– Бог знает! – Дама наклонилась, подняла что-то с газона, швырнула в ведро и даже попала. – Актриса здесь раньше жила, очень известная. Муж у нее был, видный такой мужчина, отставной военный. Вот ему было не все равно, где его семья живет. При них порядок был.
– А потом? – зачем-то спросила я, хотя прекрасно знала, что было потом: развод и раздел имущества.
– А потом они разъехались, и всем стало все равно.
– Подписи с жильцов собрать, – неуверенно предложила я, – в жилконтору обратиться?
– Никому ничего не надо, – повторила та.
Две волны одновременно двинулись на меня. Первая была прохладной и успокаивающей. От нее исходило спокойствие. «Теперь ты знаешь, где раньше жили ректор с вороном», – говорила она. Вторая была огненной, и от нее исходил гневный жар.
– Выходит, вы никто? – сорвалось у меня с языка. – Вот вам же не все равно! Вы же помните, как было раньше! Почему не напишете вы?!
– Я рабочий человек, но кто меня будет слушать… – начала было дворничиха.
– Вы даже не спрашивали ни разу! – перебила я.
Вторая волна была волной лавы. Она вырвалась из жерла вулкана и потекла, сметая все на своем пути.
– Вы же, наверное, не только со мной об этом фонтане разговаривали! Да сто процентов, все остальные с вами соглашались, что раньше было лучше. Так возьмите и напишите. Это же дело пяти минут, честное слово!
– У меня работа, – вяло огрызнулась дама.
Мне казалось, что она не ожидала от меня такого жара, поэтому даже не обругала последними словами: мол, ходят тут всякие слишком умные, а у самих нос не дорос и молоко на губах не обсохло. Это меня приободрило, и я продолжила:
– У всех работа. У мужа актрисы тоже была работа. Да, он здесь больше не живет, но вы же явно тут живете и работаете. Вам же не нравится, как сейчас. Так будьте вы тем, кому не все равно.
В общем-то, на этом везение и закончилось. То ли красноречие мое было не столь красноречивым, то ли до дворничихи наконец дошло, что я ее поучаю. Она взяла ведро и пошла в сторону театра, на ходу бросив мне:
– Вот раз такая умная, и займись делом, а всем работать надо. Учит она меня, как надо. Лучше бы уроки учила.
– Сейчас лето, – запоздало бросила я ей в спину.
Кровь прилила к моим щекам. Мне стало неимоверно, мучительно стыдно за эту свою пламенную речь. Я захлопнула блокнот, запихнула его в рюкзак и поспешила покинуть двор.
Глава 31
Я блуждала по улицам, пытаясь убежать от стыда. При этом я прекрасно понимала, что никуда не убегу, ведь стыд этот внутри меня, он часть меня и мне от него никуда не деться. Он разъедал меня изнутри, подобно кислоте.
Взялась она проповедовать, орал стыд так, что закладывало уши. Мастер слова, мать твою. Если уж хотела толкнуть пламенную речь, нужно было делать это по правилам, а ты… Верно! Ты не знаешь тех правил, Твардовская! Ты ничего не знаешь. Ты жалкая провинциальная мечтательница, которая решила менять мир, не имея понятия даже о принципах того, как это делают. Люди учатся этому годами, а ты… Что, поучила тетку жить? Тетка, к слову, в отличие от тебя хоть работает.
Господи, как же стыдно, думала я. Взрослый человек, а несла подростковую пургу с броневичка. Впрочем, помимо стыда была еще безысходность, которую я ощущала всей собой: никому ничего не нужно. Дворничиха была абсолютно права. Людям может что-то не нравиться, но это лишь повод для разговоров, убери который, и говорить станет не о чем. Им не нужно чинить фонтан, им не нужно исцелять дискомфорт пространства, им нужно обсуждать, что раньше было лучше. Это их сплачивает и дает темы для общения. Как там говорил ворон? «Ты у мира-то спросила, а хочет ли он меняться?»
Нет. Не хочет.
Я прошла мимо дома Дмитрия Ивановича. Сначала думала, может, зайти, вдруг он у себя, потом махнула сама себе рукой и прошла дальше. Скорее всего, Дмитрий в академии, да и что я ему сейчас скажу. Книги можно было бы попросить, хоть вон про великого предка, вот только дадут ли они мне ответы на мои вопросы. В чем вообще мои вопросы?
Остановившись на мосту, я вдруг как никогда осознала свое одиночество. Как мне сейчас был нужен друг, на которого я могла бы вывалить свои переживания. Друг, а лучше партнер, который смог бы поддержать и принять. Да, в ячейке меня ждет ворон, но он всего лишь фамильяр, причем, будем честны, фамильяр ректора. Мне не к кому пойти в этом городе, когда некуда пойти.
«Как это некуда? – вдруг отчетливо прозвучало во мне. – Ты уже пришла. Ты уже здесь».
Я не могла сказать, был ли голос женским или мужским. Возможно, это был мой собственный голос, но он звучал с нотками иронии и удивления одновременно.
«Ты дома».
Все, Твардовская, добегалась, подумала я, четко осознавая, что вот сейчас это именно мои мысли. Тряхнула головой.
– Ну и? – вслух произнесла я.
Ответа не последовало. Что ж, решила я, буду считать голоса в голове моей интуицией, например. Да, я чувствую себя в Питере как дома, но я же совсем не то имела в виду, думая, что мне некуда пойти. Впрочем, плюс у этого инцидента был. Когда я двинулась дальше, поняла, что стыд уже не жрет меня так сильно. Скорее я испытываю неловкость. Да и до внешнего мира и его насельников мне не то чтобы нет дела. Мои мысли сместились в иную плоскость. Меня, признаться, подмывало спросить у ворона адрес представительства ложи «Три ключа». Вдруг получится и на их удочку не попасться, и информацией разжиться?
Я довела эту мысль до конца и усмехнулась: пернатый был абсолютно прав. Все думают, что они избранные. Да, я не считала, что у меня-то уж точно получится стать Великим Архитектором (да я вообще не представляла, что он должен делать; ректор в моем сне, конечно, упоминал, что может хотеть город от Великого Архитектора, но это был по большому счету набор красивых фраз, а не четкое руководство к действию), но у меня теплилась уверенность, что я смогу найти способ не стать марионеткой. Меня сейчас интересовала информация, и я была уверена: у ложи она точно есть, а уж отделить зерна от плевел я сумею.
– Ты ел? – спросила я ворона, когда вернулась в ячейку.
– Ел, пил, спал… – пробормотал он. – А ты?
– А я нет, – призналась я. – Я думала.
– И чего надумала? – поинтересовался пернатый.
– Что, наверное, не надо принимать скоропалительных решений.
– О! – возликовал он. – Да ты, оказывается, обучаемая! Я, грешным делом, подумал, что ты уже нашла адрес ложи и на полпути к ним.
– Об этом я тоже думала, – подтвердила я, усаживаясь рядом с ним на кровать, – но представила, как ты будешь сердиться, и решила этого не делать.
Тут я даже не соврала. Когда принимала решение повременить с решениями, я действительно в красках представила, как и что будет говорить мне ворон. Мне это не понравилось.
– Растешь, растешь, – захихикал мой фамильяр, а потом серьезным тоном спросил: – Поговорила с городом?
– Нет, – отозвалась я, – только с голосами в своей голове.
Ворон подскочил ко мне и заглянул мне в лицо.
– Вот с этого места подробнее.
– Я не нашла места силы, – огрызнулась я.
Впрочем, после этого я популярно изложила ворону историю с дворничихой (заодно упомянув, мол, я теперь в курсе, что во дворе со слоном жил ректор, а с ним и его, а теперь и мой фамильяр), а также тот момент, когда я услышала в своей голове голос, говорящий, что я дома. Ворон слушал не перебивая, привычно склонив голову набок.
– Ну я тебя поздравляю, – без смеха и ехидства произнес он, когда я закончила свою речь.
– Что, в дурку пора? – усмехнулась я. – На Канатчикову дачу? Хотя это в Москве. А в Питере как психушку обозначают?
– К Николаю Чудотворцу, – ответил ворон и добавил: – Нет, туда тебе рано, возможно, что никогда, если будешь соблюдать правила психической гигиены. Я тебя поздравляю, ты говорила с городом.
– То есть вот этот голос в голове…
– Да, – кивнул он. – Это был ответ города.
– Но как…
– Как отличить? – вновь перебил меня ворон, а когда я кивнула, продолжил: – Когда тебе отвечает некая сила, любая, даже если ее голос кажется тебе похожим на свой собственный, у него будет другая фактура, другой материал… Как бы это тебе объяснить. Смотри, допустим, ты стеклянная, тогда этот голос будет деревянный. Если ты деревянная, прости уж за этот эпитет, то он будет оловянный и так далее. Ну или если ты воспринимаешь все цветами, вы будете разных цветов. Если запахами – разные запахи. Даже говоря твоим тембром, сила будет иметь свой окрас, свою плотность, свой материал. Так понятно?
Я опять кивнула.
– Да, силы часто могут выдавать себя за других. Например, мелкие вредоносные сущности, грубо говоря черти, любят порой прикинуться ангелами, чтобы ввести человека в заблуждение.
– И как отличить?
– По опыту, – выдал ворон, – и по тому самому звучанию.
– А как понять, что это все же не я сама с собой говорю? Вдруг я фантазирую про плотность, цветность и так далее?
– По ответам. Если они дают тебе информацию, которая подтверждается или приводит к цели, это оно.
– Но это может быть моя чуйка…
– Может, но твоя чуйка говорит как бы изнутри, сидя в гнезде, а сила всегда вторгается в твой скворечник извне.
– Блин, сложно… – вздохнула я.
– Ничего сложного. Вопрос тренировок, – отмахнулся пернатый, – но я уверен, с тобой говорил город. Вспомни, что ты чувствовала помимо своего стыда?
Я ненадолго затаила дыхание и отмотала воспоминания назад. Вспомнила, что, хотя голос и звучал у меня внутри, возникло мимолетное чувство, будто со мной говорит что-то внешнее, очень плотное и несоизмеримо большое, заключающее меня в себя. Ведь именно поэтому я и перепроверила себя, задав вопрос вслух. У меня было ощущение, что со мной общается внешний собеседник.
– Кажется, понимаю, о чем ты, – выдала я ворону. – Оно пришло извне, да.
– Что, раньше с тобой такого не было? – уточнил ворон.
– Картинки были, ощущения были, а голоса… Знаешь, возможно, и были, но я действительно считала это своей чуйкой. Это, наверное, не было так явно, как сегодня.