вот так же в точности вызовет Семенов и он нас сдаст?
– Афанасий Никитич? – хмыкнул ворон. – Этот не сдаст. У домовых и слова-то такого нет.
– Ну хорошо, не сдаст, но выдаст информацию по запросу.
– Он ее так выдаст, что вроде ответит, а вроде и нет. Просто поверь мне.
– Хочешь сказать, что главный домовой настолько за ректора, что, хоть режь его, он ничего не выдаст?
– Он присягу давал, – нехотя откликнулся ворон. – Это, конечно, не совсем присяга в человеческом понимании, но близко. В общем, под этой присягой не сдают.
– Ладно, так уж и быть, я тебе поверю. – Я наконец поднялась с кровати. – Ждем мальчика?
– Ждем, – сдержанно согласился ворон.
Он как будто хотел меня спросить еще о чем-то, но упорно не спрашивал. Зато вопросы были у меня.
– Почему гончие не вернулись? Амулеты же здесь. Мы прогнали духов, но не уничтожили то, что их призвало, ну или через что они пришли в наш мир.
– У них не было приказа возвращаться, – пояснил ворон. – Семенов – дизайнер, и его беда в том, что он гонится за внешней стороной, забывая о внутренних процессах. Грубо говоря, он купил дорогие часы с бриллиантами, но забывает их подводить. Семенов, конечно, не совсем наивный идиот, но он самоуверен и, скорее всего, полагает, что гончие просто не нашли то, за чем он их вызвал, вот и не дают о себе знать. То, что его гончих вернули в их мир, он не осознает. Это, впрочем, и логично. Загнать адских гончих обратно в ад, знаешь ли, не каждому по зубам. Причем в тот же день, когда они были призваны. Возможно, Семенов скоро осознает, что духов тут нет, но я надеюсь, что мы его опередим, обнаружив и деактивировав амулеты.
– Скажи мне тогда вот что, – я решила ковать железо, не отходя от кассы. – Почему ректор оставил вместо себя именно Семенова? Мог бы поставить того же Дмитрия.
– Дмитрий Иванович хороший человек и отличный преподаватель, – живо откликнулся ворон, – но он, увы, не управленец. У него банально нет должной квалификации и нужных регалий. У Семенова они есть, как и опыт руководящей работы. Кроме того, ты же знаешь выражение «держи друзей близко, а врагов еще ближе»?
Я кивнула.
– Оставить вместо себя Семенова – это отличный шанс проследить за тем, что человек будет делать, оказавшись практически в ректорском кресле.
– Понятно, – протянула я. – А почему ты решил, что гончих надо изгнать?
– Потому что это – адские гончие, – голос ворона стал рассерженным, как будто я не понимала чего-то очевидного. Впрочем, пернатый быстро одумался. – Прости. Мне все время кажется, что ты все это уже знаешь.
– Я не знаю, – с нажимом заметила я.
– Прости, – повторил он и пояснил: – Ты представляешь себе свору обычных гончих? Это хорошо организованная группа животных, которым дан приказ выследить дичь и гнать ее до изнеможения. Либо жертва не выдержит и сдастся сама, либо ее доведут до того места, где сидит человек с ружьем. Адские гончие – это, если можно так выразиться, более совершенная модель гончих. Они не знают усталости и не знают пощады. Если кто-то вызвал адских гончих, он открыл охоту. Адских гончих не призывают для охраны – разве что для охраны дичи, когда она обнаружена и загнана. Их не зовут, чтобы они искали сокровища. С ними охотятся, причем на довольно изворотливую и неглупую дичь.
– Но с чего ты взял, что охоту открыли на нас? – всплеснула я руками.
– На меня, – бросил мой фамильяр, тем самым признавая, что он изворотливая и неглупая дичь. – Сама посуди, в сложившихся обстоятельствах больше и не на кого. Я могу ошибаться, но это вряд ли. Но если на меня, значит, и на тебя, ведь мы теперь связаны.
– Ясно, – вздохнула я.
– Что тебе ясно? – проворчал ворон. – Я принял в тот момент единственно верное решение: как можно скорее отправить гончих обратно, пока они не вышли на наш след сами. Я играл на опережение.
– Но у нас могло не получиться!
– Могло, – признал он, – но мы должны были рискнуть. И вообще, я тебя предупреждал: чем дальше, тем больше риска.
– Поздно, – ехидно протянула я. – Я вон уже домового вызвала, и он даже похвалил меня за грамотно проведенный ритуал…
– Никитич?! Похвалил?! – изумленно воскликнул пернатый.
– Да, – неуверенно ответила я. – Сказал, «отлично проведенный ритуал». Еще сказал, что у меня хорошие наставники, даже те, кого я таковыми не считаю. Это он, наверное, про Семенова. Ну а что, если бы не Семенов, стала бы я изгонять адских гончих? Да мне бы в голову не пришло, не обучившись предварительно магии.
– Чудны дела… – хмыкнул ворон, а потом расхохотался.
Смеялся он несколько минут без остановки, под конец уже всхлипывая.
– Зуб даю, работать ты будешь в этой академии, – успокоившись, сообщил мой фамильяр.
– У птиц нет зубов, – растерянно отозвалась я, совершенно не понимая, как пернатый пришел к этому выводу.
– Это образное выражение, – огрызнулся ворон и спокойно продолжил: – Так вот, я тебе зуб даю, что Никитич уже готовит почву. Понравилась ты ему. Если он оценил уровень проведенного тобой ритуала вызова и сообщил тебе об этом, он действительно оценил твой потенциал, а людей с потенциалом Никитич предпочитает не упускать со своей территории. Он старый хозяйственник и кадрами не разбрасывается.
– Разве от домового может зависеть так много? – Я даже не знала, радоваться этому или нет. Все же очень туманная перспектива. Я даже еще не студентка.
– Порой от тех, кого мы не замечаем, зависит все, – кивнул ворон. – В общем, придется тебе воспитать из Алисы человека.
– Меня к такому не готовили, – хмыкнула я.
– Тебя как раз именно к этому и готовили, – фыркнул пернатый. – Ты же педагог. Это твоя прямая обязанность.
– Алиса – голем, – попыталась протестовать я.
– Правильно, голем. Болванка человека. Разве не так педагогика рассматривает детей? – Вид у ворона при этом был такой хитрый, что я не решилась с ним спорить.
– Расскажешь мне потом про големов, – только и сказала ему я.
Мальчик, пришедший от Афанасия Никитича, был похож на дореволюционного разносчика газет.
– Вот, – сообщил он нам (ворон уже и не думал прятаться), вытаскивая из сумки-торбы план академии. – Там все отмечено.
Когда домовенок исчез, мы с вороном синхронно склонились над планом.
– Это где? – спросила я, указывая на отметки.
– Вот это восточная часть дворика, – пернатый повел клювом вдоль стены на рисунке. – Кажется, я догадываюсь, где надо искать. Ты, наверное, видела: там стоят поделки студентов…
– Это такие типа скульптуры? Камни всякие фигурные? Железки в форме чего-то? Оно? – перебила я.
– Оно, – кивнул ворон. – Скорее всего, амулет вложен в одну из этих поделок. Вероятно, в довольно устойчивую и непромокаемую, хотя они там все устойчивые и непромокаемые.
– А это? – Я ткнула пальцем во вторую отметку.
– А это уже сложнее, – вздохнул он. – Это кафедра общественных дисциплин и истории искусств.
– Вообще нормально хранить амулет не у себя в кармане, а на чужой кафедре? – удивилась я.
– Там явно есть какая-то логика, – ответил ворон, – но нас она пока не интересует, нас интересует садовая, прости господи, скульптура. Бери схему, идем разбираться.
Я свернула листок вчетверо, засунула его в задний карман джинсов, ворон вспорхнул на мое плечо, и мы отправились во двор.
Глава 27
– Мы же тут уже ходили и смотрели. – Я смерила взглядом ряд скульптур, стоявших вдоль стены.
Увидев их впервые, я предположила, что это учебные работы студентов, которыми после просмотра было решено украсить двор. Так оно и оказалось на самом деле.
– Ты была разобранная и нервная, – ответил ворон, – а еще не исключено, что на амулете морок.
– Как все сложно, – вздохнула я. – Как же мы его найдем, если на нем морок?
– В крайнем случае методом тупого перебора, – отозвался пернатый. – Но мне кажется, Никитич довольно точно указал место.
– Только не указал, схема у нас один к скольки, – проворчала я.
– Ты – архитектор, – в очередной раз напомнил ворон, – ты можешь сопоставить бумажную схему со схемой пространства.
– Случайно, не подскажешь как? – огрызнулась я.
Ворон тяжело вздохнул, но ругаться в ответ не стал, а очень медленно и очень методично, я бы даже сказала заунывно, принялся говорить:
– Берешь схему, разворачиваешь, смотришь на нее внимательно. Так, чтобы она у тебя перед глазами стояла, если ты их закроешь. Потом внимательно смотришь на окружающее пространство. После этого закрываешь глаза и представляешь, как схема расширяется до пространства. Сверяешься по стенам или по углам. Они должны четко наложиться друг на друга – стены с изображения со стенами в пространстве. А красная точка со схемы в итоге совпадет с некоей точкой пространства. Туда и пойдешь искать.
– Это же надо две картинки в голове удерживать… – пробормотала я.
– А то ты не умеешь, – фыркнул ворон.
– Умею, – согласилась я, – но когда надо проделать такое сознательно…
– Вот и учись! – перебил он. – Учись делать все то, что ты делала по наитию и интуитивно, с намерением, со смыслом и по заданию.
Я тоже тяжело вздохнула и проделала все то, о чем говорил мой фамильяр. Картинки наслоились друг на друга довольно быстро, и я, не открывая глаз, шагнула вперед. Тут же запнулась об одну из скульптур на моем пути. Ворон с шумом взлетел с моего плеча.
– Блин! – выругалась я.
– О-о! – отчего-то восхищенно протянул пернатый, приземляясь обратно.
– Что? – хмыкнула я, обходя скульптуру.
– Ты только что наглядно убедилась в том, как важно для архитектора осознавать обе реальности – и тонкую, и плотную – и уметь между ними переключаться. Работать можно с закрытыми глазами, иногда так даже удобнее, чем с открытыми, но это пока ты стоишь на месте. Если собираешься двигаться, смотри по сторонам. Плотная реальность полна плотных же неожиданностей.
– Спасибо, добрый человек, то есть птиц, – проворчала я и добралась наконец до той скульптуры, на которую у меня накладывалась точка со схемы.