— Не знаешь, у отца моего спроси, — опустив глаза, пробормотала девушка. — У него как-то выходит. И очень даже.
— Ну, тут совсем другой расклад, мелкая. — Пич сбросила обувь и забралась на постель с ногами, усаживаясь к Эмме лицом. — Мне эта тема как-то, сама понимаешь, не близка, но если судить по фильмам, то в семьях такая петрушка постоянно. Думаю, это от того, что старшему поколению кажется, что они лучше знают то, что необходимо в жизни их детям. Вот и бесятся, когда эти самые дети не хотят следовать их представлениям о жизни, а выбрать что-то свое. Но это не настоящая злость, я думаю. Это как когда командиры нас муштровали, гоняя до упаду и костеря последними словами, но только для того, чтобы мы стали быстрее, выносливей и выживали в реальных боевых ситуациях. Только в семье это, типа, любовь, а у нас производственная необходимость. Что-то типа того. Хотя я, и правда, хреново в этом разбираюсь.
И снова Эмма заметила тень непривычной задумчивости в глазах подруги.
— Что-то случилось, Пич? — осторожно спросила она.
— С чего взяла? — сверкнула своими прозрачными глазами исподлобья Пич.
— Ты какая-то другая. Так что я думаю, что должна быть причина.
Пич, сдавленно хохотнув, откинула голову и уставилась в потолок стандартной комнаты.
— Причина… Ну, на самом деле можно сказать их целый список. Но на данный момент я могу тебе озвучить только одну.
— Почему только одну? — Эмма не хотела давить, но любопытство сильная вещь.
— Потому что это пока так, и не спрашивай, пожалуйста, — голос Пич прозвучал немного раздраженно, и Эмма тут же опустила глаза, не желая доставать подругу. — Это не потому, что я тебе, скажем, не доверяю или плохо отношусь. Просто пока это так. Но все изменится. Скоро. Веришь?
Эмма кивнула и улыбнулась.
— Ну, тогда хотя бы расскажи, что можешь, — попросила она.
Пич беспокойно поерзала на месте, глядя в сторону и что-то беззвучно бормоча, будто подыскивая слова.
— Майор Харрис перевелся на нашу базу, — спустя минуту выдала он.
— О! — удивленно расширились глаза Эммы. — Это же… хорошо? — спросила Эмма, но увидела, как гримаса гнева исказила лицо подруги. — Или нет?
— Это охрененно плохо, Джимми!
— Почему? Мне казалось… ну, что он тебе, вроде, понравился тогда.
— Вот именно, что понравился. Так понравился, что меня давно так до печенок не пробирало. Ладно, никогда меня так не цепляло. Вот поэтому его приезд сюда — это самая худшая идея из возможных! — в голосе Пич промелькнула нотка отчаяния.
— Я не понимаю.
— А нечего тут понимать. Я его, когда увидела сегодня, у меня аж язык отнялся, и нутро заполыхало, — Эмма растерянно моргала, глядя на подругу, у которой даже на темной коже проступили пятна на скулах. — Он же меня реально зацепил.
— Зацепил, это, вроде, ты влюбилась?
— Да не дай Бог, Джимми! Я не влюбляюсь, не привязываюсь ни к кому, помнишь?
— Ну, вот ко мне же будто привязалась, — сказала Эмма чуть слышно и испуганно посмотрела на подругу, ожидая реакции на свои слова.
Пич уставилась прямо на Эмму, моргая и будто переваривая смысл сказанного.
— Похоже, тут ты права, мелкая, — медленно произнесла она. — Все, видимо, придет мне скоро славный или не очень конец, если я в последнее время настолько раскисла, что и к тебе прикипела, и Харрис еще этот…
— Ну что за глупости! — возмутилась Эмма. — Это что, суеверие какое-то?
— Ага. Мое собственное. Сдулась я уже, судя по всему.
— Ну, почему?
— Да потому что, когда это со мной такое было, чтобы я, переспав про между прочим с мужиком один раз, не могла его выкинуть из головы ни на утро, ни несколько дней спустя. Я же даже не хочу никого, кроме него, понимаешь? — вид у Пич был почти страдальческий.
— Ну, разве это так плохо?
Пич соскочила с кровати и как была, в носках, стала нарезать круги по небольшой комнате.
— Для меня плохо! — нервно махнув руками, выкрикнула она. — Мне это на фиг не нужно, чтобы сердце в горло прыгало, когда его вижу. Все тело как не мое становится, болит от того, как хочется, чтобы он опять трогал, гладил этими руками своими… Эх, ты же еще не понимаешь ничего!
Ощущения рук Сейма на коже, его губ, целующих болезненно нежно и при этом ненасытно жадно, все запахи, звуки их стонов ударили от слов Пич прямо в центр груди Эммы, занимаясь пожаром во всем теле. Эмма тяжело сглотнула, чувствуя, как заполыхало лицо от гремучей смеси удушливого стеснения и жгучего, идущего из самой глубины ее сущности томления, которое будил в ней лейтенант.
— Ну, кое-что я теперь понимаю, — сцепив до хруста перед собой кисти, сказала Эмма. — Ты теперь уже точно разозлишься на меня, Пич.
— С чего бы? — Пич замерла посреди комнаты и склонила голову набок, как делают птицы или рептилии, концентрируя внимание, что сразу напомнило о ее боевой ипостаси.
— Я… то есть меня… О-о-ох! Меня пригласил на свидание Сеймас, и я согласилась, — вдохнув поглубже, затараторила Эмма. — Мы ехали в джипе и… разговаривали, а потом так как-то вышло… и мы целовались… и я совсем ума лишилась. Вот.
Эмма подняла виноватые глаза на подругу, которая так и продолжала, не меняя позы, смотреть на нее.
— Я знаю, что так, наверное, нельзя… и отец с ума сошел от злости, и ты теперь, наверное, знать меня не захочешь, только ничего сделать не могу. Я как тону в нем, Пич. Срываюсь и падаю, падаю, как только в глаза посмотрю. А когда он трогает…целует, понимаю, что отдам все, что попросит, сделаю все, что скажет. Знаю, что просто оторваться не могу, — последние слова девушка прошептала едва слышно и поникла, ожидая приговора Пич.
— А я уж думала, ты мне никогда не решишься рассказать. Прямо даже обидеться хотела, — в голосе Пич не было и намека на злость или обиду. — А то вся база уже гудит о вас, а мне ты ни пол-словечка.
Эмма вскинула голову, пораженно глядя на Пич.
— Ты не сердишься?
— С какого перепугу? — фыркнула Пич. — Не, ну, может, еще совсем недавно я бы и захотела треснуть тебя разок, так, для профилактики. Но я тебе говорила раньше и, если хочешь, повторю. Да, мне нравился Сейм, можно даже сказать, что я была влюблена в него. Но поняла давным-давно, что никем, кроме друга и боевого товарища, я ему никогда не стану. Так что я излечилась от этой болячки, так, маленький шрамик остался. К тому же с появлением майора этого, Сейм совсем померк в этом смысле в моих глазах. Так что перестань париться. Я только рада, что у вас с лейтенантом все так хорошо складывается. Это и он давно заслуживает, и тебе нужен именно такой мужик. Я сегодня утром в тренажерке, когда увидела, как он смотрит на тебя и прикасается к лицу, аж чуть не прослезилась от восторга. Вы рядом друг с другом — это нечто совершенно потрясное, Джимми. Не упусти это.
— Нет! — затрясла головой Эмма, ощущая, как боль связывается тугим узлом под сердцем. — Нам нельзя!
— Да что нельзя-то? — возмутилась Пич.
— Ничего нельзя. Мой отец уверен, что Сейм просто хочет досадить ему через меня.
— И ты веришь в подобную хрень? — губы Пич презрительно искривились.
— Не знаю. Не хочу верить. Не хочу, но…
— Так и не верь, — решительно перебила Эмму подруга. — Сейм жесткий мужик, вояка, но он не подлый мудак, как некоторые. Он никогда бы такого не сделал сам и никому бы не позволил. Ни с тобой, ни с кем другим, Джимми. Так что я, конечно, понимаю твое уважение к родителю, но в этом вопросе он не прав, и, собственно, не его это дело. Ты совершеннолетняя.
Эмма снова стиснула руки, и на глаза навернулись слезы.
— Отца я знаю всю жизнь, а Сейма всего ничего, — упрямо пробормотала он, борясь с тем, что все в ней хочет принять каждое слово Пич.
— Не глупи, Джимми. Время в таких вещах — это ничто, особенно при такой жизни, как у нас. За одно мгновение можно узнать о человеке даже больше, чем, если бы жила рядом годы.
— Все равно. Ты же не можешь знать наверняка, что в сердце у Сейма, и как он на самом деле ко мне относится.
— А вот и могу, — упрямо сложила руки на груди Пич, но Эмма покачала головой.
— Меня влечет к Сейму так сильно, что и слов не могу подобрать. Но все равно ничего не выйдет. И отец не единственная причина. Не могу сказать о других. Это отвратительно и стыдно. К тому же не хочу говорить об этом здесь.
Пич подошла к Эмме и присела напротив, схватив ее за лодыжки и заглядывая в опущенное лицо.
— Знаешь, мне так кажется, что если до хрена всяких долбаных причин «против», то нужно найти одну единственную огроменную причину «за» и послать в долгий путь последствия.
Эмма засмеялась сквозь слезы, снова качая головой, но чувствуя, как болезненный узел внутри ослабляет хватку, сжимающую нутро и мешающую нормально дышать.
— Если это так, то почему же сама так не поступишь? — грустно улыбаясь, спросила она.
— Резонный вопрос, — Пич опустила глаза, прерывая их откровенный контакт, и поднялась. — Может, и поступлю. Где наша не пропадала! Живем-то один раз, мелкая!
— То, что я чувствую к Сейму, оно такое… не передать словами, настолько большое и захватывает меня без остатка. Я боюсь, — честно призналась Эмма.
— На то они и настоящие чувства, Джимми, чтобы пугать и пробирать нас до самого дна. Вот, посмотри на меня. Я-то вообще на грани истерики.
— Только не ты, Пич, — засмеялась Эмма.
— Я! Еще как я.
Пич передернула плечами, будто отряхиваясь, и стала одевать ботинки.
— Предлагаю на время закрыть тему и пойти подкрепиться. Ты не обедала, а если пропустим еще и ужин, до утра в нашей богадельне пожрать будет нечего.
Желудок громко одобрил предложение Пич, и Эмма выбралась из постели.
За их столом уже восседали близнецы. Увидев их с Пич, они замахали им руками, будто сто лет не виделись.
— Вот уж кто никогда возможность пожрать не пропустит, — ухмыльнулась Пич, когда они с Эммой подошли со своими подносами.
— Ты так говоришь, будто мы такие примитивные, что только и думаем, как о жратве, — сделал почти обиженную физиономию Сидда.