Якорь зависит от своего Ключа. Если вас разделить, она будет страдать, конечно, и проведет жизнь в вынужденном одиночестве, но будет жить. А вот если тебя оторвать от нее, ты очень скоро сдохнешь. Как только ваша связь сформируется, — женщина глянула на изящные часы на запястье. — Где-то часов через 10–12, ты не сможешь существовать вдали от нее слишком долго. Так что ты теперь навечно привязан к ее милой заднице, красавчик.
И Беллами сделала еще шаг, приближаясь.
— Стой, где стоишь! — угрожающе прошипела Эмма.
— Или что? — блондинка глянула девушке прямо в лицо и вдруг через совершенные черты проступило нечто… нечто ужасное.
Эмма отвлеклась на долю секунды, содрогнувшись от отвращения, и тут же получила сокрушительный удар наотмашь, отбросивший ее к стене. В голове помутилось, рот наполнился соленой кровью, а тело стало ватным. Как сквозь пелену Эмма увидела, как блондинистая стерва подошла к Сейму и склонилась над ним, а потом толкнула его ногой в грудь с легкостью опрокидывая на спину.
— И еще кое-что я забыла тебе сказать, красавчик. Все то время, пока будет формироваться связь, ты будешь слабее младенца. Абсолютно беспомощен и лишен любых сил и энергии. Ты ведь думал, что ты такой умный и удачливый, и у тебя в руках все козыри? А мне просто нужно было дождаться нужного момента.
Женщина наклонилась и схватила Сейма за ногу и как безвольную, ничего не весящую куклу потащила к двери, даже не замечая его попыток вырваться. Он на самом деле выглядел так, словно был слаб даже для простых движений.
— Эй, Ключик мой, ты ведь меня слышишь? Так вот, у тебя есть двое-трое суток, чтобы найти меня и свой Якорь. После установления связи он будет очень нуждаться в тебе и долго не протянет. Так что если не хочешь остаток жизни провести в одиночестве и сожалениях, то найдешь нас и абсолютно добровольно сделаешь все, что я хочу. Ты меня поняла?
Эмма, превозмогая боль и головокружение, поднялась и попробовала снова напасть на женщину. Но получила такой стремительный удар, которого даже не смогла увидеть, не то, что отразить. А затем стало темно.
ГЛАВА 25
Сознание полностью не покидало Сейма, но от этого было только хуже. Потому что все, что он сейчас мог — это фиксировать происходящее вокруг, и то, не будучи уверенным, что воспринимает достоверно с учетом все усиливающихся приливов боли, непрестанно атакующих все его существо. Сейм не был новичком в мире физических страданий: жестокие драки не только за место в иерархии, но и за саму жизнь с самого детства; обучение всевозможным боевым искусствами, где их и не думали щадить инструкторы, безжалостно «отбивая» сами и вынуждая вести друг с другом поединки в полную силу; наказания за любой проступок или тень неповиновения во взгляде… Медленно, но неуклонно он учился тогда воспринимать боль как фон, белый шум, который не должен помешать выжить любой ценой. Потом настоящие задания и многочисленные ранения поначалу, пока он не оброс реальным опытом, который уже позволял избегать многого, ощущая грядущую опасность для себя и своих людей каждым сантиметром кожи. С опытом же пришло и умение отстраняться полностью от физической боли, буквально отключать ее по собственному желанию и фокусироваться на поставленной задаче до полного выполнения. И Сейм в этом был лучшим. Это никогда не было поводом для него возгордиться и посчитать себя чем-то круче других. Он просто это умел и все. Но выходит, умел только до этого момента. Потому что сейчас ни один из механизмов защиты сознания, которыми он овладел до этого, не срабатывал. Боль врезалась в него, как товарняк на полном ходу в момент полной расслабленности, грубо и без предупреждения сдернув из состояния чистейшего экстаза в жуткую агонию. Она терзала его, не подчинялась обычным законам постепенного привыкания и притупления, стабильно работавшим ранее. Нет, она, наоборот, шла по нарастающей, высасывая все силы, так нужные для сопротивления, не только из обратившихся в бесполезные тряпки мускулов, но и иссушая сознание. Эта мука скальпелем вскрывала его наживую, медленно кромсая каждый орган и обращая нутро в средоточие кипящей кислоты. Она, будто не спеша, расчетливо и тщательно дробила его кости, и их осколки рвали и резали его плоть. Но хуже всего были истязания его разума. Его мозг словно прижигали часть за частью, оставляя причудливые клейма, с коротенькими передышками, чтобы каждая новая волна страданий не наложилась на предыдущую и ощущалась самостоятельным, качественно новым изуверством. Так что всех его сил только и хватало на то, чтобы дышать и не орать истошно, обратившись в ничего не соображающее, истязаемое, непонятно за что, животное. Но хуже было именно унизительное бессилие, отчаянное осознание, что он оказался бесполезным, слабым, немощным в глазах Эммы. Он, поклявшийся защитить ее, не смог отбиться даже сам. Не справился, облажался, потерпел оглушительное поражение в присутствии единственно важного существа на свете. И это жгло, рвало на куски невыносимее всего остального. Но этого не было достаточно, чтобы сломить Сеймаса. Как бы ни изменилось после такого позора отношение к нему Эммы, он уже отдал себя ей навечно и отступать от своих клятв не собирался. Он вернется к ней, как только сможет владеть собой или когда хоть немного победит эту всеобъемлющую слабость предавшего тела. То, насколько близко теперь будет подпускать его к себе Эмма после наглядной демонстрации его несостоятельности как защитника, не имеет значения. Потому что он по-прежнему готов положить свою жизнь на то, чтобы не дать ничему плохому ее коснуться. Нужно просто найти силы. Нужно, отчаянно нужно. Лишь крошечный участок мозга Сейма удалось относительно отгородить от тотальной пытки и дичайшим усилием заставить работать в режиме хотя бы сухой регистрации событий. Ему нужно все — каждый звук и запах, чтобы оценить реальную обстановку и к моменту, когда он все же сумеет совладать со слабостью, быть готовым действовать без малейшего промедления.
Сеймас бесстрастно отметил, как Беллами, словно сломанную куклу, протащила его по острому гравию подъездной дорожки и, открыв багажник огромного внедорожника, зашвырнула его внутрь, как грязную ветошь, приложив головой о фаркоп.
— Упс! Вот это было не специально, красавчик, — глумливо ухмыльнулась демонесса. — Но не думаю, что ты сейчас это даже заметил.
Первобытное упорство заставило Сейма сделать очередную попытку подняться, но стерва сильно толкнула его в грудь, опрокидывая на спину, как жалкого неуклюжего жука, и осталось лишь заскрипеть зубами от очередной нахлынувшей волны мучений. Зрение было размытым и нечетким, но именно через призму страданий мерзкая личина демонской сущности виделась как никогда отчетливо, полностью перекрывая ангельские человеческие черты Беллами. Эта женщина была чудовищем, целиком и полностью, и даже не по факту своего биологического происхождения, каким частично был и сам Сеймас. Нет, сейчас мужчина с потусторонней ясностью осознал, что Беллами — сгусток тьмы, без единого светлого пятна именно по своему выбору, а не в силу обстоятельств. И эта тьма желает заполучить сияющий свет его Эммы. Захватить, подчинить, утопить в себе, используя его как рычаг. Ярость пронзила его, и Сейм впервые откровенно воззвал к своему монстру, но все, что получил в ответ — это созвучие его собственной боли, помноженное на чудовищную силу. Значит, его демоническая половина проходила сейчас те же испытания, что и он сам, и была столь же жалкой и беспомощной. Хрипя жуткие ругательства, Сеймас сделал новую попытку встать. Он просто должен смочь. Но снова был, без труда, опрокинут Беллами.
— Да расслабься, Ромео! Потерпи, ближайшие часы будет только хуже! — насмешливо «успокоила» она мужчину. Но заметив его непрекращающиеся усилия снова подняться, зарычала: — Да ты посмотри, какой он неумный! Ему сейчас полагается только корчиться и визжать, как свинья от боли, а он все скребется! Силен ты, красавчик. Эх, жаль, что ты тогда отказался поразвлечься. Теперь-то от тебя в этом смысле никакого толку.
Демонесса прошлась бесстыдным взглядом по его обнаженному корчащемуся телу, заставляя ощутить себя бессильным куском плоти и добавляя этим Сейму еще больше страданий и унижения. Зарычав, он попытался рвануться, чтобы удавить дрянь, но получилось лишь вялое движение, как при замедленной съемке, от которого Беллами без труда уклонилась. Тело было словно чужим, и только боль вся до капли сейчас его.
— Ой, достал! — рыкнула демонесса и одним движением перевернула Сейма лицом вниз, заламывая слабые, как у ребенка, руки и сковывая их за спиной. Вторая пара оков через секунду щелкнула на его лодыжках, а затем она потянула, почти переламывая ему спину, заставляя выгнуться, чтобы соединить их между собой.
— Прелесть, — Беллами до хруста запрокинула голову мужчине, вынуждая смотреть себе в лицо. — Ты сейчас такой миленький, прямо как бедный жертвенный барашек.
И она провела острым ногтем с идеальным маникюром по горлу Сейма, прорезая кожу, а затем с силой оттолкнула, так что он чувствительно приложился виском.
— Я тебя убью, — выдавил Сейм сквозь резкие болезненные выдохи, не просто угрожая, а принося этим клятву самому себе.
— Это вряд ли, красавчик. Ты не просто не убьешь меня, а еще будешь служить и беречь, как великую ценность. Поверь, я позабочусь, чтобы так и было.
Дверь багажника хлопнула, отрезая Сейма от звуков снаружи и окончательно превращая его из человека в просто дышащий груз. Беллами, быстро запрыгнув в салон, издала ликующий возглас «Вперед, в будущее!» и, врубив на полную музыку, сорвалась с места с такой скоростью, что Сейма вдавило в металл за его спиной.
А интенсивность физических мучений росла по мере того, как они удалялись от его Эммы. Так, будто и до этого все не было достаточно хреново, из него теперь словно тянули жилы, изощренно жестоко отмеряя растущее между ними расстояние. Лежать в бездействии Сеймас не мог и поэтому стал изворачиваться, крутиться, как причудливая гусеница, стараясь приподняться и добраться до небольшого окошка багажника. Каждый раз, когда джип подпрыгивал на кочках, он опять сползал и скрипел зубами, бесясь на дополнительную режущую боль в запястьях и вывернутых плечах. В другое время он бы с легкостью порвал эти оковы и разворотил чертов внедорожник прямо на ходу, как консервную банку. Но сейчас все, что он мог, это просто извиваться как ничтожный червь, пытаясь добраться до окна, чтобы хоть иметь ориентиры, куда они двигаются. Совершенно очевидно, демонесса прекрасно была осведомлена о том, на что он будет способен в ближайшее время, иначе не полагалась бы столь легкомысленно на хлипкие железки. И это не было хорошей новостью, ибо четко сигнализировало, что возвращения его сил в ближайшее время не намечалось. На секунду Сейма даже пронзил ужас, что они не вернутся вообще никогда, и он так и останется никчемным и бесполезным для своей девочки. Пот лил ручьем, делая голый металл под ним еще и скользким и еще больше усложняя задачу. Но все же ему удалось добраться до запыленного стекла, но лишь для того, чтобы увидеть, что они едут посреди залитой лунным светом пустыни, и единственными приметными вехами тут были камни и гигантские кактусы. Машину