– У меня нет регистрации в городе и нет студенческого, – перечислила я, – в библиотеку меня из-за этого не записали. Я думала, что, поступая в магическую академию, буду от этого избавлена, но нет же!
– Скажи спасибо, что в магической академии только бюджет, – язвительно заметил ворон, – а то, вообще-то, второе высшее в нашей стране платное.
– Спасибо! – со злостью бросила я. – А еще мне кажется, что я в этой огромной академии одна. Я и социальные функции: комиссия, помощник, библиотекарь, соседка по комнате, репетитор…
– Ты – архитектор, – напомнил мне мой фамильяр без тени сарказма. – Если тебе не хочется быть окруженной людьми, ты не будешь окружена людьми. Даже в самой людной части города станешь ощущать себя так, будто ты одна во всем мире. Это норма. Тем более ты сейчас на нервах и тебе ни до кого. Люди будут только мешать. Когда войдешь в ритм, увидишь, как все изменится.
– Давай без прописных истин, – хмыкнула я и обернулась – не слушает ли нас девушка-ветеринар, – но в помещении никого не было. – «Изменись сам, и мир изменится».
– Это не прописная истина, – обиженно прошипел ворон, – это принцип взаимодействия архитектора с миром, и чем быстрее ты его осознаешь, тем лучше для тебя. А еще последний ректор неплохо устроил тут распределение потоков. Студенты закрывают сессию раньше, чем начинают прибывать абитуриенты. Кроме того, если ты заметила, академия занимает целый квартал, поэтому некоторые факультеты и возрастные группы могут даже не пересекаться. Так что сложи два и два и, бога ради, не получи пять в этом уравнении, а то ты можешь.
«Хам!» – хотела сказать я, но ворон меня опередил.
– Все, я устал, – сообщил он мне, отходя от дверцы. – Спать хочу.
– Спи себе на здоровье, – фыркнула я, закрыла клетку и отвернулась.
– А поцеловать перед сном? – донеслось мне в спину.
– Не заслужил, – бросила я.
– А если я скажу, где и как сделать регистрацию?
– Вымогатель! Мне ее через месяц все равно в общаге сделают.
– Только через месяц!
– Как-нибудь проживу.
– Выйду отсюда – поведу тебя в музей, – продолжил подлизываться ворон, будто угадал мои сегодняшние переживания.
– У меня все равно денег на музеи нет!
– А я знаю, когда бесплатно!
– Гад пернатый! – прошептала я, резко развернулась, открыла клетку, схватила ворона, прижала к себе и начала часто целовать в клюв и в лоб.
– Ай, что ты делаешь, прекрати! – Он притворно забил крыльями.
– Так тебе и надо! – хихикнула я, поцеловала его в грудь и впихнула обратно в клетку. – Хорошо тебе выспаться!
Покидая стационар, я услышала, как ворон бормочет: «Уснешь теперь, как же».
Глава 5
Ворон оказался прав. «Он вообще когда-нибудь в чем-нибудь ошибается?» – подумала я, когда возвращалась с очередного занятия с Дмитрием и вдруг поняла, что моя жизнь в академии вошла в некую колею с определенным расписанием. Я уже иначе смотрела на интерьеры, которые меня окружали (даже так: я наконец-то смогла нормально их рассмотреть – купол поражал все так же, как в первый раз), осознала масштабы академии и ее корпусов (а ведь бо́льшую часть я еще не видела). Людей я стала замечать вокруг себя гораздо чаще и больше – внезапно даже видела уборщицу, мывшую полы в коридорах за дверью «Только для персонала».
Финансы мои, конечно, таяли, но мое будущее в целом стало куда более определенным, чем несколько дней назад. Ладно, сказала я себе, когда пойму, что готова к экзаменам, а денег останется примерно треть от имеющихся сейчас, подумаю про подработку.
– Жень, ты что будешь представлять на творческом задании? – полюбопытствовала Милана, выбирая платье.
Сегодня она планировала посетить Петергоф.
– Пока не знаю, – честно ответила я.
Про творческое задание я еще не думала. Знала только, что оно должно соответствовать профилю факультета, на который поступал абитуриент, и что его лучше подготовить заранее. У меня была распечатка с рекомендациями, но я проглядела их по диагонали и благополучно забыла – смысл забивать голову, когда я прошла еще не все экзаменационные вопросы по математике и сакральной геометрии?
– Я вчера в Этнографическом такую классную штуку видела – тарелки с национальной росписью, – восторженно поделилась Милана. – Можно же сделать проект посуды с магическими символами – например, на здоровье или на деньги.
– Почему нет? – Я пожала плечами.
– Вот и я так подумала, – согласилась она. – Или можно какой-нибудь защитный амулет создать, чтобы он выглядел как интерьерное украшение, но работал бы на защиту. Например, над входом в квартиру вешать.
Я вновь почувствовала себя несостоятельной: вчерашняя школьница (мы с Миланой не разговаривали ни о том, кому сколько лет, ни кто из какого города, но по всему выходило, что она окончила школу в этом году и сразу поехала поступать) активно рассуждает о творческом задании, ищет вдохновение в музеях, а я, двадцатидвухлетняя тетка, хожу к репетитору по математике и сижу над задачником для поступающих в вузы.
А потом мне в голову пришел топор. В смысле как обухом топора меня огрела мысль: Твардовская, ты же в Питере! Ты уже несколько дней как в Питере, а только в Летний сад и сходила. Питер, лето, белые ночи, в конце концов! Последние, насколько я понимала, уже пошли на спад – весомый повод успеть ими насладиться. В общем, я осознала все это только сейчас.
– Вечером, все вечером, – велела я себе, отодвигая книги, – а сейчас гулять!
На вечер я запланировала забрать ворона из карантина. Надеюсь, пернатый не сильно расстроится, если задержусь, подумала я.
Не знаю, расстроился ли ворон, что я не пришла за ним пораньше, но сама расстроилась точно. Начало прогулки подкосило меня морально. Питер был невероятно богат на кофейни. Они встречались здесь буквально на каждом углу. В моем родном городе о таком приходилось только мечтать. У нас существовало только одно более-менее приличное кафе с относительно демократичными ценами, где можно было посидеть с друзьями – совсем как в молодежных сериалах, но, так как оно было такое одно (в целом-то разных заведений хватало, но выглядели они или как «разливайки» с треснутыми пластиковыми стульями, или как пафосные рестораны с фейсконтролем на входе и заоблачным ценником), свободных столиков там практически никогда не было. Занимали их всегда или работники окрестных офисов, или местные мажоры. Ко всему, среди моих родных так точно считалось дурным тоном ходить по кафе: дома тебя, что ли, не кормят, еще деньги на улице тратить. В общем, когда я мечтала рвануть в Питер в академию, то мечтала еще и об этих кофейнях. Мне казалось, я поступлю, сразу обрету верных друзей или хотя бы милых одногруппников, с которыми мы будем проводить время в кофейнях и булочных, уплетая плюшки и готовясь к занятиям. С Миланой дружить мне категорически не хотелось, других кандидатов в потенциальные друзья я не видела (ворон не друг – он фамильяр), а добило меня осознание, что, если я сейчас потрачу деньги на вкусняшку, потом мне нечем будет нормально перекусить.
Я заходила, небрежно осматривала витрины и выходила прочь. Делала вид, что просто ничего из представленного ассортимента не хочу. Зажралась я. На самом деле с каждым таким визитом мне становилось все грустнее и грустнее. Поехала Твардовская учиться, да. Весь год копила, а в итоге оказалось, что оставшихся после покупки билета и ворона денег хватит впритык до экзаменов, а то они и раньше закончатся, а ведь, даже если эти экзамены я сдам, мне еще как-то надо будет прожить до начала обучения, а там и до первой стипендии. Разумеется, оставался вариант позвонить родителям и попросить их прислать мне денег, и они ведь даже пришлют, но это был вопрос принципа. Я приняла решение (причем решение, которое они не одобрили) – мне за него и отвечать.
– Я займусь репетиторством, – прошептала я сама себе, дойдя такими темпами до Финляндского вокзала, – или переводами.
Еще я стихи могу на заказ писать или статьи, рисовать могу, подсказала я сама себе, если эти услуги в Питере, конечно, востребованы. В нашем городе те же стихи точно были нужны на юбилеи, свадьбы и все такое прочее. Неизбитые тексты требовались часто.
У вокзала я купила газету с объявлениями (называлась она «Спрос и предложение СПб» – самое то, я считаю, чтобы узнать, как вообще в городе со спросом и предложением) и пошла дальше, постепенно оказавшись в абсолютно заводском районе. Вдоль дороги высились бетонные заборы, поверх которых тянулась ржавая колючая проволока. За заборами располагались заводские корпуса. Поскольку в детстве мне жестко запрещали уходить далеко от дома и тем более играть на стройках (все равно уходила и все равно играла), запретное стало для меня притягательным. Признаться, фантазировала я и об этом (сейчас смешно, а в десять лет виделось значимым и стояло как одна из целей на взрослую самостоятельную жизнь, ведь взрослая жизнь – это возможность идти туда, куда тебе хочется): вот я вырастаю и начинаю бродить везде, где хочу, – захожу в темные подворотни, гуляю по промзонам и неосвещенным паркам.
– Что ж, – вновь вслух сказала я, – пойдем-ка выгуляем внутреннего ребенка.
С этими словами я нырнула в гостеприимно распахнутые ворота. Тут же, кстати, и задумалась над высказыванием ворона о намерениях архитектора. Ведь если отмотать ленту моих воспоминаний назад, на стройках, в промзонах и парках мне тоже особо не попадалось людей. Если они там и были, то занимались своими делами на отдалении, словно меня и не замечая. Любую промзону я могла пройти насквозь и не встретить гневного окрика, мол, куда полезла. Конечно, если на входе были КПП или охрана, я изначально туда не шла. Периодически мне встречались бомжи, которые отчего-то всегда со мной здоровались и тут же теряли ко мне интерес. Я шла в такие места, чтобы чувствовать свободу и то, что я иду своим путем, мне никто не был там нужен – никого и не было. Вот, оказывается, как это работает! Город как будто разносит меня и других по разным слоям!