В Петрограде Л. В. Шапорина-Яковлева организовала «Первый государственный театр марионеток». Он возник на базе первого кукольного театра Ю. Слонимской и П. Сазонова, пионеров жанра, начавших возрождение кукольного театра еще в 1916 году: тогда они ставили комический дивертисмент в трех интермедиях XVII века «Силы любви и волшебства», фарс «Адвокат Пателен» и восточную сказку Гумилева «Дитя Аллаха» (постановка не была осуществлена). В 1917 году Л. В. Шапорина-Яковлева сделала для них эскизы декораций к пьесе Гоцци «Зеленая птичка», текст которой она сама перевела, но эта пьеса также не была поставлена. Однако Сазонов заболел, покинул Петербург и до 1923 года жил в Крыму, Слонимская эмигрировала в Париж.
Режиссером театра Шапориной стал К. К. Тверской[277], а работали ее подруги: вернувшаяся из Парижа Елизавета Кругликова[278], скульптор Елена Янсон[279], художница по фарфору Елена Данько[280], впоследствии писательница, художницы Нина Барышникова и Елизавета Давиденко.
Театр поставил «Вертеп» Михаила Кузмина (первую модернистскую кукольную пьесу, с постановки которой в «Бродячей собаке» под Рождество 1913 года началась история нового кукольного театра в России), 6 февраля 1919 года — «Дерево превращений» Гумилева (с декорациями В. Ходасевич). Драматургом была Е. Я. Данько. Театр поставил ее «Сказку о царе Салтане» и «Красную Шапочку», «Цирковое представление» с текстом К. Э. Гибшмана. В 1920 году театр Шапориной играл «Сказку о Емеле-дураке, или По щучьему веленью» и «Емелю на войне» С. Радлова, а также осовременивал русскую классику: в программе театра были «Царь Максимилиан», «Шемякин суд», «Макбет», «Вий» «Женитьба». Музыку для театра писал Ю. Шапорин, который в то время считался «левым»: эта музыка имела большой успех. Театр играл на Литейном, а затем при поддержке М. Ф. Андреевой, возглавлявшей Театральный отдел (ТЕО) Наркомпроса, переехал в Народный дом, в Железный зал.
С наступлением нэпа театр Шапориной потерял базу Народного дома, уступив место коммерчески более выгодным начинаниям. В 1923 году он под названием Петроградский государственный театр марионеток (или Первый Петроградский государственный театр марионеток) влился в Театр юного зрителя и играл в нижнем помещении пьесы для самых маленьких в постановке Л. В. Шапориной: «Кот, лиса и петух», «Пряничный домик», «Жар-птица и серый волк» Маршака и Е. И. Васильевой (т. е. Елизаветы Ивановны Дмитриевой; впоследствии эти соавторы создадут бессмертный «Кошкин дом»), «Цирк Арчибальда Фокса» Маршака. Но в следующем 1924 году театр не нашел в ТЮЗе поддержки своей идее спектаклей для разных возрастных категорий и перешел в ведение Объединения предприятий при бирже труда; началась кочевая жизнь. Л. В. Шапорина успела поставить в нем «Дон Кихота» в инсценировке Б. Папаригопуло[281]. (Смирнова 1963: passim). Но ее работу в кукольном театре прерывает семейная драма. В начале 1920-х годов отношения ее с мужем осложнились, и в 1924 году она с двоими их детьми — Васей и Аленушкой — уехала в Париж. Шапорин звал ее обратно, и она вернулась, но муж повел себя так, что она не выдержала и вторично бежала за границу. Вскоре он начал требовать возвращения ему детей, съездил за ними в Париж и сам на несколько недель, и Шапорина возвратилась с ними вместе в Россию во второй раз — окончательно (Шапорина 1996: 140–141). Это было в 1928 году.
Театр за время ее четырехлетнего отсутствия пришел в совершенный упадок, показывая спектакли в клубах и кинотеатрах. Шапорина, вернувшись, попыталась возродить его, но в новой ситуации ей это не удалось: в 1930 году он был объединен с Театром Петрушки ТЮЗа под общим руководством Евгения Деммени (Деммени 1934: 9-14; Деммени 1986). Тверской давно режиссировал в БДТ. Первое время Шапорина вместе с Деммени руководила этим новым Ленинградским кукольным театром (Смирнова 1963 passim; Кострова 1980 passim), но вскоре была уволена.
Л. Шапорина. Париж. Октябрь 1928 г.
Вялотекущий развод
С 1930 года Любовь Васильевна без работы. Ей уже пятьдесят «не по паспорту, а по-настоящему» (Шапорина 1996: 143), она на десять лет старше мужа, который открыто живет с другой женщиной, и настоятельно хочет с ним разъехаться.
В конце концов он предлагает ей развод, и в 1929 году она с двоими детьми перебирается из Ленинграда в Детское Село, где становится соседкой, а вскоре — и другом семьи Толстых:
[29.VII.1929]. И как хорошо здесь, в Царском. Как все красиво — парки, озера, дворцы, домики, очаровательные особнячки, дух Пушкина. И после озлобленного Ленинграда с его зверскими трамваями — благодушное настроение Детского, доброжелательные соседи, милые Толстые. Что бы кто ни говорил, я люблю А.Н. и ее также. Уж очень он красочен и талантлив (Шапорина 2011-1: 80).
Обратим внимание на оговорку «кто бы что ни говорил»: вокруг достаточно голосов, готовых предостеречь Шапорину от общения с Толстым, по уже создавшемуся в Ленинграде мнению о нем как о человеке безнравственном: в дневнике ее есть запись 24.1.1930: «Як. М. Каплан говорил мне <…>: “Я маленький человек и потому могу позволить себе роскошь быть знакомым только с порядочными людьми. А Т<олстой> непорядочный человек”» (Там же: 84).
В 1932 году от болезни сердца умирает дочь Шапориных, одиннадцатилетняя Алена. Разошедшихся супругов сближает трагедия, и вскоре Шапорин как бы возвращается в семью — начинает жить в Детском с Любовью Васильевной и сыном Васей, при этом сохраняя свои отношения с другой женщиной, живущей в Ленинграде.
Любовь Васильевна — высокообразованный и культурный человек, театральный режиссер, художница, переводчица, однако устроиться на работу ей не удалось: она не выработала даже пенсии. Одной из причин того, почему она продолжала тянуть лямку мучительной совместной жизни с Шапориным, была именно денежная зависимость от мужа. Альтернатива — алименты — была невыгодна для обоих.
«Полина Гебль» и «Декабристы»
По возвращении Толстого в Россию Шапорин пишет музыку для толстовских пьес, а с середины 1920-х годов они начинают сотрудничать над проектом оперы о декабристах, работа над которой растянется на много лет. Сюжет они берут исторический. Алексей Толстой в сотрудничестве с историком П. Е. Щеголевым[282] написали либретто «Полина Гебль». В нем описывалась подлинная история дочери французского эмигранта, Жанетты Поль, урожденной Гебль, которая добилась разрешения выйти замуж за декабриста Ивана Александровича Анненкова (1801–1878), сосланного на каторгу в Сибирь, уехала к нему в Читу и обвенчалась с ним (см. комментарии С. Н. Дурылина — Толстой ПСС-11: 790–791). Впоследствии она написала об этом книгу «Записки жены декабриста П. Е. Анненковой» (переведенные на русский язык, они вышли в петербургском издательстве «Прометей», существовавшем с 1910-х годов по 1918 год, без даты — скорее всего, где-то вскоре после Февральской революции). К столетнему юбилею декабрьского восстания Шапорин сочинил музыку к двум фрагментам из «Полины Гебль» и, вдохновленный успехом, продолжил работу.
«Полина Гебль» с подзаголовком «драматическая поэма» была опубликована Толстым и Щеголевым в журнале «Новая Россия» (1926. № 1), долгое время не переиздавалась (до посмертного Полного собрания сочинений Толстого — ПСС 11: 505–542) и никогда не ставилась на сцене[283]. Очевидно, эта вещь, написанная прозой, однако пестрящая ямбическими фразами и словосочетаниями, с самого начала задумана была именно как либретто, а публикация в «Новой России» была названа «драматической поэмой» потому, что либретто считается не самостоятельным, а служебным литературным жанром.
Легко почувствовать, в чем было очарование этого замысла для Толстого и Шапорина: у обоих за плечами были годы ученичества, проведенные в Париже 1910-х годов, а у Толстого и два с лишним года, 1919–1921, парижской эмиграции. Первое действие оперы разворачивается в Париже; все строится на контрасте солнечного Парижа и хмурой, ледяной России. Из дочери эмигранта Полина сделана свободолюбивой демократической француженкой; Полина, утверждающая свое право любить вначале вопреки семейному, а потом и государственному противодействию, воплощает человеческое достоинство и примат личного начала в пьесе, прямо наследующей именно в этом пункте толстовской пьесе «Смерть Дантона» (1919; Толстая 2006 гл. 6; прил.). Тем самым политические идеи декабристов как бы проистекают из их влюбленности во Францию — край легкомысленной свободы и любви. Россия же изображена как царство деспотизма на всех уровнях — семейном, помещичьем и государственном[284].
А. Толстой, П. Щеголев, Ю. Шапорин
За этим историческим контрастом легко угадывался другой контраст: несвободной, неудобной, злобной пореволюционной России — и эмигрантской жизни, которая, отодвинувшись, в перспективе должна была уже казаться, при всей ее необеспеченности, вольной, безалаберной и милой. Толстой со Щеголевым попытались создать «пушкинскую» атмосферу: любовь, вино, стихи, бунт — частью ее была и «французская ориентация». Многое в пьесе должно было не понравиться идеологическим цензорам: в осуждении России звучали русофобские нотки, Франция выглядела раем, главным борцом за свободу оказывалась продавщица из французского магазина мод.
Итак, Толстой превращал свою «Полину Гебль» в настоящее либретто, к которому Шапорин писал музыку. Однако работа его над «Декабристами» шла медленно: автор был слишком поглощен семейными неурядицами, новыми романами, успехами и кутежами. Взятые авансы накапливались, отношения с театральными властями ухудшались. Любовь Васильевна Шапорина стала, судя по ее дневникам, активной участницей творческого процесса, взяв на себя дисциплинирующую функцию. В конце концов Шапорин начал осознавать, что он не способен кончить оперу без Любови Васильевны; тем больше было у Шапорина причин ненавидеть и бывшую жену, и оперу, и искать убежища в симфонической музыке. Любовь Васильевна горестно и, наверное, не слишком справедливо констатировала в своем дневнике: