ожделения монстра. Но это не пугало и не отталкивало Эмму, а совершенно непостижимым образом открывало ей иную собственную сторону. Ту, что ликует, бесстыдно впитывая в себя каждый нюанс чувственного голода своего мужчины. Что купается в огне его похоти, торжествуя от его свирепости, и желает разжечь еще сильнее. Не зная пока даже, как и для чего, но точно смертельно нуждаясь в этом. В еще большей, полной дикости, в абсолютном уничтожении его контроля. Желает повергнуть обоих в абсолютный хаос безумного взаимного обладания.
Эмма сама шагнула ближе к содрогающемуся от возбуждения Сейму, так что ее съежившиеся соски коснулись грубой ткани его странного одеяния. Мужчина опустил голову, глядя на грудь Эммы, и глухо рыкнул, схватившись за вырез на горле и с треском уничтожая последнюю преграду между ними. Эмма с сожалением проследила пальцами засохшие потеки крови от уже зажившего прокола на горле вниз по его груди. Даже от этого легкого прикосновения огромное тело задрожало, и Сейм сжал кулаки и застонал, наклоняясь к самому ее лицу. В мрачных безднах его глаз, сейчас глаз монстра, бушевал убийственной силы ураган, но на самой поверхности в них светилась отчаянная мольба. Монстр, даже находясь во власти всей своей потусторонней дикости, ждал ее позволения. Умирал от нужды в ней, но смиренно ждал. Эмма ничего не могла сделать со слезами, снова хлынувшими по лицу. Она взяла Сейма за руку и заставила войти с ней в озеро. Уровень воды едва доходил Сейму до груди, и она, возможно, и была холодной, но только сказать этого девушка не могла бы. Этого она просто не заметила. Дно озера было сплошь покрыто низкими светящимися водорослями, и от этого их тела окружило мягкое сияние. Так, словно они вошли в полупрозрачное жидкое золото. Эмма не стала останавливаться, медлить и продлевать их взаимные мучения. Они просто развернулась спиной к Сейму, готовясь к боли, как в прошлый раз, которая на самом деле не имела в их ситуации никакого значения. Она бы терпела сколько угодно, пусть бы она вовсе разорвала ее тело, лишь избавить Сеймаса от страданий. Он их не заслужил. Зажмурив глаза, девушка опустила руку, проскальзывая между их телами, и вздрогнула, впервые коснувшись мощной пульсирующей плоти своего мужчины, намереваясь просто направить в себя. Но Сеймас, поняв, что она хочет сделать, издал гневный вопль, который заметался, сто раз отражаясь от сводов пещеры. Он как невесомую тростинку развернул ее к себе, поднимая золотистые волны вокруг них. Теперь в глазах мужчины и монстра была глубокая обида, будто она нечаянно ранила и уязвила его. И Эмма поняла, что он не хочет ее жертвы, она не нужна ему. Монстр не хотел быть тем, кому дают подачку, едва вынося, даже если она основа его выживания. Он хотел быть таким же любимым, как и его вторая человеческая половина. Пусть его желания были неистовыми и почти грубыми, но он жаждал, чтобы и она этого хотела так же сильно. И искал это сейчас в ее глазах.
— Прости меня! — прошептала Эмма, обнимая своего мужчину за шею, а он резко мотнул головой, отказываясь даже слышать ее извинения. И девушка поняла — не потому что не прощал, а потому что не принимал ее вины ни в чем. Монстру не нужно было говорить с ней, она читала это в нем без малейших усилий. Она была для него совершенна, непогрешима, абсолютно идеальна. И от этого исключительного восхищения в родных глазах весь груз, давивший на плечи Эммы, свалился, рассыпаясь в пыль и растворяясь в мерцающей воде озера. Она уже без всяких сомнений и оглядок на будущее и прошлое поцеловала Сейма, отсекая от них всю бесконечность возможных миров и последствий. Всей вселенной не существовало. Она только собиралась зародиться прямо сейчас из той огромной энергии, что с космической скоростью росла между ними. Сеймас ответил ей со всей первородной дикостью, что только была и в монстре, и в человеке. Эмма оттолкнулась от дна, обвивая Сейма ногами и без единой мысли о страхе прижимаясь своим естеством к его члену, и мужчина дернулся, со стоном запрокидывая голову, разрывая контакт их губ. Его ладони жестко, практически до боли стиснули ее ягодицы, вынуждая прижиматься теснее, и она с готовностью сделала больше. Терлась, скользя по его стволу, истязая обоих предвкушением. Эмма словно обезумела: без остановки целовала его горло и колючий подбородок, гладила лицо, плечи, грудь, ненасытно исследуя каждую сводящую ее с ума линию любимого тела. Ей было плевать, насколько торопливыми и жадными виделись ее ласки, до какой степени были бесстыдными движения ее жаждущего тела, потому как она и так умирала от нетерпения получить своего мужчину целиком. Она была открыта и готова для него прямо сейчас, в эту секунду и отныне всегда. И не имело значения, кто перед ней — ее Норман или его озверевший от похоти монстр — она принимала и любила обоих. И готова была сполна впитать все, что могла получить от обоих сущностей, потому как все равно это был ее мужчина — единственный, любимый. И она будет поглощать все — его нежность, вожделение, ярость, любовь, как иссушенная земля воду. Никогда больше не станет сомневаться и отказываться от него и умрет за право быть с ним, а не будет искать возможность разорвать их судьбы.
— Сейчас… сейчас… — прошептала Эмма, уже умоляя о большем.
Она больше не могла терпеть, сгорала в пламени не менее жестоком, чем сам монстр. Лишь секунду Сейм помедлил, вглядываясь в ее лицо. И найдя там все, чего желал так сильно, вторгся в тело девушки медленно, но без единой остановки. Эмма открыла рот, хватая исчезнувший воздух от ощущения его предельного присутствия вокруг нее и в ней. В какой-то момент она словно балансировала на тонкой грани между идеальностью и чрезмерностью, не в силах даже дышать. Но едва Сейм, зарычав, отступил и сделал первое мощное движение, ее сознание лишилось и этой шаткой опоры и сорвалось в бесконечное падение. Ей невыносимо хотелось закрыть глаза и просто обратиться в сгусток впитывающей наслаждение плоти, но она не желала разрывать их контакта. Хотела видеть все сама и показать Сейму, что происходит между ними. И поэтому держалась, не отпуская его взгляда, позволяя видеть, как он приближает ее к оргазму каждым мощным, почти безжалостным толчком, и утягивала его за собой в безумный экстаз. И лишь когда ее разум взорвался и тело выгнулось, содрогаясь, зрение отказало. Весь мир стал темнотой, и все, что осталось — это последние свирепые движения Сейма и его глухой прерывистый рёв, волнами прокатившийся по ее сознанию и сделавший их общий финал совершенным.
ГЛАВА 36.
Стоило Сейму и Джимми скрыться из виду, незнакомка смазанной тенью метнулась к лежащей на земле женщине. Шепотом причитая, она осторожно приподняла ей голову, освобождая от ткани лицо и шею и аккуратно обследуя их, а потом и все тело сквозь одежду.
— Думаю, будет удобнее, если мы всех раненых перенесем в тень и там осмотрим, — сказал Кирос, приближаясь с намерением поднять раненную с земли.
— Отойди-и-и! — вскинулась пришелица, прикрывая собой лицо пострадавшей. — Ты не сме-е-е-шшшшь смотреть в ее лицо!
— Да прямо очень мне и хотелось! — фыркнул Кирос, при этом и не думая остановиться. — Мне, знаешь ли, вообще плевать, как выглядит женщина, которую я не собираюсь поиметь! Могу ее даже с закрытыми глазами нести. Но только если я вместе с ней упаду, будет виновата твоя чрезмерная скромность!
— При чем тут скромность, глупый полукровка! — огрызнулась незнакомка, так и продолжая нависать над второй женщиной и угрожая всей позой и взглядом. — Законы нашей общины запрещают жрицам после инициации являть свое лицо любому постороннему! Это страшный грех, за который она будет моментально лишена благосклонности Узмери! Сияющая богиня ревнива и не терпит чужих взглядов на том, что принадлежит ей!
— Ну надо же, как все у вас сложно. А ты тоже жрица? — с любопытством спросил мужчина, ловя себя на том, что, несмотря на явную агрессию в прозрачных глазах напротив, чувствует сильную симпатию к столь отважно защищающей своего маленько женщине. Это было то, что он понимал и уважал.
— Нет, — ответила она глухим голосом. — Меня пока не сочли достойной.
— Пока или вообще? — хмыкнул блондин и тут же отругал себя за смятение и краткую боль, что ощутил в ответе.
— А вот это тебя никак не касается! — огрызнулась девушка, гневно сверкнув глазами.
— Ну и ладно! Так тебе помочь или как? — уточнил он.
— Своим помоги! — нарочито небрежный взмах тонкой кисти явно отсылал его куда подальше, но Кир не спешил уйти, с любопытством продолжая смотреть на обеих иномирянок.
— Так, вроде, некому помогать, — пожав плечами, ответил он.
Действительно: и близнецы, и Эйден пришли в себя.
— Обстановка? — первым делом крикнул Брант.
— Временно можете расслабиться, — ответил ему Кирос.
Братья, учитывая произошедшее, почти бодро поднялись на ноги, покряхтывая и озираясь, при этом быстро успев проверить друг друга привычными несуетливыми движениями на повреждения.
Эйден же еще сидел на земле и утирал кровь с лица краем форменной футболки. Он, будучи человеком, не обладал такой же степенью прочности и регенерацией, что остальные, и, может и был подготовленным и опытным воякой, пострадал явно сильнее остальных, хоть и не желал показывать виду.
— Да что ты делаешь вообще! — рыкнула на него Пич. — С ума сошел? Хочешь инфекцию занести?
Похоже, вместе со зрением к ней возвращалось и желание командовать. Она, щурясь и прихрамывая, дошла до одного из заплечных мешков и стала рыться в нем, хотя ей было неудобно из-за плохо двигающейся правой руки. Добыв в глубинах рюкзака, наконец, аптечку, она доковыляла обратно, встала на колени перед майором и принялась вытирать кровь антисептическими салфетками, заклеивая мгновенно закрывающим раны слоем искусственной кожи. Мужчина же смотрел на нее не отрываясь, хоть и выглядел еще дезориентированным.
— Если бы я был твоим приятелем Киросом, то сказал, что безумно раз видеть тебя на коленях передо мной, — пробормотал он, неожиданно улыбаясь чуть опьяненно.