— Пич, дорогая, у нас был договор. И у нас есть общая цель. Мне казалось, что ради единственно важной цели можно поступиться и принципами, и представлениями о порядочности. В такой борьбе как наша не приходится быть слишком щепетильным в выборе средств. И ты была, вроде, со мной полностью согласна. А что теперь? Ты собираешься отказаться от всего? Хочешь просто сдохнуть на одном из этих своих заданий, так и не узнав, что такое быть свободной? — давление возросло, но собеседница блондинки была совсем не той, кого можно подмять.
— Я не отказываюсь от цели. И быть свободной я хочу больше всего. Но меня не устраивает такая цена, ясно? Считаю, что мы должны честно рассказать Джимми о том, чего хотим, или найти другой способ.
— Нет другого способа! — рявкнула блондинка, привлекая удивленные взгляды посетителей бара. Не то что бы на нее не пялились до этого. Но этот властный рык никак не соотносился с ангельским обликом женщины.
Но эта вспышка погасла так же, как и предыдущая, не оставляя следов на прекрасном лице. Блондинка одарила всех, кто смотрел на нее, ослепительной улыбкой.
— Пич, ты же не можешь не понимать, что эта девочка выросла совсем в других условиях, нежели ты и все остальные полукровки, — женщина наклонилась через стол и положила ухоженную ладонь с золотистыми ногтями на темнокожую руку, упрямо сжатую в кулак. — Она никогда не сможет полностью осознать, через что вы прошли. Знаешь, что она сделает, если ты честно расскажешь ей о наших планах? Побежит к своему, так называемому, отцу и все ему выложит! Пока ее растили, ей промыли мозги до основания. Она не видела той жестокости и тягот, что выпали на вашу долю, и ей никогда не проникнуться вашим положением по-настоящему. Если расскажешь ей все — считай, тут же подпишешь себе приговор. И мне, между прочим, тоже. Как и всем тем, кто сейчас трудится над тем, чтобы сделать вас свободными. Это, по-твоему, справедливо? У нас был прекрасный план, почему бы ему и дальше не следовать? Тебе жаль эту девчонку?
— Дело не в жалости. Совсем нет. Вчера эта, как ты говоришь, девчонка спасла мою жизнь. Она по-настоящему добрая и искренняя. Она доверчивая и беззащитная. И я буду последней тварью, если и дальше позволю себе использовать ее вслепую и склонять к тому, чего она не хочет только для того, чтобы позже подло этим воспользоваться.
— Спасла жизнь, потому что это ее работа, Пич. А вовсе не потому, что питает к тебе привязанность, или ты дорога ей, — раздраженно сказала блондинка.
— Тебя там не было. Откуда тебе знать. Но даже если и так, я ценю это и не собираюсь отвечать на это низостью. Я отказываюсь использовать наивность Джимми против нее. Нужно найти другой путь, — Пич упрямо опустила голову и посмотрела на блондинку исподлобья.
Та откинулась на спинку стула и нервно постукивала ногтями по поверхности стола. Она пристально смотрела на собеседницу.
— Ладно. Вероятно, ты права, дорогая. Может, толкать девчонку в чьи-то объятья это, и правда, не слишком порядочно. Но есть ведь кто-то, кто, по-твоему, ей нравится? Тот, к кому она могла бы начать испытывать настоящие чувства? В ее возрасте девушки всегда в кого-то влюблены — тайно или явно. И, учитывая, что вся ее жизнь — это ваша база, это может быть кто-то из тех, кто как раз может проникнуться нашими планами. Тогда все выйдет само собой, и тебе не придется корить себя, что склоняешь девчонку к тому, чего она на самом деле не хочет.
Пич опустила глаза и задумалась.
— Допустим, если верить в то, что постоянные стычки — это на самом деле признак скрытого взаимного притяжения, то я бы сказала, что ее привлекает наш лейтенант Сеймас. Только, боюсь, Джимми ни за что на свете не признается в этом.
— Тот самый Сеймас, по которому ты сохнешь столько лет? — сочувственно заглянула ей в глаза блондинка.
— Тот самый.
— И ты так спокойно об этом говоришь?
— Я уже давно смирилась с тем, что его не интересую. Своим я его никогда не считала, так почему должна вообще хоть как-то к этому относиться?
— А как, по-твоему, сам лейтенант относится к девчонке?
— Если учитывать, что он буквально трясется над ней во время заданий и тщательно игнорирует все остальное время, можно предположить, что он тоже не равнодушен.
— Но если так, то, может, тебе стоит довериться этому Сеймасу. Рассказать ему о нашем плане. Как думаешь, его прельстит идея получить свободу, да еще и желанную женщину в придачу?
— Я не могу сказать. Сейм военный до мозга костей. Он всегда следует приказам.
— Ну, знаешь, сильные чувства меняют нас до неузнаваемости.
— Откуда мне знать, есть ли эти самые чувства.
— Спроси.
— Нет, что ты. Он не из тех, кто расскажет, даже будь они на самом деле.
— Вы же, вроде как, близкие друзья и сослуживцы в течение стольких лет. Неужели это ничего не значит?
— Значит. И скорее всего он даже не выдаст меня, если я ему откроюсь. Но он никогда не скажет о своих чувствах. Нет. Только не СС.
— Ну, тогда, может, стоит начать с малого. Поведай ему о том, что для вас возможна другая жизнь, и, может, его и не придется просить и подталкивать? Если он сам захочет помогать нам, все может получиться даже лучше, чем мы планировали. И тебе не придется брать на себя грех и обманывать эту милую девочку, к которой ты так неожиданно привязалась.
— Хорошо. Я подумаю. Мне нужно возвращаться.
— До свидания, дорогая.
Пич стремительно пошла к выходу и не видела, как разительно изменилось лицо блондинки. Нежная улыбка обратилась злобным оскалом.
— Ненавижу вас — слабых и никчемных. Вечно пускаете слюни и слезы из-за каких-то эмоций и тупой порядочности. Ничего, скоро все изменится, — прошипела она вслед темнокожей девушке.
Она достала из сумочки дорогой телефон и провела по экрану пальцами, выбирая нужный номер.
— Нужно увидеться, — отрывисто бросила она собеседнику на том конце. — У меня для тебя кое-что есть. Да, и прихвати все, что у тебя есть на лейтенанта Сеймаса. Хочу знать, насколько он управляем.
Нынешнее утро для Эммы началось с привычного за эти годы еженедельного медосмотра. Она уже привыкла не обращать внимания на чужие руки, ощупывающие ее, на измерения, на многочисленные уколы. Единственное, что отличало сегодняшний день — это то, что в конце, после забора крови ей еще что-то ввели. Инъекция была довольно болезненной.
— Могу я спросить, что это, док? — поинтересовалась девушка у невозмутимого медбрата.
— Прошлый анализ показал падение уровня некоторых жизненно важных элементов у тебя в организме, — ответил он, не глядя в лицо.
— Почему?
— Может, ты недостаточно хорошо питаешься. А может, просто возросла нагрузка. Хотя и стресс тоже не нужно сбрасывать со счетов. В любом случае скоро все изменится, дорогая. Иди. На сегодня ты свободна. Но завтра у тебя опять инъекция в это же время.
Эмма послушно кивнула и, одевшись, пошла в свою комнату. Едва она подошла к двери, как из своего жилого отсека напротив стремительно вышел лейтенант.
— Привет, Джимми.
Нет, все же ей не показалось. Что-то разительно поменялось между ними. Скорее даже не что-то, а все. Сеймас даже здесь, на базе, в их выходной не смотрел сквозь нее, как раньше. Совсем наоборот. Его взгляд был буквально прикован к Эмме, будто ничего более важного или даже хоть сколько-то интересного вокруг не было. И его голос, и манера говорить с ней разительно отличались от прежних. Тогда, за редким исключением, казалось, что он делает над собой усилие, чтобы выдавить из себя пару слов, кроме сухих приказов и указаний. А сейчас ей вдруг стало казаться, что мужчине…нравится, что ли, общаться с ней. От этих мыслей Эмме стало жарко, и реально выступил пот, который она быстро вытерла рукавом.
— Добрый день, сэр, — как можно вежливей ответила она.
— Ты немного бледная. У тебя все нормально?
— Э-э-э. Да. Просто была у медиков и лишилась небольшого количества крови. Но я уже привыкла.
Мужчина нахмурился, помрачнел и бросил быстрый гневный взгляд в ту сторону, откуда она пришла. Но потом его лицо расслабилось, и на нем отразилось напряжение совсем другого рода. Вот только она не могла понять, какого именно. С минуту они так и стояли друг перед другом в пустом коридоре, и Эмма понимала, что просто сказать “Извините” и уйти сейчас совсем не вариант. Сеймас что-то явно хотел ей сказать.
— Сегодня у нас выходной, — наконец произнес мужчина. — У вас с Пич есть какие-то планы на сегодня?
— Да нет, вроде. Она вообще уехала куда-то еще рано утром. И вообще… мне кажется, что она на меня за что-то обижена, — Эмма не смогла скрыть грусть и растерянность в своем голосе. Пич стала неожиданно важным и даже дорогим человеком для нее, и странная отчужденность, что девушка ощутила между ними после последнего задания, по-настоящему задевала и ранила. Она не могла понять, чем могла обидеть свою первую и единственную подругу.
— Пич? На тебя? Да с чего бы? — удивился лейтенант.
— Я не знаю. Просто чувствую. Может, я нарушила какие-то негласные правила, и мне нужно за что-то извиниться?
— Не говори ерунды. Думаю, это какие-то заморочки, касающиеся только самой Пич и никого больше. Но я, собственно, хотел поговорить не об этом. Если у тебя нет четкого плана на увольнительную, то не могли бы мы… ну… не знаю, пойти куда-то посидеть и выпить.
Эмма моргнула, не веря своим ушам, и, молча, уставилась на мужчину. Тот явно неверно истолковал ее молчание и немного нервно сложил на груди свои мощные руки.
— Может, кино? Ну, не знаю… парк? — продолжил он и вдруг сжал зубы так, что они скрипнули. — Черт, Джимми, я в жизни не пытался пригласить куда-то девушку. Облегчи ты мне хоть чуть-чуть эту гребаную задачу. Куда обычно приглашают парни, если хотят пообщаться?
— Я не знаю, — отмерла Эмма. — Меня ведь тоже никогда еще не приглашали.
— Хм, — лейтенант опять схватился за свою переносицу, он, похоже, делал так всегда, когда волновался. — Та еще задачка.