками. Признаться, рассказ был намного увлекательнее матча.
Неужели все мои будущие посиделки со студентами окажутся такими, подумалось мне. Я обвела взглядом собравшихся: похоже, им всем было радостно и прикольно. Их как будто объединяло что-то, чего у меня не было. Букой сидела одна я. Ладно, сказала я себе, допустим, так происходит потому, что они дизайнеры, поэтому я не чувствую с ними общности, но вдруг и с архитекторами будет так же.
– Ты чего не пьешь? – спросил Макс, вновь подсаживаясь ко мне.
– Проводишь меня? – спросила я, приняв решение уходить.
Если я ему нравлюсь, он меня поддержит, решила я.
– До проходной, – согласился Макс и крикнул компании: – Сейчас вернусь.
Пока мы спускались, спросил:
– Слушай, а чего ты вообще в Питер приехала?
– Учиться, – односложно ответила я.
– Так и училась бы у себя, – таким тоном, будто давал мне дружеский совет, сказал Макс.
– Если бы я не приехала, мы бы не встретились, – попыталась пошутить я и добавила, постаравшись вложить в свою фразу такой заряд, чтобы он дошел до Макса: – У меня здесь раскрываются крылья.
– Чего? Крылья? – фыркнул он и голосом бывалого знатока сказал: – Зато там, откуда ты, у тебя корни. Надо держаться корней, это все мудрые говорят. Ну давай, целоваться не будем, еще увидимся.
С этими словами он открыл передо мной дверь и помахал мне свободной рукой.
– Пока, – выдавила из себя я.
Когда дверь общежития закрылась за мной, я еще некоторое время стояла, будучи не в силах сдвинуться с места. Просто не видела смысла с него сдвигаться: куда мне идти, зачем. Может, нужно вернуться, выпить вина, стать такой же расслабленной и веселой, как те ребята, тогда я пойму что-то важное, чего не понимала до сих пор.
В ячейке я нарочито громко щелкнула выключателем. Дремавший на кровати ворон вздрогнул и вскочил на лапы.
– Скажи, я же могу тратить твои деньги на себя? – с порога спросила я его.
– Можешь, – удивленно согласился он.
– И не отчитываться тебе?
– Ты не обязана мне отчитываться. Ты можешь тратить на свои нужды и не обязана отчитываться, – повторил ворон.
– Спасибо, – поблагодарила его я, хотя голос мой звучал жестко.
Я залезла в сумку, где хранила часть наличных, взяла оттуда довольно крупную для меня сумму – на нее можно было питаться пару недель – и вышла из комнаты, оставив ворону свет включенным. Парикмахерские и прочие салоны еще должны были работать.
Глава 24
– Я бессмысленная и бесполезная! – Голос я, похоже, сорвала. Слезы закончились, голосовые связки тоже капитулировали. – От меня нет никакого прока! Лучше бы я действительно учила детей на исторической родине!
– Водички попей. – Ворон подтолкнул ко мне лапой бутылку, которую он извлек из моего рюкзака.
– Зачем мне твоя водичка! Не нужна мне твоя водичка! – просипела я. – Ничего мне не нужно! Я больше так не могу, понимаешь ты? Я больше так не могу и не хочу!
– Я бы тебя сам напоил, но у меня лапки, – протянул пернатый. – Попей водички.
Он был до омерзения настойчивым. Я села на кровати и, открыв бутылку, сделала пару глотков.
– Молодец, – похвалил ворон.
В его голосе не было ни единой ноты сарказма, только всепоглощающая усталость.
Выйдя из ячейки, я пошла в первый же попавшийся на пути салон. Мне повезло – точнее, мне показалось, что повезло, – там и стригли, и «делали ноготочки». На этом везение закончилось.
– А что, я хорошо выбрала профессию, – без умолку трещала маникюрша, только что неудачно – до крови – обрезавшая мне кутикулу. – Даже в декрете могу этим заниматься. Ты в декрет не собираешься? Соберешься – освой какую-нибудь прикладную профессию, чтобы вроде и дома сидишь, и работаешь.
Лаком я попросила ногти не покрывать. Пальцы рук ныли, но я мужественно пошла не прочь из салона, а к следующему мастеру – на стрижку. В тот момент, когда я поняла, что меня стригут непередаваемой лесенкой, которая наутро точно превратится в воронье гнездо, я вдохнула, выдохнула и сказала:
– Знаете что, я тут подумала: давайте все под машинку, не только виски.
– У вас красивая форма черепа, – отозвалась мастерица, даже не став со мной спорить.
Хоть кто-то здесь называл меня на «вы». Впрочем, перед этим она долго рассказывала мне про неправильный рост волос и о том, как сложно меня стричь, что парикмахеры со мной, наверное, мучаются и еще намучаются не раз.
– Родители ругать не будут? – уточнила администратор, принимая у меня деньги.
– Они у меня прогрессивные, – кисло улыбнулась я, проведя по ежику волос.
Голова была легкая и, кажется, совсем пустая.
– Смотри, прибегут еще к нам разбираться.
– Не прибегут, – уверила я и вышла из салона.
Я вернулась в ячейку, поняла, что еды нам с вороном не купила, и со мной случилась истерика. Я кричала, я топала ногами, я била кулаком по столу так, что столешница начала трещать, я упала на кровать и долго орала в подушку все, что накопилось у меня, наверное, с того самого момента, как я вышла из родительского дома с дорожной сумкой и рюкзаком.
– Я бесполезная, – всхлипнула я. – Я даже тебе пожрать не купила.
– Если бы я был «Тамагочи», я бы сдох, – ворон привалился ко мне боком, – но я не «Тамагочи».
Я взяла его на руки.
– Тебе идет, – уверенно сказал он. – Тебе правда идет.
– Теперь мы оба похожи на ректора. Ты с бородой, а я бритая, – вырвалось у меня, а секундой позже сердце нервно екнуло: я же видела ректора только во сне, вдруг в жизни все не так.
– Не примазывайся, – нагло заявил ворон, будто и не удивившись моим словам, – не налысо.
– Могу в следующий раз и налысо, что…
Внутри меня было пусто до звона, как будто я выплакала все, что могла. Больше ничего не рвало мне душу, не толкало углами под ребра, но в целом больше ничего во мне и не было. Я знала: это чувство обманчивое. Стоит сейчас лечь спать, завтра я проснусь, и оно все вернется.
– Давай уже его спасем, – глупо предложила я, – и все будет правильно. Я поступлю и буду учиться. Ты вернешься к настоящему хозяину, он – к своей работе.
– Давай мы никого не будем спасать, – серьезно ответил ворон. – Нельзя никого спасать из желания спасать и в таком состоянии, как у тебя сейчас.
– И что мне делать?
Ничего не делать казалось мне подобным смерти. Если я сейчас себя ничем не займу, понимала я, меня накроет опять. Лучше всего, чтобы цель была большой и всепоглощающей.