Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 — страница 3 из 4

1918, 17 сентября — назначается председателем Военно-революционного совета Южного фронта.

1918, 8 октября — назначается членом Реввоенсовета Республики.

1918, 28 октября — избирается членом ЦК КП(б) Украины.

1918, 9 ноября — избирается членом ВЦИК Советов РСФСР.

1918, 13 ноября — избирается членом Президиума ВЦИК Советов РСФСР.

1918, 30 ноября — назначается заместителем председателя Совета рабочей и крестьянской обороны (СРКО).

1919, 1–31 января — работа в партийно-следственной комиссии ЦК партии и СРКО на Восточном фронте совместно с Ф.Э. Дзержинским для выяснения причин сдачи Перми и принятия мер.

1919, 25 марта — 1952, 14 октября — избирается членом Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б).

1919, 30 марта — 1920, 7 февраля — народный комиссар государственного контроля РСФСР.

1919, март — член делегации РКП(б) на I съезде Коммунистического Интернационала (Коминтерна) в Москве.

1919, 19 мая — 3 июля — назначается чрезвычайным уполномоченным СРКО на Петроградском фронте.

1919, 5 июля — назначается членом Реввоенсовета Западного фронта.

1919, 27 сентября — назначается членом Реввоенсовета Южного фронта.

1919, 27 ноября — награждается орденом Красного Знамени.

1920, 10 января — 1 сентября — член Реввоенсовета Юго-Западного (ранее — Южного) фронта.

1920, 20 января — назначается председателем Украинского совета трудовой армии.

1920, 24 февраля — 1922, 25 апреля — народный комиссар Рабоче-крестьянской инспекции.

1920, 26 июля — назначается членом Революционного военного совета (РВС) Юго-Западного фронта.

1922, 3 апреля — 1934, 10 февраля — генеральный секретарь ЦК РКП(б).

1923, 24 февраля — избирается председателем комиссии для руководства разработкой проекта конституции СССР.

1923–1938 — член ЦИК СССР.

1924, 8 июля — 1943 — член Исполкома и член Президиума Исполкома Коминтерна.

1930, 13 февраля — награждается орденом Красного Знамени.

1934, 10 февраля — 1952, 14 октября — секретарь ЦК ВКП(б).

1938–1953, 5 марта — депутат Верховного Совета СССР 1–3-го созывов.

1939, 20 декабря — награждается медалью «Серп и Молот» Героя Социалистического Труда и орденом Ленина

1941, 6 мая — 1946, 15 марта — председатель Совета народных комиссаров СССР.

1941, 30 июня — 1945, 4 сентября — председатель Государственного комитета обороны СССР.

1941, 10 июля — 1945, 3 августа — председатель Ставки Верховного главнокомандования.

1941, 19 июля — 1946, 25 февраля — народный комиссар обороны СССР.

1941, 7 августа — 1947 — Верховный главнокомандующий Вооруженными силами СССР.

1941, 29 сентября — 1 октября — принимает участие в работе 1-й Московской конференции руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании.

1942, 12–17 августа — принимает участие в работе 2-й Московской конференции руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании, встречается с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем.

1943, 6 марта — присвоение военного звания Маршал Советского Союза.

1943, 6 ноября — награждается орденом Суворова I степени.

1943, 28 ноября — 1 декабря — принимает участие в работе Тегеранской конференции руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании.

1944, 20 июля — награждается медалью «За оборону Москвы».

1944, 29 июля — награждается орденом «Победа».

1944, 9–19 октября — принимает участие в работе 4-й Московской конференции руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании, встречается с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем.

1944, 3 ноября — награждается орденом Красного Знамени.

1945, 4–12 февраля — принимает участие в работе Крымской (Ялтинской) конференции руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании.

1945, май — награждается медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

1945, 26 июня — награждается медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, орденом Ленина и орденом «Победа».

1945, 27 июня — присвоение высшего воинского звания — Генералиссимус Советского Союза.

1945, 17 июля — 2 августа — принимает участие в работе Берлинской (Потсдамской) конференции руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании.

1945, 30 сентября — награждается медалью «За победу над Японией».

1946, 10 февраля — избирается депутатом Верховного Совета СССР от Сталинского избирательного округа г. Москвы.

1946, 25 февраля — 15 марта — народный комиссар Вооруженных сил СССР.

1946, 25 февраля — назначается Верховным главнокомандующим Вооруженными силами СССР.

1946, 15 марта — 1947, 3 марта — министр Вооруженных сил СССР.

1946, 15 марта — 1953, 5 марта — председатель Совета министров СССР.

1949, 20 декабря — награждается орденом Ленина.

1952, 16 октября — 1953, 5 марта — член Президиума, член Бюро Президиума ЦК КПСС.

1953, 5 марта — кончина И.В. Сталина.

Часть 1«Мы можем построить социализм…»1917–1928

Глава 1От умеренного большевизма к радикализму. 1917–1922

На пути к Октябрю

В ночь со второго на третье марта 1917 г. (по старому стилю) Николай Александрович Романов подведет итоги прошедшего дня: «Кругом измена и трусость, и обман!» — кардинально изменившего его личную судьбу, судьбу его семьи, страны и, пожалуй, всего мира.

Так завершит запись в своем дневнике человек, еще утром того же дня являвшийся императором и самодержцем всероссийским, а в три часа пять минут пополудни подписавший манифест о своем отречении от престола. Отречение будет подписано в пользу младшего брата Михаила. Великий князь Михаил Александрович, однако, не примет на себя императорских обязанностей и, в свою очередь, уже на следующий день фактически отречется от престола, на который не захочет вступить. Власть окажется «распределенной» между Временным комитетом Государственной думы, Советом министров, Ставкой Верховного главнокомандования и Петроградским советом рабочих депутатов. Так завершится череда событий, начавшаяся 23 февраля (8 марта) малозначительными волнениями в Петрограде, переросшими в полномасштабное гражданское противостояние, которое очень скоро получит звучное название — Февральская революция. В ее ходе одновременно — 27 февраля (12 марта) — создаются Временный комитет Государственной думы и Временный исполком Петроградского совета рабочих (позднее также и солдатских) депутатов. 2(15) марта по соглашению между Временным комитетом Государственной думы и Исполнительным комитетом Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов формируется Временное правительство.

Император Николай II (Романов)

1917

[ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2154. Л. 82]

Временным оно будет названо, как известно, потому, что свои полномочия планировало передать Учредительному собранию, призванному, по общему мнению, учредить новое государственное устройство России. Возглавит первый состав Временного правительства князь Г.Е. Львов, который займет одновременно посты министра-председателя и министра внутренних дел.

В годы Первой мировой войны он являлся председателем влиятельного общественного органа — Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам, а после его объединения с Всероссийским союзом городов Львов стал председателем объединенного Земгора (Главного комитета Всероссийских земского и городского союзов помощи больным и раненым воинам). Во Временное правительство войдет и будущий премьер А.Ф. Керенский, 27 февраля (12 марта) ставший одновременно членом Временного комитета Государственной думы и товарищем (т. е. заместителем) председателя Исполкома Петроградского совета.

Временный комитет Государственной думы

1917

[Из открытых источников]

Временное правительство

2(15) марта — 7(20) июля 1917

[Из открытых источников]

Акт отречения от престола императора Николая II

2(15) марта 1917

Подпись, дата и время — автограф императора Николая II, заверительная надпись — автограф министра императорского двора графа В.Б. Фредерикса

[ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 5]

Георгий Евгеньевич Львов

1905

[Из открытых источников]

Россия вступила в период, о характере и направленности которого участники событий конца февраля — начала марта и помыслить тогда не могли. Своей кульминации события достигнут в конце октября по старому стилю или в начале ноября по новому. Они вошли в отечественное общественное сознание сначала как Октябрьский переворот, затем были пафосно переименованы в Великую Октябрьскую социалистическую революцию и под этим названием просуществовали вплоть до гибели Советского Союза — государства, созданного в огне Гражданской войны, вспыхнувшей на территории бывшей Российской империи в результате этих событий. Современная российская историография в стремлении найти элементы, связующие воедино события Февраля и Октября, еще недавно существовавших в общественном сознании раздельно, предложила концепцию Великой российской революции[1]. События февраля — марта и октября — ноября, однако, настолько разнонаправленны, что с трудом компонуются в рамках внутренне непротиворечивой концепции, вызывая у многих когнитивный диссонанс. Отношение наших современников к событиям того времени и их результатам все еще раскалывает общественное сознание, как и столетие тому назад.

Александр Федорович Керенский

1917

[Из открытых источников]

Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили)

1917

[Из открытых источников]

Лев Борисович Каменев

1923

[РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 1. Д. 8. Л. 19]

Всего за восемь месяцев изменится политический ландшафт, расклад общественных сил, с политической арены сойдут деятели, без которых еще вчера невозможно было представить общественную жизнь, а их место займут люди, казалось, совершенно не предназначенные для этой роли. Тектонические сдвиги общественного развития вынесут на авансцену персон, которым будет суждено сыграть столь заметную роль, что к их личностям до сих пор приковано пристальное внимание исследователей и читающей публики. К числу таких деятелей принадлежит главный герой этого очерка, роль которого в событиях 1917 г. в массовом сознании все еще часто описывается противоположными интерпретациями. Первая: И.В. Сталин и В.И. Ленин — вожди Октябрьской революции; вторая: Сталин — человек, «проспавший революцию». Обе они не имеют отношения к исторической реальности.

Один из многих малозаметных деятелей социал-демократического движения, Иосиф Джугашвили возвращается в Петербург из сибирской ссылки в начале марта 1917 г. Возвращение становится возможным благодаря общей политической амнистии, объявленной указом Временного правительства 6(19) марта 1917 г. «во исполнение властных требований народной совести, во имя исторической справедливости и в ознаменование окончательного торжества нового порядка, основанного на праве и свободе»[2]. Из ссылки в Петроград он вернется вместе с видным большевистским деятелем Л.Б. Каменевым, отбывавшим ссылку в Ачинске.

С ним его свяжут деловые и, вероятно, личные товарищеские отношения. Уже через несколько лет они схлестнутся в непримиримой борьбе партийных группировок. А в 1936 г. Каменев будет расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда той страны «победившего социализма», которую с таким энтузиазмом они оба — и Сталин, и Каменев — станут строить после столь успешного военного переворота 25 октября (7 ноября) 1917 г.

Уже 12(25) марта, почти сразу после приезда, Русское бюро ЦК РСДРП (Российская социал-демократическая рабочая партия) приглашает Сталина к работе. Но только с совещательным голосом — «ввиду некоторых личных черт, присущих ему». Сохранившийся протокол заседания не поясняет, что имелось в виду[3].

Очевидно лишь то, что своеобразие личности Сталина стало ясно многим социал-демократам (прежде всего большевикам) задолго до знаменитой характеристики, которую даст ему Ленин в своем так называемом «Завещании». Всего несколько дней понадобится Сталину, чтобы переломить настроения. И уже 15(28) марта он избирается в Президиум Бюро, приобретая право решающего голоса. Он занимает важное, но не определяющее место в большевистском руководстве. Став одним из руководителей Русского бюро Центрального комитета (ЦК), он вместе с Л.Б. Каменевым входит в редколлегию центрального печатного органа партии газеты «Правда», которую они быстро ставят под свой контроль. Издание «Правды» решением Русского бюро возобновилось с 5(18) марта и в тот момент работой редакции руководили А.Г. Шляпников и В.М. Молотов, с которым Сталин был знаком еще с довоенных времен. С этого момента двух последних свяжут десятилетия напряженной совместной работы и сложных, временами очень острых личных взаимоотношений.

Александр Гаврилович Шляпников

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 304. Оп. 1. Д. 13. Л. 2]

Вячеслав Михайлович Молотов

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1599. Л. 5]

Сталин, как и многие другие большевики, придерживается умеренных взглядов, исходивших из закономерности прихода к власти буржуазии на данном этапе революции и отдаленности социалистической перспективы. И он, и Каменев в этот период считают возможным говорить о поддержке Временного правительства. Шляпников позднее будет так вспоминать об этом «перевороте» в большевистских верхах: «День выхода первого номера «преобразованной» «Правды» — 15 марта — был днем оборонческого ликования. Весь Таврический дворец… был преисполнен одной новостью: победой умеренных, благоразумных большевиков над крайними… П[етербургский] комитет, как и вся организация, был застигнут этим переворотом врасплох и по этому случаю глубоко возмущался и винил Бюро ЦК…»[4] В редакционной статье «Правды» от 16(29) марта Сталин продолжит примиренческую линию и призовет всего лишь оказать «давление на Временное правительство с требованием изъявления им согласия немедленно открыть мирные переговоры» о выходе из войны[5].

Статья В.И. Ленина «Письма издалека. Письмо 1. Первый этап первой революции»

7(20) марта 1917

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4461. Л. 1–2]

Владимир Ильич Ленин

1916

[РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 1. Д. 20. Л. 1]

«Умеренность и аккуратность» руководителей «Правды» выразилась и в том, что из четырех ленинских «Писем издалека», обозначивших курс на социалистическую революцию, они опубликовали лишь одно, причем со значительными сокращениями. Каменев и Сталин считают необходимым настаивать на политике условной поддержки Временного правительства до той поры, пока оно «закрепляет шаги революции»[6].

Сталин стал одним из тех лидеров большевиков, кто внес в партийную повестку дня и предложение о необходимости переговоров с меньшевиками об объединении партии. Раскол РСДРП на две противостоящие фракции, как известно, состоялся на II съезде в 1903 г. Радикальных социалистов объединил вокруг своей позиции Ленин. Он настаивал на необходимости создания сплоченной, законспирированной, жестко централизованной партийной организации. Родоначальник российской социал-демократии Г.В. Плеханов и его молодые последователи, которых возглавил Ю.О. Мартов, выступали против строгого централизма и наделения ЦК чрезмерными полномочиями. В 1917 г. расхождения проявятся с особой силой. И, как мы увидим, не по организационному вопросу, а по самому что ни на есть содержательному. Эти разногласия весной-летом 1917 г. приведут в конечном итоге к окончательному размежеванию умеренных меньшевиков и радикальных большевиков и организационному оформлению двух самостоятельных политических партий. Впрочем, ясно это станет только после возвращения в Россию Ленина и оглашения им своих знаменитых Апрельских тезисов.

Георгий Валентинович Плеханов

1905

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 610]

Накануне приезда Ленина в докладе «Об отношении к Временному правительству», сделанном на Всероссийском совещании партийных работников 29 марта (11 апреля) 1917 г., Сталин заявит о несвоевременности постановки вопроса «о захвате власти прямо сейчас же». По его мнению, следовало «ждать, пока Временное правительство исчерпает себя», и «быть готовыми, когда события назреют». На вопрос товарищей из провинции, «не следует ли поставить вопрос о захвате власти сейчас же», Сталин отвечал: «…поставить этот вопрос сейчас — несвоевременно» [7].

Поведение Сталина на этом совещании иначе как своеобразным и не назовешь. Сделав доклад, он огласит резолюцию Бюро ЦК. При этом предварит зачтение резолюции сообщением, что «не совсем согласен с нею» и скорее присоединяется к оглашенной в ходе заседания другой резолюции. Причем это была резолюция не партийного комитета, а одного из провинциальных Советов (Красноярского). Отметим, что принципиальных различий в этих резолюциях не имелось. Помимо отмеченного своеобразия личного поведения Сталина, нельзя не увидеть яркого несоответствия этого поступка той самой модели партии с ее жесткой партийной дисциплиной, которая, согласно советской историографии, последовательно выстраивалась Лениным.

Но вернемся к совещанию 29 марта. Завершая развернувшуюся дискуссию, Сталин скажет: «Нелогично говорить о поддержке Временного правительства, наоборот, уместнее говорить о том, чтобы правительство не мешало нам проводить свою программу»[8]. В тот же день Бюро ЦК и ПК (Петроградского комитета) большевиков решат продолжить обсуждение вопроса об объединении с меньшевиками[9].

Ясно, что ни сам Сталин, ни руководство большевиков в целом, находящееся в Петрограде, не имеют в этот момент определенных представлений о целесообразном политическом курсе. Ясно также и то, что сама большевистская партийная организация представляет собой, скорее, дискуссионный клуб и очень далека от представлений Ленина о «партии нового типа» с ее жесткой организационной структурой, дисциплиной, идеологической и политической определенностью и нацеленностью на завоевание власти. Именно такого типа партию в будущем удастся выстроить именно Сталину.

Несомненно и то, что на позиции будущих последователей Ленина не мог не оказывать влияния тот факт, что именно меньшевики оказались на передовой происходивших в Петрограде событий. Именно они от лица все еще формально единой РСДРП вместе с представителями еще одной радикальной партии — социалистов-революционеров (эсеров) — сформировали Исполком Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, получив огромное влияние в Советах. После так называемого Апрельского правительственного кризиса 5 мая будет сформировано 1-е коалиционное правительство, в состав которого войдут шесть социалистов. Так что «дружба» с умеренными многим большевикам представлялась тогда разумной стратегией.

Внутрипартийный ландшафт кардинально поменяется после возвращения Ленина из эмиграции 3(16) апреля 1917 г. Последовательный сторонник поражения правительства собственной страны в мировой войне, призывавший «превратить войну империалистическую в войну гражданскую», Ленин оказался не в состоянии предсказать возникновение революционной ситуации. За два месяца до Февральской революции, выступая на одном из собраний швейцарской рабочей молодежи с докладом о Российской революции 1905 г., он скажет: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции»[10].

Однако руководствуясь, прежде всего, своим политическим чутьем, а не инструментарием аналитика, он сделает все, чтобы вернуться в Россию и вступить в схватку за власть. При посредничестве своих сторонников он войдет в контакт с представителями германского истеблишмента и вместе с представителями разных политических групп пересечет в «пломбированном вагоне» территорию Германии, находившейся в состоянии войны с Россией, вернется таким образом в страну. Эта поездка очень скоро аукнется и ему, и большевикам. Долгое эхо сотрудничества с германскими властями и сегодня возвращает наблюдателей к одному из главных исторических обвинений в адрес большевиков — сотрудничеству с военным противником собственной страны.

Доклад В.И. Ленина о революции 1905 года, прочитанный на собрании молодежи в Цюрихе

Ранее 9(22) января 1917

Автограф В.И. Ленина

На немецком языке

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4399. Л. 1–1 об.]

Уже на следующий день после приезда в Петроград на одном из собраний большевиков Ленин в своем докладе подверг разгромной критике и политику ограниченной поддержки Временного правительства, проводившуюся «Правдой», и идею объединения с меньшевиками[11]. Сталин и Каменев при обсуждении знаменитых «Апрельских тезисов» Ленина (доклад «О задачах пролетариата в данной революции»), сформулировавших курс на социалистическую революцию, выступили, в общем, против них. При обсуждении одного из вопросов Сталин даже позволил себе сказать: «Схема, но нет фактов, а потому и не удовлетворяет»[12].

Однако вскоре Сталин принимает важнейшее для себя решение и целиком переориентируется на безусловного лидера партии, поддерживает его лозунг превращения «буржуазно-демократической» революции в «пролетарскую социалистическую». В том же апреле (24–29) (7–12 мая) Сталин участвует в работе Седьмой (апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б). На ней он уже поддерживает Ленина публично, делает доклад по национальному вопросу, в котором озвучивает лозунг о «признании наций на самоопределение», что вызовет дискуссию, поскольку далеко не все большевистские руководители разделяли эти представления.

Сталин избирается членом ЦК с третьим результатом благодаря неожиданной для многих рекомендации Ленина: «Тов. Коба… хороший работник во всяких ответственных работах»[13]. Этот момент знаменует начало политического восхождения Сталина. Конференция одобрила тезисы Ленина и положила их в основу нового политического курса. Большевики проводят организационное размежевание с меньшевиками и оформляют себя в самостоятельную партию, добавляя букву «б» в скобках к названию прежде единой РСДРП.

Доклад И.В. Сталина по национальному вопросу

29 апреля (12 мая) 1917

Правка простым карандашом — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 2. Л. 1]

Первоначальный набросок «Апрельских тезисов» («О задачах пролетариата в данной революции»), написанный В.И. Лениным в поезде по пути следования в Петроград

3(16) апреля 1917

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4535. Л. 1–2]

На пространстве 1917 г. в среде социалистов разворачивается полемика о судьбах социализма в России. В рамках этой дискуссии Ленин отверг аргументы политических противников, которые утверждали, что страна не готова к социализму из-за ее экономической отсталости и недостаточного уровня культуры трудящихся масс, заявляли об опасности раскола демократических сил и неизбежности в этом случае Гражданской войны и наступления диктатуры. Основатель российской социал-демократии Г.В. Плеханов в мае 1917 г. в одной из своих статей напишет: «Большевики хотят искусственно ускорить исторический процесс, сделать в России социалистическую революцию в такое время, когда еще нет необходимых для нее условий». В июне он опубликует статью «Логика ошибки», в которой сформулирует свой знаменитый афоризм: «…русская история еще не смолола той муки, из которой будет со временем испечен пшеничный пирог социализма»[14]. Накануне Октябрьского переворота он вновь вернется к этой теме. «Социалистический строй, — скажет Плеханов, — предполагает, по крайней мере, два непременных условия: во-первых, высокую степень развития производительных сил, так называемой техники; во-вторых, весьма высокий уровень сознательности в трудящемся населении страны. Там, где отсутствуют эти два необходимых условия, не может быть и речи об организации социалистического способа производства. Если бы рабочие попытались организовать его при отсутствии указанных условий, то из их попытки не вышло бы ничего хорошего, им удалось бы организовать только голод… Толковать об организации социалистического общества в России — значит, вдаваться в несомненную, и притом крайне вредную, утопию»[15]. Плеханов, впрочем, останется в политической изоляции, его позициям будут противостоять не только большевики, но и многие меньшевики, которых он окрестит «полуленинцами».

В июне Сталин примет участие в работе I съезда Советов рабочих и солдатских депутатов и будет избран членом Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) и членом Бюро Советов от фракции большевиков. Он опубликует ряд статей в большевистских газетах «Правда» и «Солдатская правда». На Всероссийской конференции фронтовых и тыловых военных организаций РСДРП(б) в том же июне он выступит с докладом «О национальном движении и национальных полках».

Участники Июльского восстания на Дворцовой площади

Между 2 и 8 июля 1917

[Из открытых источников]

В июле 1917 г. в стране разразится острейший политический кризис, получивший название «Июльский»[16]. Июльский кризис[17] в значительной степени будет спровоцирован кризисом Временного правительства. Его начальной точкой станет день 2(15) июля, когда три министра, представлявших партию конституционных демократов (кадетов), ушли в отставку в знак протеста против уступок автономистским требованиям самопровозглашенной Центральной рады, принявшей на себя полноту власти на Украине.

В Петрограде начнутся антиправительственные выступления, инициированные 3(16) июля солдатами 1-го пулеметного полка. В этот же день Сталин заявит на заседании ВЦИК и Исполкома Петроградского совета о решении большевиков не принимать участия в вооруженной демонстрации. Однако в ночь на 4(17) июля большевистские Центральный и Петроградский комитеты совместно с военной организацией все-таки примут решение вмешаться в стихийное движение и придать ему «мирный и организованный характер». Мирная демонстрация 4 июля перерастет в вооруженное противостояние с частями, верными Временному правительству.

Угол Невского проспекта и Б. Садовой незадолго до расстрела демонстрации

Петроград 4 июля 1917

[Из открытых источников]

В ходе событий 3–5 (16–18) июля, по разным оценкам, погибнут от 20 до 60 чел., более 600 получат ранения. По общему мнению, главную роль в организации беспорядков сыграют большевики. Правительство введет военное положение в Петрограде, военные части, принявшие участие в демонстрации, будут расформированы, введена смертная казнь на фронте. 9(22) июля Временное правительство своим постановлением создает Особую следственную комиссию для «производства предварительного следствия о вооруженном восстании 3–5 июля»[18]. После июльских событий будут арестованы Л.Д. Троцкий и Л.Б. Каменев, В.И. Ленин и Г.Е. Зиновьев укроются в Финляндии. Сталин остался вне списка большевиков, преследуемых Временным правительством, поскольку его защищал иммунитет члена ВЦИК Советов. При обсуждении 7(20) июля вопроса о явке Ленина на суд он выскажется против явки.

Момент расстрела Июльской демонстрации

Петроград 4 июля 1917

[Из открытых источников]

Лев Давидович Троцкий

1920-е

[Из открытых источников]

Июльский кризис развернется на фоне неудачного июньского наступления на фронте, которое закончится провалом. 16(29) июня войска Юго-Западного фронта перейдут в наступление и в первые дни достигнут определенных тактических успехов. Керенский даже успеет направить в адрес правительства пафосную телеграмму: «Сегодня великое торжество революции, Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление»[19]. Однако наступление практически сразу остановилось, во многом из-за дезорганизации управления, наступившего в результате митинговой активности солдатских комитетов. Контрудар рейхсвера, начавшийся 6(19) июля, завершится полным успехом. Деморализованная солдатская масса, в которую превратилась русская армия, обратилась в беспорядочное отступление. Аналогичные наступления будут предприняты на Северном и Западном фронтах и закончатся таким же провалом. Относительно успешным окажется лишь наступление на Румынском фронте, которое остановится 14(27) июля по приказу Керенского. Он к тому моменту уже возглавит Временное правительство на посту министра-председателя вместо Г.Е. Львова, сохранив при этом за собой пост военного и морского министра. Июньское наступление станет последним наступлением русских войск в Первой мировой войне [20].

Григорий Евсеевич Зиновьев

1919–1920

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 323]

Выступления Сталина этого периода становятся более радикальными. На Второй конференции петроградской организации РСДРП(б), состоявшейся 16(29) июля, он заявит: «Рассчитывать на мирный переход власти в руки рабочего класса путем давления на Советы мы не можем. Как марксисты, мы должны сказать: дело не в учреждениях, а в том, политику какого класса проводит это учреждение. Мы, безусловно, за те Советы, где наше большинство. И такие Советы мы постараемся создать. Передавать же власть Советам, заключающим союз с контрреволюцией, мы не можем», «мирный период развития революции кончился… теперь одним из условий перехода власти является победа над контрреволюцией путем восстания»[21]. Сталин проявил себя в этом эпизоде как последовательный сторонник ленинского принципа революционной целесообразности, а не формальной демократии. Орган народовластия имеет право на существование только в том случае, если выражает не волю большинства, а политические установки и лозунги твоей партии. В августе Ленин снимет с политической повестки дня большевиков лозунг «Вся власть Советам» и вернет его в арсенал средств борьбы большевиков за власть уже в начале осени, когда обозначится тенденция к большевизации Советов.

Важнейшим для позиционирования Сталина в качестве одного из лидеров партии стал VI съезд, прошедший 26 июля — 3 августа (8–16 августа). От умеренности Сталина на этот момент мало что осталось. Сталин вместо Ленина впервые выступил с отчетным докладом ЦК, в котором озвучил ленинские идеи. На этом съезде состоится небольшая дискуссия, из которой вырастут в дальнейшем серьезные теоретические и политические разногласия в большевистской среде. Один из лидеров будущей троцкистской оппозиции Е.А. Преображенский, выступая в ходе обсуждения проекта резолюции, обусловит построение социализма наличием пролетарской революции на Западе. Сталин будет возражать: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму… надо откинуть отжившее представление, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего»[22]. Важным и примечательным это высказывание является в свете того, что через несколько лет именно из этих представлений вырастет сталинская концепция построения социализма в отдельно взятой стране. При голосовании по предложенной им поправке Преображенский потерпит поражение. В резолюцию войдет формулировка о задаче революционных классов в период национального кризиса — захватить государственную власть и направить ее в союзе с революционным пролетариатом передовых стран к миру и социалистическому переустройству общества. Позиция Сталина, отвергшего идею обусловленности социалистического переустройства России победой социализма на Западе, найдет поддержку большинства партии. На это большинство во многом и в дальнейшем будет опираться Сталин, формируя в 1920-х гг. свой политический курс.

На съезде Сталин совершит серьезную политическую ошибку. Он заявит о допустимости явки Ленина и Зиновьева на суд при условии, что суд будет демократически организован и предоставит гарантии от насилия. Оговорка, сделанная им, что сегодня таких условий нет в наличии, не оградит его позицию от фактической обструкции. Видные большевики Н.И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, Н.А. Скрыпник, В. Володарский подвергнут жесткой критике его высказывание о возможности «честного буржуазного суда».

Абсолютным большинством голосов будет принята резолюция Бухарина, в которой осуждалась «возмутительная прокурорско-шпионско-полицейская травля вождей революционного пролетариата» и исключалась всякая возможность явки Ленина и Зиновьева на суд[23]. В рамках существовавшего на тот момент в рядах большевиков относительного плюрализма мнение Сталина, отличавшееся от мнения большинства и решительно отвергнутое этим большинством, не повредит его восхождению на партийный олимп.

Письмо В.И. Ленина «Большевики должны взять власть», адресованное Центральному комитету, Петроградскому и Московскому комитетам РСДРП

Гельсингфорс. 12(25) — 14(27) сентября 1917

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4613. Л. 1–2]

Письмо В.И. Ленина ЦК РСДРП «Марксизм и восстание»

Гельсингфорс. 13(26) — 14(27) сентября 1917

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4614. Л. 1–6]

Николай Иванович Бухарин

1918

[Из открытых источников]

Феликс Эдмундович Дзержинский

1918

[РГАСПИ. Ф. 413. Оп. 1. Д. 36. Л. 1]

Процесс радикализации общественных настроений в сентябре — октябре принял очень активный характер и привел в результате к большевизации Советов. 25 сентября (8 октября) после победы фракции большевиков на выборах Президиума Петросовета Троцкий, недавно примкнувший к большевикам, возглавит его в качестве председателя.

Уже в начале сентября Ленин ставит вопрос о необходимости немедленно начать подготовку к вооруженному восстанию. Он направит в ЦК в виде писем две свои небольшие работы: «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание».

15(28) сентября на заседании ЦК будет обсуждаться эта установка вождя партии, но члены ЦК уклонятся от принятия ленинского плана[24]. 9(22) октября Ленин нелегально вернется из Гельсингфорса в Петроград, а уже 10(23) октября выступит на заседании ЦК. В своей речи он станет утверждать, что политически ситуация для взятия власти полностью назрела и теперь нужно готовить восстание с технической стороны. Сталин проголосовал за ленинскую резолюцию о неизбежности вооруженного восстания[25], был избран членом Политического бюро (Политбюро), созданного тогда в качестве временного органа. Он вошел в его состав вместе с Лениным, Зиновьевым, Каменевым, Троцким, Г.Я. Сокольниковым и А.С. Бубновым. Зиновьев и Каменев проголосовали против ленинской резолюции.

Григорий Яковлевич Сокольников

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 100]

Андрей Сергеевич Бубнов

30 октября 1916

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 91]

На основании резолюции ЦК от 10(23) октября Петроградский совет создает Военно-революционный комитет, задачей которого была определена подготовка вооруженного восстания[26]. 13(26) октября Сталин выступит со статьей «Власть Советов» в газете «Рабочий путь», где скажет: «…страна уже созрела для диктатуры пролетариата и революционного крестьянства. Настал момент, когда революционный лозунг «Вся власть Советам!» должен быть, наконец, осуществлен»[27].

Протокол заседания ЦК РСДРП с утверждением резолюции В.И. Ленина о подготовке к вооруженному восстанию

16(29) октября 1917

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 1а. Д. 34. Л. 5–7]

Яков Михайлович Свердлов

1918

[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 139. Л. 89]

Моисей Соломонович Урицкий

Не позднее 29 августа 1918

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 766]

В ночь на 16(29) октября состоится заседание ЦК, на котором будет принята ленинская резолюция «о всемерной и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания»[28].

За резолюцию проголосуют 19 членов ЦК (в их числе Сталин), четверо воздержатся, а члены Политбюро Зиновьев и Каменев проголосуют против. Сталин избирается членом созданного на этом заседании Военно-революционного центра, в состав которого, помимо Сталина, войдут Я.М. Свердлов, Ф.Э. Дзержинский, А.С. Бубнов и М.С. Урицкий [29].

Военно-революционный центр (ВРЦ), будет кооптирован в состав Петроградского военно-революционного комитета, возглавлявшегося Троцким. Вопрос о роли ВРЦ в ходе Октябрьского переворота до сих пор является дискуссионным[30]. В то же самое время Сталин направил в Ставропольскую окружную комиссию по выборам в Учредительное собрание телеграмму о согласии баллотироваться по списку большевиков[31].

Зиновьев и Каменев не ограничатся протестным голосованием на заседании ЦК. 18(31) октября Каменев от своего и Зиновьева имени опубликует в небольшевистской газете «Новая жизнь» статью, фактически обнародовавшую планы большевистского руководства и направленную против резолюции ЦК. Ленин, назвав обоих членов Политбюро «штрейкбрехерами» и «предателями», потребует их исключения из партии. 19 октября (1 ноября) Сталин опубликует письмо Зиновьева о его и Каменева разногласиях с Лениным в газете «Рабочий путь» и сопроводит ее примечанием «От редакции», где заявит, что инцидент «можно считать исчерпанным», а резкий тон ленинского письма в ЦК «не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками»[32]. Сталин на заседании ЦК 20 октября (2 ноября) выступил против предложения Ленина исключить из партии Зиновьева и Каменева[33], заявив, что исключение из партии «нецелесообразно, нужно сохранять единство партии», полагал обязать их подчиниться решениям ЦК и оставить их в его составе. На этом же заседании произойдет столкновение Сталина с Троцким, который заявил о недопустимости публикации письма Зиновьева и редакционного комментария. На заседании ЦК 20 октября (2 ноября) его члены проголосуют против предложения Ленина об исключении[34].

Заявление И.В. Сталина с согласием баллотироваться в Учредительное собрание по Ставропольскому избирательному округу

Не позднее 18 октября 1917

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 4576. Л. 1]

По вопросу о вооруженном восстании колебались не отдельные личности, колебалось все большевистское руководство. И Троцкий, и Зиновьев позднее скажут примерно одно и то же: «Если кто-либо мог заставить колеблющихся встать в ряды и шеренгу, это был тов. Ленин»[35]. Вероятно, в плане Ленина по захвату власти партией большевиков Сталин увидел лично для себя бóльшую перспективу, нежели в случае альянса с меньшевиками и другими умеренными социалистами в рамках существующего режима, что обрекало его в силу личных и политических качеств на роли третьего плана. Нельзя исключать и того, что Сталин, понимая реальность развития событий не по ленинскому сценарию, оставлял для себя свободу действий и отношений с умеренными и легального существования в рамках легитимного на тот момент политического режима. «Умеренность и аккуратность» Сталина этого периода противопоставила его тогда Л.Д. Троцкому, заложив основы будущих межличностных и политических конфликтов.

После разгрома юнкерами типографии большевистской газеты «Рабочий путь» Сталин обеспечит выпуск очередного ее номера и 24 октября опубликует статью «Что нам нужно?», в целом воспроизводившую установки на переход власти к Советам. «Настал момент, — скажет Сталин, — когда дальнейшее промедление грозит гибелью всему делу революции». Публикуя в 1946 г. эту статью в третьем томе сочинений Сталина, составители, цензурируемые самим автором, интерпретируют ее содержание как призыв к свержению Временного правительства[36]. Нельзя не отметить однако, что в статье как раз отсутствует прямой призыв к свержению правительства или к вооруженному восстанию. Более того, Сталин фактически призывает «рабочих, солдат, крестьян, казаков, всех трудящихся» к действию в легальном поле. Он призовет их встать «поголовно, как один человек», устраивать собрания, выбирать делегации, излагать через них свои требования съезду Советов. «Старое правительство уступит место новому тем более мирно, чем сильнее, организованнее и мощнее выступите вы»[37]. Завершить эту статью Сталин решит так: «У власти должно быть новое правительство, избранное Советами, сменяемое Советами, ответственное перед Советами. Только такое правительство может обеспечить своевременный созыв Учредительного собрания». Нельзя исключать того, что Сталин продолжал держать в уме вариант мирного транзита власти от Временного правительства к Советам [38].

Утром 24 октября (6 ноября) он не участвовал в последнем перед началом восстания заседании ЦК по причинам, которые остаются неизвестными. На заседании было принято решение, которым всех членов ЦК обязали находиться в Смольном, и были распределены обязанности по руководству решающими участками восстания[39]. Мог ли Сталин, не явившись на это заседание в Смольный, хеджировать, выражаясь современным языком, риски, связанные с участием в перевороте в случае его подавления, — это вопрос для будущих поколений историков. В литературе, впрочем, высказывается и другое предположение. Сталин остался или, точнее, был оставлен в неведении обо всей «операции» в целом теми людьми, которые руководили этой деятельностью, то есть Троцким и Свердловым[40].

Сталин появится в Смольном во второй половине дня и в ночь с 24 на 25 октября (6–7 ноября) станет участником заседания ЦК, на котором фактически уже подводились итоги восстания[41]. К этому моменту большевики контролировали практически весь город, за исключением Зимнего дворца и штаба военного округа.

Вечером 25-го откроется II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Написанное Лениным воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам» провозглашало низложение Временного правительства и переход власти в руки Советов. И, кстати, именно по предложению Сталина большевистский ЦК на своем заседании 21 октября (3 ноября) сформировал повестку дня съезда. По вопросам о земле, войне и власти должен был выступить Ленин, о рабочем контроле — В.П. Милютин, о национальном вопросе — сам Сталин, о текущем моменте — Троцкий и др.[42]

Так или иначе, очевидными остаются не самая радикальная позиция и не самая активная роль Сталина в октябрьских событиях. В черновых набросках к биографии Сталина, не вошедших в основной текст, Троцкий оценил роль Сталина в переломные моменты российского революционного движения так: «Он проспал три русских революции»[43]. В окончательный вариант книги эта характеристика, однако, не войдет.

Декрет об образовании Рабочего и крестьянского правительства, опубликованный 27 октября (9 ноября) 1917 года в газете «Рабочий и солдат»

26 октября (8 ноября) 1917

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 3. Д. 641. Л. 1]

От переворота к революции. Становление нового порядка

25 октября (7 ноября) 1917 г. в результате вооруженного восстания большевики берут власть в Петрограде в свои руки. События этих дней все лидеры большевиков будут долгое время квалифицировать как переворот. Не станет исключением из общего ряда и Сталин. Он опубликует в течение 1918 г. целый ряд работ, выступит с рядом речей, где именно таким образом назовет события 7–8 ноября 1917 г. Однако он же в работе «Октябрьский переворот и национальный вопрос», опубликованной в «Правде» в ноябре 1918 г.[44], довольно точно опишет направление и результаты этого отрезка исторического процесса. Оценивая положение дел в России осенью 1917 г., он скажет: «Нужна была новая, социалистическая революция… Эта революция пришла в результате Октябрьского переворота»[45]. Большевикам, правда, придется немало потрудиться, чтобы трансформировать военный переворот в полномасштабную социальную революцию.

В ночь с 26 на 27 октября (8–9 ноября) II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, узнав об аресте Временного правительства вооруженными отрядами большевиков, принимает воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам», в котором говорилось о том, что съезд берет власть в свои руки. Съезд своим декретом создает новое правительство Российской Республики — Совет народных комиссаров (СНК). В первой строке утвержденного состава СНК в должности Председателя значится В.И. Ленин, а в последней строке в должности Председателя по делам национальностей — И.В. Джугашвили (Сталин). Обычно в литературе должность Сталина именуется иначе — народный комиссар (нарком). Он действительно им станет, но после создания соответствующего наркомата. Очевидно, однако, что в первом составе Совнаркома по своему формальному статусу он оказывается выше других руководителей, уступая только Ленину [46].

Обычно упускается из внимания оговорка, содержащаяся в постановлении съезда, указывающая на временный характер деятельности Совнаркома. Как и свергнутое Временное правительство, он создавался «впредь до созыва Учредительного собрания»[47]. Выступая на съезде с докладами о мире и земле, Ленин в обоих случаях подчеркивает: «Мы внесем их на обсуждение Учредительного собрания»[48].

Декларация прав народов России

2(15) ноября 1917

Подписи — автографы В.И. Ленина, И.В. Сталина, дата и поправки — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24219. Л. 1–2]

Письмо председателя Краевого мусульманского съезда Петроградского национального округа Усмана Токумбетова наркому по делам национальностей И.В. Сталину о передаче мусульманам Корана Османа

4(17) декабря 1917

Подписи — автографы У.Г. Токумбетова, Ф. Хамидуллина, В.И. Ленина, резолюция — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4902. Л. 1]

Декларируя первоначально захват власти как временную меру, большевики намереваются максимально использовать отпущенное ими самим себе время до созыва Учредительного собрания для того, чтобы провести два комплекса мер и легитимизировать, закрепить тем самым свое присутствие во власти. Роль мероприятий по «защите революции» видится Ленину служебной, а «подавление эксплуататорского меньшинства», по его мнению, — дело «сравнительно легкое, простое и естественное». Эти меры призваны обеспечить безопасность нового режима, который должен провести в жизнь ряд первоочередных мероприятий социалистического переустройства. Их Ленин озвучит в начале своего первого выступления после захвата власти на II съезде Советов. Он отнесет к ним «немедленный демократический мир», «безвозмездную передачу помещичьих, удельных и монастырских земель в распоряжение крестьянских комитетов», полную демократизацию армии, рабочий контроль над производством, «подлинное право на самоопределение» всем нациям, созыв Учредительного собрания, доставку хлеба в города и предметов первой необходимости в деревню[49]. Сделано это должно быть в надежде на то, скажет Ленин, что «жизнь заставит нас сблизиться в общем потоке революционного творчества», имея в виду завоевание на свою сторону поддержки основных масс населения России[50].

Постановление СНК о запрещении выхода газет, закрытых Военно-революционным комитетом на основании пункта 1 «Декрета о печати»

28 октября (10 ноября) 1917

Подписи — автографы В.И. Ленина, И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4647. Л. 1]

Важнейшим документом в ряду первых декретов стала «Декларация прав народов России», провозгласившая полное равноправие всех народов России и обнародованная за двумя подписями — Сталина и Ленина — 2(15) ноября. Проект Декларации был написан именно Сталиным[51].

В этой Декларации Совнарком заявил, что «решил положить в основу своей деятельности по вопросу о национальностях России следующие начала: 1) равенство и суверенность народов России; 2) право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства; 3) отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений; 4) свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России» [52].

Принятие этого документа сопровождалось со стороны Советского правительства рядом символических акций, имевших агитационную направленность. Так, 16(29) ноября Сталин на заседании СНК выступит с предложением о передаче исторических ценностей украинскому народу. 6(19) декабря Сталин и Ленин (именно в таком порядке) накладывают резолюцию «Выдать немедленно» на письме председателя Краевого мусульманского съезда Петроградского национального округа У. Токумбетова о передаче мусульманам «Корана Османа»[53]. 20 ноября (3 декабря) Джугашвили (Сталин) и Ульянов (Ленин) подпишут обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока»[54]; 4(17) декабря — Манифест к украинскому народу.

Постановление СНК о создании Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) при СНК по борьбе с контрреволюцией и саботажем

7(20) декабря 1917

[РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 21. Л. 2 об.]

29 ноября (12 декабря) Сталин избирается в Бюро ЦК РСДРП(б) вместе с Лениным, Троцким и Свердловым. Причем Бюро предоставлялось «право решать все экстренные дела, но с обязательным привлечением к решению всех членов ЦК, находящихся в тот момент в Смольном». Тогда же он переизбирается членом редколлегии «Правды». Его роль в качестве не только одного из лидеров партии, но и нового политического режима закрепляется институционально. Подпись Сталина появляется на важнейших декретах советской власти рядом с ленинской. Среди них важнейшее постановление СНК от 28 октября (10 ноября) о запрещении выхода газет, закрытых Военно-революционным комитетом на основании пункта 1 декрета «О печати»[55]. Этот декрет, подписанный Лениным одним из первых, предусматривал закрытие печатных органов, которые призывали к «открытому сопротивлению или неповиновению рабочему и крестьянскому правительству».

Этот фактический запрет оппозиционной печати, объявлявшийся мерой «временного характера», на семьдесят лет определил границы свободы слова в Советской России, стал фундаментальным условием, обеспечившим политическое доминирование коммунистической партии. Другим репрессивным актом Совнаркома, под которым мы найдем подпись Сталина, является декрет СНК об аресте вождей Гражданской войны против революции, принятый на заседании СНК 28 ноября (11 декабря) 1917 г.[56]

Именно в этом документе впервые в политико-правовой практике большевиков встречается термин «враги народа», употребленный применительно к партии кадетов. 7(20) декабря Совнарком по докладу Ф.Э. Дзержинского своим декретом примет еще одно судьбоносное решение — о создании ВЧК при СНК по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Этот комплекс мер ясно рисует характер политического режима, создававшегося в соответствии с ленинскими теоретическими установками. Будущая Республика Советов, писал Ленин накануне октябрьских событий в книге «Государство и революция», — это форма диктатуры пролетариата с «рядом изъятий из свободы»[57].

На время своего отсутствия Ленин именно Сталину доверил председательствовать на заседаниях Совнаркома. 23 декабря 1917 г. (5 января 1918 г.) Сталин назначается председателем Совнаркома на период отпуска Ленина, единолично подписывает ряд декретов советской власти. Среди них, например, декрет о национализации крупнейших в стране Путиловских заводов[58].

Протокол заседания СНК, назначение И.В. Сталина председателем СНК на период отпуска В.И. Ленина (пункт 4)

23 декабря 1917 (5 января 1918)

[РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 33. Л. 2]

Сталин совместно с Лениным визирует распорядительные и информационные документы об изменениях состава Совнаркома. В отсутствие Ленина Сталин не стесняется использовать его имя и авторитет. 31 декабря 1917 г. (13 января 1918 г.) Сталин публикует в «Правде» за двумя подписями — своей и Ленина — декрет «О Турецкой Армении», написанный им лично[59]. Декрет объявлял, что Советское правительство «поддерживает право армян оккупированной Россией «Турецкой Армении» на свободное самоопределение вплоть до полной независимости».

Очень скоро новые власти перейдут от национализации отдельных предприятий к «тотальному» огосударствлению экономики. За короткий период в стране будет проведена национализация «крупнейших предприятий по горной, металлургической и металлообрабатывающей, текстильной, электротехнической, лесопильной и деревообделочной, табачной, стекольной и керамической, кожевенной, цементной и прочим отраслям промышленности, паровых мельниц, предприятий по местному благоустройству и предприятий в области железнодорожного транспорта»[60]. Было отменено право частной собственности на недвижимость в городах (20 августа 1918 г.), отменена частная собственность на леса (27 мая 1918 г.) и т. д. Целая серия подобных актов олицетворяла так называемую «красногвардейскую атаку на капитал». Ленин целенаправленно формирует политику «военного коммунизма», которая мыслится им как период непосредственного вхождения в социалистическое общество. Ее составными частями стали национализация промышленности, государственная монополия на многие продукты сельского хозяйства, свертывание товарно-денежных отношений и запрет частной торговли. Кульминационным моментом формирования этой политики станет принятие 18 мая 1918 г. декрета ВЦИК и СНК № 468 «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими» и установление в результате продовольственной диктатуры[61].

«Своеобразный «военный коммунизм» состоял в том, — писал позднее Ленин, — что мы фактически брали от крестьян… даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих»[62]. Стратегический характер этих установок был наглядно продемонстрирован в марте 1919 г. на VIII съезде партии, принявшем ее 2-ю программу. Она ставила задачи «неуклонно продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов», стремиться «к проведению ряда мер, расширяющих область безденежного расчета и подготовляющих уничтожение денег»[63].

Декрет СНК «О Турецкой Армении»

29 декабря 1917 (11 января 1918)

Подписи — автографы В.И. Ленина, И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24221. Л. 2]

Позднее Ленин признает: «Мы наэкспроприировали много больше, чем сумели учесть, контролировать, управлять и т. д.»[64]. Эти решения о национализации народного хозяйства практически полностью, помимо прочего, повлекут за собой создание гигантского аппарата управления, строительство и контроль деятельности которого вскоре превратятся в самостоятельный комплекс задач. Решать их придется именно Сталину.

Сталин зимой 1917/1918 г. займется, в том числе, созданием и обеспечением деятельности Наркомата по делам национальностей. К числу символических действий новой власти следует отнести учреждение той зимой ряда национальных комиссариатов в рамках основного наркомата. Так, в январе 1918 г. был создан комиссариат по делам мусульман при Наркомате по национальным делам[65]. Будут также созданы комиссариаты по делам белорусов[66], по делам еврейского народа[67] и др. Создание новых органов управления сопровождается упразднением старых. Таким образом, было, например, ликвидировано Управление по делам Кавказа, созданное Временным правительством в июне 1917 г.[68]

«Борьба за демократическую республику и Учредительное собрание признается контрреволюционной»

Важнейшей развилкой исторического развития страны станет вопрос о единстве левых сил, который будет разрешен на коротком историческом отрезке времени, а именно в ноябре 1917 — январе 1918 г. Ленин не желал, чтобы большевики делили власть с кем бы то ни было. Именно этим объясняется вооруженный захват власти 25 октября (7 ноября), перед фактом которого большевики поставили II съезд Советов, спровоцировав своих номинальных союзников в борьбе за социализм — партии социалистов-революционеров и умеренных социал-демократов (меньшевиков) на уход со съезда. Эти партии поставили перед большевиками вопрос о формировании «однородной власти, включающей в себя социалистические партии от народных социалистов до большевиков». Того же самого потребовал от большевиков 29 октября (11 ноября) Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников (Викжель), под контролем которого находился весь железнодорожный транспорт. Внутри большевистского руководства происходит раскол. Оппонентами Ленина стали члены большевистского ЦК Председатель ВЦИК Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев, а также наркомы В.П. Ногин и А.И. Рыков.

Виктор Павлович Ногин

1923

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 568]

Они считали, что «образование социалистического правительства из всех советских партий» необходимо, так как «вне этого есть только один путь: сохранение чисто большевистского правительства средствами политического террора». Ленин дискуссию пресек. Его при этом не смутит, что не согласные с ним члены большевистского руководства подадут в отставку со своих постов и будут уволены. 6(19) ноября Сталин выступит на заседании ВЦИК с речью по вопросу о создании «общесоциалистического правительства», в которой поддержит позицию Ленина. Итоги этой дискуссии во многом повлияют на судьбу Учредительного собрания.

Алексей Иванович Рыков

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 97]

Несколько позднее этих событий, 29 октября 1918 г., Сталин опубликует статью, в которой резюмирует критику идеи Учредительного собрания: «Короче: коалиция «отвергается» решительно и без оговорок, борьба за демократическую республику и Учредительное собрание признается контрреволюционной, ибо она «ведет к прямой угрозе основным социалистическим завоеваниям революции»»[69]. Именно Учредительное собрание будет оставаться препятствием на пути большевиков к монопольному овладению властью. О его созыве Ленин и большевики многократно говорили на протяжении всего 1917 г. Сталин в статье «Что нам нужно», опубликованной в газете «Рабочий путь» в качестве передовой накануне Октябрьского переворота — 24 октября, — поставит задачу перехода власти в руки Советов рабочих и солдатских депутатов и создания нового правительства, избранного Советами и ответственного перед Советами. Завершит он эту статью констатацией: «Только такое правительство может обеспечить своевременный созыв Учредительного собрания»[70]. Становится ясно, что для большевистского ЦК, по поручению которого Сталин и опубликовал эту статью накануне решающих событий, обязательство обеспечить созыв Учредительного собрания стало едва ли не главным мотивом оправдания вооруженного захвата власти.

Идея созыва была популярна в массах, поэтому 27 октября (9 ноября) Ленин подписал постановление о проведении 12(25) ноября всеобщих выборов. В ходе избирательной кампании большевики попытаются поставить под свой контроль Всероссийскую по делам о выборах в Учредительное собрание комиссию («Всевыборы»), образованную Временным правительством 1(14) августа 1917 г. 20 ноября (3 декабря) Совнарком поручит Сталину и Г.И. Петровскому «взять в свои руки» «Всевыборы».

С этого момента начинаются шельмование членов комиссии, давление и репрессии. 23 ноября (6 декабря) ее членов даже арестуют, и только 28 ноября (11 декабря) после запроса левых эсеров в Центральный исполнительный комитет (ЦИК) членов комиссии из-под ареста освободят. 29 ноября (12 декабря) 15 членов и 6 «кандидатов к членам» этой комиссии были смещены декретом СНК[71]. Сталин, таким образом, приобретает первый практический опыт проведения политической репрессивной кампании.

В выборах в Учредительное собрание, едва ли не самых свободных на тот момент в мире по целому ряду критериев, приняло участие больше половины избирателей. В целом представители социалистических партий завоевали абсолютное большинство — более 80 % голосов[72]. Победителем стала партия эсеров, большевики получили около 22,5 %, что не позволяло им рассчитывать на решающую роль. Не слишком заметное место займут представители либеральной конституционно-демократической (кадетской) партии, собравшие 4,5 % избирателей. Однако и столь незначительное присутствие либеральной интеллигенции в составе Учредительного собрания покажется большевикам опасным. В тот день, когда первоначально планировалось открыть работу Учредительного собрания — 28 ноября, Совнарком издаст декрет «Об аресте вождей Гражданской войны против революции», согласно которому руководители кадетской партии «как партии врагов народа подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов»[73]. Декрет, авторство которого принадлежит Ленину, был подписан целой группой наркомов, включая Сталина.

Григорий Иванович Петровский

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 599]

Коллективный характер подписания ясно указывает на стремление продемонстрировать обществу солидарную ответственность членов новой власти за начало репрессивной политики. Этим декретом санкционировались уже фактически шедшие аресты. Одной из целей было, вероятно, изменение состава депутатского корпуса и компрометация главных противников большевиков. Л.Д. Троцкий в это время прямо подчеркивал: «В России сейчас только две партии — кадеты и большевики, а все остальные лишь болтаются и обречены на гибель»[74].

Проект декрета СНК «Об аресте вождей гражданской войны против революции», принятый на заседании СНК

28 ноября (11 декабря) 1917

Текст и подпись — автограф В.И. Ленина, подписи — автографы Л.Д. Троцкого, П.И. Стучки, Н.П. Глебова, В.Р. Менжинского, И.В. Сталина, Г.И. Петровского, А.Г. Шлихтера, В.Д. Бонч-Бруевича, Н.П. Горбунова

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4841. Л. 1–2]

Сталин был избран в Учредительное собрание в Петроградском столичном (городском) избирательном округе по большевистскому списку № 4. Выдвигался он также в Закавказском и Ставропольском округах, но безуспешно. После он стал и членом временного бюро фракции большевиков в Учредительном собрании. В интервью газете «Вечерний звон», опубликованном 6(19) декабря, он заявил, что в том случае, если большевики окажутся в меньшинстве, «они останутся в нем для органической работы»[75].

При этом очевидно, что победа на выборах партий социалистической ориентации предоставляла институциональные основания для поисков политического компромисса. Однако стремление Ленина реализовать силами собственной партии леворадикальные преобразования предопределило судьбу Учредительного собрания. Первое заседание в Таврическом дворце 5(18) января, в котором принял участие и Сталин, оказалось и последним. Депутаты отказались принять к рассмотрению «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и другие уже принятые Совнаркомом декреты советской власти. Своим отказом депутаты предопределили судьбу Конституанты. На следующий день вооруженная охрана попросту не пустила депутатов во дворец. Проект декрета о роспуске Учредительного собрания напишет Ленин, он будет принят ВЦИК Советов в 1 час 30 минут ночи с 6(19) на 7(20) января [76].

Демонстрации в поддержку Учредительного собрания были разогнаны. Путь к полномасштабному гражданскому конфликту, к развязыванию Гражданской войны был открыт. Единственным политическим союзником большевиков ненадолго останутся левые эсеры, поддержавшие их курс.

«Советская власть не могла, да и не хотела противодействовать неизбежному процессу временного распада»

Большевики провозглашают право наций на самоопределение вплоть до создания самостоятельных государств, положив на некоторое время этот принцип в основание своей практической политики. Предложением большевиков «самоопределиться» тут же воспользовались многочисленные национальные «окраины» бывшей Российской империи.

Проект декрета ВЦИК о роспуске Учредительного собрания

6(19) января 1918

Автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5115. Л. 1–7]

С участием Сталина Совнарком совершит важнейший акт международной легитимации нового режима. 18(31) декабря 1917 г. Совнарком примет декрет о государственной независимости Финляндской Республики[77].

Сталин будет одним из народных комиссаров, подписавших этот декрет. По много более позднему свидетельству самого Сталина, он «предлагал на некоторое время задержать провозглашение независимости Финляндии, но социал-демократы (тогда у них был Куусинен) заявили, что все партии уже высказались за независимость и поэтому нельзя терять время. Социал-демократы торопились»[78]. Так или иначе, но именно Сталину было поручено выступить 22 декабря 1917 г. (4 января 1918 г.) на заседании ВЦИК с докладом «О независимости Финляндии»[79]. Выступление его будет довольно кратким. Он сообщит о том, что представители финского правительства обратились с заявлением, которое Сталин зачитает собравшимся. Совнарком, сообщит Сталин, «исходил из провозглашенного принципа самоопределения народов» и «поступить иначе не мог». «Нас обвинят, — предупредит Сталин, что Россия превратилась в развалины, но она не была нашей собственностью»[80]. ЦИК большинством голосов при четырех воздержавшихся проголосует в поддержку Декларации о независимости Финляндии.

Тем самым Советское государство заявит о себе на международной арене практическими шагами, признаваемыми другими субъектами международного права. Несколько позднее, описывая политику Совнаркома этого периода, Сталин скажет: «Советская власть не могла, да и не хотела противодействовать неизбежному процессу временного распада»[81]. Очевидно, однако, что этот акт признания финляндской независимости не отражал действительных намерений советского руководства. Будучи делегирован в ноябре 1917 г. на съезд Финляндской социал-демократической партии, в своей речи в Гельсингфорсе 14(27) ноября Сталин вполне ясно выразит эти намерения. Он не только выступит с лозунгом о полной свободе «устроения своей жизни за финляндским, как и за другими народами России», но тут же провозгласит и еще один лозунг за «Добровольный и честный союз финляндского народа с народом русским!» Высказавшись за создание взаимного доверия народов России, он тут же выступит «за сплочение в одну армию народов России». Призовет Сталин финских социал-демократов к решительному натиску и открыто пообещает поддержку: «Если вам понадобится наша помощь, мы дадим вам ее, братски протягивая вам руку»[82]. Нарастание социальной напряженности в Финляндии приведет к столкновениям правительственных войск Финляндской Республики с отрядами финской Красной гвардии, в результате которых власть в Хельсинки ненадолго перейдет в руки Совета народных уполномоченных. СНК поддержит «красных финнов». 16(29) января 1918 г. нарком иностранных дел Советской России Троцкий в ноте, адресованной председателю правительства Финляндской Республики П. Свинхувуду, отвечая на предъявленные обвинения, фактически признает «вмешательство русских воинских частей во внутренние дела Финляндии». Это вмешательство он объяснит тем, что «контрреволюционные и шовинистические элементы финляндского населения вероломно атакуют наших солдат, стреляют по поездам и пр., чем вызывают естественные меры самообороны». Признает Троцкий и необходимость «в кратчайший срок очистить Финляндию от русских войск» [83].

Декрет о государственной независимости Финляндии

18(31) декабря 1917

Подписи — автографы В.И. Ленина, Г.И. Петровского, И.З. Штейнберга, В.А. Карелина, Л.Д. Троцкого, И.В. Сталина, А.Г. Шлихтера, В.Д. Бонч-Бруевича, Н.П. Горбунова

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5001. Л. 1]

17(30) января Совет народных уполномоченных сообщит в «Совет народных комиссаров Российской Республики» «о переходе власти в руки рабочего класса». Уже на следующий день Третий Всероссийский съезд Советов исполнит «одну маленькую формальность», как скажет об этом Свердлов, и предложит «признать права этого нового правительства»[84].

1(14) февраля Сталин получит от «помощника» Совета народных уполномоченных А.В. Шотмана докладную, в которой сообщалось о недостатке оружия, а главное, писал Шотман, «чувствуется отсутствие опытных руководителей. Было бы крайне необходимо послать из Питера таких руководителей»[85]. Параллельно с материально-технической и организационной поддержкой «красных финнов» большевики приступят к разработке договора между Российской и Финляндской Республиками, причем протокольное постановление Совнаркома от 12(25) февраля зафиксирует готовность народных комиссаров «признать в принципе справедливость желания финских товарищей о передаче Финляндской Социалистической Республике указанной в финском добавлении к § 6 проекта договора части территории»[86]. Территориальные уступки в обмен на лояльность прочно войдут в арсенал большевистского руководства. 15(28) февраля состоится заключительное заседание Совнаркома, на котором проект договора одобрили и решили «уполномочить подписать договор тт. Троцкого, Ленина, Сталина, Прошьяна». 16 февраля, или 1 марта по новому стилю, такой договор был подписан[87]. Одним из пунктов договоренностей станет учреждение подкомиссии «в целях точного определения изменений Российско-Финляндской границы»[88], практических результатов, однако, эта активность иметь не будет.

Карты большевиков в большой игре на Севере смешает инициированный ими самими Брестский мирный договор, согласно статье VI которого Советской России предписывалось «немедленно» очистить «от русских войск и русской Красной гвардии» Финляндию и Аландские острова, а также прекратить «всякую агитацию и пропаганду против правительства или общественных учреждений Финляндии»[89]. «Урегулировать» финляндский вопрос окажется возможным лишь через два года, когда стороны выйдут, наконец, на подписание мирного договора. 28 апреля 1920 г. Политбюро ЦК РКП(б) примет постановление «Об уступках Финляндии, о красных финнах». Будет решено «избрать комиссию из трех лиц тт. Ленина, Сталина, Чичерина», причем в случае единогласия ее решения считались окончательными и не требовали дополнительных согласований[90]. 14 октября 1920 г. после продолжительных переговоров в Тарту (Эстония), к которым Сталин не имел прямого отношения, мирный договор между РСФСР и Финляндской Республикой был подписан. Советская Россия уступила Финляндии Печенгскую область «вместе с ее территориальными водами» «на вечные времена… на правах полного суверенитета». Российской делегации удалось добиться возвращения «в состав Российского государства» Репольской и Поросозерской волостей, которые присоединялись к Восточно-Карельской автономной области, в экстренном порядке созданной постановлением ЦИК РСФСР[91]. Для значительной части большевистского руководства этот договор с Финляндией был явно не тем результатом, к которому должна была стремиться Советская Россия. Не приходится удивляться тому, что его условия станут в значительной мере основой «реваншистских» устремлений Сталина в отношении Финляндии спустя два десятилетия.

Проект декрета СНК о признании независимости Эстляндской Советской Республики

7 декабря 1918

Автограф И.В. Сталина, подпись — автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 7676. Л. 1–3]

Похожим образом большевики станут выстраивать свою политику и на других «национальных окраинах» бывшей Российской империи. Так, 7 декабря 1918 г. Ленин подпишет декрет, написанный Сталиным, о признании независимости Эстляндской Советской Республики[92], созданной при поддержке Совнаркома на части территории Эстонии, прилегающей к Советской России.

И в данном случае на пути «красного экспансионизма» Совнаркома окажется та же самая VI статья Брестского мирного договора, которой предписывалось незамедлительно освободить от русских войск и русской Красной гвардии Эстляндию и Лифляндию.

Не приходится сомневаться в том, что в «социалистическую семью народов», о которой грезил Сталин, и не только он, включался не только финский народ. В статье «Средостение», опубликованной в издании «Жизнь национальностей» 17 ноября 1918 г. в качестве передовой, Сталин укажет на «средостение в виде оккупированных областей», образовавшееся между социалистической Россией и революционным Западом. К этим оккупированным областям он отнесет Финляндию, Эстляндию, Латвию, Литву, Белоруссию, Польшу, Бессарабию, Украину, Крым. Карликовые «национальные правительства» этих оккупированных областей стремятся, по выражению Сталина, «сохранить свое курьезное существование, повернуть назад колесо истории!». Нет сомнений, скажет Сталин, что мощные волны революции «безжалостно сметут контрреволюционных мечтателей в оккупированных областях. Мы не сомневаемся, что близок тот час, когда «корольки» этих областей пойдут по стопам своих бывших «державных покровителей в России и Германии»»[93]. Реальность окажется много сложней…

«Украинский узел». Советская Россия и Украина

Еще одной крупнейшей проблемой национально-государственного урегулирования становится украинский вопрос. Самопровозглашенная в Киеве в мае 1917 г. Центральная рада, признанная Временным правительством в качестве легального и легитимного органа власти на Украине, сразу после захвата большевиками власти осудила восстание в Петрограде и заявила о готовности «упорно бороться со всеми попытками поддержки этого восстания на Украине»[94].

7(20) ноября Центральная рада приняла свой III Универсал, провозгласив создание Украинской Народной Республики в составе России. В Универсале была определена в одностороннем порядке подконтрольная Раде территория и заявлены права на Киевскую, Волынскую, Подольскую, Полтавскую, Черниговскую, Харьковскую, Екатеринославскую, Херсонскую, Таврическую (без Крыма) губернии. Судьбу смежных с Россией территорий, входивших в состав Холмской, Курской, Воронежской губерний, предполагалось решить позднее. Полнота власти на Украине закреплялась за Центральной радой и сформированным ею правительством (Генеральный секретариат), продолжали действовать законы и распоряжения Временного правительства. Непризнание власти леворадикального СНК умеренными социалистами, составлявшими большинство в Центральной раде, стало точкой отсчета в противостоянии Украины и Советской России. «Корень всех конфликтов, возникших между окраинами и центральной Советской властью, лежит в вопросе о власти», — заявит Сталин в докладе по национальному вопросу на III Всероссийском съезде Советов 15 января 1918 г., фактически воспроизведя общее для руководства большевиков мнение[95].

3(16) декабря Ленин с участием Сталина напишет «Манифест к украинскому народу» с ультимативными требованиями к Центральной раде[96].

В нем, признавая «Украинскую Народную Республику, ее право совершенно отделиться от России или вступить в договор с Российской Республикой о федеративных… взаимоотношениях…», авторы манифеста отказались от «возможности признать Раду» из-за ее «двусмысленной буржуазной политики». Ультимативно выдвинув ряд требований, Совнарком оставил за собой право «считать Раду в состоянии открытой войны против Советской власти в России и на Украине» в случае их невыполнения. После резкого ответа со стороны Генерального секретариата уже 5(18) декабря Совнарком поставил перед главковерхом Н.В. Крыленко прямую задачу «организации борьбы и военных действий с Радой»[97]. Сталин «курирует» украинский вопрос, неоднократно выступает на заседаниях Совнаркома и ВЦИК с докладами о положении дел на Украине, о взаимоотношениях с Центральной радой, становится спикером Совнаркома по украинскому вопросу, часто озвучивая в печати основные тезисы советской политики на этом направлении[98]. В противостоянии с Радой большевики возьмут курс на создание на территории Украины альтернативных органов власти. 11(24) декабря 1917 г. в Харькове большевики объявят о проведении I Всеукраинского съезда Советов, на котором будет принята резолюция «О самоопределении Украины», и провозгласят создание Украинской Народной Республики Советов, признавая ее как федеративную часть Российской Республики[99].

Радиограмма В.И. Ленина № 4 «Всем, всем, всем…» о ликвидации контрреволюционной рады и дутовщины

22 января (4 февраля) 1918

Рукописный текст — автограф И.В. Сталина, подпись — автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5233. Л. 1]

Владимир Кириллович Винниченко

[Из открытых источников]

Окончательный разрыв Украины и Советской России произойдет после разгона большевиками Учредительного собрания в ночь на 6 (19) января 1918 г., подтвердившего курс большевиков на монопольное овладение властью. Именно Учредительное собрание, по замыслу и ожиданию всех политических сил на пространстве бывшей империи, включая и Центральную раду, было призвано конституировать новую государственность России. Легитимность Конституанты признавали и сами большевики. Разгон Учредительного собрания стал еще одной судьбоносной развилкой российской истории, после которой сползание к тотальному гражданскому противостоянию оказалось неизбежным. 11(24) января Генеральный секретариат Центральной рады примет свой IV Универсал, которым будет провозглашена государственная независимость Украины и выход из состава России. Позднее Сталин фактически признает ответственность большевиков, правда, частично, за дезинтеграцию страны: «Октябрьская революция и Брестский мир лишь углубили и развили дальше процесс распадения»[100]. Результатом этого процесса станет «парад суверенитетов», развернувшийся осенью и зимой 1917 г.

Манифест к украинскому народу с ультимативными требованиями к Украинской раде

3(16) декабря 1917

Автограф В.И. Ленина, правка черными чернилами на с. 6 — автограф И.В. Сталина, правки и дополнения на с. 1, 6 — автограф Л.Д. Троцкого, правка фиолетовым карандашом — автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4879. Л. 1–6]

Телеграмма В.И. Ленина и И.В. Сталина представителю русской мирной делегации Л.Д. Троцкому о подтверждении своей точки зрения об отношении к Киевской раде

28 января (10 февраля) 1918

Автограф В.И. Ленина, помета и дополнение — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5276. Л. 1]

Непримиримость позиций Рады и Совнаркома в вопросах о власти приведут к военному противостоянию. На первом его этапе верх одержат большевики. Вскоре о падении Рады и переходе власти на Украине к Советам будет сообщено радиограммой № 4 «Всем, всем, всем…» 22 января (4 февраля), написанной Лениным и Сталиным совместно[101]. Большевистское руководство в Москве будет пребывать в уверенности, что на начавшихся мирных переговорах с Германией в Брест-Литовске «немцы будут вынуждены признать факт» падения Рады и вступить в переговоры с Советским правительством Украины[102].

Вожди большевиков будут упорствовать в своем заблуждении. 28 января (10 февраля) Ленин и Сталин направят Троцкому в Брест-Литовск телеграмму с подтверждением своей точки зрения: «…от Киевской рады ничего не осталось и… немцы вынуждены будут признать факт»[103].

Тем более оглушительной окажется для них новость о подписании странами Четверного союза мирного договора с Украинской Народной Республикой. Впрочем, об этом речь еще впереди.

Важнейшее значение будут иметь дебаты в среде самих большевиков о восточных границах Украины. 27–30 января (9–12 февраля) 1918 г. на IV областном съезде Советов Донецкого и Криворожского бассейнов будет принято решение об образовании Донецко-Криворожской Республики. Ее создание замышлялось как отдельной от Украинской Советской Республики, уже учрежденной большевиками в противовес Украинской Народной Республике с ее Центральной радой и Генеральным секретариатом. Украинские большевики станут апеллировать к Совнаркому Советской России с целью не допустить «проведения автономии Донецкого бассейна»[104]. Эта позиция будет поддержана большевистским ЦК, Совнаркомом и ВЦИК Советов. «Выделение считаем вредным», — телеграфирует председатель ВЦИК Я.М. Свердлов 17 февраля 1918 г. в Харьков. Совнарком назначит Г.К. Орджоникидзе «временным чрезвычайным комиссаром Украины для объединения действий функционирующих на Украине советских организаций»[105]. 14 марта Ленин направит в его адрес инструктивное письмо, написанное Сталиным[106]. Вот его лейтмотив:

Письмо В.И. Ленина Г.К. Орджоникидзе об обороне Крыма и ликвидации Донецко-Криворожской Республики

14 марта 1918

Автограф И.В. Сталина, дополнения и подпись — автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Oп. 1. Д. 5486. Л. 1–1 об.]

Климент Ефремович Ворошилов

1917–1919

[РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 3. Д. 1. Л. 15]

«Что касается Донецкой Республики, передайте товарищам… что как бы они ни ухитрялись выделить из Украины свою область, она, судя по географии Винниченко, все равно будет включена в Украину, и немцы будут ее завоевывать.

Ввиду этого совершенно нелепо со стороны Донецкой Республики отказываться от единого с остальной Украиной фронта обороны. …Упорство нескольких товарищей из Донецкого бассейна походит на ничем не объяснимый и вредный каприз». 15 марта ЦК РКП(б) примет решение: «Необходимо создать одно правительство для всей Украины… Донецкий бассейн рассматривается как часть Украины» [107].

Таким образом, Ленин и большевистское руководство фактически солидаризовались с территориальными претензиями украинских элит. Для них критически важным стал вопрос о характере политического режима на Украине, а не ее территориальные очертания, поскольку в любом случае целью большевиков было создание всемирной Республики Советов, а не национального (многонационального) государства в той или иной форме, в тех или иных границах.

Полномочие СНК И.В. Джугашвили-Сталину на ведение переговоров с Украинской Народной Республикой в качестве полномочного представителя РСФСР о заключении мирного договора и на его подписание

27 апреля 1918

Подписи — автографы В.И. Ленина, Г.В. Чичерина, В.Д. Бонч-Бруевича, Н.П. Горбунова

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5819. Л. 1]

В апреле 1918 г. Советская Россия будет принуждена вступить с Украинской Народной Республикой в переговоры. Признание Украины в качестве независимого государства, обязательство вести с ней переговоры о мирном договоре, а также о демаркации государственной границы были приняты на себя Советской Россией в соответствии с Брест-Литовским мирным договором, подписанным большевиками с государствами Четверного союза. Именно Сталин в конце апреля 1918 г. решением СНК будет «назначен полномочным представителем» РСФСР «для ведения переговоров с Украинской Народной Республикой о заключении [мирного] договора» [108].

По итогам первого этапа этих переговоров, прошедших в конце апреля — начале мая, будет заключено перемирие.

22 октября 1918 г. на II съезде Коммунистической партии (большевиков) Украины Сталин избирается членом ЦК КП(б)У. Украина станет еще одним камнем преткновения в отношениях Сталина с Троцким. В начале января 1919 г. Троцкий напишет председателю ВЦИК Я.М. Свердлову: «…в среде украинцев развал, борьба клик за отсутствием ответственных и авторитетных руководителей… Линия Сталина, Ворошилова, Рухимовича означает гибель всего дела» [109].

Позднее вопрос о судьбе восточных территорий будет возникать еще не раз. Он приобретет остроту настолько, что 17 февраля 1919 г. на заседании Совета рабоче-крестьянской обороны будет принято решение: «Просить т. Сталина через Бюро ЦК провести уничтожение Кривдонбаса»[110]. Судя по всему, именно Сталин «в рабочем порядке» решил окончательно вопрос о восточных границах Советской Украины, обеспечив значительное приращение ее территории. Еще раз этот вопрос возникнет в начале 1920 г. 20 января Сталин на заседании Совнаркома сделает сообщение «Положение об Украинском совете трудовой армии». Совнарком утвердит «Положение» и назначит Сталина председателем Украинской трудовой армии. В этом качестве Сталин 20 февраля проведет решение о милитаризации угольной промышленности Донбасса. Решить проблемы восстановления будет призвано подключение к работе в гражданском секторе экономики личного состава 42-й дивизии, включенной в состав Украинской трудовой армии. 7 марта Сталин издаст приказ, содержавший обращение к бойцам и командирам дивизии с призывом одержать победу в борьбе за уголь. 15 марта 1920 г. Сталин в качестве председателя «Укрсовтрударма» «в связи с предложением» Ленина проведет экстренное заседание Украинского совета трудовой армии с целью «установить границы Донецкой губернии» в составе Украинской ССР. Под его руководством будет принято решение «прирезать» к губернии Старобельский и Мариупольский уезды и целиком Таганрогский округ [111].

Протокол заседания Украинского совета трудовой армии об установлении границ Донецкой Республики

15 марта 1920

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 1586. Л. 1]

«Мир на зверских условиях». Брест-Литовский мирный договор

Украинский, финляндский, прибалтийский вопросы окажутся тесно связаны с проблемой выхода Советской России из Первой мировой войны. Как известно, «Декрет о мире», наряду с «Декретом о земле», стал первым декретом советской власти. Этим декретом Совнарком предложил «всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире» без аннексий и контрибуций, т. е. без захватов чужих территорий и насильственного взыскания с побежденных денежных или материальных возмещений, а также «безусловно и немедленно» отменял тайные договоры, заключенные правительством Российской империи. На предложение большевиков приступить к переговорам откликнулась кайзеровская Германия.

27 ноября (10 декабря) 1917 г. Ленин и Сталин готовят проект программы переговоров о мире для советской делегации в Бресте[112]. Мы не находим документа, которым Сталину отводилось бы особое место в работе по этому направлению, подобно тому, как это было оформлено в отношении переговоров с Украиной, но он, очевидно, станет одним из кураторов переговоров со стороны московского руководства большевиков. В значительной степени эта неформальная позиция окажется производной от глубокой вовлеченности Сталина в украинские дела. Украинские представители войдут в общую делегацию на переговорах. Но если перемирие будет подписано только делегацией Советской России, то мирных договоров в Бресте будет заключено уже два, причем договор с Украиной государства Четверного союза подпишут на месяц раньше, чем с Советской Россией. В международном признании Украинской Народной Республики (УНР) Центральная рада увидит возможность «отбиться» от претензий большевиков на распространение их власти на территории Украины. Сталин будет недоумевать, как можно было немцам заключить «фиктивный договор с мертвецами»[113]. «Мы временно попали в плен к германскому империализму, — выскажется Сталин, — и должны теперь же готовить силы для организации отечественной войны…»[114] Последнее высказывание особенно примечательно, поскольку никто другой из большевиков слово «отечество» без определения «социалистическое» в этот период не произносил. Курс на мировую революцию, в огне которой это самое отечество предстояло использовать в качестве запала, был общим местом для большевиков. В некоторых из документов мы находим отражение этого особого положения Сталина в Брест-Литовском процессе. 2(15) января состоится разговор Ленина с Троцким, который будет добиваться от Ленина немедленного ответа на ранее посланное им в Петроград с курьером письмо. Ленин подчеркнет: «Мне бы хотелось посоветоваться сначала со Сталиным, прежде чем ответить на ваш вопрос… Сейчас приехал Сталин, обсудим с ним и сейчас, дадим вам совместный ответ». Посоветовавшись, «дуумвират» сформулирует рекомендацию: «Просьба назначить перерыв, выехать в Питер. Отвечайте, жду». Раздраженный Троцкий ответа не даст и надиктует, прямо адресуясь лично к Сталину: «Передайте Сталину, что ответа сейчас не будет. Когда будет, дам…»[115] Пауза затянется, и Сталин 4(17) января станет требовать от Троцкого ответа на рекомендацию о перерыве в переговорах. Троцкий продолжит упорствовать: «Ответ дам, когда выясню его для себя». Лишь на следующий день Троцкий направит Ленину (не Сталину) телеграмму с сообщением об объявлении перерыва и своем выезде из Бреста в Петроград[116].

Декрет о мире, разработанный В.И. Лениным и единогласно принятый на Втором съезде Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов 26 октября (8 ноября) 1917 года Опубликован в «Известиях ЦИК» 27 октября (9 ноября) 1917 года

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 3. Д. 901]

Второй состав советской делегации в Брест-Литовске. Сидят слева направо: Л.Б. Каменев, А.А. Иоффе, А.А. Биценко; стоят: В.В. Липский, П.И. Стучка, Л.Д. Троцкий, Л.М. Карахан

1918

[РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 24. Л. 17]

Конспект программы переговоров о мире для советской делегации в Брест-Литовске

[27 ноября (10 декабря) 1917]

Автографы В.И. Ленина, И.В. Сталина, правка простым карандашом — автограф Л.Б. Каменева

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 4834. Л. 1–1 об.]

Мы находим и другие многочисленные документы, отражающие деятельность Сталина на этом направлении. К ним относится переписка Сталина по прямому проводу и переговоры с Л.М. Караханом в Брест-Литовске в декабре 1917 — январе 1918 г. о расхождении русских и германских предложений по вопросу об установлении демаркационной линии в Ледовитом океане и предложении не распространять перемирия на район Белого моря[117]. Не раз состоятся подобные переговоры и с Троцким [118].

7(20) января Ленин подготовит пространные тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного мира, в которых подробно аргументирует свою позицию. В послесловии к этим тезисам, написанном по итогам обсуждения, состоявшегося 8 января, Ленин признает свое поражение. «Обсуждение их [тезисов] показало три мнения в партии по данному вопросу: около половины участников высказалось за революционную войну..: затем около четверти за т. Троцкого, предлагавшего «объявить состояние войны прекращенным, армию демобилизовать и отвести по домам, но мира не подписывать», и, наконец, около четверти за меня» [119].

11(24) января на заседании ЦК позицию Ленина по вопросу о мире поддержит Сталин. Свое выступление он при этом сосредоточит не на критике большинства — левых во главе с Н.И. Бухариным, призывавших к революционной войне, а на критике предложений Троцкого. Аргументация Сталина представляется примечательной. «Позиция т. Троцкого не есть позиция. Революционного движения на Западе нет, — скажет Сталин, — нет фактов [революционного движения], а есть только потенция, а с потенцией мы не могли считаться… Принимая политику т. Троцкого, мы создаем наихудшие условия для движения на Западе…» По этой причине Сталин солидаризуется с предложением Ленина о необходимости заключения мира с Германией[120]. Очевидно, именно из этих представлений через несколько лет вырастет сталинская концепция о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране, которая станет объектом острой критики со стороны левой оппозиции в середине 1920-х гг.

21 января (3 февраля) 1918 г. состоялось совещание ЦК с представителями различных течений в большевистской партии по вопросу о заключении мирного договора с Германией. Протоколы совещания не сохранились — лишь таблица голосования каждого участника по десяти вопросам.

Таблицу составила секретарь ЦК Е. Стасова, которая объединила голосовавших в группы. Сталин попал в первую — ленинскую — группу и голосовал по всем вопросам солидарно с вождем[121].

28 января Ленин и Сталин направят в Брест-Литовск телеграмму советской мирной делегации, подчеркивая необходимость немедленного заключения мира с Германией.

На вечернем заседании ЦК 18 февраля Сталин заявит о несогласии с Троцким и скажет: «Надо сказать прямо, по существу; немцы наступают, у нас нет сил, пора сказать прямо, что надо возобновить переговоры»[122].

На известном заседании ЦК 23 февраля 1918 г., посвященном рассмотрению германского ультиматума, Сталин неожиданно рискнет сформулировать собственную позицию по вопросу подписания мира, несколько отличную от ленинской. Ленин на этом заседании заявит, что «политика революционной фразы окончена. Если эта политика будет теперь продолжаться, то он выходит и из правительства, и из ЦК. Для революционной войны нужна армия, ее нет. Значит, надо принимать условия». Сталин скажет: «Можно не подписывать, но начать мирные переговоры». Эта позиция подвергнется жесткой критике со стороны Ленина, ответившего: «Сталин не прав, когда он говорит, что можно не подписать. Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишете, то вы подпишите смертный приговор советской власти через 3 недели». Прямая критика со стороны вождя заставит Сталина изменить позицию: «Дело сводится к тому, что мы немедленно должны подписать эти условия». В конечном итоге на этом заседании Сталин поддержит Ленина против предложений Троцкого и Бухарина. Семеро из собравшихся проголосуют за предложение принять немедленно германские предложения, четверо проголосуют против и такое же количество участников голосования позволят себе воздержаться. При этом все собравшиеся единогласно проголосуют за, отвечая на вопрос «готовить ли немедленно революционную войну»[123].

Таблица голосования каждого участника совещания ЦК РСДРП(б) с представителями разных течений в партии по вопросу о заключении мира с Германией и допустимости договоров с империалистическими державами

21 января (3 февраля) 1918

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 1а. Д. 51. Л. 1]

Уже 24 февраля по поручению Совнаркома Сталин по прямому проводу свяжется с Народным секретариатом (правительством) Украинской Советской Республики и сообщит, что ВЦИК Советов решил «сегодня в 3 часа ночи заключить мир на зверских условиях и поручивший Совнаркому послать делегацию в Брест, что и сделано сегодня»[124]. 3 марта 1918 г. Брестский мир между Советской Россией и государствами Четверного союза будет подписан. Несмотря на подписание мирного договора, Сталин принадлежал к числу тех большевистских деятелей, кто не исключал, «что война [с Германией] станет неизбежностью» [125].

Вопреки широко распространенным представлениям, прекращения военных действий действительно не произошло. Германо-австрийские войска продолжили, пусть и не слишком активное, продвижение на восток. При этом украинская делегация на переговорах с Советской Россией о делимитации границы придерживалась позиции, согласно которой демаркационная линия, отделившая германские и советские войска, это и есть государственная граница между УНР и РСФСР[126]. Правительственный кризис, разразившийся в результате острейших споров по вопросу мирного договора со странами Четверного союза, разрешится рядом кадровых перестановок. Троцкий будет освобожден от должности народного комиссара по иностранным делам, Н.И. Подвойский — от должности наркома по военным делам. Руководить Наркоматом иностранных дел будет назначен Г.В. Чичерин. Троцкий возглавит Революционный военный совет Республики (РВСР) и станет наркомом по военным делам. Тем же решением будет упразднен пост главнокомандующего и проведен еще ряд перестановок. Обо всем этом Троцкого и других большевистских руководителей специальной телеграммой уведомит Сталин.

Развертывание Гражданской войны в России окажется сопряжено с военной интервенцией со стороны целого ряда государств, принадлежавших к различным военным блокам — Антанты и Четверного союза. «Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, и существование Советской Республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо», — зафиксирует Ленин не столько международное положение Советской России в конкретный исторический момент[127], сколько большевистскую парадигму о неизбежности военно-политического столкновения капитализма и социализма. Противостояние в той или иной форме угрозе иностранного вторжения (реальной или мнимой) для большевистского руководства в целом и Сталина персонально надолго станет одной из доминант политического сознания и поведения, во многом определявшего важнейшие политические решения на протяжении всей его политической карьеры.

Телеграмма И.В. Сталина по прямому проводу Народному секретариату Украинской Советской Республики о заключении мира с Германией и его условиях

24 февраля 1918

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 125. Л. 1–4]

Записка И.В. Сталина, отправленная по прямому проводу в Севастополь, с сообщением о подписании мира с немцами и предстоящем IV съезде Советов для ратификации мирного договора, о возможности войны с немцами в ближайшие дни, об угрозе Крыму, с просьбой информировать ежедневно

Автограф И.В. Сталина

Между 3 и 12 марта 1918

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 127. Л. 1]

Вожди большевизма, однако, некоторое время не будут иметь ясной линии в международных отношениях. 1 марта 1918 г. Мурманский Совет, ссылаясь на слухи о готовящемся нападении немецких и финских военных частей на Мурманскую железную дорогу, обратился в Совнарком за указаниями о том, в каких формах может быть приемлема помощь «живой и материальной силой» со стороны союзников царской России по Антанте, представительства которых находились в Мурманске после начала Первой мировой войны. В тот же день Троцкий порекомендует «принять всякое содействие союзных миссий». Опираясь на директиву Троцкого, председатель Мурманского Совета А.М. Юрьев 2 марта заключил соответствующее «словесное соглашение». Одним из его пунктов станет обязательство союзников не вмешиваться «во внутреннее управление районом». 6, 14 и 16 марта с английских и французского крейсеров будет высажен десант. Уже после подписания Брестского мира Ленин и Сталин 26 марта будут иметь пространные переговоры с Юрьевым по прямому проводу. В нем они выскажут опасение, что это соглашение «англичане могут использовать при дальнейшем осложнении международной конъюнктуры как основание для оккупации». Они порекомендуют Юрьеву оповестить англичан о необходимости составить для Совнаркома официальный отчет о сложившемся положении дел, особо подчеркнув взятые ими обязательства о невмешательстве. В этой комбинации Ленин и Сталин увидят возможность «ликвидации того запутанного положения», которое сложилось в Мурманске. 9 и 10 апреля Сталин со ссылкой на поручение Ленина будет дважды разговаривать с Юрьевым по прямому проводу. Он скажет: «Советуем принять помощь англичан». Сталин настоятельно порекомендует действовать «абсолютно секретно и более или менее автономно». Юрьев подтвердит, что все понял правильно: «Считаю, что действуем не вразрез с Вами, но самостоятельно… Значит, будем просить англичан и французов помочь вооруженной силой оборонить среднюю часть Мурманской дороги от своего имени» [128].

Заигрывание большевиков с бывшими союзниками не пройдут мимо внимания германского руководства, которое справедливо усмотрит во всем этом нарушение Брестского мирного договора. Германские подводные лодки усилят блокаду побережья, потопят несколько российских и норвежских судов. Сильное беспокойство проявит нарком по иностранным делам Чичерин, которого, судя по всему, «забыли» ввести в курс дела политические руководители. 12 мая он обратится во ВЦИК к формальному главе Советского государства Я.М. Свердлову, который предупредит мурманских руководителей: «Никакая местная советская организация не должна обращаться за помощью к одной империалистической коалиции против другой». 6 июня уже Ленин совместно с Чичериным напомнят Юрьеву: «Ввиду постановлений Брестского договора военные суда англичан и их союзников не должны появляться у наших северных берегов»[129]. Растерянный Юрьев напомнит: «Заставить союзников силой уйти невозможно. Военная сила неоспоримо на их стороне». 25 июня Ленин и Троцкий предпишут Юрьеву организовать отпор английскому десанту[130]. Вся эта кампания давления на руководителей Мурманского Совета имела целью, конечно, сделать хорошую мину при плохой игре, продемонстрировать Германии готовность Соввласти соблюдать условия мирного договора. В лице Юрьева Москва нашла того самого «стрелочника», на которого и возложили ответственность за появление англо-французских войск на севере Советской России. Постановлением Совнаркома от 1 июля 1918 г. Юрьева объявят врагом народа и поставят вне закона[131]. Он чудом избежит расстрела, к которому его приговорят после ареста в 1920 г., заменив высшую меру «социальной защиты» на тюремное заключение. Остается открытым вопрос, в какой мере действия большевистского Совнаркома спровоцировали руководство Антанты принять 1 июня 1918 г. в Париже на конференции военных представителей стран союзников решение о расширении интервенции на Севере России. Предоставим и мы читателю возможность самостоятельно поразмышлять над хитросплетениями мировой политики и цене скоропалительных решений в сфере международных отношений, над извивами поведения политических животных в террариумах единомышленников. Сталин, будучи командирован на Юг России, в финале этого дела своего присутствия более не обнаружит.

Брестскому миру, оказавшему гигантское влияние на процессы государственного строительства на постимперском пространстве Восточной Европы, была суждена недолгая жизнь. Поражение Германии в войне, революция и отречение кайзера Вильгельма II от престола приведут к результату, который прогнозировался Лениным. 13 ноября 1918 г. декретом ВЦИК Советов было «торжественно» заявлено, что «условия мира с Германией, подписанные в Бресте 3 марта 1918 г., лишились силы и значения. Брест-Литовский договор… в целом и во всех пунктах объявляется уничтоженным». Декрет пообещает: «На место империалистического мира должен прийти социалистический мир…»[132] Над строительством этого нового мира на востоке Европы и предстояло в ближайшие годы потрудиться большевистской гвардии.

«Конструкция центральной власти»: первая советская Конституция

Весной 1918 г. Сталин по решению ЦК активно участвует в подготовке Конституции РСФСР. Важнейшим аспектом конституционного процесса станет проработка вопроса о национально-государственном устройстве. В качестве наркома по делам национальностей Сталин стал основным действующим лицом в определении политики по этим вопросам. В январе 1918 г. на III съезде Советов Сталин выступит с докладом по национальному вопросу. «Корень всех конфликтов, возникших между окраинами и центральной Советской властью, лежит в вопросе о власти… Все это указывает на необходимость толкования принципа самоопределения как права на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной нации. Принцип самоопределения должен быть средством борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма»[133]. В проекте резолюции «О федеральных учреждениях Российской Республики» он заявит: «Российская Социалистическая Советская Республика учреждается на основе добровольного союза народов России, как Федерация Советских Республик этих народов». Там же он предложит конструкцию центральной власти. Высшим органом был назван «Всероссийский съезд Советов П., С. и Кр. Депутатов», а в периоды между съездами — ВЦИК, избираемый съездом. А вот «способ участия советских республик отдельных областей в федеральном правительстве… равно как разграничение сферы деятельности федеральных и областных учреждений», Сталин предложил определять по согласованию ЦИКа центрального с ЦИКами местными[134]. Общего принципа, общего для всего формализованного нормативного подхода, большевистская политическая мысль сочла за лучшее пока не предлагать.

14–16 марта 1918 г. Сталин примет участие в работе IV Всероссийского Чрезвычайного съезда Советов, который был собран для ратификации Брестского мирного договора. На съезде Сталин будет избран членом Всероссийского центрального исполнительного комитета. Большевистская фракция ВЦИК избирает своих кандидатов, включая Сталина, в состав комиссии по выработке проекта Конституции. Сталин фактически возглавит ее работу. 5 апреля он выступит на первом заседании комиссии ВЦИК по выработке проекта Конституции. Свое выступление он подкрепит предварительной публикацией в двух номерах «Правды» пространной «беседы» с сотрудником газеты об организации Российской Федеративной Республики[135]. 12 апреля на заседании комиссии Сталин сделает доклад о типе федерации Российской Советской Республики. Проект Сталина «Общие положения Конституции РСФСР» принимается за основу 19 апреля.

10 июля 1918 г. V Всероссийский съезд Советов принял первую советскую Конституцию, которая в своем первом разделе воспроизведет текст Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа, принятой III Всероссийским съездом Советов 12(25) января 1918 г.: «Россия объявляется Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вся власть в центре и на местах принадлежит этим советам» (статья 1). «Российская Советская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций, как федерация советских национальных республик» (статья 2). При этом III съезд Советов ограничился «установлением коренных начал федерации Советских Республик России, предоставляя рабочим и крестьянам каждой нации принять самостоятельное решение на своем собственном полномочном советском съезде: желают ли они и на каких основаниях участвовать в федеральном правительстве и в остальных федеральных учреждениях» (статья 8). Эту норму «Декларации» позднее подтвердил V Всероссийский съезд Советов [136].

Авторы Конституции отвергли принцип разделения властей. В статье 31 ВЦИК объявлялся высшим законодательным, распорядительным и контролирующим органом. Конституцией устанавливалось, что верховным органом власти («высшей властью») в стране является Всероссийский съезд Советов (статья 24), а в период между съездами — Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов (статья 30)[137]. Если судить по содержанию ряда статей Конституции, то высшим исполнительным органом власти, однако, фактически являлся СНК, несмотря на туманное описание его статуса. Ему, гласила статья 37, «принадлежит общее управление делами», для которого его «образовывал» ВЦИК (статья 35)[138]. Конституцией предусматривались непрямые выборы в органы государственной власти, устанавливался производственно-территориальный принцип выборов в Советы (статьи 53–60) [139].

Делегаты IV Чрезвычайного съезда Советов во время заседания в Колонном зале

14–16 марта 1918

[РГАСПИ. Ф. 788. Оп. 1. Д. 181]

Проект И.В. Сталина «Общие положения Конституции Российской Советской Федеративной Республики»

19 апреля 1918

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 140. Л. 66]

Конституция Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, утвержденная 10 июля 1918 года

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Д. 100]

Конституция носила ярко выраженный классовый характер. В 9-й статье была зафиксирована «основная задача рассчитанной на настоящий переходный момент Конституции». Она виделась ее создателям «в установлении диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной Всероссийской советской власти в целях полного подавления буржуазии, уничтожения эксплуатации человека человеком и водворения социализма». Что касается избирательного права, то оно «будет… предоставлено лишь тем слоям населения, которые эксплуатируются или, во всяком случае, не эксплуатируют чужого труда», — так пообещает Сталин[140]. Конституция зафиксирует: «…теперь, в момент решительной борьбы народа с его эксплуататорами, эксплуататорам не может быть места ни в одном органе власти». Целый ряд социальных групп лишатся избирательных прав (статья 65). Сталина на съезде не будет. Тем не менее его роль в конституционном процессе никем не подвергнется сомнению, и следующая советская конституция, на этот раз уже Союза ССР, будет разрабатываться и приниматься в 1923–1924 гг. вновь под непосредственным руководством Сталина.

Обретение личных компетенций

В условиях становления нового строя, поиска организационных форм, разграничения полномочий создаваемых органов государственного управления группа представителей большевистской элиты оказывается причастной к реализации самых разных властных полномочий. Сталин принадлежал к числу наиболее востребованных деятелей. Он явно стремился закрепиться в качестве одного из лидеров нового режима. В этой связи обращает на себя, например, одна из первых его докладных записок о необходимости постановки на обсуждение СНК целого ряда самых разных вопросов, выходящих за рамки его компетенции народного комиссара по делам национальностей. В довольно резкой форме («требую постановки на обсуждение») 19 ноября (2 декабря) 1917 г. Сталин выносит в повестку дня необходимость рассмотреть вопросы о комиссариатах по делам продовольствия и земледелия, о торговле с Финляндией, об Украине и Раде, о национализации угольной промышленности, о кредитах комиссариатам, об отсрочке выборов в Учредительное собрание [141].

27 ноября (10 декабря) Сталин выступает на заседании СНК по вопросу о проведении в жизнь политики социалистического государства в области финансов и экономики. 2(15) декабря вместе с Лениным и Я.М. Свердловым он подпишет декрет ВЦИК и СНК об учреждении Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), задачей которого будет определена «организация народного хозяйства и государственных финансов»[142]. В начале января 1918 г. Сталин войдет в состав комиссии по разработке мероприятий в области продовольственной политики советской власти. В мае 1918 г. ВЦИК и СНК примут декрет «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». Именно этот декрет, как уже отмечалось, определил курс большевиков на установление продовольственной диктатуры. В том же мае СНК примет решение направить Сталина «общим руководителем продовольственного дела» на Юге России с «чрезвычайными правами», при этом все местные органы советской власти, штабы и начальники отрядов, руководители учреждений и предприятий, «все комиссары и эмиссары» обязывались исполнять его распоряжения[143]. Его задачами станут сбор и организация перевозок продовольствия в центр страны.

В ноябре 1918 г. на VI Всероссийском Чрезвычайном съезде Советов он избирается членом ВЦИК и членом его Президиума и будет переизбран на VII съезде в декабре 1919 г. и VIII съезде в декабре 1920-го. 30 ноября 1918 г. Сталин назначается членом Совета рабоче-крестьянской обороны и фактически заместителем председателя, которым является Ленин. При этом именно им двоим предоставляется право утверждать постановления комиссий Совета. Ленин явно выделяет Сталина из общего ряда своего ближайшего окружения. По каким основаниям? Это нам еще предстоит установить в ходе предстоящего повествования.

Докладная записка И.В. Сталина В.И. Ленину по поводу необходимости постановки на обсуждение СНК вопросов о комиссариатах по делам продовольствия и земледелия, о торговле с Финляндией, об Украине и Раде, о национализации угольной промышленности, о кредитах комиссариатам, об отсрочке выборов в Учредительное собрание

19 ноября (2 декабря) 1917

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 4. Л. 12]

Назначение СНК И.В. Сталина общим руководителем продовольственного дела на Юге России с указанием всем местным властям и организациям исполнять все распоряжения И.В. Сталина

31 мая 1918

Подписи — автографы В.И. Ленина, В.Д. Бонч-Бруевича, Н.П. Горбунова

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 6157. Л. 1]

В связи с планами милитаризации труда посредством создания трудовых армий и мобилизаций в них и армейских частей, и гражданского населения для работы в их составе Сталин в январе 1920 г., как уже было рассказано выше, решением Совнаркома назначается председателем Украинского совета трудовой армии и уже в феврале проводит решение о милитаризации угольной промышленности Донбасса. Спустя всего год в письме Ленину он назовет этот план Троцкого «хозяйственного возрождения» России на основе трудармий убожеством и отсталостью, а самого Троцкого — средневековым кустарем[144].

Выходя за пределы своих непосредственных функциональных обязанностей, оставит свой след Сталин и во внешней политике, о чем нам придется еще говорить дальше. В качестве члена Политбюро Сталин будет не раз высказываться по внешнеполитическим вопросам. На одном из такого рода документов он оставит ремарку, адресованную Ленину, которая вполне раскрывает его политический метод: «…торопиться нельзя, нужно еще изучить ходы противника, понаблюсти как следует».

Многочисленные гражданские функции в сфере государственного управления и, соответственно, должности Сталин будет совмещать с военными и партийно-политическими.

«Я и здесь был подневольным человеком». Нарком по делам национальностей

Будучи известен в партийной среде несколькими статьями по национальному вопросу, Сталин, как уже было отмечено, 26 октября (8 ноября) 1917 г. станет председателем Совнаркома по делам национальностей. Он приступит к созданию соответствующего наркомата, однако не в слишком интенсивном режиме. Основными задачами наркомата станут: «1. Обеспечение мирного сожительства и братского сотрудничества всех национальностей и племен РСФСР, а также договорных дружественных Советских Республик; 2. Содействие их материальному и духовному развитию, применительно к особенностям их быта, культуры и экономического состояния; 3. Наблюдение за проведением в жизнь национальной политики Советской власти». Первое заседание коллегии Наркомнаца состоится только 15 февраля 1918 г., и в нем примут участие комиссары по польским, литовским делам, по делам армян, евреев, комиссар Центрального мусульманского комиссариата и др.

На заседании будут приняты организационные решения: коллегию составляет собрание национальных комиссаров; заседание коллегии созывается один раз в неделю, коллегия издает печатный орган наркомата на русском языке; учреждались отделы подготовки общих декретов, агитации и пропаганды, по связям с национальными комиссариатами, по связям с заграницей, статистики, редакция газеты «Жизнь национальностей»[145]. На этом заседании будет принято первое, и во многом определяющее, решение об отступлении от принципа коллегиальности. Заслушав вопрос «Национальные комиссариаты и Красная армия», коллегия приняла резолюцию: «Так как Мусульманский комиссариат хочет решить его в спешном порядке, то вопрос этот… специально предоставляется решению т. Сталина совместно с Мусульманским комиссариатом»[146]. Как справедливо отмечается в историографии, отныне многие важные вопросы будут решаться Сталиным лично по представлению его заместителя[147]. В начале 1921 г. на этой почве развернется конфликт между Сталиным и руководителем Еврейского отдела Наркомнаца А.Н. Мережиным. 28 января 1921 г. Мережин направит Сталину докладную записку, в которой укажет на целый ряд важнейших решений в сфере национально-государственного строительства, принятых «без ведома Совета национальностей, без учета мнений представителей республик и областей, заведующих отделами Наркомнаца». К числу таких принятых кулуарно решений Мережин отнесет постановления ВЦИК об автономной Дагестанской ССР и автономной Горской ССР, об образовании автономной области вотяцкого народа, автономной области калмыцкого народа, автономной Киргизской (Казахской) Республики, Карельской трудовой коммуны, автономной области марийского народа, Вотской области, а также ряда нормативных документов[148]. Специальное внимание Мережин обратит не только на нарушение нормативных документов наркомата, но и специальной «Инструкции народного комиссара по делам национальностей Сталина». Вывод Мережиным будет сделан следующий: «Получается систематическое, незаконное и политически вредное игнорирование Совета национальностей, которое не может не действовать деморализующим образом»[149]. Следует сказать, однако, что этот конфликт был во многом спровоцирован институциональными проблемами, заложенными отцами-основателями нового государства в основание советской государственности. Ведь статья 45 Конституции РСФСР 1918 г. прямо гласила: «Народный комиссар вправе единолично принимать решения по всем вопросам, подлежащим ведению соответствующего народного комиссариата». Он лишь обязывался «доводить» об этих решениях «до сведения коллегии». Обращает на себя внимание и форма, в которой конституировалась коллегия. Она образовывалась «при» народном комиссаре[150]. Так что Мережин был не совсем прав с формально-юридической точки зрения, предъявляя Сталину подобные обвинения. Сталин лишь использовал права, предоставленные ему Конституцией РСФСР (к созданию которой, напомним, он приложил свою руку) и практикой управления, сложившейся в рамках нового государственного порядка. Именно этим основополагающим документом создавались правовые основания для появления не только авторитарного стиля управления, но и некоторого множества авторитарных управляющих. Причем в известном противоречии с декларативными заявлениями большевиков о народовластии.

Декрет СНК об учреждении Комиссариата по делам мусульман

17(30) января 1918

Подписи — автографы В.И. Ленина, И.В. Сталина, В.Д. Бонч-Бруевича, Н.П. Горбунова, дополнения — автограф И.В. Сталина, помета — автограф Н.П. Горбунова

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5190. Л. 1]

Записка И.В. Сталина заместителю наркома по делам национальностей С.С. Пестковскому о предоставлении И.Г. Добковскому помещения для Комиссариата по делам еврейского народа

16(29) января 1918

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 111. Л. 1]

Возвращаясь к начальному периоду работы Наркомнаца, следует сказать, что состав коллегии наркомата будет утвержден Совнаркомом лишь 30 сентября 1918 г. Уместно предположить, что ни сам нарком (Сталин), ни председатель Совнаркома (Ленин) не придавали слишком большого значения институционализации деятельности наркомата, как и определению предмета его ведения. Содержательно эта деятельность в значительной степени пересекалась с деятельностью других наркоматов, что вызовет в конце 1919 г. дискуссию о его ликвидации. 12 декабря 1919 г. в отсутствие своего председателя обсудит этот вопрос на заседании коллегии и сам Наркомнац. Члены коллегии отметят, что наркомату почти всегда приходилось работать параллельно с другими учреждениями. Особо будет отмечено значение передачи культурно-просветительской работы в Наркомат просвещения, а политической — в отдел национальных меньшинств при ЦК РКП(б), после чего «еще более усилилось стремление местных властей к ликвидации наркомата»[151]. Коллегия своим решением создаст комиссию под руководством С.М. Диманштейна, возглавлявшего комиссариат по делам евреев, для выработки своих предложений по реорганизации.

Семен Маркович Диманштейн

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 257]

Эти предложения будут заслушаны на коллегии уже 19 декабря и направлены в Совнарком. 19 мая 1920 г. на основе этих предложений ВЦИК примет декрет «О реорганизации Народного комиссариата по национальным делам»[152].

Реализуя это решение, коллегия уже 20 мая примет решение создать вместо существовавших ранее комиссариатов и отделов 18 национальных отделов для народностей, имевших свои автономные правительства или проживавших компактными массами. Для иных народностей создали Отдел национальных меньшинств. Одним из результатов реорганизации станет создание Совета национальностей, который становится руководящим органом наркомата. Совет должен был состоять из председателей национальных представительств, возглавлял Совет народный комиссар и при нем коллегия в составе пяти человек. Каждая национальность по утвержденному списку выделяла в комиссариат председателя и двух членов, которые должны были возглавлять соответствующие отделы. Упорядочив организационную структуру наркомата, декрет, однако, не сыграет серьезной роли в укреплении его позиций в системе органов государственной власти.

Постановление ВЦИК о реорганизации Народного комиссариата по национальным делам, дополнение И.В. Сталина в пункт 6 о поручении Наркомнацу издать соответствующую инструкцию

19 мая 1920

Подписи — автографы М.И. Калинина и И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 1635. Л.]

Это положение вполне отразит доклад, представленный коллегией Наркомнаца на заседании Совнаркома 25 сентября 1920 г. В нем будет зафиксировано, что в конце 1919 — начале 1920 г. «в руководящих партийных органах официально и неофициально поднимается вопрос о ликвидации Наркомнаца», наркомат находится на положении «пасынка в семье советских учреждений», «ВЦИК и ЦК РКП принимают меры в области решения национального вопроса, совершенно игнорируя Наркомнац»[153]. По итогам заседания 30 октября СНК издаст постановление, обязавшее все наркоматы запрашивать мнение коллегии Наркомнаца по всем вопросам, касающимся республик, областей и отдельных национальностей. На Совет национальностей возложили обязанность давать заключения по всем вопросам, имеющим значение для республик, областей и отдельных народностей[154].

Во избежание параллелизма в работе ВЦИК и СНК 4 ноября 1920 г. приняли постановление, согласно которому представительства автономных республик при ВЦИК передавались в Наркомат по делам национальностей. Совместное постановление от 4 ноября фактически будет призвано подтвердить постановление самого ВЦИК от 22 мая. Авторитета самого ВЦИК, судя по всему, не хватало для проведения задуманной реорганизации. «Многие не понимают, почему представительства автономных республик и областей переданы Наркомнацу, они должны быть при ВЦИК», — так один из функционеров Наркомнаца опишет восприятие на местах проведенной реформы, выступая на первом Всероссийском совещании представителей автономных республик, областей и губернских отделов по делам национальностей, который пройдет 18–21 декабря 1920 г.[155] Это недовольство следует в значительной мере признать справедливым, поскольку представительство при формально высшем властвующем органе заменялось низведением национального представительства на уровень не самого влиятельного органа исполнительной власти.

16 декабря СНК и ВЦИК за подписями Ленина, Калинина и Енукидзе выпустят еще одно постановление об учреждении в автономных республиках и областях представительств комиссариата[156]. Это решение входило в противоречие с более ранним решением коллегии Наркомнаца от 20 мая 1919 г., согласно которому именно на местах формировались представительства республик и областей, направлявших своих делегатов в Наркомнац. Следующим шагом в поиске организационных форм станет разработка Положения о Совете национальностей. 5 марта 1921 г. на заседании Совета с докладом по этому вопросу выступит Сталин. Совет национальностей должен был стать теперь не высшим органом управления Наркомнацем, а его представительным органом при наркомате с правом выдвигать кандидатов в коллегию Наркомнаца. Совету были вменены также «законодательные» функции наркомата. Совет национальностей должен был представлять во ВЦИК и СНК проекты законов и декретов по национальной проблематике, давать заключения по инициативе других комиссариатов, затрагивавших национальную сферу, и др. Нельзя не обратить внимания на предложения Сталина по составу Совета. Помимо глав представительств автономных республик и областей РСФСР, он предложил включить в него представителей шести национальных отделов: Финского, Эстонского, Латышского, Литовского, Польского и Еврейского. Не приходится сомневаться, что в этих предложениях нашли отражение взгляды и самого Сталина, и ряда представителей советского руководства на «справедливые» границы распространения государственного суверенитета Советской России. Территория всей бывшей Российской империи, по всей вероятности, по-прежнему входила в этот ареал. Эти представления будут оказывать определенное воздействие на геополитические устремления советских руководителей в последующие десятилетия.

На этом череда реорганизаций не завершится. 29 апреля 1922 г. состоится очередное заседание коллегии, на котором будут заслушаны тезисы об очередной перестройке управления. Сталин на заседание не явится, ограничившись письмом со своими рекомендациями. 27 июля 1922 г. ВЦИК утвердит Декрет о реорганизации Наркомнаца и Положение, в которых будут определены цели и функционал наркомата, его организационная структура[157]. Этими документами будет создана относительно полная правовая основа функционирования наркомата, он будет встроен в систему государственного управления, будут определены его функции и полномочия. В этом новом качестве наркомату будет суждена короткая жизнь. Создание СССР в конце декабря 1922 г., о чем будет рассказано дальше, выведет Наркомнац на траекторию завершения его работы и существования. В апреле 1923 г. на одном из секционных заседаний XII съезда РКП(б) Сталин сделает шокирующее признание: «Я два года дрался за уничтожение Наркомнаца и получил отказ. Это орган, ничего не делающий и тормозящий работу. Меня не освобождали от наркомства». Некоторое объяснение подобного отношения к делам собственного ведомства дает предшествующее высказывание Сталина: «Наркомнац — комиссариат агитационный, никаких административных прав Наркомнац не имеет»[158]. Вероятно, именно недостаток административных ресурсов, не слишком высокое позиционирование наркомата, необходимость выступать в качестве ходатая за автономии и национальные меньшинства перед другими ведомствами и были причиной недовольства Сталина. Да и собственные решения наркомат должен был «визировать» в вышестоящих инстанциях. Например, в апреле 1919 г. на утверждение Президиума ВЦИК Наркомнац вынесет постановление о созыве Всекиргизского съезда[159]. Нельзя также не обратить внимания, что из Конституции РСФСР, принятой в июле 1918 г., исчезло упоминание должности председателя Совнаркома по национальным делам, так выделявшее Сталина поначалу из общего ряда народных комиссаров. В перечне наркоматов, зафиксированном в статье 43, Наркомнац значится лишь под литерой «к»[160]. Приоритеты советского государственного строительства, если судить по этому позиционированию институтов управления, с формальной точки зрения существенно изменились. Кроме того, раздражение Сталина могли вызывать недостаточность простого администрирования, приказа как метода решения вопросов, необходимость согласований и работы в диалоговом режиме с представителями российских автономий и многочисленных народов, в том числе в составе собственной коллегии. Поэтому теоретические установки Сталина («от федерализма к унитаризму») не могли не вызывать сопротивления со стороны представителей национальных движений и трений в их отношениях с наркомом.

Иосиф Виссарионович Сталин

1918–1919

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1647. Л. 52]

Создание СССР перекроит систему органов государственного управления. 29 июня 1923 г. 2-я сессия ВЦИК РСФСР 10-го созыва признает своевременной ликвидацию наркомата. Будет отмечено при этом выполнение Наркомнацем его основной миссии подготовки образования союзных и автономных республик и областей и объединения их в Союз ССР. И действительно, начиная с 1918 г. создаются многочисленные автономные образования в составе РСФСР. Одной из крупнейших станет автономия Туркестанского края, о поддержке которой на советских началах Ленин и Сталин заявят в свое время телеграммой в адрес съезда Советов Туркестанского края [161].

Сталин продолжит возглавлять Наркомат по делам национальностей вплоть до июля 1923 г. 9 апреля 1924 г. Наркомнац прекратит существование.

Среди методов советской национальной политики на раннем этапе значимое место, помимо поощрения национальных культур и развития автономий, займут репрессивные практики. Для многих народов бывшего Советского Союза ключевой точкой национальной памяти стали так называемые национальные операции советской власти. Первая из них состоится не в конце тридцатых годов, как часто принято думать, а в годы Гражданской войны и организована она будет при непосредственном участии Сталина. Первой этносоциальной группой, которая подверглась массовой депортации, стало казачество. Решениями областного ревкома летом 1920 г. начнутся принудительные переселения терских казаков и отчуждение пахотных земель для наделения ею представителей горских народов. 14 сентября 1920 г. Политбюро ЦК по докладу Сталина подтвердит постановление Кавбюро ЦК о наделении чеченцев землей за счет казачьих станиц[162]. 30 октября 1920 г. Сталин и Г.К. Орджоникидзе направят в Реввоенсовет Терской группы войск телеграмму, предписав в срочном порядке осуществить переселение за Терек казаков станицы Асиновская[163]. В тот же день Сталин из Владикавказа сообщит Ленину о выселении «в военном порядке» пяти станиц терских казаков и передачи казачьих земель «в распоряжение чеченцев»[164]. Таковы некоторые обстоятельства первой советской депортации.

Телеграмма В.И. Ленина и И.В. Сталина съезду Советов Туркестанского края о поддержке автономии Туркестана на советских началах

22 апреля 1918

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5762. Л. 1]

Телеграмма И.В. Сталина из Владикавказа В.И. Ленину в Москву о положении на Северном Кавказе; о необходимости выделения казачества из состава Терской области и образования Терской и Дагестанской автономных республик; о созыве съезда в связи с этим; о необходимости чистки органов ВЧК в Закавказье, терроризировавших старых партийных работников; о решении краевой партконференции о предании суду руководителя Особого отдела местной ЧК

30 октября 1920

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24197. Л. 1]

Судя по всему, Сталин не сыграет слишком значительной роли в перипетиях судьбы вверенного ему наркомата. Он не станет бороться против передачи части его полномочий другим политическим и государственным структурам, не проявит активности в формулировании и продвижении функционала наркомата, его закреплению в системе органов государственного управления. Довольно очевидно, что, как администратор, Сталин на этом участке зарекомендовал себя не с лучшей стороны. Вероятно, это станет сказываться на восприятии его политических качеств членами большевистского ареопага. Вряд ли случаен и тот факт, что практически все члены руководства Наркомнаца — свидетели этого аппаратного провала — позднее погибнут в годы Большого террора. Впрочем, в равной степени этот упрек в невысоком уровне администрирования можно предъявить и коллегии Наркомнаца, и руководителям ВЦИК, Совнаркома и ЦК РКП(б), оказавшимся не в состоянии на протяжении ряда лет выработать организационные и содержательные основания управления сферой межнациональных отношений, во многом ограничиваясь политическими декларациями. Организационная неразбериха, дублирование функций будут свойственны деятельности не только Наркомнаца, но и других ведомств Советской России.

Погрузившись в практическое руководство национальной политикой, Сталин будет стремиться поддерживать свое реноме в качестве партийного теоретика по национальному вопросу. В июне 1920 г. он напишет из Кременчуга письмо Ленину с замечаниями к его проекту тезисов по национальному и колониальному вопросу для II конгресса Коминтерна[165].

Сталин не раз выступит с программными установками. В его позиции довольно рано станут проявляться нюансы, которые позднее приведут к конфликту с Лениным в вопросе о принципах строительства СССР. «От унитаризма — к федерализму», — так в начале апреля 1918 г. начнет Сталин свою беседу с сотрудником газеты «Правда» об организации Российской Федеративной Республики. Завершит же ее он постановкой прямо противоположной задачи: «Федерализму в России суждено… сыграть переходную роль к будущему социалистическому унитаризму»[166]. Интересно в этом контексте и то, как Сталин рассматривает вопрос статуса конкретных территорий в составе РСФСР. Свой подход Сталин разъяснит следующим образом: «…субъектами федерации должны быть и могут быть не всякие участки и единицы и не всякая географическая территория, а лишь определенные области, естественно сочетающие в себе особенности быта, своеобразие национального состава и целостность экономической территории. Таковы — Польша, Украина, Финляндия, Крым, Закавказье (причем не исключена возможность, что Закавказье разобьется на ряд определенных национально-территориальных единиц…), Туркестан, Киргизский край, татаро-башкирская территория, Сибирь и т. п.»[167]. Эту теоретическую установку Сталин постарается реализовать в практической деятельности в процессе создания СССР. В октябре 1922 г. Сталин предложит проект резолюции о взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками, который предлагал «признать целесообразным формальное вступление независимых советских республик: Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии и Армении в состав РСФСР…»[168] Это предложение, ставшее известным как план автономизации, станет одним из камней преткновения во взаимоотношениях с Лениным, предлагавшим план советской федерации независимых республик с правом выхода из состава Союза. Это предложение Ленина, вероятно, стало для Сталина неожиданным, поскольку вся предшествующая практика не подвергала сомнению ни установок Сталина, ни предлагавшихся им практических решений. Так, в мае 1919 г. Ленин и Сталин подготовили и подписали проект постановления ЦК РКП(б) по вопросу объединения РСФСР с советскими республиками Украины, Латвии, Эстонии, Литвы и Белоруссии.

Письмо И.В. Сталина из Кременчуга В.И. Ленину с замечаниями к его проекту тезисов по национальному и колониальному вопросу для II конгресса Коминтерна

12 июня 1920

Правка простым карандашом, подпись — автограф И.В. Сталина, правка синим карандашом — автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24248. Л. 1–2]

Резолюция признавала «безусловно необходимым на все время социалистической оборонительной войны» объединить «под единым руководством Совета Обороны и других центральных учреждений РСФСР» весь аппарат военного снабжения, дело снабжения Красной армии, управление железнодорожной сетью и транспортом и путей сообщения, признать необходимость единого командования и строжайшую централизацию[169]. 1 июня 1919 г. ВЦИК за подписью М.И. Калинина издаст соответствующий декрет, оформив, таким образом, политическое решение.

Несомненно, что Сталин полагал решенным вопрос о типе федерации в рамках своего подхода, согласованного ранее. Выдвижение Лениным нового плана он не мог воспринимать иначе, как свое поражение в качестве теоретика и практика государственного строительства.

Проект резолюции ЦК РКП(б) по вопросу объединения РСФСР с советскими республиками Украины, Латвии, Эстонии, Литвы и Белоруссии для борьбы с мировым империализмом

Май 1919

Подписи — автографы В.И. Ленина и И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 9986. Л. 1–1 об.]

На посту руководителя Наркомата по делам национальностей Сталин сформулирует не только идеи о характере федерации, но и некоторые важнейшие принципы национальной политики. Известно, что именно Ленин формирует начала политики так называемой коренизации (или национализации в терминологии Сталина), получившей свое развитие в 1920-х гг. Происходит это в 1919 г., когда ЦК РКП(б) принимает резолюцию о советской власти на Украине, в основу которой будут положены ленинские тезисы. Ею было вменено в обязанность членам партии всеми средствами содействовать устранению «препятствий к свободному развитию украинского языка и культуры», проводить право… «учиться и объясняться во всех советских учреждениях на родном языке», принять «меры, чтобы во всех советских учреждениях имелось достаточное количество служащих, владеющих украинским языком, и чтобы в дальнейшем все служащие умели объясняться на украинском языке»[170]. Однако еще в начале апреля 1918 г. в статье, опубликованной в «Правде», Сталин одной из очередных задач поставит использование специальных способов вовлечения трудящихся и эксплуатируемых масс национальных окраин в процесс революционного развития. Перспективы решения этой задачи Сталин увидит в «организации местной школы, местной администрации, местных органов власти, местных общественно-политических и просветительских учреждений с гарантией полноты прав местного, родного для трудовых масс края, языка во всех сферах общественно-политической работы»[171]. Практическая реализация этих установок в 20–30-е гг. ХХ в. дает сегодня основание ряду зарубежных исследователей говорить о так называемой «положительной деятельности» советской власти в сфере национальной политики, а одному из таких ученых — квалифицировать ранний Советский Союз как «империю положительной деятельности»[172].

Михаил Иванович Калинин

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 99]

Несмотря на многочисленные организационные неурядицы, следует признать, что большевистское правительство в целом справилось со своей основной задачей — «разрешить» тем или иным способом межнациональные проблемы и консолидировать значительную часть постимперского пространства на советских началах. Основными способами этой консолидации станут военное принуждение к признанию советского порядка и поощрение в рамках этого порядка самых широких автономистских устремлений на местах. При непосредственном участии и по инициативе Наркомнаца в 1918–1923 гг. было создано семь автономных республик, одиннадцать автономных областей, две трудовые коммуны. И этот перечень далеко не исчерпывает всего множества автономий, созданных в первые годы Советской власти. Вопрос о том, какова роль в этом процессе членов коллегии наркомата и прежде всего самого наркома, все еще дебатируется и требует специального исследования [173].

«Добиться настоящего, фактического, а не бумажного контроля». нарком госконтроля и рабоче-крестьянской инспекции

Огосударствление всех сфер жизни общества, проведенное большевиками в соответствии с их представлением о целесообразном устройстве жизни общества, приведет к созданию громоздкого и многочисленного аппарата управления. Проблема управленческих кадров приобретала в этой связи особую актуальность. На исходе Гражданской войны Ленин пришел к пониманию, что «любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством». В октябре 1920 г. скажет об этом и Сталин: «Опыт представителей нового класса, ставшего у власти, еще недостаточен»[174]. Пришло к большевистскому руководству и понимание того, что «к правящей партии примыкают худшие элементы уже потому, что эта партия есть правящая». Так осмыслит эту проблему Ленин в декабре 1919 г.[175] «Аппарат управления получился у нас старый», — не раз он признавался в последние годы жизни, посвятив этой теме немало места в своих поздних работах в январе 1923 г. Поэтому идея государственного контроля с течением времени будет приобретать в глазах Ленина все более важное значение.

Наркомом государственного контроля с 1919 г. становится Сталин, подготовивший соответствующие предложения о реорганизации ведомства, доставшегося советской власти по наследству от прежних времен. 8 марта Ленин и Сталин на заседании Совнаркома обменяются записками по вопросу о реорганизации Госконтроля.

Причем Ленин предложит «ввести по закону систематическое участие понятых из пролетарского населения с обяз[ательным] участием до ²/₃ женщин»[176]. Показательным представляется привнесение Лениным в деятельность госконтроля этой своеобразной меры «свидетельствования» из сферы уголовно-процессуальной и правоприменительной практики. Сталин сочтет необходимым согласиться с этим и другими предложениями Ленина. 9 апреля 1919 г. Сталин выступит на заседании ВЦИК с докладом о реорганизации государственного контроля и озвучит проект декрета, который будет единогласно принят. На следующий день ВЦИК и СНК опубликуют совместный декрет о реорганизации государственного контроля в газете «Известия»[177]. На госконтроль были возложены функции «непосредственного фактического контроля, обеспечивающего быстрое, неуклонное и целесообразное осуществление декретов и постановлений центральной власти во всех областях хозяйства и государственного управления»; наблюдение и проверка деятельности «всех вообще органов советской власти»; «привлечение к суду должностных лиц за упущения и преступления»[178]. При этом в ведение наркомата переводились все существовавшие при отдельных ведомствах и предприятиях контрольно-ревизионные органы. Как укажет Сталин в своей речи на заседании ВЦИК 9 апреля 1919 г., «Государственный контроль — это единственное ведомство, которое до сих пор не подверглось той чистке и ломке, которые претерпели все другие учреждения»[179]. В качестве инструмента контроля действий госаппарата снизу Сталин подготовит и подпишет 30 апреля 1919 г. соответствующее извещение «Всем гражданам Советской Республики» о создании Центрального бюро жалоб и заявлений при Народном комиссариате государственного контроля[180].

Записка В.И. Ленина И.В. Сталину с предложением ряда пунктов к декрету о реорганизации Государственного контроля, ответ И.В. Сталина о его согласии с предложенными пунктами

8 марта 1919

Текст черными чернилами — автограф В.И. Ленина, текст синим карандашом — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 8859. Л. 1–1 об.]

Беспокойство большевистского руководства будет вызывать растущая численность аппарата управления. Нельзя не признать, наверное, это беспокойство обоснованным, с поправкой на то, что рост управленческих штатов не мог не иметь места в условиях тотального огосударствления сферы производства и распределения в результате проводимых большевиками преобразований. Совнарком 25 марта 1919 г. примет постановление о сокращении штатов всех ведомств на 25–50 %. Одним из первых мероприятий, которое Сталин проведет, станет ревизия советских учреждений в части принимаемых мер по реализации принятого Совнаркомом решения о сокращении штатов. Соответствующее решение примет Совет труда и обороны (СТО) 5 мая 1919 г. Все ведомства обяжут в двухнедельный срок представить соответствующие предложения. Кроме того, Сталин решит провести демонстративную порку. Он проведет через СТО решение о том, что «бездействие сократительной комиссии Компрода [Наркомата продовольствия] является должностным преступлением». Наркомату юстиции будет поручено «привлечь весь состав комиссии к суду»[181]. Решительный административный нажим не одному Сталину казался тогда «чудесным» средством скорейшего решения всех и всяческих проблем. Принятое с налету решение, однако, на деле плохо соотносилось с реальностью. Нарком юстиции Курский, принужденный заняться этой проблемой, 22 мая сделает доклад, в котором постарается объяснить сложности работы «сократительной» комиссии наркомпрода. Специально Курский укажет на позицию представителя Наркомата госконтроля, наблюдавшего за работой комиссии. Тот, как оказалось, «не нашел, что Комиссия бездействует». Вывод, который сделает Курский, должен был быть воспринят Сталиным обостренно: «…нет оснований, — закончил доклад наркомюст, — для предания членов Комиссии суду по обвинению их в должностном преступлении»[182].

Почтотелефонограмма народного комиссара Рабоче-крестьянской инспекции И.В. Сталина председателю СНК В.И. Ленину о выработке форм единой государственной отчетности с критикой запоздалого предложения Л.Д. Троцкого по этому вопросу, идущего вразрез с постановлением Президиума ВЦИК и создающего вредный параллелизм в работе

Позднее 1 июля 1921

Правка — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4374. Л. 1–1 об.]

Сталин сочтет возможным интерпретировать роль Наркомата госконтроля как политическую, очевидно выходя за рамки выданного ему мандата. Ярким примером такого подхода станет его телеграмма в Щигры от 7 мая 1919 г. чрезвычайному ревизору государственного контроля. В ней он поручит обратить специальное внимание на «обследование общего политического настроения крестьянских масс», «на политику Земельного отдела и Управления совхозами», «на политику Земотдела при организации коллективного земледелия», «на политику Главсахара в деле национализации земель» и др.[183] Важнейшим направлением деятельности станет для Сталина на посту наркома госконтроля создание «единообразной отчетности всех ведомств, т. е. единой государственной отчетности»[184].

Важное средство в обуздании нарождающейся советской бюрократии увидит Сталин в создании Центрального бюро жалоб и заявлений при Народном комиссариате государственного контроля[185]. Создание Бюро жалоб виделось Сталину одной из форм такого контроля. Впоследствии система таких бюро будет развернута по всей стране. Власти станут всячески стимулировать поток обращений со стороны населения, которые в близкой перспективе примут в том числе и форму примитивных доносов.

Суперведомство, однако, не продемонстрирует ожидавшейся от него суперэффективности и не решит в сколь-нибудь полном объеме поставленных перед ним задач. В результате Наркомат госконтроля декретом ВЦИК в феврале 1920 г. будет реорганизован в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) с целью «орабочения и окрестьянивания» госконтроля. В этом Ленин видел «чудесное средство сразу, одним ударом удесятерить наш государственный аппарат… Это чудесное дело — привлечение трудящихся к повседневной работе управления государством»[186]. Сталину будет поручено возглавить новый наркомат. В своей речи на I Всероссийском совещании ответственных работников РКИ он сформулирует две основные задачи. Во-первых, «установить наиболее целесообразные формы учета государственного имущества… целесообразные формы отчетности… налаживать аппараты снабжения…» Вторую задачу РКИ Сталин увидит в подготовке «из рабочих и крестьян инструкторов, могущих овладеть всем государственным аппаратом». Разъясняя эту задачу слушателям, Сталин сделает показательное признание, раскрывающее его воззрения на природу советского строя. Разбивая все декларации большевиков о Советах как новом типе государственного управления, непосредственного народовластия, он скажет: «Страной на деле управляют не те, которые выбирают своих делегатов в парламенты при буржуазном порядке или на съезды Советов при советских порядках. Нет. Страной управляют фактически те, которые овладели на деле исполнительными аппаратами государства, которые руководят этими аппаратами»[187]. Именно в стремлении овладеть исполнительными аппаратами государства следует рассматривать принятие Сталиным на себя многочисленных обязанностей в этот период, его участие в различных наркоматах, коллегиях, комиссиях и проч.

Надежда Ленина «на творчество масс» не оправдается. Не вполне оправдается и ставка Сталина на новый наркомат как инструмент влияния на государственную политику. Показательной представляется неудача попытки преследования Сталиным в марте 1922 г. заместителя наркома иностранных дел Л.М. Карахана, управляющего делами Совнаркома П.П. Горбунова, начснаба Наркомата по делам просвещения Калашникова[188]. Даже заручившись одобрительной резолюцией Ленина на своей записке к нему, Сталин не сможет добиться реализации намерения привлечения их к суду. Сталин уведомит Ленина, что, «будучи убежден в целесообразности привлечения» к суду на основании результатов ревизии «финансовой части» Наркоминдела, он ставит этот вопрос в Политбюро, «прося санкции» Ленина. «Надо привлечь, — напишет Ленин. — Нельзя спускать».

Однако Политбюро лишь примет к сведению «заявление т. Сталина о результатах ревизии хозяйственной части» Наркомата иностранных дел. В конечном итоге под суд пойдет лишь самый слабый из упоминаемых в сталинской записке — начальник управления снабжения Наркомпроса Калашников [189].

Вероятно, такого рода аппаратные неудачи наилучшим образом демонстрировали Сталину, что именно в партии, а точнее в Политбюро, находится центр принятия решений, и не только политических, что именно коммунистическая партия и руководящая ею структура являются ключевым элементом и механизма государственного управления, и нормативно-правовой системы нового государства. Стоит напомнить при этом, что Политбюро как постоянно действующий орган было создано лишь в марте 1919 г. на VIII съезде партии и ему потребовалось некоторое время, чтобы занять ключевое место в системе управления и проявить себя в этом качестве. Сталин будет руководить Наркоматом РКИ вплоть до своего избрания генсеком на XI съезде партии в апреле 1922 г.

Докладная записка И.В. Сталина В.И. Ленину о привлечении к суду Л.М. Карахана, П.П. Горбунова и Калашникова и необходимости проявления особой строгости к коммунистам

9 марта 1922

Автограф И.В. Сталина, резолюция — автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 694. Л. 92–92 об.]

Что касается общей оценки эффективности работы этого наркомата, безотносительно к роли Сталина по руководству им, то нельзя не привести оценки Ленина, данной им в одной из серии его последних диктовок спустя менее года после того, как Сталин оставил свой пост наркома. В своей статье «Лучше меньше, да лучше» он скажет так: «Наркомат Рабкрина не пользуется сейчас ни тенью авторитета. Все знают о том, что хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина, нет и что при современных условиях с этого наркомата нечего и спрашивать»[190].

И.В. Сталин, В.И. Ленин и М.И. Калинин в группе делегатов VIII съезда РКП(б) в Кремле

18–23 марта 1919

[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 124. Л. 1]

«Наша партия должна создать организационный аппарат…». партийно-государственное строительство в годы гражданской войны

В книге «Что делать?», изданной в 1902 г., Ленин напишет: «Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию!»[191] Организация будет создана, власть будет взята, традиционный уклад жизни России перевернут. Большевики встанут перед задачами социалистического строительства. Однако программы такого строительства у них не окажется. Результатом станет своеобразная система управления, центральное место в которой займет коммунистическая партия. И это объясняется вовсе не стечением исторических обстоятельств, а результатом реализации теоретических установок большевизма. Начиная с 1903 г. после знаменитого II съезда РСДРП, на котором происходит раскол партии на большевиков и меньшевиков, Ленин последовательно выстраивает «партию нового типа» как централизованную, сплоченную боевую организацию профессионалов, «сближающую и сливающую воедино стихийно-разрушительную силу толпы и сознательно-разрушительную силу сознательных революционеров». При этом Ленин был уверен, что «классовое политическое сознание может быть принесено рабочему классу только извне»[192]. Именно партия и призвана была решить эту задачу — привнести необходимую идеологию в сознание класса, который должен был стать в результате субъектом социалистических преобразований. Этот подход объясняет особенности советской политической системы, в которой партия займет центральное место. В Уставе партии, который будет принят на VIII Всероссийской партийной конференции в 1919 г., будет прямо записано: «ЦК… направляет работу центральных советских и общественных организаций» [193].

В начале марта 1918 г. на VII съезде Сталин вновь избирается членом ЦК. Как уже было сказано, его выдвинут в состав комиссии по выработке проекта новой программы партии. На этом съезде партию переименуют в Российскую коммунистическую партию (большевиков) (РКП(б)). Таким образом, будут разорваны формальные связи с международной социал-демократией, в недрах которой зародился большевизм. Закрепит разрыв создание в противовес II (Социалистическому) Интернационалу — III Коммунистического (Коминтерна), который включит в себя создаваемые компартии на правах своих секций. В марте 1919 г. Сталин примет участие в работе I конгресса Коминтерна в качестве члена российской делегации. В октябре 1918 г., напомним, Сталин станет еще и членом ЦК КП(б) Украины.

Важнейшую роль в жизни российских большевиков сыграет прошедший в марте 1919 г. VIII съезд РКП(б), который примет новую программу партии. Сталин участвовал в редактировании окончательного ее варианта. Именно на этом съезде создается новая организационная структура партии, главными элементами которой, согласно резолюции «По организационному вопросу», становятся Политбюро, Организационное бюро (Оргбюро) и Секретариат[194]. Сталин избирается членом всех этих структур. В начале апреля 1920 г. состоится IX съезд, делегатом на который его изберут на IV Всеукраинской конференции КП(б)У. На съезде Сталин будет вновь переизбран членом ЦК, а на пленуме ЦК — членом Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б). Оргбюро создавалось из пяти членов ЦК, на каждого из которых возлагалось заведование определенным «отделом работы». Секретариат должен был состоять из «пяти технических секретарей» и одного ответственного секретаря, одновременно являвшегося членом Оргбюро. Некоторое время этот пост будет занимать В.М. Молотов. Именно эта должность трансформируется затем в должность генсека. Организационная перестройка станет итогом реализации курса на создание иерархизированных структур партии, призванных осуществлять руководство социалистическим строительством. Эта задача была поставлена циркулярным письмом ЦК от 21 сентября 1918 г.: «Наша партия должна создать организационный аппарат, могущий охватить самые глухие углы Советской России. Лишь при наличии такого аппарата мы сможем получить уверенность в быстром и правильном проведении в жизнь мероприятий, исходящих из центра»[195]. На VIII съезде перед партийными организациями ставится задача «завоевать решающее влияние и полное руководство во всех организациях трудящихся»[196]. Постановка такой цели закономерно имела результатом увеличение численности партийного аппарата, усложнение его структуры и появление задачи управления им.

Президиум I конгресса Коминтерна в Кремле. Слева направо: Г. Клингер, Г. Эберлейн, Г.Е. Зиновьев, В.И. Ленин, Ф. Платтен, Э. Руднянский; на трибуне — Л.Д. Троцкий

2–6 марта 1919

[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 105]

Иосиф Виссарионович Сталин

1918–1920

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1650. Л. 14 (№ 75)]

Политбюро становится центром принятия не только политических решений, но и тех, что лежали непосредственно в сфере государственного управления. Очень скоро большое количество вопросов, рассматривавшихся на его заседаниях, станет завершаться резолюцией: «Утвердить в советском порядке». Ленин говорил прямо, что в стране с низким культурным уровнем «Советы, будучи по своей программе органами управления через трудящихся, на самом деле являются органами управления для трудящихся через передовой слой пролетариата…»[197] Устав РКП(б), принятый VIII партийной конференцией в декабре 1919 г., зафиксирует: «Центральный комитет направляет работу ВЦИК, Центрального совета профессиональных союзов и других центральных и общественных организаций через партийные фракции»[198]. Именно партии и отводилась эта функция управления: «Коммунистическая партия добивается своего полного господства в современных государственных организациях, какой являются Советы»[199].

Залогом успеха будет признано «правильное распределение партийных сил». Съезд зафиксирует, что «все дело распределения партийных работников находится в руках ЦК партии», а его решение обязательно для всех[200]. Кадровые функции станут исполняться учетно-распределительным и организационно-инструкторским отделами Секретариата, создаются отделы агитации и пропаганды, деревни, женский, национальных меньшинств (промышленные отделы появятся позднее). Постановка партии в центр политической системы, а затем и системы государственного управления в огромной стране неизбежно вела к увеличению и диверсификации функций партийного аппарата, умножению его численности. В конечном итоге первоначально задумывавшиеся как технические органы Секретариат и Оргбюро стали приобретать организационно-политические функции. «Нельзя точно разграничить, какой вопрос политический и какой организационный», — признается Ленин[201]. На XII съезде партии в апреле 1923 г. эту мысль повторит Сталин: «Между политической работой ЦК и организационной работой нельзя проводить непроходимую грань»[202].

Проект резолюции X съезда РКП(б) о замене продразверстки натуральным налогом

Не позднее 16 марта 1921

[РГАСПИ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 24. Л. 3–3 об.]

В конце Гражданской войны в состав Политбюро входят всего лишь пять человек (Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев, В.И. Ленин, И.В. Сталин, Л.Д. Троцкий) плюс три кандидата в члены (Н.И. Бухарин, М.И. Калинин, В.М. Молотов), в составе ЦК — девятнадцать членов. Сталин, таким образом, закрепляется на самом верху политического руководства и государственного управления страной.

Важнейшее место в истории Советской России займет Х съезд РКП(б), прошедший в марте 1921 г. Съезд наметит поворот от «военного коммунизма» к новой экономической политике (нэп). Будет осуществлена замена продовольственной разверстки натуральным налогом, допускается свобода торговли (в ограниченных и регулируемых пределах) и денежный оборот, реализуется курс на государственный капитализм, формами которого представлялись концессии, аренда мелких предприятий частными предпринимателями, развитие «буржуазной» кооперации.

При этом была поставлена задача построения фундамента социалистической экономики, создание мощной машинной индустрии. В основу этих планов будет положена электрификация страны, зафиксированная в плане ГОЭЛРО. Сталин не примет участия в разработке плана, но, ознакомившись с ним, отзовется о его содержании в письме Ленину в превосходных степенях, назовет этот план единственной в наше время марксистской «попыткой подведения под советскую надстройку хозяйственно-отсталой России действительно реальной и единственно возможной… технически-производственной базы». Не упустит он при этом и возможности уничижительно отозваться об инициативах Троцкого. «Помните, — скажет Сталин, — прошлогодний план Троцкого… «хозяйственного возрождения» России на основе массового применения… труда неквалифицированной крестьянско-рабочей массы (трудармии). Какое убожество, какая отсталость в сравнении с планом ГОЭЛРО!»[203] Многие идеи плана ГОЭЛРО будут впоследствии реализованы в ходе сталинской индустриализации.

Либерализация экономики в период нэпа не предполагала при этом каких бы то ни было послаблений жесткого политического режима. «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору…» — писал Ленин[204]. Более того, он указывал на необходимость «не выпустить из своих рук ни малейшей возможности расширить вмешательство государства в «гражданские отношения»»[205]. Сохранение в мирных условиях политического репрессивного режима периода Гражданской войны станет предпосылкой становления в 1930-х гг. режима личной диктатуры Сталина.

Проект положения о ГОЭЛРО

Не позднее 21 декабря 1920

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 16590. Л. 1–1 об.]

Еще более существенными станут решения Х съезда в сфере партийного строительства. Они окажут влияние на направление эволюции всей политической системы. Съезд примет знаменитую резолюцию «О единстве партии», которая предписывала немедленно распустить все фракционные группы, а парторганизациям вменялось недопущение оппозиционных выступлений[206]. Причем ЦК получил право в случае нарушения партийной дисциплины или допущения фракционности принимать все меры партийного воздействия вплоть до исключения из партии. Таким образом, партия сделает очередной логический шаг на пути централизации управления, сокращения сферы внутрипартийной демократии в построении вертикальной системы управления. Ее останется увенчать фигурой вождя, чья власть станет базироваться не только и не столько на личном авторитете, но прежде всего на формально закрепленном статусе.

На пленуме ЦК РКП(б) 3 апреля 1922 г. Сталин будет избран в Политбюро, а также Генеральным секретарем ЦК[207].

Опыт решения практических задач, ряд аппаратных поражений предшествующего времени, судя по всему, привели его к решению оседлать руководство аппаратом партии как ключевой позиции для решения разнообразных задач в сфере управления. Создание должности генсека и избрание на эту должность позволят ему подготавливать и формировать повестки заседаний, а значит, влиять на политическую повестку дня, а также решать кадровые вопросы. Кадровая политика очень скоро станет действенным инструментом не только строительства партии. Управленческие органы, призванные решать кадровые вопросы, станут рычагом влияния на принятие нужных решений, средством концентрации власти. Именно Сталин после своего избрания генсеком завершит оформление и легализацию оргструктур партии. Деятельность Политбюро, Оргбюро и Секретариата, созданных за три года до того VIII съездом[208], носила внеуставной характер, и лишь после вступления Сталина в должность генсека они будут внесены в Устав партии в августе 1922 г. на XII Всероссийской конференции РКП(б)[209].

Постановление пленума о конструировании ЦК и избрании И.В. Сталина генеральным секретарем

3 апреля 1922

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 78. Л. 6–6 об.]

Иосиф Виссарионович Сталин

1920

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1647. Л. 20]

К этому периоду относятся и «теоретические» размышления Сталина, которые в 1920-е гг. он оформит и озвучит в виде концепции «приводных ремней» от партии к государству и общественным организациям в процессе строительства социализма. 17 апреля 1923 г., выступая на XII съезде РКП(б), он поставит задачу: «…в политической области для того, чтобы партия облегалась широкой сетью беспартийных массовых аппаратов, являющихся щупальцами в руках партии, при помощи которых она передает свою волю рабочему классу, а рабочий класс из распыленной массы превращается в армию партии». Значительную часть своего выступления Сталин тогда и посвятит рассмотрению того, «каковы эти аппараты, эти приводные ремни»[210]. Важность такого подхода лишь подчеркивалась тем фактом, что уже на фронтах Гражданской войны Сталин столкнется с нежеланием основной массы населения страны — крестьянства — воевать за советскую власть. В 1921 г. страну всколыхнут Кронштадтское и Антоновское восстания, потрясшие основы Советского государства. Эти события только подкрепят уверенность Сталина в том, что большевики взялись руководить социумом, который не разделяет их представлений о социализме. Добиться выполнения решений, реализующих чуждые для общества идеологические и политические установки партии большевиков, оказывается возможным лишь через принуждение. Функции понуждения разных видов и форм к исполнению партийных решений партия передает различным аппаратам, своим «приводным ремням» к массам населения — советам, профсоюзам, комсомолу, репрессивным органам и проч. Эти сталинские тезисы восходят к более ранним партийным документам. Еще в сентябре 1918 г. «Правда» опубликует обращение «Ко всем партийным организациям». В нем прямо будет указано на роль партии «как руководительницы» «построения общества на новых коммунистических основах», осуществляемой через Советы. Перед партийными комитетами уже тогда была поставлена задача «вырабатывать принципы социалистического строительства, руководить советской работой и контролировать ее во всех углах России…»[211] Представление о партии как силе, направляющей в том числе хозяйственную, военную и другие виды деятельности, найдет выражение в ряде документов и Ленина, и Сталина этого периода. В заключительном слове по отчету ЦК на XI съезде партии Ленин скажет: «Отделять организационные вопросы от политики нельзя. Политика — это концентрированная экономика»[212]. В августе 1920 г. Сталин направит заявление в Политбюро, в котором скажет: «ЦК должен знать и контролировать всю работу органов военного ведомства»[213]. В мае 1922 г. он направит телеграмму всем обкомам, бюро ЦК и губкомам с предписанием «напрячь силы по проведению [сбору] общегражданского налога»[214].

Телеграмма И.В. Сталина обкомам, бюро ЦК и губкомам о проведении кампании по сбору общегражданского налога, особенно в сельских местностях

15 мая 1922

Подпись и правка — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2424. Л. 2]

Заинтересованный читатель легко найдет в опубликованных сочинениях Сталина и другие аналогичные высказывания по вопросу о месте и роли партии в государственном управлении, относящиеся к данному периоду времени.

«Надо поощрять энергию и массовидность террора». становление практик управления

Конституция РСФСР 1918 г., послужившая образцом для конституций других советских республик, как уже отмечалось в этой книге, носила ярко выраженный классовый характер. Идея классовой борьбы является системообразующим параметром этого документа. В соответствии с этим принципом выстраивались правоприменительные практики, носившие ярко выраженный репрессивный характер. Большевики во главе с Лениным понимали и использовали право как инструмент проведения своей политики. Придя к власти, большевики отменили действующие законы и распустили суды. Декретом Совнаркома о суде от 22 ноября 1917 г. все судебные учреждения, существовавшие в России до его принятия, были упразднены. Упразднялись и институты судебного следствия, прокурорского надзора и адвокатуры. Их место заняли революционные трибуналы, которые, однако, оставались своеобразными судами, руководившиеся в своей деятельности главным образом революционной целесообразностью. Были отменены все ранее изданные законы, противоречащие декретам ВЦИК и Совнаркома, а также программным документам РСДРП и партии эсеров. При этом за местными судами было оставлено право руководствоваться «законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не… противоречат революционной совести и революционному правосознанию»[215]. Сталин, вероятно, был вовлечен в дебаты по этим вопросам. Много позднее, в 1934 г., беседуя с Гербертом Уэллсом, он заметит: «Если же некоторые законы старого строя могут быть использованы в интересах борьбы за новый порядок, то следует использовать и старую законность» [216].

Следующим декретом ВЦИК РСФСР от 20 февраля 1918 г., помимо созданных ранее местных судов, создавались окружные народные суды в качестве судов первой инстанции для гражданских и уголовных дел, которые не относились к подведомственности местных судов по предыдущему декрету Совнаркома о суде. В окружных судах утвердился принцип коллегиального рассмотрения дел. Место адвокатуры займут «коллегии правозаступников» при местных Советах. Вскоре после подавления восстания левых эсеров в Москве в июле 1918 г. Совнарком РСФСР 13 июля примет очередной декрет о суде, которым разграничит подведомственность дел между народными, окружными судами и революционными трибуналами.

Не рассчитывая чрезмерно на эффективность работы формировавшихся судов и ревтрибуналов, большевистское руководство уже в феврале 1918 г. предоставит Чрезвычайной комиссии (ЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем право расследовать преступления, судить и выносить по ним приговоры, включая приговоры к смертной казни. Причем в течение 1918 г. диапазон использования чекистами внесудебных расправ будет расширен на дела, которые в обычной практике не считались политическими. Как мы видели, репрессии против политических противников были включены в арсенал средств управления большевистскими лидерами уже в первые дни после прихода к власти. Ленин не раз будет указывать: «Надо поощрять энергию и массовидность террора», как это он сделает в записке Г.Е. Зиновьеву 26 июня 1918 г.[217] В последующие месяцы эти практики будут развиваться. Апогей наступит в конце лета.

30 августа 1918 г. во время митинга на заводе Михельсона в Замоскворечье состоится знаменитое «злодейское покушение на тов. Ленина», обстоятельства которого с течением времени не становятся менее загадочными. 2 сентября ВЦИК по предложению своего председателя Я.М. Свердлова примет резолюцию, в которой пообещает на белый террор врагов рабоче-крестьянской власти ответить «массовым красным террором против буржуазии и ее агентов». 5 сентября 1918 г. СНК своим постановлением заявит, что «обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью», что «необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам…»[218] Так будет объявлено о начале красного террора, главным инструментом которого станет ВЧК. 28 октября ВЦИК примет Положение о Всероссийской и местных ЧК. ВЧК была объявлена центральным «органом Совета Народных Комиссаров», члены которой назначались Совнаркомом. ВЧК получала «право на организацию при себе особых вооруженных отрядов»[219]. Само собой разумеется, что подготовленный Дзержинским проект Положения предварительно был рассмотрен ЦК партии. Довольно скоро партийное руководство сочтет необходимым поставить репрессивные практики под свой контроль более жестко. 11 декабря 1918 г. Совет труда и обороны примет специальное постановление о порядке ареста органами ВЧК сотрудников советских учреждений и предприятий, обнародованное за подписями Ленина и Сталина. Более того, народные комиссариаты и комитеты РКП(б) получат право «освобождать из-под ареста всех тех из арестованных по постановлениям чрезвычайных комиссий, за кого представят письменное поручительство два члена коллегии комиссариата или два члена городского или губернского комитета РКП» [220].

Нет сомнений, что это постановление сыграло определенную роль в становлении системы круговой поруки в партийной среде. Достаточно очевидно и то, что этот опыт организации массовой репрессивной кампании в ответ на акт индивидуального террора Сталин использует после убийства С.М. Кирова.

Сталин будет придавать особое значение на протяжении всей своей жизни теме контроля репрессивных органов. В октябре 1920 г. в письме к Ленину он обратит внимание на то, что органы ВЧК «стоят над партийными организациями». По его мнению, «нужна генеральная чистка органов Чека» [221].

В арсенал средств укрепления власти большевистской партии прочно вошло заложничество. VI Всероссийский съезд Советов в ноябре 1918 г. решит упорядочить эту активность, теперь право брать заложников стало прерогативой исключительно ВЧК. «Увлечение» концентрационными лагерями примет столь широкий размах, что 19 июля 1919 г. на объединенном заседании Политбюро и Оргбюро ЦК принимается решение «О концентрационных лагерях», которым было предписано организовать их «разгрузку». Дзержинский, выступая на 4-й конференции чрезвычайных комиссий 6 февраля 1920 г., скажет: «Вопрос о концентрационных лагерях — это вопрос о новых методах борьбы с тунеядством и уголовным спекулянтским миром, с одной стороны, а с другой стороны, это вопрос организации лучшего использования тунеядствующей рабочей силы в интересах республики» [222].

Постановление Совета рабочей и крестьянской обороны о порядке ареста ответственных работников советских учреждений органами Всероссийской чрезвычайной комиссии

11 декабря 1918

Подписи — автографы В.И. Ленина, И.В. Сталина, Н.П. Брюханова

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 7724. Л. 1–1 об.]

Говоря о практиках управления, созданных большевиками в годы Гражданской войны и получивших затем «прописку» в сталинской науке управлять, следует напомнить упоминавшийся выше факт, что Сталин оказывается прямо причастен и к первой из советских «национальных операций», объектом которой становится в 1920–1921 гг. казачество Кубани и Терека. Во многом именно его решениями, как уже отмечалось, осуществляется депортация казаков и заселение казачьих станиц представителями горских народов[223].

Важным для личной характеристики Сталина является эпизод, связанный с рассмотрением 13 декабря 1921 г. на Политбюро вопроса о «голодном каннибализме». В разгар катастрофического для Советской России голода, разразившегося в 1921–1922 гг. и унесшего несколько миллионов жизней, Сталин оказался единственным, кто выступил за уголовное наказание за людоедство в противовес решению большинства об изоляции каннибалов как психически больных [224].

Вступив в 1922 г. на пост генсека ЦК большевистской партии, Сталин примет участие в организации гонений на Русскую православную церковь. В апреле 1922 г. через десять дней после состоявшегося назначения он направит всем губкомам циркуляр, предписавший выделить специального ответственного работника для руководства работой, «связанной с вопросами церкви и раскола духовенства». Перед ними будет поставлена задача «всемерно подталкивать лояльных попов на лозунг нового поместного собора для смещения контрреволюционного патриарха и его клики». При этом губкомам партии и исполкомам Советов будет запрещено участвовать в этой работе официально или открыто. «Инициатива должна исходить от демократических попов и верующих мирян» [225].

Постановление Политбюро — отмена возбуждения судебного дела о людоедстве и решение об изоляции каннибалов как психически больных; записка Сталина о необходимости введения уголовного наказания за людоедство

30 декабря 1921

Л. 12–12 об. — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 231. Л. 8, 12–12 об.]

Сталин вынесет важный опыт из событий Гражданской войны. К нему придет осознание, «что те элементы… которые составляют большинство нашей армии — крестьяне, не будут добровольно драться за социализм… Ряд бунтов в тылу, на фронтах… показывают, что непролетарские элементы, составляющие большинство нашей армии, драться добровольно за коммунизм не хотят…» Отсюда следовала задача «эти элементы перевоспитать в духе железной дисциплины, повести их за пролетариатом не только в тылу, но и на фронтах, заставить воевать за наше общее социалистическое дело…»[226] Ясно это станет не только Сталину. 29 мая 1918 г. ВЦИК Советов издаст декрет «О принудительном наборе в Рабоче-Крестьянскую Армию»[227], который осуществит переход от добровольного принципа комплектования армии к обязательной военной службе. Категорический императив, заключенный в приведенных выше словах Сталина, станет практическим руководством не только в отношении военного строительства, но и применительно к строительству социализма в СССР в целом. В марте 1919 г. на VIII съезде РКП(б) во 2-й программе партии этот подход будет оформлен в качестве официальной ее политики: «Поголовная мобилизация всего трудоспособного населения Советской властью для выполнения известных общественных работ, должна быть применяема несравненно шире и систематичнее, чем это делалось до сих пор»[228].

Телеграмма И.В. Сталина всем секретарям губкомов о необходимости раскола внутри церкви и смещения патриарха

14 апреля 1922

Подпись — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 29. Л. 12]

Завершение Гражданской войны не приведет большевистских лидеров к пересмотру политики подавления оппонентов режима. «Что касается нашей политики по отношению к внутренним врагам, она должна оставаться такой же, какой была… т. е. политикой подавления всех противников пролетариата… Наша внутренняя политика сводится к тому, чтобы остатки буржуазного класса не получали даже минимума свободы», — так определит в ноябре 1920 г. Сталин итоги трехлетней борьбы за социализм и ее задачи[229]. Реализуя эту задачу, большевистское руководство организует летом 1922 г. судебный процесс правых эсеров. Успехи эсеровской пропаганды пугали большевистское руководство. Лозунги Тамбовского и Кронштадтского восстаний, среди которых широкое распространение получил «За Советы без коммунистов», вновь обозначили реальную политическую альтернативу. Пройти через эту развилку было решено, используя не политические, а репрессивные методы. Первым из череды последовавших в 1920–1930-е гг. уголовно-политических процессов станет именно судебный процесс социалистов-революционеров, который пройдет в Москве с 8 июня по 7 августа. По его итогам 7 августа 12 подсудимых будут приговорены к высшей мере наказания[230]. Рассчитывая продемонстрировать беспристрастность, большевистское руководство при этом постарается максимально замаскировать свое непосредственное руководство процессом. 20 июня Сталин направит в Верховный трибунал председательствовавшему в нем Г.Л. Пятакову письмо в связи с заявлением следователя по делу правых эсеров Я.С. Агранова. Агранов, ссылаясь на постановление ЦК РКП, заявил, что «процесс не преследует карательных целей, а имеет задачей политическую борьбу между Советской властью в лице партии большевиков и ПСР». Сталин от имени ЦК сочтет необходимым «незамедлительно» довести до сведения Трибунала, «что никакого постановления указанного рода или близкого к нему ЦК РКП не выносил…» [231]

Московский процесс над эсерами откроет череду аналогичных судебных дел на местах. Роль политического руководства партии вполне раскрывается одной из шифротелеграмм Сталина С.М. Кирову в Баку, отправленной в июле 1922 г. В ней он настаивает на отсрочке суда над эсерами, добиваясь более убедительной его подготовки. По итогам процесса, прошедшего в декабре в Баку, восемь подсудимых приговорили к расстрелу [232].

Письмо И.В. Сталина в Верховный трибунал Г.Л. Пятакову о заявлении следователя Я.С. Агранова по поводу характера процесса правых эсеров

20 июня 1922

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2368. Л. 1]

Шифротелеграмма И.В. Сталина С.М. Кирову в Баку с просьбой отложить процесс эсеров на один месяц

14 июля 1922

Подпись — автограф И.В. Сталина, резолюция — автограф А.М. Назаретяна, помета — автограф К. Аустриной

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 30. Л. 27]

Очевидно, что для Сталина, как, впрочем, и для большинства представителей большевистской элиты, принуждение и прямое насилие стали к исходу Гражданской войны инструментом повседневной борьбы за социализм.

«Разгромить старый мир». на фронтах Гражданской войны

В результате Октябрьской революции, разгона большевиками легитимного и легального Учредительного собрания, политики, проводившейся большевистским Совнаркомом, в 1918 г. на пространствах бывшей Российской империи развернется полномасштабная Гражданская война. Ленин не избегал ответственности за ее развязывание: «На все обвинения в Гражданской войне мы говорим: да, мы открыто провозгласили то, чего ни одно правительство провозгласить не могло. Первое правительство в мире, которое может о Гражданской войне говорить открыто»[233]. Признал Ленин и то, что большевики для удержания власти применили «самые крайние, самые отчаянные, ни с чем не считающиеся приемы Гражданской войны»[234]. Одним из документов, характеризующих формирование такого рода подходов, можно назвать телефонограмму Ленина и Сталина, направленную ими 21 февраля 1918 г. в Исполнительную комиссию Петроградского комитета об отправке «поголовно всей буржуазии до одного, под контролем… рабочих, на рытье окопов» под Петроградом[235].

11 августа 1918 г. Ленин напишет письмо в Пензенский губком РКП(б) в ответ на сообщение о крестьянском восстании: «Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь везде «последний решит[ельный] бой» с кулачьем. Образец надо дать. 1) Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийцев… 4) Назначить заложников…»[236] Сталин станет одним из тех сподвижников вождя Советского государства, кто примет самое активное участие в формировании и реализации соответствующих практик.

Жестокость и готовность к использованию самых крайних мер характеризуют, вероятно, любую Гражданскую войну и поведение всех вовлеченных в нее сторон. Большевики по тем или иным причинам оказались готовы к этому лучше своих противников. Сталин вполне последовательно проводил в жизнь эту линию. Предпочитаемые практики управления он продемонстрирует летом 1918 г. в Царицыне и Воронеже. В связи с реальной угрозой голодных бунтов из-за дезорганизации продовольственного снабжения промышленных центров ленинский СНК предпринимает ряд экстренных мер, направленных на исправление сложившейся ситуации. В частности, 29 мая Совнарком назначает Сталина «общим руководителем продовольственного дела на Юге России, облеченным чрезвычайными правами». Назначение состоится через несколько дней после того, как в Москве получат телеграмму от Чрезвычайного комиссара Юга России Г.К. Орджоникидзе, адресованную Ленину и Сталину. «Положение здесь (в Царицыне) неважное — нужны решительные меры, а местные товарищи слишком дряблы… На станции шесть маршрутных поездов с хлебом — в Москву, Питер — и не отправляются… Еще раз повторяю, что нужны самые решительные меры, — вокруг Царицына бушует контрреволюция»[237]. Слышать подобные жалобы от «чрезвычайного комиссара» тем более странно, что декретом СНК от 9 апреля Орджоникидзе вменялось в обязанность «неуклонное проведение директив центральной советской власти на суше и на море» на гигантской территории, «объединяющей деятельность Крыма, Донской области, Терской области, Черноморской губернии, Черноморского флота и всего Северного Кавказа до Баку»[238]. Мандат Орджоникидзе, кстати сказать, был подписан не только Лениным, но и Сталиным. Из Орджоникидзе, судя по всему, диктатор не получился, но громкой по названию должности его не лишат. Советская власть в поисках решения острых проблем создает все новые органы чрезвычайного управления. В дополнение к «чрезвычайному комиссару Юга России» Г.К. Орджоникидзе в Царицын спасать положение отправляется Сталин в качестве «общего руководителя продовольственного дела на Юге России, облеченного чрезвычайными правами». Мандат, подписанный Лениным, гласил: «Местные и областные совнаркомы, совдепы, ревкомы, штабы и начальники отрядов, железнодорожные организации и начальники станций, организации торгового флота, речного и морского, почтово-телеграфные и продовольственные организации, все комиссары и эмиссары обязываются исполнять распоряжения тов. СТАЛИНА»[239].

Телефонограмма В.И. Ленина и И.В. Сталина Исполнительной комиссии Петроградского комитета и всем районным комитетам партии большевиков об отправке буржуазии на рытье окопов под контролем рабочих

21 февраля 1918

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5365. Л. 2]

Проблемы продовольственного обеспечения центра Сталину удастся решить относительно успешно. Однако Сталин, судя по всему, полученный им мандат склонен был трактовать расширительно и видел себя скорее «Чрезвычайным комиссаром Юга России», чем просто руководителем продовольственного дела на юге России. Тем более что прямого ограничения полномочий Сталина сферой продовольственного снабжения, как мы видели, мандат не содержал. Сталин в качестве уполномоченного ЦК настаивает на своем праве назначать и смещать не только партийных деятелей, но и военных руководителей, вмешиваться в решение военных вопросов. Много позднее Троцкий подтвердит: «Со Сталиным получилось то, что со многими другими советскими работниками и с целыми отрядами их. Многие рабочие отправлялись в разные губернии для мобилизации хлебных избытков. Но наталкивались на восстания белых, и из продовольственных отрядов, становились военными отрядами»[240]. Система управления военно-оборонной сферой Советской Республики находилась в стадии становления, в ходе которого осуществлялся поиск целесообразных форм, притирки друг к другу частей управленческого механизма. Помимо Наркомата по военным и морским делам, который возглавил Троцкий, в начале марта 1918-го был создан Высший военный совет из трех человек — «военного руководителя и двух политических комиссаров». Совет возглавил М.Д. Бонч-Бруевич, бывший генерал царской армии и родной брат управделами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевича. Высшему военному совету поручалось «руководство всеми военными операциями с безусловным подчинением Высшему совету всех без исключения военных учреждений и лиц»[241]. Этой записью и исчерпывалось все содержание постановления СНК. Уже через две недели большевистское руководство осознает недостаточность принятого решения и примет 19 марта постановление, в котором несколько более пространно разъяснялись задачи, возлагаемые на Совет. В состав Совета должны были входить «в качестве председателя» народный комиссар по военным делам, нарком по морским делам, два специалиста военного дела и один специалист военно-морского дела. Должность «военного руководителя», учрежденная двумя неделями ранее, даже не упоминалась, вопросы соподчинения и взаимодействия органов управления не затрагивались. Сам «военрук» продолжит, однако, руководить военными операциями и не только.

При этом Ленин, справедливо видевший себя лидером ЦК партии и руководителем Совнаркома, стремился лично контролировать решение всех важнейших вопросов в этой сфере — от строительства Красной армии и проблем мобилизационной политики до решения вопросов не только стратегического, но и оперативного, и даже в целом ряде случаев тактического военного планирования. Этому примеру по возможности будет следовать и Сталин.

На неразбериху в сфере военного управления и порождаемые ею проблемы сочтет необходимым указать Ленину председатель высшей аттестационной комиссии Наркомата по военным делам будущий маршал А.И. Егоров. В своей докладной записке от 20 августа он подчеркнет отсутствие «определенной единой мысли воли», «плана войны против существующего противника», специально подчеркнет, что «фактически войска республики подчинены двум высшим военным инстанциям» — Высшему военному совету и Оперативному отделу Наркомата по военным делам. «Юридическая и фактическая двойственность и неопределенность для войск нынешнего положения нетерпима и влечет за собой чрезвычайные острые последствия неудач на фронтах». Егоров предложит назначить ответственного перед Совнаркомом Верховного главнокомандующего и сформировать при нем штаб, который должен был объединить штабы наркомвоена и высшего вонного совета[242].

2 сентября 1918 г. на основании постановления ВЦИК «во главе всех фронтов и всех военных учреждений Республики ставится Революционный военный совет с одним Главнокомандующим» — высший коллегиальный орган управления и политического руководства вооруженными силами РСФСР[243].

Институциональная неразбериха закладывала основы и для межличностных противоречий, что сыграло свою роль в развернувшихся вскоре личных и институциональных разногласиях, одним из которых стал конфликт Сталина с Троцким[244]. Эти столкновения могут быть правильно поняты только в описанном выше институционном контексте.

Сразу по приезде в Царицын 6 июня Сталин начинает вмешиваться и в вопросы военного управления, где столкнется с бывшим генерал-лейтенантом царской армии А.Е. Снесаревым, который командовал Северо-Кавказским военным округом. 22 июня в письме, адресованном Ленину и Троцкому, он напишет, что «было бы полезно для дела иметь мне прямое формальное полномочие смещать и назначать, напр[имер], комиссаров при отрядах, «штабах» и пр., обязательно присутствовать на заседаниях штаба округа и вообще представлять центральную военную власть на Юге». В этом же письме он ясно продемонстрирует и свое недоверие к «спецам», сказав: «Специалисты — люди мертвые и кабинетные, совершенно не приспособленные к гражд[анской] войне»[245]. Сталин проявит, таким образом, уже сейчас не только собственные амбиции, но и свои представления о роли и месте партийного руководства в этой сфере государственного управления.

7 июля Сталин вновь телеграфирует Ленину: «Спешу на фронт. Пишу только по делу. 1) Линия южнее Царицына еще не восстановлена… Если бы наши военные «специалисты» (сапожники!) не спали и не бездельничали, линия не была бы прервана, и если линия будет восстановлена, то не благодаря военным, а вопреки им… Будьте уверены, что у нас не дрогнет рука… Дайте кому-либо (или мне) специальные полномочия (военного характера) в районе южной России для принятия срочных мер, пока не поздно»[246]. 10 июля из Царицына Сталин направит Ленину письмо с протестом против назначений и распоряжений Троцкого, ведущих, по его мнению, к развалу и потере Северного Кавказа[247].

«Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты… то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас все развалится на Северном Кавказе… Вопрос продовольственный, — подчеркнет в этом письме Сталин, — естественно переплетается с вопросом военным. …Вдолбите ему в голову, что без ведома местных людей назначений делать не следует… Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело… и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит»[248].

Ленин с упорством, равным сталинскому, будет игнорировать его запросы военных полномочий. Сталин в соответствии со своим обещанием станет реализовывать свои устремления и не получив для этого формальных прерогатив. Еще 23 июня Снесарев под давлением Сталина отдаст приказ об объединении советских частей под Царицыным под командованием К.Е. Ворошилова. 16 июля они начнут наступление на одном из участков фронта и потерпят неудачу. Несмотря на это, Сталину удается добиться своего. 24 июля Высший военный совет примет постановление, которым поручит «наркому Подвойскому совместно с наркомом Сталиным, военкомом Мининым… организовать Военный совет Северного Кавказа, обнимающего в оперативном отношениии районы Донской, Черноморо-Кубанский и Бакинский. В состав Военсовета Северного Кавказа должны входить: нарком Сталин, военком Минин и военный руководитель, который будет назначен дополнительно по представлению наркома Сталина и военкома Минина»[249]. Этим постановлением были подтверждены приказы наркомвоена от 19 июля и решение Военного совета СКВО от 22 июля, которым вышеназванный Военный совет и был учрежден. Упомянутым приказом Военсовета СКВО «все оперативные приказы и все руководство всеми частями войск округа впредь» должны были исходить от Военного совета[250]. Таким образом, Сталин реализовал свой подход к военному строительству, принципы которого тогда он увидел в коллегиальном управлении войсками, где заглавная роль принадлежала не военному, но политическому руководителю. Сразу вслед за этим Сталин арестовал Снесарева вместе со всем штабом. Из Москвы будет прислана специальная комиссия во главе с членом ВЦИК А.И. Окуловым, которая добьется его освобождения. Снесарев будет отозван в Москву, а Сталин станет фактически военным руководителем на Северном Кавказе. Первым же приказом Военсовета под руководством Сталина от 22 июля «военным специалистом» в его составе был назначен бывший полковник А.Н. Ковалевский, а затем начальником штаба А.Л. Носович. Ковалевский сочтет оборону округа безнадежной и будет отставлен от своих должностей. В первых числах августа царицынская ЧК начнет аресты среди работников штабов, 4 августа будет ликвидирован и штаб округа. Арестованные Ковалевский и Носович будут освобождены по требованию Москвы и переданы на поруки прибывшей в Царицын комиссии во главе с председателем Высшей военной инспекции Н.И. Подвойским[251]. Значительная часть арестованных «заговорщиков» и «вредителей» из военспецов была расстреляна. На новый виток репрессии на Юге выйдут после покушения на Ленина в рамках общей политики Москвы по развертыванию красного террора. 31 августа из Царицына Сталин вместе с Ворошиловым направит председателю ВЦИК Свердлову телеграмму, в которой сообщит об организации «открытого, массового систематического террора против буржуазии и ее агентов»[252]. В тот же день он запросит у Ленина санкцию на очистку Воронежа и фронта от контрреволюционных элементов по царицынскому образцу[253].

Письмо И.В. Сталина В.И. Ленину с протестом против распоряжений и назначений Л.Д. Троцкого, ведущих к развалу Царицынского фронта и потере Северо-Кавказского края, и о необходимости срочного снабжения фронта аэропланами и броневыми машинами

Автограф И.В. Сталина

10 июня 1918

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 250. Л. 1–1 об.]

Сталинские практики заслужат высокую оценку со стороны Ленина. В мае 1919 г. он порекомендует члену Революционного военного совета (РВС) 10-й армии Д.И. Ефремову: «Немедленно выделите группу ответственнейших и энергичнейших царицынских работников, участвовавших в проведении Сталиным мер при обороне Царицына, и поручите им начать проведение всех этих мер с такой же энергией»[254]. Поскольку Ефремов, судя по всему, был не совсем в теме, вождю пришлось через несколько дней разъяснять: «Речь шла о поголовной мобилизации всех царицынских рабочих и о всех приемах революционной энергичнейшей войны с особо суровой чисткой тыла»[255]. Верность такого рода практикам Сталин будет демонстрировать не раз. В телеграмме Троцкому от 28 июля 1920 г. Сталин сообщает о намерении подготовить приказ «О поголовном истреблении врангелевского комсостава…»[256] В глазах Ленина Сталин заслужит репутацию «эксперта» в таких вопросах. Когда в январе 1922 г. станет обсуждаться проект нового положения о ВЧК, предусматривавший сохранение за ней карательных функций, Ленин в переписке с заместителем председателя ВЧК И.С. Уншлихтом выскажет свое мнение и порекомендует обсудить все еще раз именно со Сталиным: «Гласность ревтрибуналов — не всегда; состав их усилить «вашими» людьми, усилить их связь (всяческую) с ВЧК; усилить быстроту и силу их репрессий, усилить внимание ЦК к этому. Малейшее усиление бандитизма и т. п. должно влечь военное положение и расстрелы на месте… Поговорите еще со Сталиным и буде нужным считаете, покажите ему это письмо»[257].

Письмо И.В. Сталина из Царицына В.И. Ленину о необходимости послать в Воронеж группу работников для зачистки города и фронта от контрреволюционных элементов, с просьбой снабдить группу письмом за его подписью

31 августа 1918

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5408. Л. 1]

Что касается собственно военных дел, то дела у Сталина не заладятся. В конце июля в Высший военный совет он направит несколько докладов о необходимости подкреплений[258], 13 августа Царицын и губерния будут объявлены Военсоветом СКВО на осадном положении[259]. Как сообщит Ленину член Военсовета Минин, «борьба за Царицын упорная, с переменным успехом»[260].

6 сентября председателем РВС назначается Л.Д. Троцкий, главнокомандующим Красной армией — И.И. Вацетис. 11 сентября приказом РВС образуются Северный, Восточный, Южный фронты и Западный район обороны[261]. Положение об РВС было утверждено 30 сентября. Троцкий, возглавив органы военного управления Республики, вводил в армии жесткую дисциплину, централизацию управления, широко привлекал военспецов старой школы, боролся с партизанщиной в военном строительстве.

11 сентября 1918 г. РВС Республики назначит командующим сформированного Южного фронта П.П. Сытина. 18 сентября РВСР своим постановлением образовал РВС Южфронта в составе: наркома Сталина, предсовдепа Царицынского т. Минина, командующего Южным фронтом Сытина и его помощника Ворошилова. Сталин продолжит гнуть свою линию и издаст приказ, которым Военный совет со ссылкой на постановление РВСР будет преобразован в Военно-революционный совет Южного фронта. Председателем Военно-революционного совета Южфронта этим приказом назначался Сталин[262]. Тем самым Сталин сформировал иной, чем было предписано, орган военного управления и возглавил его, что прямо противоречило указаниям, полученным из Москвы. Центр «проглотит» молча эту сталинскую «инициативу».

Между тем положение на фронте продолжит ухудшаться и уже 27 сентября Сталин, Минин и Ворошилов в докладной записке признают, что положение «на нашем фронте несколько изменилось не в нашу пользу». «Крайним» назовут Сытина, который «странным образом» не интересуется положением фронта в целом, «не принимает или не в силах принять меры для оздоровления» и т. д. «В самом срочном порядке» они будут требовать от Москвы подкреплений, боеприпасов, обмундирования и проч., угрожая прекратить военные действия и отойти на левый берег Волги[263]. Из докладной записки Сытина в РВСР от 30 сентября мы узнаем о бурном заседании Военно-революционного совета, состоявшегося вечером накануне. «Царицынский» конфликт разгорится с новой силой. На этот раз между Сытиным и Мехоношиным (еще одним членом РВС Южфронта), с одной стороны, и Сталиным, Ворошиловым и Мининым — с другой. Царицынская или, точнее, сталинская группа настаивала на том, что выбор и назначение командующих армиями и ведение военных операций «в крупном масштабе» «принадлежит компетенции Военревсовета» Южного фронта. Сытин в полном соответствии с полномочиями, полученными им в Москве, апеллируя к соответствующим распорядительным документам, станет настаивать на своих полномочиях единолично решать такого рода вопросы, но, чтобы прекратить дебаты, предложит перенести решение вопроса в Реввоенсовет Республики[264].

2 октября Сталин и Минин направят в РВСР еще один ультиматум о подкреплениях и угрозой «отвести части в известном направлении во избежании развала фронта»[265]. В тот же день Москва перейдет к решительным действиям в отношении зарвавшейся «царицынской группы». Огонь по инсургентам будет открыт из всех орудий главного калибра. Председатель РВСР Троцкий потребует: «Приказываю Сталину, Минину немедленно образовать Реввоенсовет Южного фронта на основе невмешательства в оперативные дела. Штаб поместить в Козлове. Неисполнение в течение 24 часов этого предписания заставит меня предпринять суровые меры». ЦК партии потребует от Сталина: «Подчинение Реввоенсовету [Республики] абсолютно необходимо. В случае несогласия Сталин может приехать в Москву и апеллировать к ЦК…»[266]Руководитель высшего властного органа — председатель ВЦИК Я.М. Свердлов, основываясь на решениях ЦК, принятых в тот же день, направит в Царицын Сталину, Ворошилову и Минину телеграмму. «Все решения Реввоенсовета, — подчеркнет Свердлов, — обязательны для военсоветов фронтов. Без подчинения нет единой армии. Не приостанавливая исполнения решения, можно обжаловать его в высший орган — Совнарком или ВЦИК, в крайнем случае — ЦК. Убедительно предлагаем провести в жизнь решения Реввоенсовета. [В] случае если считаете их вредными, неправильными, предлагаем приехать сюда, обсудить совместно, принять надлежащее решение. Никаких конфликтов не должно быть»[267].

Троцкий, кроме того, 4 октября направит Ленину телеграмму, в которой станет требовать: «Категорически настаиваю на отозвании Сталина. На Царицынском фронте неблагополучно, несмотря на избыток сил. Ворошилов может командовать полком, но не армией в пятьдесят тысяч солдат, тем не менее я оставлю его командующим десятой царицынской армией на условиях подчинения командарму Южной Сытину. До сего дня царицынцы не посылают… даже оперативных донесений… если завтра это не будет выполнено, я отдам под суд Ворошилова и Минина и объявлю об этом в приказе по армии. Поскольку Сталин и Минин остаются в Царицыне, они согласно конституции Реввоенсовета пользуются только правами членов Реввоенсовета 10-й армии. Их коллегиальное командование мы признать не можем, и ответственность за все оперативные действия возложены прямо лично на Ворошилова… Царицын должен либо подчиниться, либо убраться. У нас успехи во всех армиях, кроме Южной, в особенности царицынской, где у нас колоссальное превосходство сил, но полная анархия на верхах. С этим можно совладать в 24 часа при условии вашей твердой и решительной поддержки; во всяком случае это единственный путь, кторый я вижу для себя…»[268]

5 октября Сталин организует коллективное письмо за подписями своей, Ворошилова и Минина в адрес Я.М. Свердлова. В нем они заявят о намеренно оскорбительном характере состоявшегося у них разговора с Троцким. «После сказанного Троцким… даже при желании с нашей стороны становится невозможным и неосуществимым какое бы то ни было подчинение, а потому все вопросы приходится отложить до приезда Сталина в Москву»[269]. В этой же телеграмме будет подтвержден выезд Сталина в Москву в тот же день. Решить в Москве в нужном ему ключе вопросы управления Сталин не сможет. Ленин уже принял сторону Троцкого.

Постановление СНК о назначении С.И. Аралова и И.В. Сталина членами Военно-революционного совета с приложением повестки дня заседания

8 октября 1918

[РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 205. Л. 21, 28]

В разгар «выяснения отношений» 8 октября 1918 г. постановлением Совнаркома Сталин назначается членом РВС Республики[270]. Трудно расценивать это решение иначе, как предпринятую Лениным попыткой «задобрить», «умиротворить» Сталина на фоне жесткой критики со всех сторон. 9 октября Сталин по телефону сообщит Ворошилову и Минину: «Только что ездил к Ильичу. Взбешен и требует перерешения в той или иной форме». В сопровождении Свердлова Сталин появится на несколько дней в Царицыне, очевидно для «передачи» дел и умиротворения соратников[271].

Нельзя не отметить, что в своей известной статье «Сталин и Красная армия», написанной и опубликованной к пятидесятилетию Сталина, с которой начнется возвеличение его роли в событиях Гражданской войны, К.Е. Ворошилов ни словом не обмолвится о членстве или роли Сталина в деятельности РВСР. Членом РВСР Сталин пробудет до 8 июля 1919 г., когда был утвержден его новый сокращенный состав. В юбилейном издании 1928 г. современники событий, описывая работу «неосновных» членов РВС, скажут так: «В дальнейшем на протяжении всего периода Гражданской войны в состав РВСР разновременно входили: тт. И.В. Сталин, Н.И. Подвойский, Акулов, Антонов-Овсеенко (нач. ПУРа), Серебряков» [272].

К участию в работе РВСР Сталин вернется в период польско-советской войны, о чем разговор пойдет ниже. В историографии существует точка зрения, согласно которой Сталин намеренно дистанцировался от работы в РВСР, отказываясь считать этот орган и Троцкого, который его возглавлял, слишком уж значимыми в системе управления[273]. Как бы там ни было, очевидным становится, что практическая деятельность Сталина не оказала сколь-нибудь заметного влияния на решения РВС и осталась незамеченной непосредственными участниками событий.

18 октября Сталин телеграфирует Ленину о разгроме войск Краснова под Царицыным, а 19-го выезжает из Царицына в Москву. По возвращении у него состоится еще один разговор с Лениным, его содержание известно из пространной телеграммы, которую тот направит Троцкому. Сталин решит продемонстрировать полную лояльность центру. «Сталин убедил Ворошилова и Минина, — скажет Ленин, — …оказать полное подчинение приказам Центра… Сталин очень хотел бы работать на Южном фронте; выражает большое опасение, что люди, мало знающие этот фронт, наделают ошибок, примеры чему он приводит многочисленные. Сталин надеется, что ему на работе удастся убедить в правильности его взгляда, и не ставит ультиматума об удалении Сытина и Мехоношина, соглашаясь работать вместе с ними в Ревсовете Южного фронта, выражая также желание быть членом Высвоенсовета Республики». Иначе как капитуляцией назвать это «волеизъявление» трудно. Ленин предложит Троцкому обдумать заявления Сталина «и ответить, во-первых, согласны ли Вы объясниться лично со Сталиным, для чего он согласен приехать, а во-вторых, считаете ли вы возможным, на известных конкретных условиях, устранить прежние трения и наладить совместную работу, чего так желает Сталин». Несмотря на настоятельную рекомендацию, данную Лениным, «приложить все усилия для налаживания совместной работы со Сталиным»[274], возвращение Сталина на Южный фронт не случится. Он останется в Москве и в январе вместе с Дзержинским в составе партийно-следственной комиссии отправится на Восточный фронт для расследования причин сдачи Перми войскам Верховного правителя России адмирала Колчака. На Южный фронт он вернется через год.

Но интереса к «царицынским» делам и царицынской группе он не утратит. 3 января 1919 г. он решит использовать неблагоприятную ситуацию, сложившуюся на юге вследствие третьего наступления на Царицын, которое начала Донская армия П.Н. Краснова. Уже из Перми он напишет Ленину очередное письмо с жалобой на продолжающееся разрушение Царицынского фронта «путем увольнения наиболее дельных, не умеющих прислуживаться работников» во главе с Ворошиловым и предложит ЦК «принять срочные меры для предотвращения надвигающейся опасности». Завершит Сталин это обращение к Ленину выражением несогласия с назначением одного из своих противников А.И. Окулова членом Реввоенсовета Республики, который деятельность сталинской группы иначе как «партизанщиной» не называл. Свой протест Сталин сопроводит напыщенной демагогической фразой: «Я, как член ЦК, несущий перед партией ответственность за это назначение, считаю своим долгом заявить, что, зная Окулова как не подходящего для важного поста члена Реввоенсовета Руспублики, ни в какой мере не могу отвечать за названное назначение»[275]. Ни Ленин, ни Свердлов, которого Ленин ознакомит с этим письмом, не сочтут необходимым отреагировать на этот сталинский демарш.

Межличностный конфликт с Троцким во многом определит их личные судьбы и судьбы страны. Природа этого конфликта представляется более сложной, чем она обычно описывалась в советской историографии и описывается в современной. «Царицынский казус» стал во многом отражением более широких проблем государственного строительства. Как было рассказано выше, о единоначалии в Красной армии того периода можно было только мечтать. И речь не о комиссарах при военспецах на нижних этажах армейского управления. Система управления обороной страны находилась в стадии становления. Лишь в марте 1918 г. декретом СНК был учрежден Высший военный совет с подчинением ему всех центральных органов военного управления. Была упразднена должность главковерха, распущен Комитет революционной обороны, Всероссийская коллегия по организации и управлению РККА, Революционный полевой штаб при Ставке. Эта реорганизация сопровождалась решениями о привлечении к строительству и управлению Красной армией военспецов старой школы. Несогласный с этими решениями, как и с назначением военным руководителем Высшего военного совета бывшего начальника штаба Ставки М.Д. Бонч-Бруевича, верховный главнокомандующий большевик Н.В. Крыленко подаст в отставку с поста главковерха. Ему казалось недопустимым привлечь к строительству новой армии царских генералов. Крыленко был поддержан всеми членами коллегии наркомвоена, за исключением отсутствовавшего Антонова-Овсеенко. Новая линия Ленина в корне порывала с его же собственными прежними установками на создание милиционной армии вместо регулярной. От лозунга всеобщего вооружения народа, выборности командиров, солдатских комитетов и проч. не осталось практически ничего. Так что в своем недоверии к военспецам, приверженности принципам коллегиального управления вооруженными силами Сталин был не одинок. В результате этого конфликта к руководству Красной армии, по предложению Ленина, придет Троцкий, оставивший пост наркома иностранных дел. 13 марта Совнарком примет соответствующие решения. Троцкий возглавит Наркомат по военным и морским делам и станет исполняющим обязанности председателя ВВС.

Письмо И.В. Сталина В.И. Ленину по поводу тяжелого положения, создавшегося на Царицынском фронте вследствие увольнения из командования 10-й армии старых, опытных военных работников, и необходимости принять строгие меры для предотвращения потери Царицына и линии Астрахань — Саратов, с протестом против назначения Окулова членом Реввоенсовета Республики

3 января 1919

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24231. Л. 1–2]

Высший военный совет просуществует недолго — до создания Реввоенсовета Республики, который объединит функции Совета и Наркомата по военным и морским делам. Создание РВС не решит всех проблем управления. В институциональной мешанине коллегиальность управления, обсуждение приказов вышестоящего руководства — норма, а не отклонение от нее. Например, накануне отстранения от должности первого главкома И.И. Вацетиса в июне 1919 г., его приказ о приостановке наступления войск Восточного фронта будет опротестован нижестоящими командирами, протест будет направлен в центр членами Реввоенсовета фронта. Так что столкновение Троцкого и Сталина в царицынской эпопее — в значительной мере результат институциональной притирки шестеренок механизма большевистского управления, создававшегося на ходу и на скорую руку. «Мы должны были сплошь и рядом идти ощупью… нащупывая, пробуя, каким путем при данной обстановке может быть решена задача, — так отрефлексирует Ленин эту проблему. — А задача стояла ясно — без вооруженной защиты социалистической республики мы существовать не могли»[276]. Так что слишком многие межличностные столкновения в основе своей, особенно на первом этапе развертывания большевистской революции, предопределялись нерасчлененностью управленческих функций, неструктурированностью органов управления и прочими институциональными проблемами.

Возвращаясь к осени 1918 г., подчеркнем, что царицынская эпопея не должна рассматриваться как поражение Сталина. Об одобрении Лениным сталинских чисток в Царицыне мы уже писали выше. Ленинская поддержка проявилась и в аппаратных решениях. Помимо назначения Сталина в состав РВСР, по возвращении с Юга, 13 ноября он избирается членом Президиума ВЦИК РСФСР 6-го созыва — номинально высшего органа государственного управления Советской России. Состояться это избрание могло только при поддержке Ленина, поскольку со времен совместного проживания в сибирской ссылке ни о дружбе, ни о товарищеском сотрудничестве между Сталиным и Свердловым и речи идти не могло.

Сталин между тем продолжал рваться к военному руководству. 22 ноября Ленин получит докладную записку от командующего войск Курского направления В.А. Антонова-Овсеенко. «Советнарком и по его указанию Реввоенсовет решили, — напишет он, — немедленно приступить к активным операциям на Украине. 17 ноября оформился Совет Украинского фронта, замаскированно названный Советом Группы курского направления. Его состав: я, т. Сталин, т. Затонский». Завершая письмо, Антонов-Овсеенко заявит: «…я решил идти вперед. Сейчас можно голыми (да дерзскими) руками взять то, что потом придется брать лбом»[277]. Сегодня уже трудно сказать, сам ли Антонов дозрел до мысли «освобождать» Украину от «радовцев», «гетманцев», «добровольцев» и казаков или его в этом намерении подогрел Сталин. Так или иначе, но Ленин не позволит возникнуть еще одному очагу самостийности в сфере военного управления. 30 ноября ВЦИК примет постановление о создании чрезвычайного органа управления — Совета рабочей и крестьянской обороны (СРКО). Председателем станет Ленин, а в его состав из шести человек войдут в том числе Троцкий в качестве председателя РВСР и Сталин как представитель ВЦИК. Показательно, что на долю руководителя ВЦИК, не приглашенного работать в «органе чрезвычайной военной диктатуры», как назовет Совет Обороны сам Свердлов, Ленин решит оставить главным образом представительские функции. Несмотря на подчеркнуто скромный статус нового органа управления («Совету принадлежит согласование и усиление деятельности ведомств в области обеспечения обороны страны и хозяйственного строительства») в реальности СРКО становился высшим органом управления, подминая под себя и ВЦИК, и Реввоенсовет Республики, низведенный до уровня одного из многих наркоматов/ведомств. Сталин, вошедший в состав СРКО в качестве представителя ВЦИК, ни разу не отчитается о проделанной работе перед «высшим» органом государственного управления. Уже на первом заседании СРКО 1 декабря 1918 г. неожиданно для многих, и в первую очередь для Троцкого, Сталин выдвинется на авансцену в роли фактического заместителя Ленина. В принятой процедуре подписания постановлений Совета будет установлено, что они подписываются председателем, т. е. Лениным. А вот «постановления комиссий, назначаемых Советом Обороны, подписанные тт. Лениным, Сталиным и представителем соответствующего ведомства, имеют силу постановлений Совета Обороны». Очевидно, что Ленин таким образом обеспечивал возможность решения всех вопросов в соответствии со своими представлениями с помощью Сталина, который и был введен в состав СРКО, вероятно, в качестве противовеса Троцкому.

В политике «сдержек и противовесов» Ленин будет балансировать не столько институты управления по причине зародышевой фазы их развития, сколько персон из своего окружения, претендовавших на лидерство. Впоследствии он не раз выразит поддержку деятельности Троцкого на посту председателя РВС, причем с ленинской позицией будет принужден солидаризоваться и Сталин. Так, например, произойдет 5 июля 1919 г., когда Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) примут постановление по поводу заявления Троцкого об отставке: «Твердо убежденные, что отставка т. Троцкого в настоящий момент абсолютно невозможна и была бы величайшим вредом для Республики, Орг- и Политбюро настоятельно предлагают тов. Троцкому не возбуждать более этого вопроса». Сталин проголосует за это решение вместе с Лениным, Каменевым, Калининым и другими. Однако в лице Сталина Ленин получит хороший инструмент воздействия на военных. В сентябре 1919 г. он направит в РВСР письмо, в котором, в частности, сообщит: «Политбюро поручает т. Сталину переговорить с Главкомом и поставить ему на вид недостаточность его мер… по предотвращению подозрительной небрежности, если не измены, в районе вторичного прорыва»[278].

Очевиден демонстративный характер этой меры, когда Ленин фактически следует «сталинской» модели управления, вторгаясь в военную сферу со стороны органа не военного или государственного, но политического управления и поручая сделать это явному антагонисту адресатов своего письма, первым из которых назван Троцкий.

В составе Совета Обороны Сталин будет куда более заметен, чем в работе РВСР. Из девяти заседаний, которые состоятся в декабре 1918 г., Сталин примет участие в восьми, сделает семь докладов. А главное, Ленин продемонстрирует амбициозным Свердлову и Троцкому наличие в своем арсенале средств аппаратной борьбы надежного бойца — Сталина. Совет Обороны начнет утрачивать политические функции в связи с созданием весной 1919 г. Политбюро ЦК РКП(б)[279]. СРКО все более станет приобретать черты надведомственного хозяйственного органа. Все чаще направляемый в командировки Сталин 17 октября 1919 г. постановлением Президиума ВЦИК выведен из Совета, а его место займет В.А. Аванесов.

Телеграмма В.И. Ленина от имени Политбюро ЦК РКП(б) Л.Д. Троцкому, Л.П. Серебрякову и М.М. Лашевичу о необходимости установления связи с В.И. Селивачевым и посылке к нему в качестве комиссара Л.П. Серебрякова, о поручении И.В. Сталину переговорить с главкомом, поставить ему на вид недостаточность мер по установлению связи с В.И. Селивачевым и неэнергичность В.А. Ольдерогге с приложением постановления ЦК РКП(б) от 11 сентября 1919 года

18 августа 1919

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25052. Л. 1, 2]

* * *

Еще одним важнейшим эпизодом станет участие Сталина в работе выездной комиссии Совета Обороны вместе с Ф.Э. Дзержинским для выяснения причин сдачи Перми и принятия мер к восстановлению партийной и советской работы в районе II и III армий Восточного фронта. Комиссия была создана 1 января 1919 г., 5-го Сталин и Дзержинский уже прибыли в Вятку. В этой командировке они пробудут до конца января 1919 г., поскольку Ленин своей телеграммой от 11 января потребует, чтобы они «оба остались до полного упорядочения всех дел. Это, — подчеркнет вождь, — безусловно необходимо». Через три дня он повторит свое требование: «…очень прошу вас обоих лично руководить исполнением намеченных мер на месте, ибо иначе нет гарантии успеха»[280]. Приступив в расследованию, они направят письмо Ленину, доклад, а затем и обстоятельный отчет[281].

Отчет этот практически не затрагивал вонных аспектов пермской катастрофы, внимание его авторов сконцентрировалось на вопросах работы тыла, деятельности государственных органов, лояльности управленцев и т. д. Свой отчет от 31 января 1919 г. Сталин и Дзержинский завершат рекомендацией о необходимости создания контрольно-ревизионной комиссии при Совете Обороны[282]. Именно эта «ревизующая» функция, так успешно, по мнению Ленина, реализованная Сталиным в Царицыне и под Пермью, станет его визитной карточкой. Вероятно, именно отсюда и родится идея поставить Сталина во главе реорганизуемого Госконтроля, о чем было рассказано выше.

* * *

Весной 1919 г. партию большевиков сотрясут дебаты, начатые так называемой военной оппозицией. В публичное партийное пространство они выплеснутся на VIII съезде РКП(б), который пройдет с 18 по 23 марта в Москве. Главной темой станет обсуждение новой программы партии. Другим важнейшим вопросом — военный. С докладом о военном положении и военной политике выступил Г.Я. Сокольников. Он подчеркнул: «В нашей армии находятся сейчас уже не единицы, и не десятки, и не сотни, а десятки тысяч военных специалистов, десятки тысяч военных работников старой армии… Выяснилось, что там, где военные специалисты были привлечены, где была проведена реорганизация партизанской армии в армию регулярную, там была достигнута устойчивость фронта, там был достигнут военный успех». Отвечая тем, кто выступал за выборность командного состава, он заметил: «Мы были за выборность, когда мы восстановляли солдат против верхов, которые служили царскому, помещичьему и буржуазному режиму… Теперь, при режиме пролетарской диктатуры, отменять тот командный состав, который назначен ей, значило бы выносить вотум недоверия этой власти». Специально Сокольников выскажется против вмешательства местных партийных органов в руководство военными операциями. «При таком положении мы имели бы совершенно нежелательным последствием то, что произошло бы раздробление, единое строительство нарушилось бы, и каждая часть армии была бы в действительности в руках местных организаций коммунистов, а не в руках Коммунистической партии как целого, а не в руках СНК и выделяемых военных органов. Против этой тенденции приходится бороться». С содокладом будет предоставлена возможность выступить оппоненту Сокольникова члену РВС 5-й армии И.Н. Смирнову. Соглашаясь в целом с тем, что «специалисты нам безусловно нужны», он будет настаивать на расширении полномочий членов Реввоенсоветов: «…командующему армией, фронтом и т. д. предоставляется управление армией, политическому же комиссару предоставляется лишь право в отдельных случаях отменить решение командующего армией или фронтом, сообщая о каждом таком случае в высшее учреждение. В вопросах оперативных они не имеют права делать даже этого. Такое положение совершенно не оправдывается нашим опытом». Смирнов, таким образом, озвучит коллизию, которая так ярко проявится на самом верхнем уровне политико-военного управления в «царицынском казусе»[283]. В поддержку позиции Смирнова будет выступать ряд партийных деятелей, включая близкого к Сталину Ворошилова. Сам Сталин сочтет необходимым солидаризоваться с линией Ленина и Троцкого, озвученной Сокольниковым. Впрочем, сделано это будет в самой общей форме: «Все вопросы, затронутые здесь, сводятся к одному: быть или не быть в России строго дисциплинированной регулярной армии. Ряд бунтов в тылу, на фронтах, ряд эксцессов на фронтах показывают, что непролетарские элементы, составляющие большинство нашей армии, драться добровольно за коммунизм не хотят. Отсюда наша задача — эти элементы перевоспитать в духе железной дисциплины… заставить воевать за наше общее социалистическое дело и в ходе войны завершить строительство настоящей регулярной армии, единственно способной защищать страну. Так стоит вопрос… Проект, представленный Смирновым, неприемлем, так как он может лишь подорвать дисциплину в армии и исключает возможность создания регулярной армии»[284]. В конечном итоге после острых дебатов и в результате работы согласительной комиссии резолюция по военному вопросу на основе тезисов Сокольникова была принята практически единогласно, при одном воздержавшемся. Однако поиск компартией своего места в военном строительстве и руководстве военными операциями затянется надолго…

Письмо И.В. Сталина и Ф.Э. Дзержинского из Вятки В.И. Ленину о начале расследования причин падения Перми и о необходимости принятия срочных мер для предотвращения падения Вятки

5 января 1919

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24233. Л. 1]

* * *

В Москве Сталин пробудет довольно коротко. 17 мая 1919 г. решением ЦК партии и Совета Обороны в связи с наступлением войск генерала Н.Н. Юденича и угрозой Петрограду Сталин будет направлен для участия в организации обороны «колыбели революции». Уже 20-го числа Ленин подтвердит не только получение датированных днем ранее двух записок Сталина о положении под Петроградом и мерах, необходимых, по его мнению, для укрепления фронта, но и ответной телеграммой сообщит ему «о неослабном надзоре за исполнением» выработанных мер[285]. Через неделю Ленин направит Сталину еще одну телеграмму, демонстративно адресовав ее: «Петроград, Смольный. Зиновьеву для Сталина». Тем самым он, вероятно, выразил свою неудовлетворенность положением дел на вверенном участке работы одному из ближайших своих соратников — Г.Е. Зиновьеву, возглавлявшему в качестве секретаря Петроградское бюро ЦК и Совнарком Союза коммун Северной области. Уже первые строки этой телеграммы вполне объясняют смысл такой адресации. «Вся обстановка белогвардейского наступления на Петроград заставляет предполагать наличность в нашем тылу, а может быть и на самом фронте, организованного предательства». Именно Сталину Ленин поручит «обратить усиленное внимание на эти обстоятельства, принять экстренные меры для раскрытия заговоров»[286]. Еще одну телеграмму аналогичного содержания Ленин направит с такой же адресацией в Петроград в самом конце мая. На этот раз одна из претензий будет уже прямо касаться самого Зиновьева, а не только положения дел на вверенном ему участке работы. Ленин решит изложить ряд претензий, оформив их в виде слухов. «Про Питер говорят, — телеграфировал он, — …что командарм 7-й не в своем штабе, а при Зиновьеве, превращен в адъютанта Зиновьева, оторван от своего штаба, чем приносит вред делу, усиливается хаос и паника»[287]. Зиновьеву предстояло правильно осмыслить эти рекомендации. Сталин решит вступиться за своего будущего непримиримого врага. Ведь в те месяцы, видимо, акивно формировался неформальный «союз» этих деятелей, во многом благодаря которому в начале двадцатых Сталину удастся взойти на большевистский олимп. Уже 2 июня Ленин отреагирует на сообщение Сталина, телеграфировав тому: «Рад, что сообщенное мне оказалось неверным». И эту телеграмму Ленин демонстративно адресует «Зиновьеву для Сталина»[288]. Теперь Зиновьев мог вздохнуть спокойно, гроза прошла стороной. 3 июня Зиновьев вновь получит ленинскую телеграмму для передачи Сталину, а начиная с 5 июня свои телеграммы Ленин станет адресовать им обоим — «Сталину, Зиновьеву».

В эти же дни Сталину удастся одержать маленькую аппаратную победу над Троцким, свидетельством которой следует считать телеграмму, которую он получит 4 июня от Ленина. «Ввиду конфликта, по крайней мере нарастающего, — сообщит Ильич, — между всеми питерскими цекистами и Окуловым, признавая максимум сплоченности в питерской военной работе и необходимость быстрой победы на этом фронте, Политбюро и Оргбюро ЦК постановляют временно отозвать Окулова и направить его в распоряжение Троцкого»[289]. Складывающийся альянс Сталина и Зиновьева «выдавил» с подконтрольной территории члена РВС Западного фронта, представлявшего РВСР, того самого Окулова, который доставил Сталину много хлопот в царицынский период его противостояния с Троцким. Причем Ленину, судя по всему, стоило немалых усилий провести это решение. Всего лишь сутками ранее, в своей телеграмме Сталину он будет настаивать: «Надо, чтобы конфликт с Окуловым не разросся. Обдумайте хорошенько, ибо просто отозвать его нельзя»[290]. Существо конфликта явно напомнило Ленину царицынский казус. Окулов будет требовать полного подчинения 7-й армии, оборонявшей Петроградский округ, командованию Западного фронта, в который она формально входила, и будет докладывать в центр о ее оторванности, «что вносит путанницу и снимает ответственность с работников фронта, лишает их энергии в работе». Причем Ленин, сообщая «питерским цекистам» о требованиях Окулова, не преминет подчеркнуть свою готовность признать это требование справедливым. «Зная постоянную склонность Питера к самостийности, думаю, что Вы должны помочь Реввоенсовету фронта объединить все армии»[291]. Это была не просто личная победа Сталина над Троцким. Верх одержал подход, который предусматривал главенствующую роль политического руководства в решении военно-стратегических и оперативных вопросов. Причем не только Зиновьев, но и Ленин не был чужд именно такого взгляда на вопросы управления. Именно Сталину он будет направлять свои указания, касающиеся военной стороны разворачивавшихся событий[292].

Судя по характеру конкретных ленинских поручений, некоторые из которых процитированы выше, в деле раскрытия «заговоров» Сталину уже тогда не было равных на большевистском олимпе. Как видим, однако, не он один отдал дань уважения этой субкультуре. Но если по этой части соревноваться с ним мог, вероятно, только Дзержинский, то в отношении дел собственно военных восприятие Лениным компетенций Сталина выглядело несколько иначе. 13 июня на фортах Красная Горка и Серая Лошадь под Петроградом, возникает контрреволюционный мятеж, справиться с которым стоило большевикам немалых усилий. Сталин и Ленин будут находиться в постоянной переписке по этому вопросу, как и по другим вопросам положения дел на этом фронте, минуя РВСР и Троцкого. 16 июня Сталин в бравурном тоне отрапортует Ленину о завершении операции по подавлению мятежа. «Вслед за Красной Горкой ликвидирована Серая Лошадь, — напишет Сталин. — Морские специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает морскую науку. Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой». Судя по всему, Сталин все не мог никак забыть свой царицынский конфликт с Троцким и военным командованием РВСР, подчеркивая определяющее значение решений, принятых под Петроградом не военными, а штатскими специалистами. Но, повторимся, за этим примитивным, на первый взгляд, бахвальством кроется, конечно, институциональный конфликт. Партия в лице Сталина искала свое место в сфере военного управления. И постоянное общение признанного вождя революции со своим порученцем по военным вопросам лишь подчеркивает неслучайный характер этого конфликта. Получив эту телеграмму Сталина, Ленин сделает на ней несколько помет. Одна из них выглядела так: «??? Красная Горка взята с суши»[293].

Не приходится сомневаться, что Сталину была известна реальная картина военных действий по подавлению мятежа. Судя по всему, его вкладом в «оперативное искусство» стала рекомендация усилить бомбардировки восставших фортов с моря, что отнюдь не подменяло военной операции на суше. Впрочем, военные и без его подсказок знали, что надо делать. Командующий Западным фронтом Надежный со ссылкой на приказ Главнокомандующего, издаст приказ командованию 7-й армии «направить на Красную Горку огонь всей артиллерии Кронштадта и флота и принять меры к овладению Красной Горкой»[294]. Злую шутку со Сталиным сыграет его желание продемонстрировать собственные военные компетенции и наивная уверенность, что его депеши являются для Ленина единственным и/или главным источником информации. Впрочем, Сталин быстро «протрезвеет» и в пространной беседе с корреспондентом «Правды» 8 июня, призванной в том числе зафиксировать его роль в событиях на Петроградском фронте, он будет уже говорить о мощном ударе «балтийских моряков с моря и с суши»[295]. Но если военные компетенции Сталина могли вызывать у Ленина вопросы, то его качества мобилизатора сомнений не вызывало. В момент ухудшения обстановки под Петроградом Ленин пошлет Сталину, уже назначенному членом РВС на Западный фронт, много говорящую телеграмму: «Все больше указаний на то, что Питер в крайней опасности… Не следует ли Вам лично провести там меры героические»[296].

Под Петроградом и в самом городе Сталин пробудет до возвращения в Москву 3 июля, а уже 5-го числа сразу после завершения работы пленума ЦК, который был отложен, кстати, до его и Зиновьева приезда из Петрограда, он назначается членом Реввоенсовета Западного фронта. Это назначение планировалось задолго до состоявшегося решения. Еще находясь в Петрограде, Сталин получит от Ленина 4 июня телеграмму, в которой вождь обратится к нему со специальной просьбой: «…прошу вас съездить в Запфронт, который страшно ослаблен насчет комиссаров. Абсолютно необходимо поддержать весь фронт в целом»[297]. Ослаблен Запфронт «насчет комиссаров», как мы помним, был отозванием из РВС фронта Окулова, бывшего для Сталина человеком из окружения Троцкого. Вплоть до 30 сентября Сталин пробудет на Запфронте членом РВС. Переписка с центром не зафиксировала проявлений конфликтности во взаимоотношениях с новым командующим Запфронтом В.М. Гиттисом. Гиттис вступит в должность 22 июля, заменив на этом посту Д.Н. Надежного. Смену командующего инициирует Сталин, который 18 июля в телеграмме Ленину так отзовется о Надежном: «Командарм никуда не годится, только портит дело»[298]. Оборонительные задачи будут войсками фронта в целом успешно решены, что позволит Гиттису и Сталину уже в начале сентября поставить в задачу войскам фронта «возможно скорейший переход в решительное наступление на Житомир — Киев»[299]. Недолгое пребывание Сталина в этой должности объясняется минованием пика кризиса на этом направлении, но и, конечно, невысоким формальным статусом — одного из членов РВС фронта. Для дважды наркома, члена СРКО и члена ЦК РКП(б) это было явно маловато.

Письмо Г.Е. Зиновьева В.И. Ленину об угрозе Петрограду в связи с наступлением Н.Н. Юденича

8 июня 1919

Автограф Г.Е. Зиновьева

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24337. Л. 1–4]

Телеграмма И.В. Сталина из Петрограда В.И. Ленину в Москву о взятии частями Красной армии фортов «Красная Горка» и «Серая Лошадь» (часть телеграммы вырезана)

Москва. 16 июня 1919

Резолюция и надписи синим и красным карандашом — автограф В.И. Ленина

16 июня 1919

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24212. Л. 1]

* * *

Еще один значимый эпизод не только биографии Сталина, но и советской версии истории Гражданской войны произойдет осенью 1919 г. К этому времени центр тяжести военного противоборства большевиков и их оппонентов сместился на юг, где продолжалось начатое летом наступление армий генерала А.И. Деникина, конечной целью которого было заявлено освобождение Москвы от большевиков.

3 июля будет проведен пленум ЦК, на следующий день — объединенное заседание ВЦИК, Московского Совета, ВЦСПС. Пленум провел замену Главнокомандующего вооруженными силами. На место И.И. Вацетиса был назначен командующий Восточным фронтом С.С. Каменев, проведена реорганизация Реввоенсовета. В первые дни июля ЦК утвердил написанные Лениным тезисы «Все на борьбу с Деникиным!», которые опубликуют 9 июля как письмо ЦК РКП(б) к партийным организациям. 19 июля объединенное заседание Политбюро и Оргбюро приняло решение о мобилизации на фронт руководящих партийных и советских работников. В связи с наступлением Деникина главным становился Южный фронт. Ленин на постоянной основе станет взаимодействовать и с главным командованием Красной армией, и с Реввоенсоветом Южного фронта, которые готовили контрнаступление. Эти планы будут разбиты знаменитым рейдом кавалерийского корпуса генерала Мамонтова по тылам Южного фронта. 10 августа Мамонтов прорвет линию фронта, а 18-го захватит Тамбов. Несмотря на это, советские войска перейдут в наступление и на ряде участков фронта добьются некоторых успехов. Однако контрнаступление красных закончится неудачей. 7 сентября Мамонтов займет Усмань, а 19-го соединится с корпусом Шкуро юго-западнее Воронежа. Ухудшение обстановки вызывало все большее беспокойство Ленина. В одном из писем он укажет: «Вникая в письмо Склянского (о положении дел 15.Х) и в итоги по сводкам, я убеждаюсь, что наш РВСР работает плохо. …Опоздание за опозданием. Опоздали войска, шедшие с севера на Воронеж, опоздали с перекидкой 21-й дивизии на юг, опоздали с автопулеметами. Опоздали с связью… видимо, наш РВСР «командует», не интересуясь, или не желая следить за исполнением. Если это общий наш грех, то в военном деле это прямо гибель»[300]. Судя по всему, у Ленина сформируются представления и о работе РВС Южного фронта. 16 августа он получит письмо от И.Т. Смилги, который подчеркнет: «Главная и основная причина наших неудач заключается в неумении Реввоенсовета Южного фронта командовать и управлять войсками… Теперешний состав Реввоенсовета неработоспособен»[301]. Уже очень скоро это признание трансформируется в кадровые назначения.

Между тем белые 20-го захватили Курск и двинулись на Орел. 21-го Ленин созывает Пленум ЦК. На пленуме главком С.С. Каменев доложит план нанесения контрудара. Планы главного командования будут согласованы высшим политическим руководством. 26 сентября ЦК РКП(б) утвердил Сталина членом РВС Южного фронта. 27 сентября РВСР примет решение разделить Южный фронт, выделив из него Юго-Восточный. На основе рекомендации пленума будет принято решение о назначении нового командующего — будущего маршала А.И. Егорова. Ленин постоянно следил за переброской резервов на Южный фронт, который был признан на тот момент главным фронтом республики. Между тем деникинские части 13 октября захватили Орел. 14 октября Политбюро решит вызвать с Южного фронта членов РВС Сталина и Серебрякова. На следующий день состоится еще одно обстоятельное заседание. На нем было решено «Превратить Советскую Россию в военный лагерь», Тулы, Москвы и Петрограда не сдавать, подготовить в течение зимы общее наступление, организовать переброску сил на Южный фронт и для обороны Петроградского района, создать базы снабжения на Урале и в Туркестане. Юго-Восточному фронту предписывалось перейти к наступлению, не позволяя Деникину соединиться с уральскими казаками [302].

Дата 15 октября в советской историографии приобретет почти сакральное значение, поскольку в четвертом томе Сочинений Сталина, вышедшем в свет в 1947 г., будет опубликовано его письмо к Ленину, датированное этим днем[303].

Письмо И.В. Сталина В.И. Ленину с изложением плана разгрома А.И. Деникина

15 сентября 1919

Подпись — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 11168. Л. 1–1 об.]

Впервые это письмо обнародует К.Е. Ворошилов, который в день пятидесятилетия Сталина опубликует в «Правде» пространную статью «Сталин и Красная армия», призванную возвеличить значение военной деятельности Сталина. В своей статье Ворошилов утверждал, что по этому плану Сталина был нанесен главный удар по деникинским войскам, в результате которого они были опрокинуты в Черное море, а частям Красной армии удалось занять Украину и Северный Кавказ. Через два года ворошиловскую интерпретацию событий осени 1919 г. поддержит бывший командюж Егоров, которого, однако, это не убережет от гибели в годы Большого террора. Сталинскому письму будет приписана роль плана по разгрому Деникина, реализация которого и привела в конечном итоге к успеху и спасению революции. Эта оценка до сегодняшнего дня продолжает воспроизводиться в некоторых сочинениях известной направленности [304].

Не имея возможности подробно разбирать всю эту историю, ограничимся лишь указанием на некоторые важные ее моменты. Рукой Сталина письмо датировано 15 сентября (15/IX). Как было указано уже довольно давно в историографии, датировать это письмо сентябрем Сталин не мог по объективным обстоятельствам: в это время он еще не был назначен членом РВС Южного фронта и не прибыл в Серпухов в штаб фронта, откуда оно было отправлено Ленину. Сталин совершил тогда, судя по всему, механическую описку, которая и даст возможность «придумать» нужную датировку и привязать его не к реальной дате 15 ноября (15/XI), а к 15 октября, когда еще можно было говорить об возможных изменениях оперативного плана Главного командования. Этим дело не ограничится, и с ведома Сталина будет совершена текстуальная подмена при публикации этой статьи Ворошиловым в 1929 г. и, затем, в Сочинениях в 1947 г. В этом письме Сталина говорится о том, что на днях Главком дал командующему Юго-Восточным фронтом Шорину директиву о наступлении из района Царицына через донские степи на Новороссийск, тогда как в оригинале этого письма речь шла о Новочеркасске[305]. Именно эта подмена и позволит связать письмо Сталина с оперативным планом Главного командования РККА[306]. План этот, кстати, был утвержден на Политбюро и какие бы то ни было изменения высшим политическим руководством по предложениям Сталина в него не вносились. На письме Сталина Ленин оставит резолюцию «В архив». Отсутствие поручений Ленина, как и следов рассмотрения этого письма органами партийного или военного руководства, говорит о том, что размышлениям Сталина по военно-стратегическим и оперативным вопросам Ленин большого значения не придаст и знакомить с ним никого из членов советского руководства не сочтет целесообразным. Массивы директив Главного командования и командования фронтов Красной армии (кстати говоря, опубликованные) не обнаруживают следов влияния размышлений Сталина на процесс оперативного планирования операций военным командованием. Пространный и подробный характер письма Ленину и история с его публикацией явно указывают на стремление Сталина снискать военные лавры. На некоторое — недолгое — время ему действительно удалось превратить один из многих военных эпизодов в событие стратегического значения.

Телеграмма И.В. Сталина и А.И. Егорова в Москву В.И. Ленину, в Петроград Л.Д. Троцкому с сообщением о разгроме конницей С.М. Буденного конных корпусов А.Г. Шкуро и К.К. Мамонтова под Воронежем

25 октября 1919

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 11508. Л. 1–2]

Как бы там ни было, но если Сталин и не сыграл заглавной роли в военных победах Красной армии над Деникиным, то свой вклад в организацию этих побед он внес. Не станет он упускать и возможностей лично информировать главу Советского государства об одерживаемых победах. Вполне возможно, что от него Ленин узнавал о них раньше, чем по линии РВСР. Так, об итогах разгрома конницей Буденного корпусов Шкуро и Мамонтова под Воронежем Сталин доложит Ленину телеграммой 25 октября 1919 г.[307]

Активное участие Сталина в военных событиях этого периода будет отмечено высшей наградой Советской Республики. 27 ноября 1919 г. постановлением ВЦИК от 20 ноября 1919 г. и в соответствии с приказом РВСР № 383 «В ознаменование всех заслуг по обороне Петрограда, а также самоотверженной его дальнейшей работы на Южном фронте» Сталин будет удостоен ордена Красного Знамени[308]. Одновременно со Сталиным свой орден Красного Знамени получит и Троцкий.

* * *

6 января 1920 г. директивой Главного командования Южный фронт переименовывается в Юго-Западный, членом РВС которого Сталин пробудет до января 1920 г. 13 января 1920 г. Сталин подпишет свой последний на посту члена РВС Юго-Западного фронта приказ — о воспрепятствовании отходу противника к портам Черного моря[309]. 15-го он возвращается из Курска в Москву. По возвращении с Юга Сталину недолго доведется пробыть в столице. Через пять дней на заседании Совнаркома он сделает сообщение о «Положении об Украинском совете трудовой армии». Подготовленный им проект Положения об Укрсовтрударме будет утвержден, и Сталин возглавит в качестве председателя Украинский совет трудовой армии. Задачей Военно-трудового совета Украины (такое название первоначально предлагал Сталин) будет названо «максимальное усиление добычи продовольствия, топлива, сырья, установление трудовой дисциплины на предприятиях, снабжение предприятий рабочей силой»[310]. Поскольку проект Троцкого по созданию трудовых армий предусматривал использование на трудовом фронте воинских частей, Сталин выезжает 2 февраля обратно в Курск в штаб Юго-Западного фронта, а затем вместе со штабом и РВС перебирается в Харьков.

Здесь он вновь вовлекается в украинские дела. Так, с его участием разрабатывается постановление о милитаризации угольной промышленности Донбасса и снабжении рабочих предметами первой необходимости, которое он подписывает 20 февраля, проводит ряд совещаний с участием представителей украинского Совнаркома и других организаций по вопросам организации Украинской трудовой армии, продовольственного снабжения и, как уже было рассказано выше, помимо всего прочего, здесь он решает и вопросы об установлении границ Донецкой губернии в составе Украины. Реализации этого предложения Ленина сам Сталин придавал немалое значение, настолько, что он включил упоминание об этом в свою биографическую хронику, размещенную в томе 4 Сочинений, изданном при его прямом участии в 1947 г.[311] В марте Сталин примет участие в IV Всеукраинской конференции КП(б)У в Харькове, на которой выступит несколько раз по вопросам экономической политики и назовет главной задачей восстановление угольной промышленности. Здесь же его изберут делегатом IX съезда РКП(б) и в день закрытия конференции, произнеся заключительную речь, Сталин выезжает из Харькова в Москву. Несмотря на кратковременность пребывания в Харькове, и в данном случае не обойдется без конфликта Сталина с центром. 18 февраля Ленин отреагирует на доклад Сталина о положении дел на Украине и первых итогах деятельности Укрсовтрударма. Сталин, между прочим, уведомит Ленина о несогласии с распоряжением Главкома выделить из состава Украинской трудовой армии части для подкрепления фронта и попросит вызвать его в Москву для выяснения дела. Ленин подтвердит необходимость «протащить спешно подкрепления Кавказскому фронту»[312]. Членам Политбюро он сообщит, что «против вызова Сталина. Он придирается. Главком прав вполне: сначала надо победить Деникина, потом переходить на мирное положение. Предлагаю ответить Сталину: «Политбюро не может вызвать Вас сейчас, считая важнейшей и неотложной задачей побить до конца Деникина, для чего надо Вам ускорить подкрепления Кавфронту из всех сил»»[313]. На следующий день Ленин решит направить Сталину не постановление Политбюро, а собственную телеграмму, в которой постарается избежать директивного тона, подчеркивая, что положение на Кавказском фронте «приобретает все более серьезный характер… Примите исключительные меры для перевозок сорок второй и латышской дивизий и по усилению их боеспособности. Рассчитываю, — в заключение напишет Ленин, — что «оценивая общую обстановку, Вы разовьете всю вашу энергию и достигнете серьезных результатов»[314]. Сталин не поймет или не примет этой тональности. «Мне не ясно, — ответит он, — почему забота о Кавфронте ложится прежде всего на меня… Забота об укреплении Кавфронта лежит всецело на Реввоенсовете Республики, члены которого, по моим сведениям, вполне здоровы, а не на Сталине, который и так перегружен работой»[315]. Ответ Ленина будет краток: «На вас ложится забота об ускорении подхода подкреплений с Юго-Запфронта на Кавфронт. Надо вообще помочь всячески, а не препираться о ведомственных компетенциях»[316].

В этом микроконфликте вновь, как в капле воды, отразились институциональные проблемы управления, осложненные особенностями характеров участников, их межличностных взаимоотношений. Капризность Сталина в его ответе Ленину, кажется, проступает вполне очевидно.

В Москве с 29 марта по 5 апреля Сталин принимает участие в работе съезда партии, избирается членом ЦК, а на заседании пленума 5 апреля — членом Оргбюро ЦК и Политбюро ЦК. Для Сталина это были важные решения. В годы Гражданской войны он, как мы видели, выполняет ряд поручений центральных органов управления, совершив несколько инспекционных поездок, связанных с контролем и управлением в военной и гражданской сферах, наведением порядка на местах. По этим причинам в 1919 г. из 51 заседания Политбюро он участвовал в 14, в 1920-м из 75 заседаний — в 33. Эта «выездная» активность Сталина резко контрастирует с кабинетным стилем его работы более позднего времени. Возможно, ответ на вопрос о причинах изменений, которые вскоре произойдут в содержании его активности, проливает один из документов Сталина, датируемый июнем 1918 г. По его прочтении складывается устойчивое впечатление, что Сталин чувствует себя отрезанным от информации, от процесса выработки и принятия политических решений. Такое положение дел вызывает его вполне понятное беспокойство и, вероятно, раздражение. «Я получаю ваши шифрованные телеграммы, но ключа к шифру не даете. Поймите же, что это ни с чем не сообразно», — напишет он в письме Ленину и Троцкому с Юга, где он находился в качестве «общего руководителя продольственного дела». И завершит это письмо Сталин риторическим вопросом, вряд ли рассчитывая получить на него ответ: «Почему не информируете меня о делах?»[317] Вероятно, этот опыт приведет его к выводу о крайней нежелательности долговременного отсутствия в центре принятия решений. Тем не менее мечта вернуться и осесть в Москве еще будет долго оставаться несбыточной.

Между тем начнет обостряться положение дел на западном стратегическом направлении из-за эскалации, предпринятой польским руководством, грезившем о Речи Посполитой от моря до моря.

«Польский» и «прибалтийский» вопросы международных отношений

Советско-польские отношения надолго станут важнейшим фактором развития событий на европейской арене. В августе 1918 г. Совнарком РСФСР, выполняя условия Брестского мира, своим декретом за подписью Ленина денонсировал все соглашения о разделах Речи Посполитой[318]. Вслед за поражением стран Четверного союза в Первой мировой войне, 16 ноября 1918 г. нотой Ю. Пилсудского мир будет оповещен о существовании независимой Польши. Москва в ноябре и декабре того же года будет дважды предлагать Варшаве установить дипломатические отношения. Неприятие идеологии и практики большевизма и, вероятно, далекоидущие геополитические намерения, предопределят отказ польской стороны от взаимодействия. Вместо ожидавшегося согласия 2 января 1919 г. польские жандармы расстреляют миссию Российского общества Красного Креста. Центральный комитет РОКК выразит официальный протест польскому правительству, Международному комитету Красного Креста в Женеве, всем комитетам обществ Красного Креста[319]. Так завязался еще один конфликтный узел на восточноевропейском пространстве.

В Варшаве мечтали о восстановлении Речи Посполитой в границах 1772 г. и в феврале 1919 г. польские войска предприняли наступление на восток, в ходе которого захватили большую часть Белоруссии и всю Западную Украину, оставленные германскими и австро-венгерскими войсками.

В январе 1920 г. СНК РСФСР вновь обратится с заявлением к правительству Польши и польскому народу о признании Советским правительством независимости и суверенности Польской Республики, с предложением разрешить спорные вопросы мирным путем. Несмотря на идеологические установки (лозунг «мировой революции»), советское руководство, будучи занято борьбой на внутренних фронтах Гражданской войны, не имело возможностей для советизации Польши и не рассматривало такую перспективу в качестве реальной.

14 февраля нарком иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерин направил Л.Д. Троцкому, Х.Г. Раковскому и И.В. Сталину шифровку. В ней он известит адресатов о ставшем ему известным сообщении о готовящемся договоре Польши с Петлюрой, которое «показывает, что Польша решила создать вассальную Петлюровскую Украину. На западе Петлюра популярен, ибо там думают, будто это есть угнетенный народ, борющийся против Московских завоевателей. Необходимо выбить это оружие из рук Польши…»[320] Таким средством Чичерин видел объявление «Украинским Красным Правительством» о своей независимости[321].

Ожидаемое предъявление Польшей заведомо невыполнимых условий Советской России заставит большевистское руководство экстренно усиливать Западный фронт, что отра-зит телеграмма В.И. Ленина Л.Д. Троцкому от 27 февраля 1920 г.[322] 11 марта Ленин пошлет телеграмму в Реввоенсовет Кавказского фронта И.Т. Смилге и Г.К. Орджоникидзе, а также в РВС Юго-Западного фронта Сталину об угрозе войны с Польшей и необходимости быстрейшей переброски войск на Западный фронт[323].

21 и 24 апреля 1920 г. С. Петлюрой и Ю. Пилсудским в Варшаве были подписаны политическая и военная конвенции. Польша признавала «Директорию Независимой Украинской Республики во главе с главным атаманом п. Симоном Петлюрой за верховную власть УНР». В обмен на это Петлюра реализовал мечтания польских элит и признал Польское государство в границах 1772 г., т. е. до начала разделов Польши, и передал ей территории Галиции, значительную часть Волыни и Подолии[324]. Эти секретные соглашения дали Варшаве предлог для совместного с Петлюрой похода на восток в апреле 1920 г.

Телеграмма В.И. Ленина в Революционный военный совет Кавказского фронта, И.Т. Смилге, Г.К. Орджоникидзе, И.В. Сталину об угрозе войны со стороны панской Польши и о необходимости в связи с этим быстрейшей переброски войск на Западный фронт

11 марта 1920

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 13238. Л. 1]

Симон Васильевич Петлюра

1920-е

[Из открытых источников]

Сталин становится одним из главных акторов разворачивающейся драмы. Именно ему адресует 9 мая предсовнаркома Украинской ССР Х.Г. Раковский пространную телеграмму о положении дел, поставив Ленина и Троцкого в копию[325].

После побед над Колчаком и Деникиным советское командование смогло перебросить на польский фронт основные силы, и, перейдя в контрнаступление, Красная армия отбросила польские войска на запад, несмотря на военно-техническую поддержку, которую Польша получила со стороны стран Западной Европы. Особую тревогу у военного руководства Советской России вызовет положение дел на Юго-Западном фронте. 20 мая председатель Реввоенсовета Республики Троцкий направит членам Политбюро телефонограмму о положении на фронте, в которой потребует: «Безусловно, необходимо немедленно выезд туда тов. Сталина. Прошу в этом смысле постановления Политбюро ЦК»[326]. Решение будет принято, и Сталин отправится в Кременчуг членом РВС, но фактически его возглавит. Видимо, не забывая об амбициозности Сталина, в телеграмме от 2 июня Ленин решит напомнить ему о постановлении Политбюро от 4 мая о приостановке военных действий в Крыму и на Кавказе: «Вы, конечно, помните, что по решению Политбюро наступление на Крым приостановлено впредь до нового решения Политбюро»[327]. На следующий день ответной телеграммой Сталин предложит либо установить перемирие с Врангелем и получить возможность взять с Крымского участка фронта одну-две дивизии для борьбы с поляками, либо «санкционировать наше наступление в целях ликвидации крымского вопроса в военном порядке» и, разбив Врангеля, освободить силы для польского фронта. На обороте сталинской телеграммы Ленин напишет записку Троцкому: «Это явная утопия. Не слишком ли много жертв будет стоить? Уложим тьму наших солдат. Надо десять раз обдумать и примерить. Я предлагаю ответить Сталину: «Ваше предложение о наступлении на Крым так серьезно, что мы должны осведомиться и обдумать архиосторожно. Подождите нашего ответа»»[328].

Телеграмма И.В. Сталина В.И. Ленину о неблагоприятном положении на Западном фронте и необходимости переброски дивизии с Крымского фронта с просьбой санкционировать наступление на Крымском фронте; ответная телеграмма В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого

3 июня 1920

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25074. Л. 1–2]

Телефонограмма И.В. Сталина Л.Д. Троцкому и В.И. Ленину о занятии Киева войсками Красной армии

12 июня 1920

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 1712. Л. 2]

Сталин ясно осознавал значение Крыма для Советской России. В проекте письма ЦК РКП(б) ко всем партийным организациям, написанном им в июле 1920 г., он подчеркнет: «Крым должен быть возвращен России во что бы то ни стало, ибо в противном случае, Украина и Кавказ всегда будут угрожаемы со стороны врагов Советской России» [329].

4 июня Сталин, видимо, рассчитывая продавить свое решение наступать на Крым и стать победителем Врангеля, сообщит Ленину о намерении Врангеля наступать одной группой войск на Херсон, а другую высадить в районе Одессы. Ленин вновь обратится к Троцкому — с поручением сообщить Главкому и затребовать его заключение. Троцкий решит подлить масла в огонь и обратит внимание Ленина, что обращение Сталина к нему, а не в Реввоенсовет, по такого рода вопросу нарушает установившийся порядок и что с этим предложением к Главкому должен был обратиться командующий Юго-Западным фронтом Егоров. Ленин нехотя согласится: «Не без каприза здесь, пожалуй…»[330]

В конечном итоге Югзапфронт сосредоточит свои усилия на киевском направлении и 12 июня секретарь Сталина Брезановский сообщит Ленину по прямому проводу о занятии частями Красной армии Киева[331].

Вполне вероятно, что о такой значимой победе Сталин поручит сообщить Ленину своему секретарю вполне осознанно — с целью продемонстрировать вождю обиду из-за недооценки своих стратегических способностей.

Под влиянием военных успехов большевики начнут задумываться о расширении военной экспансии. 30 июня Ленин пошлет Сталину на станцию Синельниково телеграмму о решении Политбюро отклонить мирное предложение Румынии вопреки советам Троцкого и его — Сталина[332].

12 или 13 июля Ленин вновь свяжется со Сталиным и телефонограммой сообщит условия перемирия с Польшей и Врангелем, которые были изложены Советскому правительству в знаменитой ноте министра иностранных дел Великобритании лорда Керзона и запросит мнение Сталина по этому вопросу. При этом Ленин рекомендует ускорить наступление Юго-Западного фронта[333], очевидно, рассчитывая на улучшение советских позиций на переговорах в случае его успеха.

23 июля, находясь в Харькове, Сталин получит от Ленина телеграмму, в которой вождь большевиков, находясь в эйфории под влиянием успешного наступления Красной армии в Польше, сообщит: «Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть также Чехию и Румынию. Надо подумать внимательно»[334].

Телеграмма И.В. Сталина К.Е. Ворошилову и С.М. Буденному о предложении Польши перемирия и о необходимости стремительного наступления до переговоров

23 июля 1920

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5518. Л. 1]

Телеграмма В.И. Ленина И.В. Сталину в Харьков о положении дел в Коминтерне, о революции в Италии, о Германии, о советизации Венгрии, Чехии и Румынии

23 июля 1920

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 348. Л. 1]

В тот же день, поддавшись охватившей большевистское руководство кратковременной эйфории, Сталин по прямому проводу сообщит руководству Первой конной армии о получении предложения Польши о перемирии и, со ссылкой на мнение ЦК партии, потребует организовать «самое стремительное наступление… в сторону Львова»[335].

Откликаясь на поручение Ленина сообщить ему «подробное заключение», уже на следующий день Сталин напишет ответное письмо, в котором сочтет необходимым прямо «поставить вопрос об организации восстания в Италии и в таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить)». Сталинский оптимизм базировался на трех предпосылках: «Мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу и более или менее сносную Красную армию», — напишет он Ленину[336]. Это высказывание полностью соответствует букве и духу ленинских установок этого времени: «Надо прощупать красноармейским штыком, готова ли Польша к советской власти»[337].

Идеей разгрома Польши Сталин увлечется настолько, что отбросит даже мысль о возможности реализовать так увлекавшую его ранее идею стать победителем Врангеля. Ведь после наметившейся в конце июля перспективы переговоров с Польшей о перемирии Ленин 2 августа сообщит ему о решении Политбюро провести разделение Юго-Западного фронта, выделив из него Южный фронт и направить на него Сталина с тем, «чтобы Вы исключительно занялись Врангелем»[338]. Сталин с очевидным раздражением ответит: «Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками». И тут же критически отзовется не только о политическом руководстве, но и военном, и внешнеполитическом: «Обещаниям Главкома не верю ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных успехов»[339]. В заключение еще и попросит подыскать ему замену: «Нужен отдых». Обескураженный вождь будет вынужден оправдываться: «Наша дипломатия подчинена ЦК и никогда не сорвет наших успехов», «прошу сообщить, с какими обещаниями опаздывает Главком…»[340] Неоднократные в эти дни указания Ленина на необходимость ускорить ликвидацию Врангеля должного действия на Сталина не возымеют.

Записка И.В. Сталина, отправленная по прямому проводу № 13820 Главкому, с отказом подписать распоряжение командующего Юго-Западным фронтом в развитие директивы Главкома № 4774/оп.

13 августа 1920

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4137. Л. 1–2]

Записка И.В. Сталина в Политбюро ЦК РКП(б) с предложением образовать комиссию для разбора условий июльского наступления и августовского отступления наших войск на Западном фронте

30 августа 1920

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5213. Л. 1]

Наступление частей Красной армии в Польше, однако, скоро захлебнется. Сталину припишут отказ в критический момент своевременно подчиниться приказу РВСР о переброске сил фронта под Варшаву, что во многом и привело к поражению сил наступавшего Западного фронта под руководством М.Н. Тухачевского[341].

Этот эпизод, как и другие ошибки советского политического руководства и военного командования, стали предметом обсуждения в историографии еще в 1920-е гг. и продолжаются по сей день[342]. 26 августа Сталин напишет заявление с опровержением слухов о его причастности к задержке передачи 1-й Конной армии из состава Юго-Западного фронта Западному фронту[343]. После разбирательства в ЦК о причинах поражения[344] 30 августа 1920 г. Сталин направит в Политбюро записку с предложением образовать комиссию «по обследованию условий нашего июльского наступления и августовского отступления на Зап. фронте»[345].

Группа участников совещания командующих военными округами в Москве. Сидят слева направо: 3 — А.И. Корк, 4 — Н.Н. Петин, 5 — А.И. Егоров, 6 — М.В. Фрунзе, 7 — С.С. Каменев, 8 — К.Е. Ворошилов, 11 — И.Э. Якир, 12 — Д.А. Петровский, 13 — М.Н. Тухачевский

1922

[РГАСПИ. Ф. 75. Оп. 5. Д. 27]

1 сентября 1920 г. он подаст в отставку с военной работы. Демонстративно и провокационно, но с иным уровнем аппаратной подготовки он будет проделывать это в будущем еще не раз. В тот раз его заявление удовлетворят и выведут из состава Реввоенсовета Республики. Справедливости ради стоит отметить, что шантажировать соратников отставкой, добиваясь своего, грешили едва ли не все так называемые «вожди» большевизма, начиная с Ленина.

Возвращаясь к военной катастрофе РККА под Варшавой, следует сказать, что сегодня ряд историков основную вину за поражение под Варшавой возлагают не на Сталина, а на главное военное командование Красной армии, которое переоценило успехи своих войск и слабость противника. В ночь на 22 июля главнокомандующий РККА С.С. Каменев издал директиву о взятии войсками Западного фронта Варшавы не позднее 12 августа. Одновременно он дал согласие на предложение Юго-Западного фронта перенести свой главный удар с брестского на львовское направление с тем, чтобы оказать поддержку Запфронту «ударом через Львов в тыл Варшаве». Главком утвердил этот план, совершив стратегическую ошибку. Теперь фронты станут наступать в расходящихся направлениях[346]. В начале августа Политбюро утвердит решение РВСР о передаче 12-й, 1-й Конной и 14-й армий Юго-Западного фронта Западному фронту. Но при этом в директивах наркома об организационных изменениях не будет сказано ни слова об изменении задач этих армий. Наступление в расходящихся направлениях и позволит польской армии нанести успешный контрудар, который приведет к разгрому частей советского Запфронта под Варшавой. 13 августа С.С. Каменев потребует от Юго-Западного фронта с 12 часов следующего дня передать 12-ю и 1-ю Конную армии в оперативное подчинение Запфронту. Дискуссия со Сталиным, возникшая в ходе переговоров по прямому проводу, привела к тому, что штаб 1-й Конной получил этот приказ только 14 августа, при этом новых задач армии поставлено не было, в чем Сталин не мог быть виноват по определению. 1-я Конная продолжит наступление на Львов вплоть до 19 августа и лишь 25 августа по приказу Главкома будет брошена в последнее советское наступление этой войны — в рейд на Замостье. А между тем 16 августа ударная группа Пилсудского перейдет в контрнаступление под Варшавой, которое вскоре и приведет к разгрому войск Запфронта. Становится ясно, что ошибка Сталина, вероятно, замешанная на личных амбициях, носила вторичный характер и, судя по всему, не была определяющей.

Неверная оценка ситуации на фронте привела к тому, что советские войска потерпели под Варшавой поражение. Лишь вновь оккупировав большую часть Белоруссии и всю Западную Украину, захватив Виленский край Литвы, Варшава согласилась на перемирие. В Польше эти события трактуются как «чудо на Висле», которое позволило «спасти Европу от большевизма». Однако сегодня очевидно, что не будь польской агрессии против ее восточных соседей, не состоялось бы и похода Красной армии в Польшу.

Истощение воюющих сторон способствовало началу мирных переговоров. Активизируются усилия лидеров стран Антанты, прямо или опосредованно выступавшими на стороне Польши в ходе всего конфликта. Ярким проявлением такой политики станет упоминавшаяся уже нота от 11 июля, направленная министром иностранных дел Великобритании Дж. Керзоном, которую он направит наркому иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерину относительно необходимости заключения перемирия между Советской Россией и Польшей, большевиками и Врангелем и восстановления мира в Восточной Европе. 17 августа в Минске начались мирные переговоры, закончившиеся подписанием 12 октября перемирия. Мирный договор будет подписан в Риге 18 марта 1921 г. между Польшей, с одной стороны, и РСФСР, Советской Украиной и Советской Белоруссией — с другой. Таким образом, международно-правовым актом была не только вновь подтверждена международная субъектность РСФСР, но и зафиксирована субъектность советских республик Украины и Белоруссии.

Военное поражение принудило советскую сторону принять начертание советско-польской границы, практически совпавшее с восточной границей Речи Посполитой 1772 г. Польша получила половину территории нынешней Белоруссии и четверть современной Украины. Территориальные приобретения Польши по итогам польско-советской войны, унизительные для Советской России условия мира, огромная военная контрибуция, политика Польши на инкорпорированных территориях Украины, Белоруссии, Литвы заложили основу будущих конфликтов 20–40-х гг. ХХ в., включая события Второй мировой войны.

Для Сталина и советского политического и военного руководства Польша в межвоенный период станет главным потенциальным военным противником на Западном театре военных действий. Шлейф тотального неприятия сторонами друг друга, протянувшийся за этой войной, во многом предопределит события конца 1930-х гг., о которых еще предстоит рассказать.

* * *

Параллельно с польским вопросом и не менее конфликтно советское руководство решало «прибалтийский» вопрос. 2 февраля 1920 г. РСФСР подпишет свой первый мирный договор, завершивший тринадцатимесячную войну Советской России с Эстонской Республикой. В соответствии с этим договором Советская Россия признала «безоговорочно независимость и самостоятельность Эстонского государства». Этот договор продолжил череду «похабных» мирных договоров, подписанных большевистским руководством, серия которых начата самым известным из них — Брестским. По договору с Эстонией РСФСР отказалась от эстонской доли в общерусских долгах, передала Эстонии 15 млн руб. золотом и безвозмездно все корабли Российского флота, оказавшиеся к моменту подписания договора в руках Эстонии. Такой договор трудно признать победой советской дипломатии, как это делалось в советской историографии[347]. Скорее, он стал еще одним фактором, который способствовал формированию в советском руководстве реваншистских настроений, которые проявятся спустя два десятилетия. Уже 31 марта будет подписан и первый торговый договор, и Эстония станет перевалочной базой для внешней торговли Советской России, которая выйдет, таким образом, из торговой блокады.

Мирный договор с Литовской Республикой был подписан 12 июля 1920 г. в Москве. В соответствии с этим договором была юридически ликвидирована Литовско-Белорусская Советская Социалистическая Республика (Литбел), на востоке Литва получит территории, включившие в себя Гродно, Лида, Ошмяны и др., которые после «освободительного похода» Красной армии осенью 1939 г. войдут в состав Белорусской ССР. Советская сторона передаст Литве занятый 20 июля Вильнюс. Однако все эти территории после поражения Красной армии под Варшавой будут инкорпорированы в состав Польского государства. Едва ли не главной ценностью для Советской России были гарантии по сохранению Литвой нейтралитета в развернувшейся польско-советской войне. При этом секретным протоколом Красной армии предоставлялось право прохода в район Вильнюса. Польские власти небезосновательно будут рассматривать советско-литовский договор как антипольский [348].

11 августа 1920 г. в Риге был подписан мирный договор с Латвийской Республикой, согласно которому Советская Россия признавала «безоговорочно независимость, самостоятельность и суверенность Латвийского государства» и отказывалась «добровольно и на вечные времена от всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к латвийскому народу и земле»[349]. В соответствии с мирным договором РСФСР выплатила Латвии 4 млн руб. золотом (3096,9 кг), которые составляли основу золотого запаса страны, передала часть кораблей и имущество Балтийского флота, часть торговых судов, находившихся в территориальных водах Латвии. Кроме того, в состав Литовской Республики передавались территории из состава Витебской и Псковской губерний.

14 октября 1920 г. в Тарту (Эстония) был подписан мирный договор с Финляндией. Согласно этому договору Финляндии отошел незамерзающий порт Петсамо (Печенга), западная часть полуострова Рыбачий и большая часть полуострова Средний, все острова к западу от ограничительной линии в Баренцевом море, а Финляндия отказалась от территориальных претензий в Карелии. Морская граница в Финском заливе устанавливалась таким образом, что РСФСР лишалась выхода в международные воды. Финская сторона приняла на себя обязательства не строить артиллерийские сооружения, сектора обстрела которых выходили бы за пределы финских территориальных вод, обязалась демонтировать свои форты на Карельском перешейке. Тем не менее военная угроза Ленинграду со стороны Финляндии советским руководством расценивалась как реальная, поскольку государственная граница проходила всего в тридцати двух километрах от «колыбели большевистской революции» и крупнейшего экономического центра Советской России. Советско-финский договор не предусматривал выплату Советской Россией репараций, но, как покажет дальнейший ход исторических событий, это обстоятельство не станет для Сталина причиной отказаться от реваншистских устремлений в отношении Финляндии.

В существовании независимых прибалтийских государств в этот исторический отрезок Сталин увидит и некоторые экономические выгоды. В одном из писем Ленину в конце ноября 1921 г. он напишет: «Что касается Латвии и Эстонии, то… будучи промежуточным звеном между Россией и Европой и связывая нас с последнею, входят в наш арсенал как неизбежные составные элементы, необходимые для восстановления хозяйства России (за что и платим этим государствам известную транзитную дань)…»[350]

Каждый из названных договоров воспринимался большевистским руководством как необходимая мирная передышка в борьбе за мировую революцию, временное отступление. Декларация наркома иностранных дел Чичерина о мирном сосуществовании двух систем, сделанная им по согласованию с Лениным в декабре 1919 г. на VII съезде Советов, пока отражала именно этот временный, переходный период текущего момента, а не принципиальную долговременную установку. Потому так легко большевики соглашались на территориальные уступки, выплату несообразных репараций. Уходя, они твердо рассчитывали вернуться…

«Признать необходимой… поездку Сталина на Кавказ»

Важнейшим направлением политики большевиков был Кавказ. Инструментом его советизации станет Кавказский краевой комитет большевистской партии, созданный в 1918 г., и его Кавбюро во главе с Г.К. Орджоникидзе. Два московских руководителя — Ленин и Сталин — станут адресатами его посланий. Именно через Сталина Орджоникидзе будет стараться проводить в 1920 г. свою линию на быструю советизацию республик Закавказья, объявивших в 1918 г. о своей независимости. Первоочередное внимание будет обращено к Грузии и Азербайджану, что определялось важностью бакинских нефтепромыслов и грузинских черноморских портов. 17 марта Ленин проинструктирует Орджоникидзе: «Взять Баку нам крайне, крайне необходимо. Все усилия направьте на это… То же относится к Грузии, хотя к ней относиться советую еще более осторожно…»[351]

Первым был советизирован Азербайджан, границу которого части Красной армии перешли 26 апреля. Наутро 28-го азербайджанский парламент, уступая предъявленному ультиматуму, объявил о самороспуске и передал власть коммунистам. Временный революционный комитет Азербайджана (Азревком) приступит к осуществлению властных полномочий, сформирует азербайджанский Совнарком и обратится в Москву с предложением «правительству Российской Советской Республики вступить в братский союз для совместной борьбы с мировым империализмом и просит немедленно оказать реальную помощь путем присылки отрядов Красной Армии»[352].

Вслед за советизированным Азербайджаном на очередь встанут Грузия и Армения. В начале мая 1920 г. Орджоникидзе направит Сталину личное письмо. В нем он спросит, получена ли в Москве его и Кирова большая записка. «Имейте в виду, — подчеркнет Орджоникидзе, — что если Вы с Арменией заключите мир, это будет нечто ужасным для мусульман… Получается впечатление, что мы, христиане, покорили Азербайджан, оставили Грузию и Армению в стороне. У нас все было бы подготовлено, 8-го перешли бы и 11–12-го были бы в Тифлисе»[353]. Вызвав Орджоникидзе к прямому проводу, Сталин согласится в целом с его оценками, однако будет транслировать ленинскую установку: обстановка такова, «что сейчас торопиться с Грузией в смысле превращения ее в Советскую…» не стоило, ибо «через несколько месяцев, если коммунисты будут легализованы, она и так станет советской», поскольку другого пути для нее нет. «Мы завтра же или послезавтра, — подчеркнет Сталин, — заключим договор с Грузией, о чем сообщим тебе подробно. Нас беспокоят… твои и Смилги телеграммы о готовности взять Тифлис к 12 мая, что мы считаем абсолютно несовместным с нашей позицией…»[354] Уже в этот период большевистское руководство в Москве вплотную размышляет о территориальном размежевании в Закавказье. 12 мая Сталин потребует от Орджоникидзе: «Сообщите немедленно, во-первых, границу между Азербайджаном и Грузией по договору, существовавшему между этими государствами до объявления советской власти в Азербайджане, во-вторых, границу, желательную для Советского Азербайджана. Руководитесь этнографическими соображениями»[355]. Получив запрет на советизацию военным путем Грузии, Орджоникидзе попытается склонить московское руководство к советизации Армении. Однако «польские дела» принудят Политбюро проводить и здесь осторожную политику. 25 мая Политбюро приняло решение «продолжать переговоры с правительством Армении, не беря на себя инициативы немедленной советизации с помощью русских войск»[356]. Орджоникидзе, однако, продолжит настойчиво проводить свою линию, грозившую подрывом внешней политики Москвы. Нарком иностранных дел Чичерин в этой связи напишет в Политбюро письмо. «Недисциплинированность Бакинских товарищей и вопиющее противоречие между их действиями и установленной ЦК политической линией заставляют принять меры для их обуздания. Такою мерою должно быть назначение отсюда авторитетного товарища, не связанного с Кавказской группой деятелей, с полномочиями от Совнаркома в Баку»[357]. На этом этапе Политбюро сочтет возможным ограничиться составлением «Инструкции Реввоенсовету Кавказского фронта», руководителем которого являлся Орджоникидзе, и подтвердить его полномочия. Инструкция, обсужденная на заседании Политбюро 7 июля, предписывала: «Следует безусловно воздержаться от попыток вызывать восстание против правительства Грузии, Армении и Турции»[358]. В тот же день Орджоникидзе предпримет попытку оперативно сязаться со Сталиным через его жену Надежду Аллилуеву, являвшуюся в тот момент сотрудницей секретариата Совнаркома. Он направит ей по прямому проводу записку с вопросом: «Где в настоящее время Сталин?.. Меня очень интересует, и вообще всех нас, его мнение по этому вопросу»[359]. Вопрос, который так интересовал Орджоникидзе, касался армяно-азербайджанского размежевания. Он будет убеждать Москву в том, что «для укрепления Советской власти в Азербайджане и сохранения за нами Баку нужно присоединить Нагорный Карабах… Объявим здесь автономию и сорганизуем армянское население, не вводя туда мусульманских войсковых частей»[360]. На следующий день Сталин направил Орджоникидзе ответную телеграмму. «Мое мнение таково, — заявит он, — что нельзя без конца лавировать между сторонами; нужно поддержать одну из сторон определенно, в данном случае, конечно, Азербайджан с Турцией». В заключение Сталин добавит: «Я говорил с Лениным, он не возражает»[361]. Так сформируется позиция советского руководства по спорным территориям в армяно-азербайджанском конфликте. Военное поражение под Варшавой, восстания терских и кубанских казаков, обострение ситуации в Дагестане не позволят советскому руководству в эти месяцы сделать ставку на проактивную политику в Закавказье. Но затишье, как мы увидим, продлится недолго.

В сфере интересов советского руководства, между прочим, находились также и Турция, и Иран, на развитие революционных процессов в которых рассчитывала Москва. Что касается Ирана, то осенью 1920 г. выяснится, что надежды большевиков несбыточны. Орджоникидзе в начале октября напишет Сталину: «[В] Персии никакой революции нет. Или оккупация, или уход»[362]. 26 февраля 1921 г. в Москве между Персией и РСФСР будет подписан договор, которым Советская Россия заявит «о своем отказе от участия в каких бы то ни было мероприятиях, клонящихся к ослаблению и нарушению суверенитета Персии», стороны согласились «признавать и соблюдать границу между Персией и Россией в том виде и начертании, как она была установлена Разграничительной Комиссией 1881 года». РСФСР отказывалась от всяких прав по займам, предоставленным царским правительством, передавала порт Энзели на Каспийском море, безвозмездно передавала активы Учетно-Ссудного банка Персии, «русские сооружения» — железные и шоссейные дороги, пристани и склады, телеграфные и телефонные линии. Одна из его статей обеспечивала Советской России право введения войск на территорию Ирана в случае нападения на него третьих держав или использовании ими его территории как плацдарма для нападения на РСФСР[363]. Этой статьей Сталин воспользуется в 1941 г., принимая совместно с Черчиллем решение о вводе советских войск на территорию Ирана для предотвращения германской экспансии.

Между тем проблемы продолжали накапливаться и на совсем недавно советизированном Северном Кавказе. 6 сентября 1920 г. Политбюро поручит Сталину «разработать детальные меры по реальному надзору за действительным проведением нашей политики, защищающей интересы горцев». 14 сентября 1920 г. Политбюро заслушает доклад Сталина и Фрумкина о настроении кавказских горцев. На основании этого доклада Политбюро решит «подтвердить постановление Кавбюро ЦК о наделении чеченцев землей за счет казачьих станиц и признать необходимым проведение мер для свободной деятельности горцев и создания между ними и русскими правильных отношений на основе полной автономии». Кроме того, Политбюро, видимо, вспомнив о июльских рекомендациях Чичерина, сочтет «Признать необходимой после сессии ВЦИК поездку Сталина на Кавказ для определения нашей политики на Кавказе вообще и горцев в особенности». Как видим, Политбюро во главе с Лениным отвело Сталину особую роль в кавказском вопросе. Это ясно следует из еще одного пункта постановления. Политбюро поручило «Кавбюро ЦК оповестить горские горисполкомы о предстоящей поездке Чрезвычайного уполномоченного представителя РСФСР»[364]. 16 октября Сталин отправится на Кавказ.

Уже 26 октября Сталин телеграммой из Владикавказа сообщит Ленину о подавлении восстания казаков Сунженской линии и восстановлении железнодорожного сообщения с Баку, успешном ходе операции по «ликвидации повстанцев в Дагестане». «Несколько казачьих станиц, — сообщит Сталин, — наказали примерно»[365]. 30 октября Сталин направит Ленину из Владикавказа еще одну пространную телеграмму о ходе первой советской депортации: «Выселено в военном порядке пять станиц, недавнее выступление казаков дало подходящий повод и облегчило выселение, земля поступила в распоряжение чеченцев». И резюмирует: «Положение на Северном Кавказе можно считать несомненно устойчивым». Далее он изложит свое видение основ политики большевиков на Северном Кавказе. Казачество, по его мнению, следовало выделить из состава созданной к тому моменту Терской области в отдельную губернию, «ибо сожительство казаков и горцев в одной административной единице оказалось вредным, опасным». Самих горцев Сталин предложит объединить в одну административную единицу в виде Автономной Терской Республики по образцу ранее созданой Башкирской Автономной Республики. Причем Сталину представлялось возможным в рамках такой автономии объединить чеченцев, ингушей, кабардинцев, балкарцев и осетин. Дагестан также должен был получить автономию, но «отдельно от поименованных выше горцев». Важно подчеркнуть, что все вышесказанное имело уведомительный характер. Следующим пунктом сообщения Сталин поставит Ленина перед фактом: «Для объявления воли Совет[ского] правительства… созываю на 15-е число общенародный трудовой съезд…» «Не сомневаюсь, — подчеркнет он правильность выработанных мер, — что эта затея окончательно очистит атмосферу на Северном Кавказе и укрепит положение на известный период»[366]. Съезд народов Терской области действительно будет проведен 17 ноября, на нем Сталин выступит с докладом, в котором провозгласит создание Горской Автономной Республики. 20 января 1921 г. ВЦИК РСФСР примет декрет об образовании Горской Автономной Советской Социалистической Республики как составной части Советской России со столицей во Владикавказе. «Затея» Сталина будет реализована, однако уже очень скоро этот проект начнет трещать по швам. В мае 1921 г. Кабарда примет решение о выходе из состава республики и прямом вхождении в РСФСР, в январе 1922 г. ВЦИК согласится с желанием Карачая и Балкарии выйти из состава Горской АССР, в ноябре будет поддержано такое же волеизъявление Чечни. В июле 1924 г. декретом ВЦИК республика будет упразднена, а на ее территории созданы Северо-Осетинская, Чеченская и Ингушская автономные области, Сунженский казачий округ, а Владикавказ становился территориальной единицей, напрямую подчиненной ВЦИК РСФСР.

Находясь на Кавказе, Сталин решал совсем не только северкавказские вопросы. «Кто утвердится в конце концов на Кавказе, кто будет пользоваться наиважнейшими дорогами, ведущими вглубь Азии, революция или Антанта — в этом весь вопрос», — так, говоря словами Сталина, произнесенными в одном из газетных выступлений, оценивало большевистское руководство политическое значение кавказской проблемы[367]. Долгое время после советизации Азербайджана перед большевиками стояла задача удержания Баку. 29 октября Ленин потребует от Сталина обдумать и приготовить «спешно меры укрепления подступов к Баку с суши и с моря»[368].

Телеграмма В.И. Ленина И.В. Сталину в Баку с предложением принять спешные меры по укреплению подступов к Баку с суши и с моря в связи с возможной сдачей Батума Антанте буржуазным правительством Грузии

29 октября 1920

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 15962. Л. 1]

Телеграмма И.В. Сталина В.И. Ленину о положении на Северном Кавказе, восстановлении линии на Баку и правильной политике, проводимой Кавбюро и Г.К. Орджоникидзе

26 октября 1920

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 15962. Л. 2]

Георгий Константинович Орджоникидзе

Январь 1920

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 23. Л. 1]

Замаячит осенью 1920 г. и перспектива советизации Грузии и Армении, причем эти перспективы оказались теснейшим образом связаны с проблемой урегулирования отношений с Турцией и странами Антанты. Сталин и Ленин согласятся в оценках возможности сдачи независимой Грузией Батума Антанте.

13 ноября Ленин запросит Сталина из Москвы шифром: «Считаете ли возможным мирное улажение отношений с Грузией и Арменией и на какой основе?»[369] В письме Ленину из Владикавказа от 16 ноября Сталин сообщит, что усматривает угрозу Баку со стороны «буржуазной Грузии» и выскажется вполне ясно: «Для предотвращения этой опасности надо теперь же советизировать Грузию…»[370] Скептически настроенный Ленин ответит через два дня: «…Надо очень осторожно обдумать, стоит ли воевать с Грузией, потом ее кормить и рисковать разрывом с Англией, даже новой войной»[371]. Отвечая из Владикавказа на аналогичную телеграмму Чичерина, Сталин 19 ноября продиктует: «О необходимости оккупации Грузии и издержках последней лично [сообщу] через несколько дней»[372].

Во время этой своей поездки Сталин окажется вовлечен и в нашумевшее «дело Вадима». Особоуполномоченный Особого отдела ВЧК В.Л. Лукашев направил на имя Ленина доклад с критикой Кавказского бюро ЦК и лично Орджоникидзе. Ленин поручит расследовать ситуацию Оргбюро ЦК, комиссия которого пришла к выводу, что Кавбюро, оценивая доклад Лукашева, «действовало поспешно, без всякого ознакомления и проверки документов». Подталкивая Ленина к «нужному» варианту решения вопроса в пользу Орджоникидзе, Сталин, как о само собой разумеющемся, телеграфирует в Москву: «Вы должно быть, уже поручили краевой партийной конференции о предании суду Вадима», что, по его мнению, являлось «необходимой мерой для очищения атмосферы от грязи, успокоения партийных работников». В значительной мере благодаря заступничеству Сталина и председательству в комиссии С.М. Кирова, близкого и Сталину, и Орджоникидзе, поледнему удастся отделаться легким испугом. Поддержку Орджоникидзе Сталин будет высказывать едва ли не в каждом случае общения с Москвой. Так, в телеграмме от 26 октября Ленину, он не преминет подчеркнуть: «Несомненно, что Кавбюро и Орджоникидзе вели нашу линию умело» [373].

20 ноября Сталин выезжает из Владикавказа в Москву и продолжит получать от Орджоникидзе многочисленные телеграммы. Одну из них Сталин еще до прибытия в Москву передаст Ленину и попросит того принять решение об ускорении переброски военных подкреплений на Кавказ. Ленин поначалу откажется: «Без созыва Политбюро я не могу дать никакого ответа. Советую вам либо внести тотчас же конкретное предложение и немедленно поставить в Политбюро, либо действовать самому на точном основании имеющихся… полномочий, либо, наконец, ускорить свой приезд в Москву для решения всего кавказского вопроса в целом»[374]. Однако на следующий день 23 ноября он отдаст соответствующие распоряжения Троцкому.

По итогам поездки Сталин сделает 27 ноября на заседании Политбюро доклад «О кавказских делах». Причем его роль и высказанные соображения покажутся настолько значительными, что большевистские вожди решат, что Сталин должен стать одним из тех, кто определяет внешнюю политику на восточном направлении: «Поручить т. Сталину сговориться с т. Чичериным о дополнительных мерах к обеспечению более правильной внешней политики в пограничных с Кавказом государствах…» Было решено «принять по отношению к Грузии, Армении, Турции и Персии максимально примирительную политику, т. е. направленную больше всего к тому, чтобы избежать войны». Главной задачей признавалось «считать охрану Азербайджана и прочное обладание всем Каспийским морем». Сталину будет поручено «всемерно усилить пропаганду, агитацию, развитие комбедов и вообще совстроительство в Азербайджане». Установка на «примирительную политику», однако, не исключала и мер военных — соответствующим ведомствам поручалось «найти способы провозить не менее 8-ми эшелонов войск ежедневно в Баку»[375]. Зачем в таком количестве понадобились войска в Баку, очевидно — большевистское руководство с весны 1920 г. обдумывает перспективы советизации Грузии и Армении, которые начинают осмысливаться, судя по всему, как практическая задача повестки дня. Орджоникидзе, получив 29-го решение Политбюро, тормозящее это дело, в тот же день решает поставить центр перед фактом и в ответ телеграммой на имя Ленина и Сталина сообщает, что армянский ревком «ночью самостоятельно перешел границу и продолжает движение в Делижан, где… будет провозглашена Советская Армения. В связи с решением ЦК не знаю как быть, боюсь, что уже декларировали советскую власть»[376]. Орджоникидзе действовал в этот момент на свой страх и риск автономно от центра, и, судя по всему, поощряемый Сталиным[377]. 1 декабря он сообщит в Москву: «Ревком Армении сегодня должен прибыть в Эривань. Население Эривани восторженно встретило провозглашение Соввласти. Вся армия признала переворот…»[378] На следующий день он продублирует ту же информацию лично Ленину, который в ночь на 3 декабря телеграммой председателя Совнаркома председателю Советского правительства Армении Касьяну поприветствует «освобожденную от гнета империализма трудовую Советскую Армению»[379].

Вслед за Арменией настала очередь Грузии. 8 декабря Орджоникидзе направит телеграмму Сталину, в которой выскажет соображение о том, что задержка советизации Грузии потребует больше сил и жертв. На следующий день он сообщит Сталину о завершении группировки войск на грузинской границе и невозможности держать их долго в состоянии готовности. «Или мы должны отвести части, или двинуться. Твое и Ильича мнение», — обратится он к Сталину. Москва продолжит сомневаться и не даст ответа. 17 декабря Орджоникидзе получит сообщение о решении пленума ЦК «о мирном направлении политики РСФСР на Кавказе». 12 января 1921 г. он получит из Москвы подтверждение этой позиции ЦК[380]. Однако уже на следующий день Сталин существенно скорректирует установки в адрес Орджоникидзе. В своей шифровке он сообщит, что «мы на пути к полному соглашению с турками на основе оставления за нами Батума, Ахалкалаки и Ахалцыха», порекомендует все названные им города, особенно Батум, занимать «совместно с турками», столкновений с которыми следовало избегать[381]. Политбюро лишь 26 января пересмотрит свои подходы. Вторым пунктом постановления будет решено: «Запросить Кавфронт о том, насколько подготовлены наши наличные военные силы на случай немедленной или близкой войны с Грузией и поручить формулировку этого запроса с указанием на крайнее обнагление Грузии комиссии из тт. Троцкого, Чичерина и Сталина»[382]. Как и в случае с Арменией, Орджоникидзе решит действовать самостоятельно, однако теперь уже имея в виду фактическую поддержку, которую он получил со стороны Сталина. В ночь с 11 на 12 февраля грузинские коммунисты начали вооруженное восстание, поддержанное войсками 11-й армии Кавфронта. 14 и 15 февраля Ленин своими посланиями санкционирует эти действия. В телеграмме от 15 числа он предпишет: «Цека рассматривает операции РВС 11, как местную защиту повстанцев нейтральной зоны от грозящего им истребления со стороны белогвардейцев. Считайтесь с этим политическим характером вашей операции во всех ваших публичных выступлениях. Разумеется, мы ожидаем от РВС 11 энергичных и быстрых действий, не останавливающихся перед взятием Тифлиса»[383]. 16 февраля уже Сталин будет наставлять Орджоникидзе о желательности иметь точное «подтверждение об образовании Грузинского ревкома в связи с восстанием в Грузии». Он потребует таже сообщить, приняты ли меры, «чтобы русские командармы, начдивы и комбриги не допускали толкования о нашем походе в Грузию и об открытии военных действий со стороны» РСФСР, «точно и ясно говорили о защите повстанцев местными частями». Все вышесказанное предназначалось «для оповещения Европы»[384]. 25 февраля войска 11-й армии взяли Тифлис, и Грузия была провозглашена советской.

Телеграмма И.В. Сталина Г.К. Орджоникидзе о подготовке соглашения с Турцией с рекомендациями занимать грузинские города совместно с турками

13 января 1921

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 2. Д. 13. Л. 2]

* * *

Закавказский узел окажется теснейшим образом связанным с узлом турецким. На территории Турции в этот период функционировали два властных центра: международно признанная администрация султана Мехмеда VI с центром в Стамбуле и правительство лидера национально-освободительного движения Мустафы Кемаля, больше известного нам как Ататюрк, с центром в Анкаре. Кемаль в апреле 1920 г. созвал в Анкаре для принятия конституции Великое национальное собрание Турции (ВНСТ), от имени которого он обратился к Советской России с предложением установить дипломатические отношения. Советское руководство сделает ставку на договоренности не с международно признанным правительством султана Мехмеда VI, а с ВНСТ Мустафы Кемаля, который будет избран президентом всей страны лишь в 1923 г. В августе 1920 года в Москве пройдут советско-турецкие переговоры, в ходе которых стороны в целом согласуют свои позиции. Турецкую делегацию 14 августа примет Ленин. Еще до подписания советско-турецкого договора Москва начнет поставки оружия Анкаре.

Между тем 10 августа 1920 г. во французском г. Севр администрация султана Мехмеда VI подписала со странами Антанты мирный договор, согласно которому Османская империя теряла огромные территории, в частности признавалась независимость Армении. Советское руководство не только пошло на установление контактов, но и стало оказывать кемалистам финансовую и военно-техническую помощь. Кемалисты в конце сентября 1920 г. начали войну с провозгласившей независимость Арменией, войсками Кемаля были захвачены Карс, Александрополь (ныне Гюмри) и другие территории. Под контролем армянского правительства оставались район г. Эривань (ныне Ереван) и озера Гокча (ныне Севан). 2 декабря 1920 г. эта война была завершена подписанием Александропольского договора, крайне невыгодного для армянской стороны.

26 февраля 1921 г. — на следующий день после провозглашения Грузии советской — в Москве откроется советско-турецкая конференция. В начале марта 1921 г. Сталин примет участие в переговорах с турецкой делегацией, которые завершатся 16 марта подписанием московского договора о дружбе и братстве между РСФСР и Турцией. Причем произойдет это без участия формально независимых советских республик Закавказья. В ходе этих переговоров Сталин проведет неофициальные встречи с генералом Исмаил Энвер-пашой. Отвечая на запрос Чичерина о содержании своих заявлений в ходе этих консультаций, Сталин сформулирует свою позицию по вопросам демаркации государственной границы с Турцией и возможных уступках со стороны РСФСР, озвученные им турецкой стороне. Выскажется он и по одному из наиболее болезненных вопросов. «Военные, — напишет он, — не согласны уступить Турции Ардаган, считая его ключем к Тифлису, тем не менее я (Сталин) надеюсь уломать военных и добиться уступки…» [385]

В ходе переговоров сторонам удастся согласовать позиции и выйти на подписание договора. Советское правительство решит следовать своим декларациям об отказе от договоров царского правительства и заявит о возвращении Турции территорий, включенных в состав Российской империи по итогам русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Тогда к России отошли города Карс, Ардаган, Батум.

Сталин настоит на оставлении Батума за Грузией. Причем к Грузии отойдет лишь сам город и порт с небольшим районом, а за Турцией останутся значительные территории Ахалцихского и Ахалкалакского районов, которые рассматривались Грузией как исконные грузинские. Нелишне напомнить, что Советская Россия признавала принадлежность Батума Турции в Брест-Литовском мирном договоре со странами Четверного союза. Не менее важно помнить, что 8 апреля 1920 г. Батумская область была объявлена особой территорией, находящейся под охраной Лиги Наций. Важность Батума определялась тем обстоятельством, что город и порт являлись конечной точкой транскавказского нефтепродуктопровода Баку — Батуми. Взамен Турция получит Сурмалинский уезд с национальным символом армян — горой Арарат. Александрополь (Гюмри) будет возвращен Армении, а вот Нахичевань «образует автономную территорию под протекторатом» Азербайджана. Таким образом, договором будет установлена северо-восточная граница Турции, существующая до настоящего времени.

Кроме того, Совнарком на взаимной основе соглашался не признавать никаких мирных договоров или других межгосударственных актов, к принятию которых принуждалась бы силой противоположная сторона. Таким образом, Советская Россия и кемалистское правительство Турции обнулили Севрский мирный договор. Турция впоследствии будет принуждена его исполнить, однако за исключением Закавказья. СНК РСФСР аннулировал долги Турции перед царским правительством, взял на себя обязательства поддерживать «турецкий суверенитет» и «национальные права турецкого народа». Пропускной режим черноморских проливов по договору следовало определять на будущей конференции причерноморских государств. По заключении договора было подписано и соглашение о безвозмездной финансовой помощи Турции в размере 10 млн руб. золотом и о поставках оружия[386]. Договор будет ратифицирован советской стороной в марте 1921 г., турецкой — в июле. Столь щедрое поощрение большевиками турецких «партнеров» не даст ожидавшихся результатов. Кемалистская Турция не собиралась становиться плацдармом мирового коммунизма на Ближнем Востоке.

В ходе переговоров турецкие войска займут 11 марта Батум. Сталин, видимо, не вполне полагаясь на дипломатию, через три дня после подписания договора 19 марта направит Орджоникидзе телеграмму, в которой сообщит: «По договору с турками, уже подписанному, Батум отходит Грузии… — и порекомендует: — Постарайся сильным быстрым ударом изгнать турок из Батума, а потом объявить это недоразумением. Инициативу должно взять на себя командование»[387]. В другой раз он скажет: «Если потеряем Батум — тогда, со временем, потеряем Закавказье и, может, весь Кавказ».

«Сильный быстрый удар» в направлении Батума тогда не потребуется. Советская Россия в соответствии с договором обязывалась предпринять в отношении Закавказских республик шаги, необходимые для обязательного признания этими республиками… статей настоящего договора, непосредственно их касающихся». В сентябре 1921 г. советизированные Армения, Грузия, Азербайджан, с одной стороны, и Турция — с другой, при участии представителей РСФСР начнут в г. Карс переговоры, которые шли долго. Чичерин сообщит совпослу в Анкаре С. Нацаренусу: «Турки обнаруживают необыкновенное упорство и непомерные претензии. Конференция ужасно затягивается, и каждый шаг стоит чрезвычайно продолжительной и ожесточенной борьбы»[388]. В разгаре переговоров в Москве получат шифровку от С. Нацаренуса, который сообщит о завершении параллельных переговоров кемалистского правительства с французской миссией, причем «по Кавказу турки, по мнению совпосла, обязались поддерживать прежние правительства в их борьбе с советскими правительствами Закавказских республик…». Ленин перешлет щифровку Сталину с пометой: «Тов. Сталин, как же теперь?»[389] Мнение Сталина — держаться прежней линии: «Нам все-таки нужно сохранить свою старую позицию (формально), приняв одновременно меры к укреплению границ Закавказья…» Сталин сообщит о своей встрече с турецким послом и свои оценки ситуации: «Из всего этого видно, что турки уже обеспечили (надолго ли?) свое дело и ищут новых форм сотрудничества с нами»[390]. Представитель РСФСР на переговорах Ганецкий, получая соответствующие инструкции из Москвы, будет проводить неуступчивую по отношению к новым турецким инициативам линию и, в конце концов, переговоры завершатся подписанием четырехстороннего договора. 13 октября был подписан договор, основные положения которого фактически воспроизвели существо Московского советско-турецкого договора. В дальнейшем дела в Закавказье пойдут по пути федерализации отношений трех Закавказских республик, создания их федерации, а затем и Союза ССР, о чем будет рассказано в следующей главе.

Письмо И.В. Сталина Г.В. Чичерину о границе между РСФСР и Турцией

6 марта 1921

Подпись — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 824. Л. 8]

Телеграмма И.В. Сталина Г.В. Чичерину и В.И. Ленину о возможностях советской экономической политики в государствах Востока

Позднее 22 ноября 1921

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 2. Д. 24. Л. 1–1 об.]

После урегулирования отношений с Турцией Сталин продолжит активно участвовать в обсуждении вопросов внешней политики на восточном направлении. Так, в ноябре 1921 г. он напишет письмо наркому иностранных дел Чичерину и Ленину, в котором изложит свои представления о направлениях и формах внешнеэкономической политики Советской России. В отличие от Чичерина, который возражал против пассивной экономической политики Советской России в странах Востока, Сталин более скептически смотрел на возможности самостоятельной экономической политики в этом регионе, имея в виду ограниченность наличных ресурсов. «Для меня несомненно, — скажет Сталин, — что мы ни по торговой, ни по промышленной линии тягаться с врагами в упомянутых выше странах (Турция, Афганистан, Иран. — А. С.) не в силах…» Категорически возразит Сталин против плана Чичерина о строительстве промышленных предприятий в Турции, назовет его фантастичным. Он предложит сосредоточить усилия на развитии промышленности в тех районах страны, которые граничат с «восточными государствами», «в расчете, что при успешном развитии промышленности в этих окраинах мы получим возможность протянуть сначала торговые, а потом и промышленные нити к этим государствам, подчинить их экономическому влиянию России»[391]. Названные им Азербайджан, Сибирь, Туркестан в 1920–1950-е гг. действительно попадут в фокус инвестиционной политики Советского государства.

Афганистан Сталин упомянет не случайно. Устремления советской внешней политики были направлены в том числе и сюда. 2 ноября 1921 г. Сталин напишет пространное письмо в адрес Троцкого, который, напомним, занимал тогда пост председателя Реввоенсовета республики, посвященное теме противодействия британскому влиянию в этой стране. «Для меня ясно, — скажет Сталин, — что в лице мусульманских племен, составляющих большинство в долине Инда и в районе Пенджаба… мы имеем некую базу, откуда можно нанести серьезный ущерб Англии, если последняя ударит нас весною или летом 1922 года». Создание «реальной базы» в Афганистане имело целью, по расчетам Сталина, решение и второй задачи — «прямое воздействие на повстанческое движение в Индии». Для этого должно было потребоваться «100 000 рублей золотом единовременно непосредственно вождям повстанцев плюс 100 000 рублей золотом в год для содержания турецких и русско-мусульманских инструкторов плюс 6000 винтовок… плюс 12 или 8 орудий и, наконец, одну мусульманскую типографию. Я думаю, медлить больше не следует…» [392]

Уже очень скоро советскому руководству предоставится возможность проверить на деле заверения Мустафы Кемаля в вечной дружбе и благодарности Советской России за поддержку. В ноябре 1922 — июле 1923 г. в Лозанне пройдет мирная конференция, одним из центральных вопросов которой станет проблема черноморских проливов. Установка Ленина сводилась к трем пунктам: удовлетворение национальных стремлений Турции, закрытие проливов для всех военных кораблей в мирное и военное время, полная свобода торгового мореплавания[393]. Турецкая делегация пойдет на сепаратные переговоры с западными делегациями и в целом согласится с английскими предложениями, которые в пику советским предусматривали право свободного прохода через проливы военных кораблей любых стран как в мирное, так и в военное время. В основу конвенции о режиме проливов будет положен именно британский проект, а возражения советской стороны не будут приняты во внимание ни западными делегациями, ни турецкой. Ключевая роль Москвы в становлении в Турции новой государственной власти окажется быстро забытой, а советское руководство получит урок на тему продуктивности поддержки национально-освободительной борьбы и возникающих в ее результате политических режимов. Урок в советской истории окажется не последним и не будет слишком хорошо усвоен. На этой же конференции был подписан и мирный договор между Турецкой Республикой Ататюрка и союзными державами, который предопределит прозападный курс турецкого правительства и не позволит осенью 1939 г. состояться советско-турецким договоренностям, на которые будет рассчитывать Сталин, пытаясь выстроить буферную зону безопасности вдоль западных и юго-западных границ СССР. В 1945 г. Сталин предпримет безуспешную попытку пересмотреть подписанные в 1921 г. соглашения и вернуть в состав СССР утраченные территории. Турция, однако, уже давно отдалась в прочные объятия западных союзников, которые встанут на защиту «ее» интересов.

«Удержаться на посту вождя». ленин и сталин

О взаимодействии этих двух руководителей было уже сказано достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Несколько штрихов считаем целесообразным все-таки добавить. Как уже отмечалось, по тем или иным причинам в 1917 г. Ленин остановил свой выбор на Сталине в качестве своего ближайшего «помощника». Сталин в течение короткого отрезка времени успеет продемонстрировать Ленину вполне доброкачественные административные навыки и при этом перестанет настаивать на праве самостоятельного теоретического суждения, отличного от мнения вождя партии. «Практический работник», — так назовет Сталин спустя четверть века одного из членов своего ближайшего окружения — Г.М. Маленкова. И к самому Сталину вполне подходило бы это определение, так точно подобранное им для Маленкова, если бы не одно важнейшее отличие. Сталин считал себя «призванным» быть лидером. В течение начального периода пребывания большевиков у власти между Лениным и Сталиным складываются в целом доверительные отношения. Назвать их безоблачными, однако, нельзя. До определенного момента Сталин демонстрировал пиетет, иногда переходивший грани разумного. Обращения в деловых письмах «Дорогой Владимир Ильич», «товарищ Ильич», имевшие место в 1918 г., позднее сменятся сухим «т. Ленин».

Показательным представляется эпизод, имевший место при открытии VIII съезда РКП(б) в марте 1919 г. Ленин, открывая съезд и приступив к выборам его президиума, сделает все, чтобы выдвинутый дополнительный список для голосования, включавший кандидатуру Сталина, был отклонен[394].

Определенным рубежом станет выступление Сталина 23 апреля 1920 г. на собрании в Московском комитете РКП(б) по поводу 50-летия со дня рождения Ленина. Предшествовавшая этому выступлению статья «Ленин как организатор и вождь РКП», опубликованная им в «Правде» в тот же день, вполне вписывалась в юбилейный канон. В ней Сталин, помимо прочего, полностью солидаризуется с Лениным в отношении принципов партийного строительства и политического метода: «…Ленин был тысячу раз прав, ведя партию по пути непримиримой борьбы с антипартийными и антиреволюционными элементами… ибо только в результате такой организационной политики… она в состоянии в любой момент перестроить свои ряды и сосредоточить сотни тысяч своих членов на любой большой работе…»[395] Именно мобилизации сотен тысяч людей станут главным инструментом трансформации советского общества по-сталински в 1930–1940-е гг., а задача «отделить овец от козлищ, отмежеваться от чужаков» станет едва ли не главным принципом кадровой политики[396]. А вот юбилейная речь Сталина, произнесенная им вечером 23 апреля на собрании в МК РКП(б), явно диссонировала с общим хором славословий. Он стал единственным, кто решил «отметить одну черту, о которой никто еще не говорил, это скромность товарища Ленина и его мужество признать свои ошибки»[397]. Этим заявлением Сталин подвергнет сомнению непогрешимость вождя, заявит свои права на место с ним в одном ряду деятелей, совершавших революцию. Вполне вероятно, что такого рода эпизоды подталкивали Ленина к переосмыслению связавших их отношений.

Изменение стиля общения вряд ли было случайным. Вероятно, Сталин претендовал на более важное место, чем то, которое ему было отведено изначально, что могло вызывать раздражение со стороны Ленина. Нам известны несколько документов Сталина, которым Ленин не дал ход.

В ноябре 1921 г. Сталин подготовит предложения по реорганизации работы Политбюро и направит их со своей сопроводительной запиской Ленину, в которой скажет: «Тов. Ленин! Раньше, чем поставить этот вопрос в П.Б., я решил обратиться к вам с вопросом: каково ваше мнение на этот счет?» В этой записке Сталин критически оценит работу Политбюро в отношении вопросов хозяйственного характера. Подготовка таких вопросов, по его мнению, «протекает у нас в условиях более чем ненормальных». Многочисленные комиссии действуют вразброд, при этом не всегда прямо связаны с Политбюро. Члены ЦК Политбюро не имеют в своем составе специалистов по хозяйственным вопросам, а члены Политбюро при этом еще и перегружены «текущей и крайне разнообразной работой». Сталин предложит ни много ни мало — изменить «состав ЦК вообще, Политбюро в частности в пользу знатоков хозяйственного дела». Сделать это он предложит на XI съезде партии. До этой реорганизации Сталин сочтет возможным провести некоторые меры, «могущие более или менее упорядочить дело подготовки хозяйственных и финансовых вопросов». Все существующие хозяйственные комиссии, по мнению Сталина, следовало свести «к 4-м комиссиям (финансово-денежная, промышленная, торговая с потребкооперацией, сельскохозяйственная с соответствующими видами кооперации)». Следующим предложением Сталина станет «расписать четырех членов Политбюро по этим комиссиям», а также «разгрузить их от всякой прочей работы»[398].

Он предложит определить эти комиссии «по партийной линии при Политбюро, а по Советской при СТО», не смущаясь двойным подчинением этих комиссий и не определяя главенствующую роль названных органов власти. Замысел Сталина проясняет его предложение, касающееся «пятого члена Политбюро, тов. Ленина». Его предлагалось «не связывать обязательством участия в работах комиссии, предоставив ему возможность увязать в работу всех четырех комиссий через четырех членов Политбюро или в ином порядке». Пятый член Политбюро в этой конструкции превращался, таким образом, в верховного арбитра принимаемых решений. Причем закрепление этой конструкции формальным решением выводило на второй план вопрос о личности человека, занимавшего этот пост.

Понятно, что мысль Сталина билась вокруг вопросов о системе государственного управления и месте в ней компартии. Они не были решены Лениным или партийными теоретиками ни теоретически, ни практически. Но и вопрос о личном позиционировании Сталина никак нельзя сбрасывать со счетов. Ведь Сталин, напомним, в это время является едва ли не фактическим заместителем Ленина в СТО. Причем, как было показано выше, именно этим двоим руководителям было предоставлено право единоличных решений. Сталин в такой конструкции превращался бы в главного претендента на роль первого лица в системе госуправления в случае ухода Ленина из власти (неважно — временно или насовсем) по тем или иным причинам. Показательным представляется и предложение «разгрузить» членов нового состава Политбюро от «всякой прочей» текущей работы. За пределами «хозяйственной» работы оставалась работа политическая. Сталин, таким образом, предлагал Ленину фактически сделать из членов Политбюро «смотрящих» за экономикой. Напрашивается мысль о том, что собственно политические функции в этой схеме опять-таки отводились «пятому члену» Политбюро. Строго говоря, именно эту схему управления Сталин и выстроит, придя к единоличной власти на рубеже 1920–1930-х гг. Сталин не получит ответа от Ленина, и мы не узнаем о том, что именно смутило лидера большевиков: содержательные новации Сталина или присвоенное им себе право выдвигать подобные предложения. В любом случае Ленин не мог оставить без внимания и выводов подобный демарш.

Письмо И.В. Сталина в Политбюро ЦК РКП(б) о подготовке хозяйственных вопросов для решения в Политбюро с просьбой к В.И. Ленину высказать свое мнение

29 ноября 1921

Подпись — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 263. Л. 1]

21 февраля 1922 г. Сталин обратится к Ленину с объемными предложениями кадровых перемещений руководителей наркоматов, вновь увязав их с подготовкой к XI съезду партии. Сталин прямо сошлется на предварительную договоренность с Л.Б. Каменевым и Г.Е. Зиновьевым по существу направленных Ленину предложений. Седьмой последний пункт предложений этой записки проясняет, между прочим, каким образом Сталин получил пост генерального секретаря. В этом пункте он предложил Ленину новый состав Секретариата ЦК: Сталин, Молотов, Куйбышев, причем призвал «заявить об этом на съезде в отчете ЦК, чтобы авансом покрыть атаки против секретариата (нынешнего)»[399]. «Такова, — резюмирует Сталин, — должна быть, по нашему мнению, программа подготовительных работ к съезду и кампании на съезде». Кроме того, себя Сталин предложит «освободить от Инспекции», т. е. Наркомата рабоче-крестьянской инспекции. В числе некоторых предложений этого письма, принятых Лениным, стало избрание запрошенного Сталиным состава Секретариата ЦК и освобождение от обязанностей наркома РКИ. Это письмо, помимо прочего, явным образом обозначило формирование внутри Политбюро фракционной тройки в составе Сталина, Каменева, Зиновьева. Поиски Лениным политического баланса приведут его к блокированию с Троцким.

Письмо И.В. Сталина В.И. Ленину о проекте перемещения должностных лиц в наркоматах и состава Секретариата ЦК РКП(б), выработанном на совещании И.В. Сталина с Л.Б. Каменевым и Г.Е. Зиновьевым 21 февраля 1922

Автограф И.В. Сталина [РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24207. Л. 1–12]

XI съезд станет последним съездом партии, в котором принял участие Ленин, причем до последнего момента оставалось неясным, сможет ли он сделать это по причине интенсивно развивавшейся болезни. За три недели до съезда — 3 марта — он напишет Л.Б. Каменеву письмо, в котором признается: «На съезде, вероятно, не могу читать доклада», и попросит его: «Вы приготовьте доклад»[400]. Очевидно, что Сталин не воспринимался Лениным в качестве спикера, который мог бы заместить его в качестве автора политического отчета ЦК. Каменев этот съезд и открыл 27 марта. Делегаты проголосуют за предложенный состав Президиума съезда, составленный явно не по алфавиту. Список откроет имя Ленина, следом Троцкий, Зиновьв, Каменев, Сталин — пятый, всех — 19 человек. Эти выборы в состав президиума останутся единственным заметным появлением Сталина на публике. Он не будет выступать ни с докладом, ни в прениях, его имя прозвучит на съезде восемь раз. Для члена Политбюро — руководящего органа партии — не вполне обычное поведение. На XI съезде РКП(б) Сталин будет вновь избран в состав ЦК 463 голосами. Это всего лишь десятый результат. Более популярными деятелями окажутся В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Н.И. Бухарин, М.И. Калинин, Ф.Э. Дзержинский, К.Б. Радек, М.П. Томский, А.И. Рыков, Х.Г. Раковский.

Пленум ЦК, состоявшийся 3 апреля — на следующий день после завершения работы съезда, изберет Политбюро в составе Ленина, Троцкого, Зиновьева, Каменева и Сталина, кандидатами в члены станут Бухарин, Калинин, Молотов. Пленум примет решение «установить должность генерального секретаря и двух секретарей. Генеральным секретарем назначить т. Сталина, секретарями — тт. Молотова и Куйбышева»[401]. Интересно отметить, что это постановление пленума содержится в разделе «Конструирование ЦК», но открывается пунктом «О председателе», в котором было записано: «Подтвердить единогласно установившийся обычай, заключающийся в том, что ЦК не имеет председателя. Единственными должностными лицами ЦК являются секретари, председатель же избирается на каждом данном заседании». Очевидно, что этот пункт был призван указать на «технический» статус должности генерального секретаря, несколько успокоить общественное мнение и указать самому Сталину его реальное место — не председателя партии, а руководителя аппарата. Причем Ленин внесет предложение — в течение ближайшего месяца освободить Сталина от исполнения обязанностей наркома Рабоче-крестьянской инспекции.

Сталинские предложения Ленину, о которых было рассказано выше, не содержали ни подобной должности, ни, естественно, персональных предложений. Скорее всего, решение подчеркнуть первенствующее положение Сталина среди секретарей родилось у Ленина в течение месяца, прошедшего до начала съезда. Вероятно, и быть по другому не могло — слишком разными весовыми категориями обладали эти фигуры. Поставить Сталина в один ряд с Молотовым и Куйбышевым — значило нанести ему личное оскорбление. Тем не менее не лишним будет привести мнение Молотова, который много позднее будет вспоминать о том, что именно Ленин предложил ввести должность генерального секретаря и назначить на нее Сталина. Идея будет оформлена накануне выборов состава ЦК. «…На XI съезде появился так называемый «список десятки» — фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. И против фамилии Сталина было написано: «Генеральный секретарь»». Ленин, по воспоминаниям Молотова, организовал фракционное заседание «десятки»… «Уговорились: фракционное собрание, троцкистов — нельзя, рабочую оппозицию нельзя, демократический централизм тоже не приглашать, только одни крепкие сторонники «десятки», то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин говорит: «Товарищ Сталин, вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список ‘десятки’ надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам… — и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!»» То ли с недоумением, то ли с восхищением Молотов напомнит: «А ведь на Х съезде Ленин запретил фракции». Голосовали, подчеркнет Молотов, «с этим примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться».

Как бы там ни было, Сталин, Молотов, Куйбышев — с этими секретарями во главе большевистский ЦК партии начнет новую эру ее истории. Генеральный — Сталин вскоре ясно обозначит свои претензии на лидерство в партии. «Постепенно авторитет Сталина поднялся, — зафиксирует Молотов, — и вырос в гораздо большее, чем предполагал Ленин или чем он даже считал желательным»[402].

Надо сказать, что к этому переломному моменту не только в карьере Сталина, но и в судьбе страны его аппаратный вес будет восприниматься как значительный и чрезмерный. Е.А. Преображенский на XI съезде РКП(б) в ходе дискуссии о соотношении советской и партийной работы и проблемы их разграничения приведет в качестве отрицательного примера именно Сталина, «члена Политбюро, который является в то же время наркомом двух наркоматов. Мыслимо ли, чтобы человек был в состоянии отвечать за работу в Политбюро, в Оргбюро и десятке цекистских комиссий?»[403] И хотя это высказывание не было целенаправленной атакой на Сталина, которого Преображенский помянул лишь в качестве примера, Ленин в этот момент счел необходимым вмешаться и поддержать Сталина: «Нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом». Следующая ленинская фраза вполне раскрывает его взгляды на целесообразность концентрации властных полномочий на верху управленческой пирамиды: «Да и как можно делать иначе?»[404] Эта короткая полемика, как нам кажется, ясно свидетельствует о том, что для многих партийных активистов Сталина на верху стало слишком много и именно из желания избежать чрезмерного внимания к своей персоне он и принял решение минимизировать свою публичную активность. Вполне вероятно — по совету или по согласованию с Лениным.

Несмотря на ключевую роль, которую Ленин начиная с 1917 г. сыграл в его политическом возвышении, в течение последних двух лет жизни вождя Сталин вступает с ним в ряд конфликтов. В мае 1922 г. в период переговоров на Генуэзской конференции Ленин, опасаясь, что руководители советской делегации могут пойти на уступки, не предусмотренные указаниями ЦК, пишет записку в Политбюро с проектом директивной телеграммы. Сталин вносит в нее правку и, несмотря на прямые возражения Ленина, голосованием через Политбюро проводит свой вариант директивы[405]. В ноябре 1922 г. Сталин напишет Ленину пространную записку, в которой подвергнет критике интервью, данное Лениным корреспонденту «Обсервер», в той его части, где Ленин, по выражению Сталина, «освящает существование левого коммунизма». Это создает «сумбур, неясности», — подчеркнет Сталин. И порекомендует: «Хорошо было бы в дальнейшем исправить этот недочет»[406]. Подобный стиль общения с общепризнанным вождем партии довольно резко контрастировал с тем, что позволяли себе другие члены ближайшего окружения Ленина.

Письмо И.В. Сталина всем членам Политбюро ЦК РКП(б) с результатами голосования и с окончательным текстом телеграммы Политбюро ЦК РКП(б) советской делегации в Генуе немедленно прервать переговоры

2 мая 1922

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24989. Л. 1]

С 1922 г. из-за болезни Ленин отошел от практической деятельности, в этой связи в большевистском руководстве обострилась борьба за первенство. Сталин, Зиновьев и Каменев организовали так называемую тройку против Троцкого. Их совокупный политический вес (Зиновьев возглавлял Петроградскую партийную организацию и Коминтерн, Каменев — Московский комитет РКП(б) и СТО, Сталин — Секретариат и Оргбюро ЦК, Рабкрин и Наркомнац) обеспечит им в конце концов победу над Троцким, который руководил «всего лишь» Красной армией, будучи Наркомвоенмором и Предреввоенсовета Республики. Важно при этом понимать, что внутрипартийная борьба не сводилась к проблеме личного первенства. Каждая из групп и в этом случае, и во всех других фракционных столкновениях стремилась реализовать на практике собственные представления о теории и практике строительства социализма.

25 мая 1922 г. у Ленина случился первый инсульт, через несколько дней — 30 мая он попросит Сталина принести ему яд. Политбюро поручает Сталину контролировать режим Ленина, круг его контактов и общения. Сохранился ряд писем Ленина и Сталина друг к другу по вопросам лечения и врачебного режима[407].

Вскоре отношения Ленина и Сталина обостряются в связи с разногласиями по вопросу объединения советских республик в единое государство. Сталин считал себя главным теоретиком и практиком партии в закрепленных за ним формально вопросах национального строительства и все менее склонен следовать указаниям Ленина, выступившего против сталинского плана «автономизации», то есть включения республик в состав РСФСР на правах автономий. Сталинский план встретил сопротивление в Грузии, подавляя которое, эмиссар Москвы Орджоникидзе позволил себе рукоприкладство. Ленин придал этому эпизоду политическое звучание, он считал, что расследование тормозится Сталиным и Дзержинским. Оценивая ситуацию, Каменев напишет Зиновьеву, что Ленин хочет не только примирения в Закавказье, «но и определенных организационных выводов наверху», т. е. смещения Сталина. Сталин в ответ обвинит Ленина в «национальном либерализме». В конечном итоге именно в соответствии с ленинским абрисом плана государственного строительства республики вошли в состав СССР на правах союзных со всеми формальными атрибутами государственности. В литературе и общественном сознании закрепилась идея о полной победе Ленина в вопросе о принципах организации Союза ССР. Однако, как мы увидим в следующей главе, это представление не совсем верно, если не сказать больше. Ленин, призвав в сторонники Троцкого, выступил также против смягчения монополии внешней торговли, за что ратовало большинство ЦК, включая Сталина. Именно за «самовольную» запись диктовки Ленина по этому вопросу, адресованную Троцкому, Сталин и устроил Н.К. Крупской разнос, завершившийся разрывом отношений с больным вождем. Этот конфликт с Крупской не был первым. В ноябре 1921 г. Сталин направил Ленину довольно резкое по тону письмо по поводу замечаний Крупской, руководившей Наркоматом просвещения, о проекте подготовленного под его руководством Положения об отделе агитации и пропаганды ЦК[408].

Письмо В.И. Ленина И.В. Сталину и в Политбюро ЦК РКП(б) с просьбой освободить его от чрезмерной опеки немецких врачей Г. Клемперера и О. Ферстера

15 июня 1922

Подлинник. Автограф М.И. Ульяновой

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25992. Л. 1]

Письмо И.В. Сталина В.И. Ленину по вопросу об организации смешанного общества по продаже платины и об интервью В.И. Ленина корреспонденту «Обсервер» о левых коммунистах

13 ноября 1922

[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 272. Л. 1–1 об.]

1922 год становится в жизни Сталина определенной вехой. В конце этого года в публичной иерархии большевистских вождей он по-прежнему будет замыкать их список. На IV конгрессе Коммунистического интернационала (Коминтерна), который пройдет в ноябре — декабре в Петрограде и Москве, список российской делегации будет прежним — его откроет имя Ленина, следом Зиновьев, Троцкий, Каменев, Сталин — пятый. Однако, именно в этот период он позволяет себе отчетливо проявить претензии на политическое лидерство и политическую самостоятельность по отношению к Ленину, в фарватере которого он в основном следовал в предшествующие годы. Он занимает в составе ЦК должность генерального секретаря, выделяющую его не только среди членов ЦК, но и членов Политбюро, сосредоточивая в своих руках, по выражению Ленина, «необъятную власть». Этот год завершится для Сталина, как мы увидим, триумфально. Именно под его непосредственным руководством был создан Союз ССР, подписание декларации о создании которого и союзного договора состоится 31 декабря 1922-го.

В своих последних работах Ленин несколько раз обратится к характеристике личности Сталина. «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека». Отметит Ленин «торопливость и администраторское увлечение» Сталина. Дойдет дело и до прямых оскорблений: Ленин назовет его «настоящим и истинным не только социал-националом», но и «грубым великорусским держимордой»[409]. Не скажет Ленин только о том, что без его, Ленина, поддержки Сталин со всеми его недостатками никогда, вероятнее всего, не достиг бы высот в большевистской иерархии.

Сомнение Ленина, «сумеет ли он [Сталин] всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью», начнет подтверждаться уже в близкой исторической перспективе. При этом Ленин так и не увидит, что созданная им политическая система диктатуры [пролетариата], поставившая под контроль коммунистической партии законодательную, исполнительную и судебную власти, а также средства агитации и пропаганды, прямо способствовала появлению на самом своем верху подобной фигуры диктатора.

Рекомендация Ленина «товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места»[410] не будет реализована, и уже в 1923 г. в большевистском ареопаге Сталин займет место первого среди равных, право на которое будет в течение ряда лет оспариваться в жесткой внутрипартийной борьбе.

Глава 2Из вождей в единоличные лидеры

«…Добиться в кратчайший срок объединения всех независимых республик с РСФСР». От самоопределения наций к строительству СССР

В 1922 г. на карте мира возникнет новое государство — Союз ССР. Процесс его создания был запущен в январе 1922-го, а становление происходило в сложной внутри- и внешнеполитической обстановке. К этому моменту на пространстве бывшей Российской империи находилось множество государственных образований — «буржуазные» Польша, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, существование которых Советская Россия была вынуждена признать де-юре. Румыния инкорпорирует в свой состав Бессарабию, но этот аннексионистский акт советское руководство признавать откажется. На другом полюсе постимпериума мы обнаруживаем советизированное при помощи штыков Красной армии пространство, к объединению которого в рамках единого государства и приступит большевистское руководство. Между тем, на выходе из Гражданской войны на территории РСФСР разразится голод, центром которого станут поволжские губернии. Голод унесет несколько миллионов жизней. Борьба с бедствием и его последствиями не станет для советского руководства единственной и главной точкой приложения сил. В 1922 г. будет запущено несколько процессов, рассказу о которых и посвящаются начальные стра- ницы этой главы. Начнем с главного — объединительного процесса, который на излете года завершится созданием Союза ССР.

Центром силы этого пространства являлась Советская Россия, с 1918 г. принявшая форму и название «РСФСР». В ходе Гражданской войны 1918–1922 гг. при поддержке большевистского руководства Советской России возник ряд советских республик, некоторые из них дожили до ее окончания и были официально признаны РСФСР в качестве формально независимых государств. Так, в январе 1919 г. ВЦИК РСФСР признал независимость Белорусской Социалистической Советской Республики, в мае 1920 г. — Азербайджанской Советской Независимой Республики, в ноябре — Советской Республики Армении; в феврале 1921 г. — Социалистической Советской Республики Грузии. Независимость Украины на уровне деклараций большевики признают в ряду самых первых своих решений — еще в декабре 1917 г. Тогда же они создадут Украинскую Советскую Республику в качестве альтернативы «буржуазной» Украинской Народной Республике и в ходе Гражданской войны обеспечат победу советской власти на Украине. В декабре 1920 г. будет подписан союзный договор между РСФСР и Украинской ССР. Аналогичные союзные договоры были подписаны — в сентябре 1920 г. с советским Азербайджаном, в январе 1921 г. с советской Белоруссией, в мае — с советской Грузией. В апреле 1920 г. решением руководства РСФСР будет создана Дальневосточная Республика, призванная сыграть роль буфера между Советской Россией и интервентами (США, Япония), в декабре будет подписан двусторонний договор о границах. Значительная часть Центральной Азии будет также советизирована. Так называемый Туркестан на правах автономии будет включен в состав РСФСР, а вот на территории бывших Хивинского ханства и Бухарского эмирата будут созданы Хорезмская Народная Советская Республика и Бухарская Народная Советская Республика, с которыми РСФСР подпишет союзные договоры в сентябре 1920 и марте 1921 г. соответственно [411].

Отношения республик, связанных двусторонними договорами, были порядком запутаны. Один из лидеров украинских большевиков периода Гражданской войны Д.З. Мануильский в 1922 г. напишет Сталину: «…положение, которое создалось на окраинах и, в частности, на Украине, приводящее к ряду конфликтов между ведомствами центра и мест, дальше длиться не может. Это положение, приводящее к тому, что ответственные товарищи должны тратить три четверти своего времени на урегулирование конфликтов, должно быть радикально пересмотрено, ибо оно не отвечает больше объективной обстановке»[412].

Да и «федеративное» устройство самой РСФСР у современников и участников событий вызывало порой изумление. Член коллегии Наркомата внутренних дел М. Лацис проанализирует решения III Всероссийского съезда Советов, принявшего первую советскую конституцию. Федерация как форма управления сколько-нибудь ясно не сложилась, укажет он и пояснит свою мысль на примере так называемой Московской области: «Эта область, по плану организаторов, сама представляет федерацию 14 губернских советов. Каждая губерния имеет свое Советское правительство — Совет народных комиссаров. Эти правительства связываются в Московском Областном Совете Народных Комиссаров. А сама Московская область входит в состав Российской Федеративной Советской Республики. Получается федерация — федераций. Если мы к этому добавим произвольность соединения этих 14 губерний, то получим абсурд федерализма»[413]. За годы Гражданской войны к этому конгломерату будут добавляться многочисленные автономии, создававшиеся по национальному признаку. Для решения проблем, накапливавшихся в этой сфере управления, ВЦИК РСФСР 7 февраля примет решение создать «особую комиссию» под председательством Сталина «для разработки вопросов федеративного устройства РСФСР»[414].

Сегодня может показаться странным, но решающим импульсом к переосмыслению положения дел и «наведению порядка» прежде всего в меж-, но и внутриреспубликанских отношениях станет не столько внутренняя потребность, сколько внешний фактор.

В январе 1922 г. накануне Международной экономической конференции в Генуе, куда Советская Россия была приглашена решением совещания Верховного Совета Лиги Наций, нарком иностранных дел Г.В. Чичерин написал письмо одному из секретарей ЦК РКП(б) — В.М. Молотову.

В нем он обратил внимание партийного руководства на «чрезвычайной важности вопрос о включении братских республик в РСФСР к моменту конференции. Момент, — подчеркнет Чичерин, — достаточно благоприятен для проведения этой очень крупной меры без серьезных международных осложнений. На конференции следует поставить державы перед свершившимся фактом. Если мы на конференции заключим договоры как девять параллельных государств, это положение дел будет юридически надолго закреплено, и из этой путаницы возникнут многочисленные затруднения для нас в наших сношениях с Западом»[415].

Георгий Васильевич Чичерин

1926

[РГАСПИ. Ф. 159. Оп. 1. Д. 10. Л. 67]

Через три дня — 13 января — члены Политбюро (включая Ленина) получат от Сталина письмо, в котором он солидаризуется с позицией Чичерина: «Считаясь с обрисованной выше нежелательной перспективой и исходя из необходимости установления единства дипломатического фронта, некоторые товарищи предлагают добиться в кратчайший срок объединения всех независимых республик с РСФСР на началах автономии». «Вполне разделяя эту последнюю точку зрения», Сталин, однако, укажет, «что для проведения ее в жизнь потребуется серьезная подготовительная работа, требующая более или менее длительного срока…» А пока он предложит ограничиться «установлением единого дипломатического фронта». Свою позицию Сталин согласует с Лениным и прямо сошлется в своем письме на его поддержку: «Может быть нелишне будет сообщить, что тов. Ленин выразил полное согласие с предлагаемым планом»[416]. 23 января Политбюро примет решение «считать безусловно необходимым единый дипломатический фронт Советской Федерации по возможности в форме единой делегации, представляющей все советские республики». Через месяц — 22 февраля полномочными представителями советских республик Азербайджана, Армении, Белоруссии, Бухары, Грузии, Украины, Хорезма и Дальневосточной Республики будет подписан протокол о передаче правительству РСФСР полномочий «представлять и защищать на этой конференции интересы указанных восьми республик» [417].

Христиан Георгиевич Раковский

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 647]

Первым с возражениями против первой части изложенного плана «объединения всех независимых республик с РСФСР на началах автономии» выступит не Ленин. Сделает это председатель Совнаркома Украины Х.Г. Раковский, который назовет этот проект, авторство которого он поначалу будет связывать с именем Чичерина, «величайшей политической ошибкой»[418].

Именно украинское руководство и стало возбудителем спокойствия на большевистском олимпе.

В руководстве РКП(б) начнутся серьезные дебаты о принципах организации создаваемого государства, главными акторами в которых выступили, с одной стороны, Ленин и с другой — Сталин, который к этому времени, как мы помним, возглавил организационные структуры партии, будучи избран на пост ее генерального секретаря. Возглавит он и процесс подготовки к образованию СССР, начавшийся с «инвентаризации» существующего положения дел. 11 мая 1922 г. Сталин войдет в комиссию, образованную Политбюро «для проверки отношений между УССР и РСФСР и выработки положения, регулирующего отношения между ними»[419]. Работа комиссии покажет, что требуется урегулировать отношения не только этих двух республик. 11 августа 1922 г. решением Политбюро ЦК была создана новая комиссия во главе со Сталиным «с поручением к следующему пленуму ЦК подготовить вопрос о взаимоотношениях РСФСР и независимых республик, для оформления его потом в советском порядке»[420]. Вскоре Сталин подготовит проект резолюции о взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками, в котором предложит «признать целесообразным формальное вступление независимых Советских республик: Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии и Армении в состав РСФСР…»[421] 29 августа Сталин направит в Закавказский крайком РКП(б) телеграмму, в которой солидаризуется с Г.К. Орджоникидзе и С.М. Кировым «в том, что необходимо создание реальных политических и экономических условий для организации на деле единого хозяйственного организма на объединенной территории Советских республик с руководящим центром в Москве». «Для этого необходимо, по-моему, — подчеркнет Сталин, — объединить внешние сношения и хозяйственные органы в одно целое, с распространением компетенции Совнаркома, Совета Обороны, ВЦИК Москвы на все Советские республики» [422].

В сентябре дискуссия достигнет апогея. ЦК Грузинской компартии примет постановление «считать преждевременным» предложенное «на основании тезисов тов. Сталина объединение в форме автономизации»[423]. При этом один из противников сталинского проекта Ф. Махарадзе на следующий день — 16 сентября — напишет Ленину письмо, где фактически признает наличие проблем, на которые Сталин указал в процитированной ранее телеграмме: «Создалась у нас страшная путаница и неразбериха во взаимоотношениях между союзными органами, с одной стороны, и республиканскими — с другой»[424]. Так что сталинский план автономизации не был результатом только голого доктринерства. Сталин, помимо всего, посредством выстраивания иерархической вертикали и упрощения таким образом системы управления пытался решить вставшие проблемы и в сфере международных отношений, и в области экономического взаимодействия центра и республик. Таким образом, возникшие в ходе государственного строительства проблемы только подкрепляли теоретические воззрения Сталина на целесообразность унитаризма.

Телеграмма И.В. Сталина в Закавказский краевой комитет П.Г. Мдивани и Г.К. Орджоникидзе о создании политических и экономических условий для организации единого хозяйственного организма на объединенной территории советских республик с центром в Москве

29 августа 1922

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4467. Л. 1]

Нельзя не сказать, что сталинский план строительства нового государства вполне соотносился с теоретическими построениями Ленина прежнего времени. В 1913 г. в письме Шаумяну Ленин однозначно сформулирует свои представления: «Мы против федерации… Мы в принципе против федерации — она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства»[425]. В том же году Сталин обнародует свою самую известную работу по этой теме «Марксизм и национальный вопрос»[426], написав которую, он заслужит в российской социал-демократической среде репутацию специалиста по национальному вопросу. В ней Сталин признает: «Нация имеет право устроиться автономно. Она имеет право даже отделиться». Но тут же задается вопросом, а «может ли социал-демократия равнодушно смотреть» на это, «не должна ли социал-демократия вмешаться в дело и определенным образом повлиять на волю нации?»[427] По мнению Сталина, «единственно верное решение — областная автономия, автономия таких определившихся единиц, как Польша, Литва, Украина, Кавказ и т. п.»[428]. Эта формула о предпочтительности централизма на долгое время станет общим местом для большевиков. Причем настолько, что в конце марта 1917 г., когда Февральская революция выдвинет в повестку дня вопрос о принципах государственного устройства России, Сталин напишет для «Правды» специальную статью с говорящим названием «Против федерализма»[429]. В книге «Государство и революция», написанной в августе — сентябре 1917 г., Ленин вновь противопоставит «последовательный демократический централизм и притом пролетарский централизм» буржуазному «федерализму». Ленин вслед за Марксом употребляет выражение «организовать единство нации», чтобы «противопоставить сознательный, демократический, пролетарский централизм буржуазному, военному, чиновничьему». И подчеркнет: «Наибольшая местная, областная и пр. свобода, известная в истории, дана была централистической, а не федеративной республикой» [430].

Общность взглядов по национальному вопросу обеспечит назначение Сталина председателем по национальным делам (и народным комиссаром национальностей) в первом же составе СНК, сформированном на следующий день после прихода большевиков к власти в Октябре 1917 г. Верность избранному курсу на теоретическом уровне Сталин будет не раз подтверждать в годы Гражданской войны. Зримое воплощение этот курс найдет в решениях большевистского руководства 1919 г. В разгар Гражданской войны 1 июня 1919 г. ВЦИК принял постановление «Об объединении военных сил Советских Республик: России, Украины, Латвии, Литвы и Белоруссии»[431]. Военно-политический союз подразумевал объединение военных организаций и командования, советов народного хозяйствования, железнодорожного управления, финансов, комиссариатов труда. Что в тот момент имелось в виду под «тесным объединением», видно из проекта директивы ЦК, написанного Лениным к заседанию Политбюро, на котором обсуждался этот вопрос — «единое руководство Совета Обороны и других центральных учреждений РСФСР»[432]. Сталин рьяно примется за реализацию принятых решений. 14 июля на заседании Оргбюро ЦК была обсуждена его телеграмма «о том, что существование правительства и Совета Обороны Литбел [Литовско-Белорусская Советская Республика] излишни». Оргбюро поддержит Сталина и выскажется за их «упразднение». Вопрос сочтут необходимым «окончательно решить после переговоров с членами Политического бюро тт. Каменевым и Лениным». Несмотря на просьбу Сталина к «Политбюро дать определенное решение о ликвидации», Ленин не станет выносить этот вопрос на заседание, а направит Сталину ответную телеграмму, в которой подчеркнет: «…номинальное их существование необходимо, может пригодиться…»[433]

Литовско-Белорусскую Советскую Республику ликвидируют, но позднее — в период польско-советской войны. Воссозданная на ее месте независимая Советская Белоруссия станет одним из соучредителей Союза ССР.

Нельзя не отметить определенных изменений, произошедших за годы Гражданской войны в воззрениях лидеров большевизма на некоторые принципиальные вопросы. В дискуссиях, развернувшихся в 1921–1922 гг., Сталин не раз обратит внимание на отказ от доктрины самоопределения народов в пользу их права на отделение, как он сделает, например, в своем докладе на Х съезде партии[434]. Этот съезд, ставший одним из наиболее значимых в истории большевизма, 15 марта 1921 г. примет в том числе резолюцию «Об очередных задачах партии в национальном вопросе». Резолюция заявит о необходимости создания федерации советских республик для того, чтобы «победить соединенные силы империализма», но не даст конкретных указаний на то, что это должна быть за федерация. Централистские устремления, таким образом, не сразу станут доминирующими в практической политике советского руководства. В своем пространном письме Ленину от 22 сентября 1922 г. Сталин специально обратит внимание на тактический характер решений, принимавшихся по национальному вопросу в предшествующий период. Он напишет, что «за четыре года Гражданской войны, когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов… настоящих и последовательных социал-независимовцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство ЦК РКП, как обман и лицемерие…» Сталин вновь и вновь будет подчеркивать мысль о том, что молодое поколение коммунистов на окраинах «игру в независимость (курсив наш. — А. С.) отказывается понимать как игру, упорно признавая слова о независимости за чистую монету». Обратит он внимание Ленина и на уже описанные ранее проблемы экономического взаимодействия, укажет на реальность в ближайшей перспективе раскола в партии, поскольку ««национальная» стихия работает на окраинах не в пользу единства советских республик, а формальная независимость благоприятствует этой работе». В этом письме он ясно изложит существо своего плана — «признать целесообразным автономизацию», причем республики, по мысли Сталина, должны были сами добровольно изъявить свое желание. Смыслом этого плана он видел необходимость «приспособить форму взаимоотношений между центром и окраинами к фактическим взаимоотношениям, в силу которых окраины во всем основном безусловно должны подчиняться центру»[435]. На следующий день комиссия Оргбюро примет за «основу проект резолюции тов. Сталина», а 24 сентября — и специальную резолюцию, признававшую целесообразным заключение договора между советскими республиками и РСФСР об их формальном вступлении в РСФСР. Рассылку этой резолюции Сталин решит подкрепить специальным письмом, подписанным членами комиссии ЦК с ним самим во главе [436].

Телеграмма И.В. Сталина В.И. Ленину о Литовско-Белорусском Совнаркоме и ответная телеграмма В.И. Ленина

16 июля 1919

Текст синим карандашом — автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 184. Л. 1–1 об.]

Ленин, однако, к этому моменту пересмотрит свои взгляды и решит изменить политическую линию по национальному вопросу, причем, вероятнее всего, из тактических соображений. О причинах перемен во взглядах Ленина можно только догадываться. Вероятно, они лежали, не в последнюю очередь, во внешнеполитической плоскости. В период советско-польских переговоров о мире, последовавших вслед за советско-польской войной 1920 г., нарком иностранных дел Чичерин не раз напоминал Ленину и членам Политбюро о ключевой важности сохранения независимости Украины, признанной большевистским Совнаркомом еще в Брест-Литовском мирном договоре со странами Четверного союза. Именно поэтому подписантами мирного договора с Польшей выступят РСФСР и УССР как равноправные субъекты международного права, что во многом предопределит последующее развитие событий [437].

Важной причиной пересмотра прежних взглядов станет еще один внешнеполитический аспект. Пример решения национального вопроса должен был стать инструментом пропаганды, средством влияния на умы, завоевания авторитета и разжигания революционной борьбы, прежде всего на колониальных окраинах. О возможности «производить максимум революционного эффекта на всех окраинах, а также за границей» посредством независимого Азербайджана, Бухары, Хивы и пр., «совершать такое же революционное проникновение в Галицию, Буковину, Бессарабию» будет не раз говорить Х.Г. Раковский и другие большевистские деятели[438]. О важности этого фактора Сталин прямо заявит на XII съезде РКП(б) в апреле 1923 г.: «…на наш Союз Республик весь Восток смотрит как на опытное поле. Либо мы в рамках этого союза правильно разрешим национальный вопрос в его практическом применении… либо мы здесь допустим ошибку, подорвем доверие ранее угнетенных народов… — и тогда выиграет империализм, проиграем мы» [439].

Результатом грузинских инициатив сентября 1922 г., упомянутых ранее, станет ряд встреч, которые решит провести Ленин с участниками назревавшего конфликта. Так, Ленин вызовет Сталина к себе для разговора, который состоится 26 сентября. Его содержание в общих чертах нам известно из краткого изложения, данного самим Лениным в письме, которое тот направит Л.Б. Каменеву.

Лев Борисович Каменев

1923

[РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 1. Д. 8. Л. 17]

В этом письме Ленин, не отвергая позицию Сталина в принципе, скажет об этом «архиважном» вопросе так: «Сталин немного имеет устремление торопиться». Сообщит он Каменеву и о согласии Сталина сделать «одну уступку» — вместо вступления в РСФСР пойти на «формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии». «Важно, — отмечал Ленин, — чтобы мы не давали пищи «независимцам», не уничтожали их независимости, а создали еще новый этаж, федерацию равноправных республик» [440].

Сталин, кроме того, также даст согласие отложить внесение проекта резолюции в Политбюро до приезда Ленина, которое тот запланировал на 2 октября. Копии своего письма Ленин поручит разослать всем членам Политбюро, причем адресует эту просьбу Каменеву, вероятно, не вполне полагаясь в этом случае на добросовестность Сталина[441]. На следующий день после встречи с Лениным Сталин направит членам Политбюро письмо, озаглавленное «Ответ на письмо тов. Ленина тов. Каменеву», в котором подтвердит достигнутые договоренности. «По-моему, — напишет он, — можно согласиться с предложением т. Ленина… «признать целесообразным формальное объединение советских социалистических республик Украины, Белоруссии, Грузии, Азербайджана и Армении с РСФСР в Союз Советских Социалистических Республик Европы и Азии»…» Раздражение Сталина ясно проявится в демонстративном возврате упрека в торопливости вождю, который предложил слияние наркоматов финансов, продовольствия, труда и народного хозяйства в федеральные наркоматы: «Едва ли можно сомневаться в том, что эта «торопливость» даст пищу «независимцам» в ущерб национальному либерализму т. Ленина»[442]. Очевидно, что в этой пикировке не осталось и следа от совсем недавнего стиля взаимоотношений учителя и ученика, старшего и младшего товарищей по партии. Тональность высказывания Сталина, вероятно, заденет Ленина за живое. 28 сентября состоится заседание Политбюро, на котором Сталин и Каменев обменяются записками, раскрывающими не только ход дискуссии, но и личные взаимоотношения между лидерами партии. Каменев, которого Ленин держал за ближайшего соратника, обменивается со Сталиным мнениями в тоне, который не оставляет сомнений в том, что его отношения со Сталиным представляются ему более важными, чем со все чаще болеющим вождем.

Письмо В.И. Ленина Л.Б. Каменеву о проекте резолюции комиссии И.В. Сталина о вхождении независимых республик в РСФСР

27 сентября [1922]

Автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24805. Л. 1–2 об.]

«— Каменев: Ильич собрался на войну в защиту независимости. Предлагает мне повидаться с грузинами. Отказывается даже от вчерашних поправок…

— Сталин: Нужна, по-моему, твердость против Ильича…

— Каменев: Думаю, раз Владимир Ильич настаивает, хуже будет сопротивляться.

— Сталин: Не знаю. Пусть делает по своему усмотрению»[443].

Делать «по своему усмотрению» Сталин Ленину, однако, не позволит. Членам и кандидатам в члены ЦК комиссией ЦК будет разослан проект об отношениях РСФСР с независимыми советскими социалистическими республиками. Его подпишут все члены комисии — Сталин, Орджоникидзе, Мясников, Молотов. Основной уступкой, которую сделает Сталин, станет признание необходимости заключения «договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских Республик и РСФСР об объединении их в «Союз Социалистических Советских Республик» с оставлением за каждой из них права свободного выхода из состава «Союза»». Именно в этом документе впервые появляется примерно то название Советского государства, под которым оно просуществует затем в течение немногим менее 70 лет. В этом же документе Сталин обнародует и свой маневр, который позволит ему в значительной степени «обнулить» федералистские устремления вождя. Высшим органом Союза будет предложено считать Союзный ЦИК, составленный из представителей ЦИК республик «пропорционально представляемого ими населения»[444]. На пленуме ЦК 6 октября этот проект будет принят практически без изменений. Ленин в записке, датируемой тем же днем, пообещает Каменеву дать великорусскому шовинизму «бой не на жизнь, а на смерть». Однако, по тем или иным причинам, настаивать на равноправном представительстве союзных республик в высшем органе государственной власти будущего Союза Ленин не станет [445].

Важно подчеркнуть, что идейный конфликт между Лениным и Сталиным не выплеснулся в публичное пространство и не стал поводом для постановки вопроса об отстранении Сталина от процесса подготовки I съезда Советов СССР и вслед за тем конституции Советского Союза. Сталин останется фактическим и формальным руководителем процесса национально-государственного строительства.

В ходе описанных дискуссий, как мы видели, завяжется «грузинский узел». Начало будущему конфликту будет положено весной 1922 г. 12 марта в Тифлисе на конференции представителей ЦИК Азербайджанской, Армянской и Грузинской ССР был утвержден договор о создании Федеративного Союза Социалистических Советских Республик Закавказья. Этот шаг советского руководства нельзя признать совсем уже лишенным какого бы то ни было смысла. Следует иметь в виду, что еще 11 ноября 1917 г. сразу после Октябрьского переворота в том же Тифлисе совещание представителей антибольшевистских Грузинской социал-демократической партии (меньшевиков), азербайджанской партии «Мусават», армянской «Дашнакцутюн» приняло решение о создании независимого правительста Закавказья, а 15 ноября был образован Закавказский комиссариат, отказавшийся признать власть большевистского Совнаркома. После разгона Учредительного собрания уже в феврале 1918 г. провозглашается независимая Закавказская демократическая федеративная республика[446]. Так что объединение в «одной общей коммунистической семье» не было совсем уже произвольной акцией большевистского руководства. В основе этого эксперимента лежал комплекс причин, в том числе экономические основания. На собрании тифлисского комитета компартии Грузии 6 июля 1921 г. Сталин скажет: «Именно для того, чтобы рассеять атмосферу взаимного недоверия и восстановить узы братства между рабочими национальностей Закавказья и России… необходимо сохранить независимость как Грузии, так и Азербайджана, и Армении. Это не исключает, а наоборот, предполагает необходимость взаимной хозяйственной и иной поддержки, так же как и необходимость объединения хозяйственных усилий независимых советских республик на началах добровольного соглашения, на началах конвенции»[447]. Искренен был Сталин, судя по всему, лишь в оценке хозяйственной подоплеки конвенциональной формы взаимодействия республик. Что касается политики, то, как мы видели, по представлению Сталина, руководство Советской России лишь вело «игру в независимость».

Записка В.И. Ленина и И.В. Сталина Л.Б. Каменеву с предложением по вопросу о порядке председательствования в союзном ВЦИК

6 октября 1922

Автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 23334. Л. 1–1 об.]

Иосиф Виссарионович Сталин

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1650. Л. 4]

Интеграционные процессы в предложенных формах будут вызывать постоянное сопротивление в среде руководства Грузинской компартии. В сентябре 1922 г. во многом благодаря этому сопротивлению Ленин сочтет целесообразным отвергнуть сталинский план «автономизации». 6 октября состоялся пленум ЦК, который и принял проект резолюции, «предложенный членами комиссии тт. Сталиным, Орджоникидзе, Мясниковым и Молотовым, как директиву ЦК…» В части, касающейся Грузии, было принято ее вхождение через Закавказскую федерацию. Для выработки «советского законопроекта» на основе этой директивы и проведения его через съезд Советов (с предварительным утверждением на ЦК) создавалась комиссия в составе Сталина, Каменева, Пятакова, Рыкова, Чичерина, Калинина и представителей Украины, Грузии, Азербайджана, Армении и Белоруссии[448]. Тем не менее в октябре грузинские руководители станут настаивать на самостоятельном вхождении в будущий Союз каждой из закавказских республик по отдельности. Объектом их атаки станет не только политическая линия центра, но и активно проводивший ее секретарь Закавказского крайкома РКП(б) Г.К. Орджоникидзе.

Как будут позднее докладывать Ленину его ближайшие сотрудники, «это послужило поводом для самых недопустимых выступлений тов. Орджоникидзе против ЦКГ и старых работников с площадной руганью и угрозами беспощадных репрессий». Сохранившиеся документы доносят до нас методы, которыми Заккрайком и Орджоникидзе проводили линию ЦК РКП(б). Дело не ограничилось руганью, но дошло и до рукоприкладства. Один из эпизодов произошел на квартире Орджоникидзе, куда А.И. Рыков прибыл вместе со своей женой и товарищем по ссылке, видным деятелем Грузинской компартии Акакием Кабахидзе. Словесная перепалка между Кабахидзе и Орджоникидзе завершилась тем, что «товарищ Серго» ударил Кабахидзе. Рыков с женой помогли прекратить инцидент. Еще один подобный случай произошел 14 ноября поздним вечером и тоже на квартире Орджоникидзе. В присутствии председателей Грузинской и Закавказской ЧК Орджоникидзе решил выяснить отношения с бывшим предгрузчека Колей Окуджавой, который дал такие показания комиссии Дзержинского: «Тогда он схватил мраморный пресс, который лежал там же на столе, замахнулся и хотел ударить в голову мне, держа в другой руке открытый перочинный нож… «Я тебя расстреляю». После этого он снова замахнулся прессом. Присутствующие молчали и ни одного движения никто не делал». Орджоникидзе на показаниях Окуджавы 22 февраля 1923 г. напишет: «Плод гнусной склоки». Еще один грузинский деятель К. Какабадзе сообщит комиссии о рекомендациях, данных ему Орджоникидзе по организации дискредитации одного из руководителей «уклонистов» — Буду Мдивани: «…на рабочих собраниях выносите ему недоверие, называя его спекулянтом, духанщиком и т. д., чтобы окончательно дискредитировать его в глазах масс». И здесь ответ будет похожим. «Могу только сказать — гнусная ложь», — напишет Орджоникидзе [449].

В итоге члены Грузинского ЦК почти в полном составе подадут в отставку, объясняя это «травлей почти всех членов ЦК». Орджоникидзе, добавим, — уже тогда член ближайшего окружения Сталина, назовет политику этой группы, возглавлявшейся Мдивани и Махарадзе, политикой «воинствующего грузинского национализма» и в пространном письме от 28 октября станет успокаивать Ленина: «Их отставка не страшна»[450]. На этот раз поддержать уклонистов Ленин, не владея полнотой информации, откажется. Ленин к тому времени и сам уже успеет решительно осудить «брань против Орджоникидзе» и выразить убеждение, «что все разногласия исчерпаны резолюциями пленума ЦК» при его косвенном участии [451].

И.В. Сталин и Г.К. Орджоникидзе

Июнь 1926

[РГАСПИ. Ф. 422. Оп. 1. Д. 117]

Записка К. Какабадзе в СНК о конфликте Г.К. Орджоникидзе и П.Г. Мдивани в Грузии

31 ноября 1923

[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 66]

24 ноября Секретариат ЦК РКП(б) в составе Сталина, Молотова и Куйбышева, однако, назначит комиссию во главе с Ф.Э. Дзержинским «для срочного рассмотрения заявлений, поданных ушедшими в отставку членами ЦК Грузии старого состава»[452].

По итогам работы этой комиссии Политбюро 20 декабря вынесет вердикт: политическая линия «Заккрайкома и Орджоникидзе была вполне правильной»[453]. Четверо руководителей грузинской компартии будут отозваны в распоряжение ЦК РКП(б).

Кроме того, в преддверии создания Союза ССР будет решено переименовать Закавказский Союз в Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику, сохранив самостоятельность входивших в нее республик. Решение это состоится 13 декабря 1922 г., т. е. за две недели до учреждения Союза ССР. Организаторов процесса, несомненно, смущало наличие понятия «союз» в названиях обоих государственных образований.

В ходе развертывания «грузинского кризиса» 30 ноября 1922 г. Сталин выступил на заседании Политбюро с докладом о Союзе республик. По его докладу Политбюро утвердило «Основные пункты Конституции Союза Советских Социалистических Республик». 5 декабря на заседании комиссии Пленума ЦК Сталин избирается в состав подкомиссии по выработке текста конституции и декларации. В первой половине декабря он напишет проект «Декларации об образовании Союза Советских Социалистических Республик». 16 декабря комиссия пленума ЦК под председательством Сталина примет проект Договора об образовании СССР и проект декларации, им же и представленные. 18 декабря он выступает уже непосредственно на пленуме ЦК с докладом о проекте союзного договора. Пленум создаст комиссию под председательством Сталина для подготовки I съезда Советов СССР[454].

За пределами Союза ССР будет решено пока оставить Хорезмскую и Бухарскую народные республики, поскольку «независимость Хивы и Бухары гарантирована нами, — как будет подчеркивать нарком иностранных дел Чичерин, — формально в договоре с Афганистаном, и нарушение этого не только жестоко поссорит нас с Афганистаном, но поставит нас перед всем Востоком в положение нарушителей договора и душителей свободных мусульманских государств…» Подобное решение будет «перед Востоком демонстрацией нового империализма»[455]. На некоторое время оставят за бортом нового союзного государства и Дальневосточную Республику.

Протокол заседания Секретариата ЦК РКП(б) с рассмотрением заявления членов ЦК Грузии об отставке в связи с конфликтом с Г.К. Орджоникидзе

24 ноября 1922

Подпись — автогрф В.В. Куйбышева

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 390. Л. 2, 9]

Характерно, что и на этом этапе дискуссии о целесообразности объединения в Союз и его формах не прекратились. На заседании фракции РКП(б) Х Всероссийского съезда Советов, который соберется в Москве для учреждения Союза ССР, будут звучать взаимоисключающие оценки предложенного плана — от «преждевременного выкидыша» до призывов «кончить игру в эту независимку». В конечном итоге фракция поддержит «резолюцию т. Сталина»[456].

29 декабря Сталин выступит на конференции полномочных делегаций РСФСР, УССР, ЗСФСР и БССР с сообщением о порядке работы I съезда Советов СССР, ему же будет поручено сделать на съезде доклад об образовании СССР.

30 декабря 1922 г. в Москве в здании Большого театра соберется I съезд Советов СССР. РСФСР представляли 1727 делегатов, Украинскую ССР — 364, Закавказскую федерацию — 91, Белорусскую ССР — 34. Нормы представительства ясно указывают на неравноправный характер создававшейся федерации. Этот подход Сталин проведет, как мы увидим, и при подготовке Конституции Союза ССР. Съезд утвердил Декларацию об образовании СССР и Союзный договор. Эти документы были подписаны представителями РСФСР, Белорусской ССР, Украинской ССР и Закавказской Социалистической Федеративной Советской Республикой. Впервые в мировой истории появилось «государство наций», союз формально независимых национальных республик с декларативно заявленным формально-юридически правом выхода из состава Союза. Этот Союз можно считать незапланированным результатом Октябрьской революции. Ведь она представлялась лидерам большевиков исходным пунктом мировой революции, а не государственного строительства в отдельно взятой стране «победившего социализма».

Сталин, несомненно, должен был чувствовать себя триумфатором. Разногласия с Лениным были известны не слишком широкому кругу партийных функционеров, а на поверхности именно он, являвшийся руководителем всех возможных партийно-государственных комиссий, докладчиком на всех возможных форумах и спикером, озвучивавшим в прессе основные этапы подготовительной работы, должен был выглядеть демиургом нового государственного образования.

Вполне вероятно, что почувствовал этот нерв политического момента и Ленин, который именно 30–31 декабря 1922 г. диктует статью «К вопросу о национальностях или об «автономизации»»[457]. В ней, извинившись «перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации, официально называемый, кажется, вопросом о союзе советских социалистических республик», он решит подвергнуть разгромной критике этот проект, несмотря, казалось бы, на утрату всякой его актуальности. Он предупредит целевую аудиторию, «что «свобода выхода из союза», которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ».

«Я думаю, — далее напишет он, — что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма»». Через пару страниц текста, Ленин, не называя Сталина прямо, но очень и очень прозрачно указывая в его сторону, продолжит: «Тот грузин, который… пренебрежительно швыряется обвинением в «социал-национализме» (тогда как он сам является настоящим и истинным не только «социал-националом», но и грубым великорусским держимордой), тот грузин, в сущности, нарушает интересы пролетарской классовой солидарности…» Достанется в этой статье и Орджоникидзе, и Дзержинскому, во главе комиссии ЦК разбиравшемуся в деталях «грузинского дела». Если Орджоникидзе «мог зарваться до применения физического насилия, — ужаснется Ленин, …то можно себе представить в какое болото мы слетели». «Я боюсь также, — продолжит Ленин, — что тов. Дзержинский… отличился тут тоже только своим истинно русским настроением (известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения…)». Я думаю, что никакой провокацией, никаким даже оскорблением нельзя оправдать этого русского рукоприкладства и что тов. Дзержинский непоправимо виноват в том, что отнесся к этому рукоприкладству легкомысленно».

Ленин потребует «примерно наказать» Орджоникидзе, а политическую ответственность за «великорусско-националистическую кампанию» он возложит на Сталина и Дзержинского. Проблематике созданного Союза ССР найдется в этом тексте не так много места. Но замечания Ленина окажутся весьма содержательными. Он порекомендует «оставить союз советских социалистических республик лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных [республиканских] наркоматов».

Сталин несомненно примет к сведению виртуальную пощечину, нанесенную ему в диктовке Ленина. Но проявится это несколько позднее, просто потому что фигурантам этого письма его формулировки станут известны не сразу. Справедливости ради стоит сказать, что эмоциональный выплеск Ленина, наверное, можно понять и объяснить, но звания «великодержавного держиморды» Сталин вряд ли заслуживал. Именно он вскоре станет главным двигателем политики национализации/коренизации, сопровождавшейся дискриминацией русской культуры и русских.

«Организационные выводы» наверху?

Вслед за созданием СССР развернется работа по подготовке конституции союзного государства. Сталин возглавит эту работу, так что и эта конституция должна по праву считаться «сталинской» точно так же, как и более известная Конституция 1936 г. Работу по ее подготовке Сталин продолжит в 1923 г. По поручению Политбюро ЦК Сталин станет готовить тезисы по национальному вопросу к XII съезду партии. 24 февраля 1923 г. пленум ЦК утвердил состав комиссии под председательством Сталина для разработки проекта Конституции СССР.

Конституционный процесс Сталин проводил, держа оборону против Ленина по «грузинскому делу». В январе 1923 г. сначала Оргбюро, а затем и Политбюро вновь вернутся к этому вопросу. Будет одобрена смена состава ЦК Грузии «ввиду явного несоответствия нынешнего ЦК его задачам лояльного и своевременного проведения в жизнь директив ЦК РКП» [458].

Выписка из протокола заседания Политбюро ЦК РКП(б) о выдаче материалов грузинской комиссии

1 февраля 1923

[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 36]

Записка В.И. Ленина Л.Д. Троцкому с просьбой взять на себя защиту грузинского дела в ЦК РКП(б)

5 марта 1923

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25737. Л. 1]

Надиктовав в дни работы I съезда Советов СССР цитировавшуюся выше статью, Ленин этим не ограничился. 24 января он образовал комиссию из своих ближайших сотрудников Л.А. Фотиевой, Н.П. Горбунова, М.И. Гляссер, поручив им затребовать материалы комиссии Дзержинского и в трехнедельный срок подготовить свое заключение [459].

1 февраля Политбюро согласится с этим требованием, и 3 марта ленинская комиссия передаст больному вождю «Краткое изложение конфликта в «Груз[инской] Компартии»». Уже через день (5 марта) Ленин продиктует записку, адресованную Л.Д. Троцкому, которого он будет просить «взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это, подчеркнет Ленин, находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского, «и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив» [460].

В тот же день записка Ленина и его статья будут прочитаны Троцкому по телефону. Тот согласится, «что были наделаны крупные ошибки», но ввязываться в новый конфликт со Сталиным спешить не станет. Сославшись на болезнь, он откажется взять на себя какие-либо обязательства. Материалы для ознакомления он, однако, попросит прислать, заметив, что, «если здоровье ему позволит, он их прочитает». Ничего определенного Троцкий не ответит и на предложение Ленина направить какое-нибудь обращение по этому вопросу к съезду компартии Грузии, использовав для этой цели поездку туда Каменева[461]. Не дождавшись внятного ответа, Ленин на следующий день продиктует свой последний документ из известных нам. Эту записку он адресует П. Мдивани, Ф. Махарадзе и другим грузинским оппозиционерам, направив копии Троцкому и Каменеву. Ленин скажет: «Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь» [462].

После некоторых колебаний Троцкий напишет замечания на тезисы Сталина по национальному вопросу, которые тот подготовил по поручению Политбюро ЦК к XII съезду партии. Троцкий по тем или иным причинам не станет затруднять себя редакционной правкой сталинских тезисов, ограничившись общими критическими по своему характеру соображениями, и прямо заявит об этом: «Я не формулирую точных поправок, так как думаю, что т. Сталину будет легче это сделать, если он найдет, как я надеюсь, что мои поправки не противоречат общему смыслу его тезисов»[463]. Свои соображения Троцкий повторит в беседе с Л.Б. Каменевым, которая состоится в тот же день. «Сталинская резолюция по национальному вопросу никуда не годится», — заявит Троцкий. «Грубый и наглый великодержавный зажим ставится в ней на один уровень с протестом и отпором малых, слабых и отсталых народностей. Я придал своей резолюции, — добавит он, — форму поправок… чтобы облегчить ему необходимую перемену курса». Выступит Троцкий и за прекращение репрессий против грузинских противников Сталина, за прекращение административного зажима в партии, за более твердый курс на индустриализацию «и честное сотрудничество наверху». Троцкий порекомендует Сталину написать Н.К. Крупской письмо с извинениями, а также «не зарываться». Каменеву он посоветует на конференции в Тифлисе «добиться полной перемены курса по отношению к грузинским сторонникам ленинской национальной политики». Каменев, если судить по воспоминаниям Троцкого, «был взволнован и бледен. Почва уплывала у него из-под ног. Он не знал, с какой ноги ступить и в какую сторону повернуться. Возможно, что он просто боялся недоброжелательных действий с моей стороны». Волнения Каменева объяснимы — он был вовлечен в полномасштабный конфликт внутри Политбюро, и ему предстояло принять решение — чью сторону принять. Троцкий успокоит Каменева, прекрасно отдавая себе отчет, что на поддержку Ленина в долгосрочной перспективе из-за его болезни он рассчитывать не сможет. Поэтому он предложит Каменеву иметь в виду и передать другим, что он «меньше всего намерен поднимать на съезде борьбу ради каких-либо организационных перестроек». «Я стою, — подчеркнет Троцкий, — за сохранение статус-кво». Он подтвердит, что он «против ликвидации Сталина, против исключения Орджоникидзе, против снятия Дзержинского…» Троцкий прямо укажет на причину своей сдержанной позиции: «Если Ленин до съезда встанет на ноги, что, к несчастью, мало вероятно, то мы с ним вместе обсудим вопрос заново» [464].

Записка В.И. Ленина Л.Д. Троцкому с предложением выступить на фракции X съезда Советов с докладом по вопросу об укреплении внешней торговли и о мерах к улучшению ее проведения

21 декабря 1922

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25736. Л. 1]

В.И. Ленин и Н.К. Крупская в саду в Горках

Начало августа — не позднее 24 сентября 1922

[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 338. Л. 1]

На следующий день (7 марта) в четыре часа пополудни (за два часа до своего отъезда в Тифлис) Каменев напишет записку своему ближайшему «соратнику» Г.Е. Зиновьеву. Он сделает это, видимо, не без колебаний, откладывая ее написание. Об этом говорит торопливость, проявившаяся в большом количестве сокращений в словах. В записке он решится сообщить «для ориентировки» известные ему факты о просьбе Ленина к Троцкому взять на себя защиту «грузинского дела» в партии, о его поручении к нему, Каменеву, прочитать в Тифлисе ленинскую записку, адресованную Мдивани, Махарадзе и другим, о фактической солидаризации с ними и дезавуировании Орджоникидзе, Сталина и Дзержинского; об отправке Сталину (копии Зиновьеву и Каменеву) письма. Он успеет, в частности, узнать и сообщить Зиновьеву, что Сталин счел возможным извиниться перед Крупской («сдержанным кислым извинением»). Каменев решит занять компромиссную позицию «для достижения на Кавказе мира на почве решений, которые объединили бы обе группы». К этому моменту у него уже сложилось мнение о критической стадии конфликта между Лениным и Сталиным. Он напишет Зиновьеву, что даже в случае его успеха, исчерпание конфликта «уже НЕ удовлетворит Старика (так, по прежней дореволюционной привычке, называли между собой Ленина его ближайшие соратники. — А. С.), который, видимо, хочет не только мира на Кавказе, но и определенных организационных выводов наверху». Каменев порекомендует Зиновьеву быть в Москве и держать с ним связь в Тифлисе[465]. На формирование бескомпромиссной позиции Ленина в отношении Сталина, о чем писал Каменев Зиновьеву, несомненно повлиял еще один инцидент, о котором упоминали Троцкий и Каменев. Само происшествие имело место в конце декабря 1922 г. 21-го Крупская записала надиктованную Лениным записку в адрес Троцкого, в которой он сформулировал просьбу сделать доклад на большевистской фракции съезда Советов по вопросу об укреплении внешней торговли[466].

В ночь на 22 декабря Троцкий позвонил Каменеву и попросил «передать этот вопрос в комиссию ЦК по проведению съезда». Каменев пообещал ему передать все это Сталину, что и было им исполнено запиской от 22 декабря[467]. Сталин, судя по всему, был взбешен тем, что Ленин вышел из изоляции, в которую он был помещен решением Политбюро по рекомендации врачей. Тем более что сам Сталин, как и многие другие члены ЦК, не разделял тогда взглядов Ленина на необходимость монополии внешней торговли, и вмешательство вождя препятствовало проведению линии, казавшейся Сталину целесообразной. В ответной записке он порекомендует Каменеву в докладе на фракции поставить вопрос о том, «как мог Старик организовать переписку с Троцким при абсолютном запрещении Ферстера»[468].

Письмо И.В. Сталина Л.Б. Каменеву о предложении В.И. Ленина Л.Д. Троцкому выступить на партийном съезде с докладом о внешней торговле и запрете врачей вести Ленину переписку на политические темы

22 декабря 1922

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 2. Д. 42. Л. 1]

Письмо Н.К. Крупской Л.Б. Каменеву по поводу грубости, допущенной И.В. Сталиным по отношению к ней

23 декабря 1922

Автограф Н.К. Крупской

[РГАСПИ. Ф. 12. Оп. 2. Д. 250. Л. 1–1 об.]

В тот же день он позвонит Крупской и устроит ей разнос, не гнушаясь оскорблениями. Возмущенная Крупская по этому поводу на следующий же день напишет письмо Каменеву, подчеркнув, что обращается не только к нему, но и к Зиновьеву, «как более близким товарищам». О том, что «близкие товарищи» не менее, а существенно более близки к ее оппоненту, она, судя по всему, не подозревала. «Близких товарищей» она будет просить оградить «от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз»[469].

Письмо В.И. Ленина И.В. Сталину о его непозволительной грубости в адрес Н.К. Крупской

5 марта 1923

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 26004. Л. 1]

«Близкие товарищи» поспешат ее успокоить, ясно понимая масштаб возможного скандала, грозившего разразиться накануне I съезда Советов СССР. Вероятнее всего, именно эти уговоры и станут причиной того, что в течение двух месяцев Крупская ни единым намеком не даст Ленину знать о произошедшем. По следам описанных событий, которые стали ему известны, 5 марта 1923 г. Ленин «написал» еще одно известное письмо. Предназначалось оно Сталину, и, несмотря на личный характер, копии адресовались также Каменеву и Зиновьеву. В нем он предложит Сталину взвесить, согласен ли он взять сказанное назад и извиниться или предпочитает порвать между ними отношения[470]. Ситуация для Сталина приобрела критический характер, причем ее развитие целиком зависело от физического состояния Ленина, становившегося все хуже. Именно поэтому в тот же день Сталин вносит на Политбюро предложение о переносе XII съезда на более поздний срок, рассчитывая таким образом выиграть время и предотвратить возможный демарш Ленина на съезде. Политбюро единогласно проголосует за сталинское предложение. 7 марта Сталин ответит Ленину двусмысленной запиской, завершающая фраза которой и станет, видимо, последней каплей, переполнившей чашу терпения Ленина. Сталин принесет извинения в весьма своеобразной форме: «Впрочем, если вы считаете, что для сохранения «отношений» я должен «взять назад» сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя «вина» и чего, собственно, от меня хотят» [471].

7 марта Сталин напишет еще два письма, одно из них Орджоникидзе, другое — Троцкому. «Дорогому Серго» он сообщит о записке Ленина к Мдивани и Махарадзе от 6 марта и порекомендует на съезде компартии Грузии «никакого давления не делать Заккрайкому на волю большинства», «добиться компромисса… который может быть проведен без грубого воздействия на большинство ответственных работников Грузии, т. е. компромисса естественного, добровольного». Каменев и Орджоникидзе, таким образом, должны были взять паузу и предотвратить развитие «грузинского дела» по катастрофическому для Сталина сценарию[472].

В письме Троцкому, копии которого будут разосланы всем членам Политбюро, Сталин продемонстрирует готовность к уступкам, постаравшись при этом затушевать различия в подходах. Он сообщит Троцкому, что его поправки к своим тезисам по национальному вопросу считает «неоспоримыми и целиком совпадающими с основным тоном этих тезисов». Дабы избежать клейма великодержавника, он напомнит, что «еще в резолюции Х-го съезда партии по национальному вопросу, составленной… [им], говорится об особом вреде уклона к русской великодержавности». В этой записке он, однако, напомнит и о других «великодержавиях» господствующих наций некоторых республик. В этом ряду он специально упомянет и Грузию, «где грузины великодержавничают в отношении армян, абхазцев, аджарцев и осетин…» [473]

Ответное письмо И.В. Сталина В.И. Ленину о телефонном разговоре с Н.К. Крупской с отрицанием грубости в ее адрес

7 марта 1923

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 26004. Л. 3–4]

Уже очень скоро накал дебатов сильно понизится, и произойдет это не из-за тактических уступок, на которые пойдет Сталин. Расчеты Сталина оправдаются, так как в ночь на 7 и затем 10 марта происходит резкое обострение болезни Ленина, усиление паралича, он потеряет речь и уже не сможет оправиться вплоть до своей кончины. Угроза «определенных организационных выводов наверху», исходившая от Ленина, в новых условиях материализоваться не имела никаких шансов. Сталин останется руководителем аппарата партии, главным действующим лицом конституционного процесса, основным спикером партии по национальному вопросу.

Так что 5–6 марта 1923 г. следует, вероятно, признать еще одной, не вполне по достоинству оцененной, развилкой российской истории.

Преподать урок «националам»

Не успеет дематериализоваться угроза «организационных выводов наверху» для самого Сталина, как он продемонстрирует, насколько был прав Ленин, предупреждая об опасности политических устремлений генсека.

17–25 апреля 1923 г. состоится XII съезд РКП(б). На съезде Сталин продолжит «гнуть» свою линию по национальному вопросу. Признавая наличие проблемы «великорусского шовинизма», упор он сделает на другом. «Нэп, — скажет Сталин, — взращивает не только шовинизм русский, — он взращивает и шовинизмы местные… Мы не можем не вести борьбу на два фронта…» Резолюция съезда по национальному вопросу, однако, признает именно борьбу «с пережитками великорусского шовинизма… первой очередной задачей нашей партии», а борьбу с националистическими пережитками в республиках назовет «третьей очередной задачей»[474]. Всего лишь через месяц после съезда партии 9–12 июня будет проведено Четвертое совещание ЦК с ответственными работниками национальных республик и областей. На этом совещании Сталин обозначит цель — проведение «постепенной национализации правительственных учреждений… во всех национальных республиках и областях и в первую голову в такой важной республике, как Украина»[475]. В качестве главной задачи теперь, в отличие от решений съезда, будет поставлено «изжить успешно местный национализм». О проблеме «великодержавного шовинизма» не будет сказано ни слова[476]. Тем самым фактически давались санкции на прессинг и преследование национальных кадров, не согласных со сталинскими установками по национальному вопросу. Удар будет нанесен не столько по грузинским «уклонистам», взятым под защиту Лениным. Их «всего-то» отзовут в распоряжение ЦК РКП(б). «Предупредят» и украинских большевиков, распустив украинский Совнарком во главе с Х.Г. Раковским, возражавшим Сталину в ходе обсуждения концепции Союза.

Главный удар будет нанесен в другом месте. Объектом атаки станет член коллегии Наркомнаца М.Х. Султан-Галиев, который был среди тех, кто не раз подвергал критике «объединительную концепцию» Сталина, предложенные им принципы формирования союзных ЦИК и СНК. На заседании фракции РКП(б) Х Всероссийского съезда Советов М.Х. Султан-Галиев поддержал предложение Мдивани: «И автономные, и независимые республики объединяются в один союз», а также высказал целый ряд других неординарных соображений. Сталин в своем выступлении будет не раз обращаться к высказываниям Султан-Галиева, некоторые из них определит как «клевета на партию», идею повышения статуса автономных республик назовет «мертворожденной, реакционной», направленной «против объединительных волн в низах»[477]. Стоять на своих позициях Султан-Галиев продолжит и после создания СССР. 25 апреля 1923 г. он выступит на заседании секции XII съезда РКП(б) по национальному вопросу, где даст обобщенную оценку сталинскому подходу, сказав, что предложения Сталина «не разрешают национального вопроса», и вновь выступит за расширение прав автономий и повышения их статуса до равноправных субъектов Союза ССР. Он позволит себе представить собственную трактовку великодержавности и выступит против недооценки важности борьбы именно с великодержавным шовинизмом, откажется считать национализмом борьбу с его проявлениями.

Начальник Секретного оперативного управления ГПУ В.Р. Менжинский

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 54. Д. 28. Л. 56]

Менее чем через десять дней — 4 мая — партколлегия Центральной контрольной комиссии (ЦКК) РКП(б) примет постановление об исключении Султан-Галиева из партии «как антипартийного и антисоветского элемента», снятии его с партийных и советских должностей и передаче дела в Государственное политическое управление (ГПУ). Сразу вслед за тем последовал его арест по сфабрикованному уголовному делу «о татарской буржуазно-националистической оппозиции и контрреволюционной организации». 19 мая Политбюро примет решение созвать совещание «националов окраинных областей», на котором было запланировано «изложить дело Султан-Галиева и показать, куда неизбежно заводит логика тайной и направленной против партии работы». При этом ЦКК было поручено «обсудить вопрос об изменении меры пресечения Султан-Галиеву»[478]. Произошло это потому, что фигура, на примере которой Сталин решил преподать «националам» урок партийной дисциплины, оказалась слишком значимой, и всего через четыре дня после ареста — 8 мая — к секретарям ЦК И.В. Сталину, В.М. Молотову, Я.Э. Рудзутаку, а также к Г.Е. Зиновьеву, Л.Б. Каменеву, Л.Д. Троцкому, Н.И. Бухарину, К.Б. Радеку, В.В. Куйбышеву со специальным письмом обратилась группа руководящих работников Татарской АССР. Авторы письма просили «об отмене всякой репрессии» по отношению к Султан-Галиеву, считая его арест «недоразумением» и отмечая его активное участие в революционном движении и Гражданской войне, его заслуги в организации почти всех автономий, работу в коллегии Наркомнаца и Центральном бюро коммунистических организаций народов Востока при ЦК РКП(б).

Внутрипартийная демократия в те относительно вегетарианские времена, пусть и на ладан, но еще дышала, а Сталину приходилось действовать в окружении тяжеловесов в составе Политбюро и ЦК, которые пока не были готовы ни плясать под его дудку по первому сигналу, ни развязывать полномасштабные репрессии против однопартийцев. Так что до крайних форм «разбирательства» с бывшими соратниками дело пока не дойдет. 24 мая Политбюро вновь рассматривает дело Султан-Галиева и дает ГПУ две недели для его завершения и доклада на Политбюро[479]. Начальник Секретного оперативного управления ГПУ В.Р. Менжинский в своем «заключении», адресованном Сталину, 6 июня 1923 г. сделает вывод, что «ГПУ отнюдь не усматривает необходимости в продолжении дальнейшего заключения Султан-Галиева под стражей в случае прекращения дела». Двусмысленность этого заключения видна невооруженным глазом.

Менжинский явно оставлял на усмотрение Сталина решение поставленного перед ним вопроса, увязывая возможное освобождение «уклониста» с прекращением или продолжением дела. На упомянутом Четвертом совещании ЦК с ответственными работниками национальных республик и областей 9–12 июня 1923 г. будет принята специальная резолюция «Дело Султан-Галиева». В ней его обвинят в том, что он «путем конспиративной работы и рассылки тайной информации с явно извращенным освещением мероприятий партии» стремился создать в республиках нелегальную организацию для противодействия мероприятиям центральных партийных органов. Совещание признает, что «преступные действия» Султан-Галиева «ставят его вне рядов Коммунистической партии»[480]. 14 июня Политбюро примет решение «Принять предложение Менжинского. Исполнение в кратчайший срок» [481].

Султан-Галиев, видимо, как и его заступники из числа руководителей Татарской АССР, воспринял все произошедшее как «недоразумение». Иначе трудно объяснить его приход к Сталину с просьбой о возможности восстановления в партии. Получив ответ, что вопрос этот может быть рассмотрен по истечении года после исключения, Султан-Галиев, однако, уже 8 сентября обратится с соответствующей просьбой в ЦКК РКП(б). 15 декабря Президиум ЦКК это ходатайство отклонил, ввиду того что «Султан-Галиев за время своего пребывания вне партии ничем не доказал, что он действительно признал свою ошибку». Сталин не дождется демонстрации лояльности, и в 1928 г. Султан-Галиев будет арестован повторно. Вместе с ним к ответственности по этому делу были привлечены 77 человек из числа бывших и нынешних руководителей Татарской АССР и Крымско-Татарской АССР. Не трудно догадаться, что среди них были и те руководители, которые сочли необходимым вступиться за опального лидера татарского национального движения в 1923 г. По делу «султан-галиевской контрреволюционной организации» в июле 1930 г. 21 человек во главе с Султан-Галиевым был приговорен к расстрелу, который заменили 10 годами лагерей. Кампанию «по разоблачению» Сталин решит сделать публичной, и 4 ноября 1929 г. в «Правде» появится статья «Социалистическое наступление и активизация буржуазных националистов», которая одной из первых ознаменовала скорый поворот Сталина, свернувшего с курса «положительной деятельности» в отношении национальных меньшинств в сторону «подмораживания» их активности и стремления к самостоятельности. Кампания по осуждению «султан-галиевщины» развернется и в партийных организациях. В 1934 г. Султан-Галиева снова освобождают, до 1937 г. он живет в ссылке в Саратове. Третий арест в годы Большого террора оказывается фатальным — в 1940 г. Султан-Галиев был расстрелян в соответствии с приговором Военной коллегии Верховного суда СССР по делу, сфабрикованному в недрах НКВД с применением мер «физического воздействия» [482].

Постановление Политбюро ЦК РКП(б) об освобождении М.Х. Султан-Галиева

14 июня 1923

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 343. Л. 37]

При этом, Грузия останется объектом пристального внимания Сталина. Спустя два месяца после принятия Конституции СССР на началах, предложенных Сталиным, он решит завершить пресловутое «грузинское дело». В марте 1924 г. ЦКК откроет следствие по делу «грузинских уклонистов». Крупская напишет письмо председателю ЦКК В. Куйбышеву в защиту «старых партийных товарищей», как она назовет их. «Мы говорим о братском союзе с другими народностями, а поступаем как русские колонизаторы (это я про Серго говорю). И вместо того, чтобы разбирать дело о Серго и др., мы Серго выбираем демонстративно в ЦК, а уклонистов выслеживаем, судим и пр.». «Это худший вид взаимного недоверия, это увековечивание склоки», — подчеркнет она в завершение письма[483]. И если в 1923 г. для уклонистов партийное разбирательство окончится относительно благополучно, то во второй половине 1930-х им вспомнят все их прегрешения. Мдивани, Махарадзе и многие другие будут расстреляны в 1937 г. как участники «троцкистского шпионско-вредительского центра». Эта судьба постигнет большинство из участников дискуссий начала 1920-х гг. по национальному вопросу.

Представление о причинах и ходе борьбы центрального советского руководства с «националами» не будет полным, если не сказать несколько слов об экономическом противостоянии центра и мест в 1922–1924 гг. Едва ли не наиболее острым это противостояние окажется именно на закавказском направлении. В течение двух лет после советизации Закавказья на его территории официально будет закреплено хождение российского рубля и местных валют, причем курс последних будет более крепким, чем рубля. 2 июня 1922 г. Сталин направит в Закавказский краевой комитет РКП(б) шифротелеграмму, в которой потребует сообщить заключение на предложение наркомфина РСФСР Г.Я. Сокольникова: «Ввиду того, что система содержания Красной армии РСФСР в Грузии целиком за счет федеральной эмиссии повела в результате к обесценению федерального рубля в 15 раз, ЦК признает необходимым с 1-го июня расходы по содержанию Красной Армии РСФСР в Грузии возложить в размере 50 % на Грузию и в то же время выяснить вопрос о возможности сокращения контингента армии, расположенной в Грузии» [484].

Шифротелеграмма И.В. Сталина руководителям Закавказского краевого комитета РКП(б) И.Д. Орахелашвили и Г.К. Орджони-кидзе о системе содержания Красной армии в Грузии

2 июня 1922

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 3533. Л. 1]

Через неделю Г.К. Орджоникидзе в Заккрайкоме получит новую шифровку Сталина по тому же вопросу: «Срочно необходимо твое заключение… по предложению Сокольникова о расходах по содержанию частей Красармии РСФСР в Грузии и выяснении вопроса о сокращении армии, расположенной в Грузии, посланное тебе 2.VI…»[485] Под предложением Сокольникова Сталин подразумевал соглашение, подписанное между РСФСР и тремя закавказскими республиками 11 апреля 1922 г. «в целях урегулирования финансовых и валютных взаимоотношений». Соглашение было подписано наркомфином РСФСР Сокольниковым, с одной стороны, и наркомфином Закавказской федерации А.С. Сванидзе — с другой. Соглашением предполагалось унифицировать «денежные системы в закавказских республиках» с денежной системой в РСФСР, при этом временем проведения этой унификации определялась осень текущего года. Обмен грузинских дензнаков должен был производиться в учреждениях Госбанка по курсу, устанавливавшемуся Наркомфином РСФСР, и «в пределах кассовой возможности». Орджоникидзе примет указания центра к исполнению и проведет это решение через Заккрайком. Однако республиканские власти изо всех сил будут саботировать проведение этой «реформы». 12 сентября Президиум ЦК Компартии Грузии назовет постановление Заккрайкома «о производстве денежной реформы в Закавказье в намеченном виде… слишком поспешным». Унификацию дензнаков, по мнению грузинских руководителей, следовало проводить «лишь в тот момент, когда денежный знак РСФСР на вольном рынке будет котироваться по курсу высшему или по крайней мере равному денежному знаку ССРГ». Проведение реформы в условиях, когда грузинский рубль в 25 раз превышал по покупательной способности российский рубль, «одним ударом разрушит все наши достижения», подчеркивали грузинские руководители. «Цены взлетят на неподдающуюся определению высоту… никаких средств борьбы против дороговизны у нас на месте уже не будет, и мы очутимся перед катастрофой». Политбюро ЦК 22 сентября отклонит протест грузинского ЦК и утвердит решение Заккрайкома о введении «единого дензнака в закавказском масштабе». При этом определенная уступка «националам» будет все-таки сделана — Наркомфину было поручено обсудить с Наркомфином Грузии и Закавказским экономическим советом вопрос о возможности «более безболезненного перехода к новым денежным знакам»[486]. Центр пойдет на компромисс, и в январе 1923 г. Закавказье перейдет на единый закавказский рубль, хождение которого будет прекращено в апреле 1924 г., то есть примерно в те же сроки, в которые завершится принятием Конституции конституционный процесс в Союзе ССР [487].

Так что острота «национального вопроса» на закавказском направлении в восприятии Сталина в немалой степени, судя по всему, подогревалась реальными экономическими проблемами финансово-экономических взаимоотношений союзного центра и республик.

Конституция Союза ССР: «на началах равенства»?

Вернемся, однако, к конституционному процессу, который, вероятно, следует воспринимать в прямой связи с делом Султан-Галиева и другими упомянутыми акциями по дисциплинированию «националов». Отстаивать свои принципы федерализации Союза ССР Сталину придется еще, как минимум, дважды. На упоминавшемся уже не раз XII съезде партии по этим вопросам развернется настоящая дискуссия, в ходе которой одним из основных его оппонентов вновь выступит Х.Г. Раковский. Он подвергнет жесткой критике предложение Сталина о нормах представительства в двухпалатной системе высших органов Союза. Смысл создания двухпалатной системы залючался в том, заявит Раковский, чтобы она давала гарантии для отдельных республик. «При том решении, которое было принято сегодня, — продолжит он, — двухпалатная система не только не дает нам… никакой гарантии, но, наоборот, закрепляет фактически еще больше ту систему… которая выражается в том, что у нас из 360 депутатов в союзном ЦИКе 280, а может, и больше, принадлежит РСФСР. 80 принадлежит всем независимым республикам вместе взятым…» Обратит внимание Раковский и на нормы представительства, предложенные Сталиным для второй палаты, в которой «каждая из 15 автономных республик и областей РСФСР будет иметь по 4 голоса». В результате получается, «что фактически РСФСР будет иметь 64 или 70 голосов», а Украина и остальные союзные республики по 4 голоса. Раковский потребует представительства во второй палате союзных республик, причем готов будет отдать РСФСР ²/₅ голосов этой палаты, а не ¹/₄, как это следовало бы сделать, исходя из равноправного представительства союзных республик. Но и такой подход Сталина не устроит. Он скажет, что в случае принятия поправки Раковского «тезисы будут опрокинуты вверх дном»[488]. Несмотря на очевидность аргументации Раковского, его поправка будет отклонена и принят план Сталина.

В апреле 1923 г. Президиумом ЦИК СССР была создана расширенная комиссия для разработки проекта конституции. В нее были включены 25 представителей союзных республик, Сталин вошел в нее в качестве одного из представителей РСФСР. 8–16 июня в Москве прошли пленарные заседания комиссии, на которых обсуждался проект конституции. 26 июня Сталин выступил на пленуме ЦК с докладом по проекту, который был одобрен.

Основной закон (Конституция) Союза Советских Социалистических Республик

1925

[Из открытых источников]

Конституция СССР будет принята II Всесоюзным съездом Советов 31 января 1924 г., ею утверждался советский строй на территории всех республик, вошедших в состав Союза ССР. Съезд Советов объявлялся верховным органом СССР. ЦИК СССР исполнял функции верховного органа власти в период между съездами, Президиум ЦИК формировал высший исполнительный и распорядительный орган — СНК СССР. Конституция не содержала характеристик общественного устройства, глав о правах и обязанностях граждан, об избирательном праве и проч. Все эти вопросы должны были определяться конституциями республик, вошедших в состав Союза. Таким образом, в конечном итоге именно в номинальном соответствии с ленинской идеей и в противоречии с его же собственными (и большевистского руководства в целом) прежними теоретическими установками бывшие национальные окраины вошли в состав СССР на правах союзных республик с правом выхода из Союза. Однако, как уже было отмечено, торжество ленинских принципов построения равноправной федерации не было, мягко говоря, полным. Верховным органом власти в период между съездами Советов устанавливался ЦИК СССР, состоявший из Союзного Совета и Совета национальностей. Принципы формирования обоих Советов обеспечивали РСФСР полное политическое доминированиие. Союзный Совет, согласно Конституции, избирался из представителей союзных республик пропорционально населению каждой, всего в его составе было 414 членов. Совет национальностей образовывался из представителей союзных и автономных советских социалистических республик — по пять представителей от каждой. Но в состав этой палаты входили еще и по одному представителю от автономных областей РСФСР. Нельзя не подчеркнуть и тот факт, что официально с инициативой создания второй палаты — Совета национальностей — выступил именно Сталин. Он сделал это на февральском 1923 г. пленуме ЦК и затем в своем докладе на XII съезде партии «О национальных моментах в партийном и государственном строительстве».

Другими словами, Конституция СССР зафиксировала существенно более сильные позиции РСФСР, доминировавшей по численности населения, по сравнению с позициями Украинской, Белорусской и Закавказской советских республик в союзных органах власти. Это положение сводило к нулю содержание статьи 4 второй главы Конституции, которая фиксировала «право свободного выхода из Союза» каждой республики. Пункт 6 той же главы прямо фиксировал, что «для изменения, ограничения или отмены статьи 4 требуется согласие всех республик, входящих в Союз Советских Социалистических Республик»[489]. В созданной Сталиным конструкции власти голосующих мандатов от РСФСР в союзных органах было больше, чем объединенных голосов всех других союзных республик вместе взятых, так что при всем желании они не смогли бы реализовать свое право на выход. Нелишне указать и на то, что эти принципы, предложенные и проведенные в жизнь Сталиным, реализовывались с одобрения Политбюро, причем ни один из его членов, включая Ленина, не возражал против пропорционального представительства, которое сводило принцип «свободного выхода» из состава Союза к пустой декларации. В равной мере и все остальные права союзных республик приобретали эфемерный характер, поскольку на стороне Российской Федерации, лишенной своего собственного политического руководства и тотально подчиненной союзному центру, всегда было право сильного в предложенной и реализованной Сталиным конструкции федеративного устройства.

Шифротелеграмма И.В. Сталина Туркфронту об отзыве Печерского и Лисовского в связи с нарушением партийной дисциплины

24 ноября 1923

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 10. Л. 26]

«Замирение» и «размежевание» окраин

Национально-государственное строительство в СССР после подписания союзного договора развернется по нескольким направлениям.

В 1923 г. будет подтвержден курс на «замирение» в национальных и автономных республиках. Особенно актуальной эта задача окажется для территории бывших Хивинского ханства и Бухарского эмирата. После Октябрьской революции 1917 г. большевики признали их полную независимость. На этих территориях активно развивалось сопротивление советской власти, принявшее форму басмаческого движения. Независимость этих Бухарской и Хорезмской «народных советских» республик, созданных здесь, являлась фикцией. ЦК РКП(б) отслеживал и контролировал действия советского руководства на местах. В ноябре 1923 г. Сталин направит в Реввоенсовет Туркестана шифротелеграмму, в которой сообщит решение Политбюро о нарушении партийной дисциплины и обвинит членов этого РВС в непонимании задач в национальном вопросе. Инцидент будет связан с решением РВС расстрелять добровольно сдавшихся басмачей[490].

Вопрос «замирения» территорий и не только в Центральной Азии, где была установлена советская власть, останется актуальным долгое время.

В поле зрения Сталина попадет, и надолго, Якутия, ставшая последней территорией Советской России, где завершилась Гражданская война. В ноябре 1921 г. Политбюро в первый, но не последний раз рассмотрит вопрос «о ликвидации Якутского восстания»[491]. Последние отряды генерала А.Н. Пепеляева прекратят сопротивление лишь в июне 1923 г.[492] К тому времени на территории Якутии уже была создана при непосредственном участии Сталина Якутская АССР. 17 января 1922 г. это решение было принято на заседании Наркомнаца, при этом больше года шли дебаты о статусе будущего края — быть ему автономной областью или получить более высокий — республиканский — статус. Через четыре дня это решение будет проведено и через Политбюро, а 27 апреля ВЦИК издаст соответствующий декрет. Замирить автономию, однако, скоро не получится. В мае 1924 г. там началось так называемое тунгусское восстание, которое продлится вплоть до августа следующего года. 7 мая Политбюро примет решение «продолжить переговоры о мирной ликвидации восстания»[493]. 21 мая 1925 г. Сталин направит Якутскому обкому телеграмму, в которой сообщит о еще одном решении заседания ЦК, состоявшемся в тот день, направить в Якутию комиссию для выяснения причин и ликвидации «тунгусского восстания»[494]. Сталин при этом подтвердит прежнее решение Политбюро о мирной ликвидации восстания.

Шифротелеграмма И.В. Сталина в Якутский обком и Дальбюро ЦК РКП(б) с решением Политбюро «О ликвидации тунгусского восстания»

21 мая 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 176. Д. 15. Л. 36]

Однако лишь 7 июня 1926 г. Политбюро сочтет, что «тунгусское восстание можно считать полностью ликвидированным»[495]. Всего лишь через год — в сентябре 1927 г. в Якутии разразится новое восстание. Сталин на этот раз поменяет подходы к «умиротворению», и 22 декабря Политбюро решит «возложить всю ответственность за подавление восстания в Якутии на ОГПУ». 26 января 1928 г. Политбюро приняло решение, которым рекомендовало «правительству Якутии никаких разговоров… с представителями бандитов не вести и передать это целиком ОГПУ»[496]. Руководители и активисты движения в количестве 54 человек на основании внесудебных приговоров в марте 1928 г. будут расстреляны[497]. Спустя 10 лет Сталин продемонстрирует «особое расположение» к мятежному субъекту РСФСР. 27 июня 1938 г. он станет депутатом Верховного Совета Якутской АССР [498].

Удостоверение И.В. Сталина о его избрании депутатом Верховного Совета Якутской АССР

27 июня 1938

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1301. Л. 29]

Ее конституция рассматривалась на Политбюро 26 февраля 1937 г.[499], а о ее утверждении в Якутский обком Сталин сообщит своей телефонограммой[500]. Впоследствии Сталин еще дважды будет избираться в Верховный Совет Якутской АССР — в 1947 и 1951 гг.

В течение 1920-х всполохи Гражданской войны будут иметь место едва ли не на всех окраинах повсеместно. В августе — сентябре 1924 г. вспыхнет антисоветское восстание в Грузии. Для выяснения причин будет создана специальная комиссия. Особое неудовольствие Политбюро вызовет «политика расстрелов без санкций ЦК», проводившаяся Закавказским крайкомом [501].

Целям «замирения» будут служить решения, подобные тому, которое содержится в постановлении ЦК, рекомендовавшем прием в компартию Грузии бывших меньшевиков и членов партии «Гнчак»[502].

В сентябре 1925 г. ЦК примет постановление об «операции разоружения» в Ингушетии силами войск ОГПУ и военного ведомства. При этом ОГПУ предоставлялось право «разрешения вопроса о применении высшей меры наказания»[503].

Что касается Центральной Азии, то уже очень скоро во взглядах советского руководства на «независимость» центральноазиатских народных республик возникнет новый и вполне ожидаемый поворот. Важнейшими станут решения центра о национально-территориальном размежевании в Центральной Азии. 12 июня 1924 г. Политбюро примет постановление «О национальном размежевании среднеазиатских республик»[504]. Именно это решение положит начало формированию ныне существующих Казахской, Киргизской, Таджикской, Туркменской, Узбекской республик, даст импульс процессу формирования национальных культур и идентичностей.

Проект постановления Политбюро ЦК РКП(б) о создании комиссии по расследованию причин восстания в Грузии

18 сентября 1924

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 451. Л. 35]

В сентябре 1924 г. V Всебухарский курултай Советов примет решение о преобразовании Бухарской Народной Советской Республики в Бухарскую Социалистическую Советскую Республику и вхождении ее в состав Союза ССР. Постановлением курултая «О национально-государственном объединении народов Средней Азии» будет санкционирована фактическая ликвидация республики. 27 октября в результате национально-государственного размежевания советских республик Средней Азии эта республика будет попросту ликвидирована, а ее территории с проживающим этнически близким населением распределены между Узбекской и Туркменской ССР, а также Каракалпакской автономной областью РСФСР.

Хорезмская Народная Советская Республика будет переименована в Хорезмскую ССР на 4-м Всехорезмском съезде Советов в октябре 1923 г. В ходе упомянутого национально-территориального размежевания и она будет разделена между новообразованными республиками СССР по национальной принадлежности населения, проживавшего на ее территории. На этот раз к перечисленным бенефециарам присоединится Казакская (Казахская) АССР, так же как и Каракалпакия, входившая в состав РСФСР.

Силовыми и административными мерами советское присутствие здесь, конечно, не исчерпывалось. Помимо курса на коренизацию кадров, о котором мы расскажем далее, станут предприниматься и меры финансово-экономической поддержки. Московское политическое руководство при проведении своей политики, например, принимает решения о предоставлении средств для приведения столичных центров будущих республик «в культурные благоустроенные административные центры»[505].

* * *

Украинский вопрос в 1920-е гг. оставался одним из наиболее острых во внутренней политике СССР. Как было рассказано выше, в годы Гражданской войны советское руководство РСФСР (со значительным участием Сталина) передало УССР обширные территории (прежде всего Донбасско-Криворожской Республики), включая и те, на которые не претендовала Центральная рада, объявляя о независимости Украины. В числе таких территорий ей был передан и город Таганрог с прилегающими к нему землями. После окончания Гражданской войны советское руководство займется экономическим районированием, планируя создать крупные административно-хозяйственные единицы территориального управления, сформированные по принципу экономического тяготения[506]. Именно в связи с этим процессом власти Донской области РСФСР в 1923 г. поставили вопрос о передаче под свою юрисдикцию Таганрога в качестве порта, необходимого для развития этого региона России. На низовом уровне договориться полюбовно сторонам конфликта не удалось, решать вопрос станут центральные власти. С этой целью в апреле 1923 г. была создана специальная комиссия ЦИК СССР для урегулирования границ между РСФСР, Украинской и Белорусской ССР[507]. В 1924 г. этот спор будет рассматривать Политбюро ЦК, которое 11 июля примет решение «считать желательным присоединение Таганрога и Александро-Грушевского района к Юго-Восточной области». Получив протест на это решение со стороны ЦК КПУ и Донецкого губкома, Политбюро будет вынуждено опереться на авторитет Центрального комитета в целом, и в конечном итоге это решение будет подтверждено на пленуме ЦК РКП(б) в августе того же года [508].

В определенном смысле особым случаем станет создание Молдавской Автономной Советской Социалистической Республики в составе Украины. Политбюро ЦК примет решение по этому вопросу в мае 1924 г., в июле оно будет продублировано постановлением ЦК КП(б)У и реализовано затем на практике постановлением ВУЦИК, принятом в октябре того же года. Надо иметь в виду, что большая часть молдавской территории (Бессарабия) после распада Российской империи была инкорпорирована Румынией, что никогда не признавалось советским руководством. Поэтому автономия была организована на территориях Одесской и Подольской губерний УССР, ее столицей с 1929 г. станет Тирасполь. Титульный этнос — молдаване — составляли меньшинство населения, а большинством являлось украинское по своей этнической принадлежности население. Создавая автономию, Сталин таким образом, судя по всему, подготавливал плацдарм для борьбы за Бессарабию.

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б) А.И. Микояну с сообщением постановления ЦК РКП(б) о делении Горреспублики на Осетию, Ингушетию, Сунженский округ и город Владикавказ

3 июля 1924

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 12. Л. 46]

Бенефициаром национально-территориального размежевания станет не только Украина, получившая в свой состав исторические земли Новороссии, но и Белоруссия. В январе 1924 г. V Всебелорусский съезд Советов обратится к Совнаркому БССР с поручением согласовать с правительствами РСФСР и Союза ССР вопрос о расширении восточных границ БССР за счет включения в их состав смежных районов РСФСР с преобладанием белорусского населения. Судя по всему, накануне принятия Конституции СССР, в основу который были положены принципы, явно дискриминирующие союзные республики, высшее советское руководство решило умиротворить белорусских коммунистов. 3 марта будет опубликовано постановление ВЦИК о присоединении к БССР частей Витебской, Гомельской и Смоленской губерний. Территория республики увеличилась больше чем в 2 раза, численность населения — с 1,5 млн до 4,2 млн человек. Второе укрупнение БССР будет проведено в декабре 1926 г., когда решением ВЦИК к БССР присоединят Гомельский и Речицкий уезды. В результате Белоруссия приобретет еще 15 758 кв. м и 800 тыс. человек населения.

«Конец» спорам и территориальному размежеванию трех «братских республик» положит постановление ЦИК СССР об урегулировании границ РСФСР, УССР и БССР в октябре 1925 г. [509]

Строительство и РСФСР, и СССР пройдет через период поощрения центральной властью инициатив по созданию различных автономных национальных образований. Строительство и Союза ССР, и автономий окажется связанным с территориальным размежеванием, которое будет вызывать постоянные конфликты. Один из них, развернувшийся на Северном Кавказе в ноябре 1923 г.[510], Сталин постарается урегулировать своей шифротелеграммой, направленной секретарю Юго-Восточного бюро ЦК А.И. Микояну. В июле 1924 г. ЦК утвердит итоги «размежевания Горреспублики на четыре части (Осетия, Ингушетия, Сунженский округ и город Владикавказ)…» [511]

Национально-территориальное размежевание середины 1920-х гг. выявит еще одну проблему — конфликты между народностями на почве не только вопроса о границах между автономиями, но и неурегулированного земельного вопроса. Закон о социализации земли, который был утвержден III Всероссийским съездом Советов 18 января 1918 г., предусматривал распределение земли на «уравнительно-трудовых началах», он стал одним из катализаторов обострения проблемы разграничения территорий между автономиями и внутри них. Именно по этим причинам начала распадаться через несколько месяцев после создания учрежденная по инициативе Сталина автономная Горская ССР, в состав которой при образовании в январе 1921 г. были включены территории Северной Осетии, Кабарды, Балкарии, Карачая, Чечни, Ингушетии, а также казачьи станицы с русским населением, которым было предоставлено право создать свой исполком с подчинением напрямую ЦИК и Совнаркому Горской Республики. Постоянные земельные споры в конечном итоге привели к решению об упразднении Горской АССР в июле 1924-го, а в январе 1925 г. ВЦИК утвердил декрет «О введении в действие Положения о Северо-Кавказском крае», который разделил край на 11 округов и 4 автономные области. Административные решения, как и продолжение работы землеустроительных комиссий, не смогли решить проблему, которая коренилась в аграрном перенаселении, имевшим место на Северном Кавказе. Проблему земельных споров радикально «решит» в начале 1930-х гг. коллективизация, в ходе которой была обобществлена земля, коллективизированы крестьянские хозяйства [512].

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю ЦК КП(б) Украины Э.И. Квирингу с сообщением постановления ЦК о районировании УССР

5 января 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 14. Л. 86]

В этот же период — в середине 1920-х — проводится реформа административно-хозяйственного деления, разработанная Госпланом и административной комиссией ВЦИК, в ходе которой решениями ЦК вместо губерний устанавливались новые территориальные единицы — округа, районы, волости, области и их границы. Процесс был запущен резолюцией XII съезда партии «О районировании»[513]. В январе 1925 г. на места отправляется ряд шифротелеграмм о районировании за подписями высших должностных лиц, включая и Сталина [514].

В конце 1920-х гг. Сталину придется лично завершать тяжбы украинского партийного руководства за присоединение территорий РСФСР. В 1927 г. руководство ЦК Украинской компартии вновь поставит перед ЦК ВКП(б) вопрос о присоединении к Украине Кубанского и Черноморского округов, на которых к тому времени была проведена «украинизация», а также о возвращении Шахтинского и Таганрогского округов Северо-Кавказского края[515]. В феврале 1929 г. во время Недели украинской литературы в Москве Сталин примет решение выступить перед группой литераторов Украины. В ходе этого выступления, посвященного вопросам развития национальных культур, его подвергнут, выражаясь современным языком, откровенному троллингу.

«Голос с места: Товарищ Сталин, как вопрос с Курской, Воронежской губерниями и Кубанью в той части, где есть украинцы? Они хотят присоединиться к Украине.

Сталин: Этот вопрос не касается судьбы русской или национальной культуры.

Голос с места: Он не касается, но он ускорит дальнейшее развитие культуры там, в этих местностях.

Сталин: Этот вопрос несколько раз обсуждался у нас, так как часто слишком меняем границы (смех). Слишком часто меняем границы — это производит плохое впечатление и внутри страны, и вне страны… Внутри мы относимся осторожнее к этому вопросу, потому что у некоторых русских это вызывает большой отпор. С этим надо считаться и с точки зрения национальной культуры, и с точки зрения развития диктатуры [пролетариата]. И с точки зрения развития основных вопросов нашей политики и нашей работы. Конечно, не имеет сколько-нибудь серьезного значения, куда входит один из уездов Украины и РСФСР. У нас, каждый раз, когда такой вопрос ставится, начинают рычать: а как миллионы русских на Украине угнетаются, не дают на родном языке развиваться, хотят насильно украинизировать и так далее (смех). Это вопрос чисто практический. Он у нас два раза стоял. Мы его отложили — очень часто меняются границы… Я не знаю, как население этих губерний, хочет присоединиться к Украине? (Голоса: Хочет). А у нас есть сведения, что не хочет (Голоса: Хочет, хочет). Есть у нас одни сведения, что хочет, есть и другие сведения — что не хочет» [516].

На самом деле, вопрос национально-территориального размежевания являлся более серьезным в процессе национально-государственного строительства Союза ССР, чем может показаться на первый взгляд. Ни Ленин, ни Сталин, судя по всему, не в полной мере отдавали себе отчет в том, что прочертить любую национальную границу означало запустить процессы этнических консолидаций и мобилизаций, а значит, создать или подтолкнуть развитие этнических конфликтов внутри автономий между национальным большинством и национальными меньшинствами, между автономиями, а впоследствии и между союзными республиками. А советское руководство, между тем, «ничтоже сумняшеся» стало формировать сотни и тысячи автономных образований и проводить тысячи таких границ[517]. Как мы видели, конфликты на национально-территориальной основе начали проявляться уже в начальный момент формирования этой политики. Политика коренизации, ускорявшая этническую консолидацию на новых административно-территориальных образованиях, с течением времени будет только обострять взаимоотношения между соседями, прорываясь на поверхности явлений в острых межнациональных конфликтах в позднесоветский период. Национальные меньшинства постепенно станут приобретать статус «чужаков» в глазах национального большинства той или иной территории, что станет еще одним катализатором для вызревания межэтнических конфликтов. В этом отношении ни ленинский, ни сталинский подходы к созданию Союза ССР не слишком сильно отличались, поскольку смысловым центром в обоих случаях являлось поощрение национальностей в формах, отличавшихся конфликтогенностью. Едва ли не единственным инструментом, который найдется в арсенале высшего советского руководства в 1930-е гг. для «замирения» сторон подобных конфликтов и ограничения конфликтогенности вообще, окажется административный зажим из центра и репрессии.

«…Возрожденным нациям нашей страны — встать на ноги во весь рост». Политика коренизации/национализации

Условие интеграции национальных окраин бывшей Российской империи в процесс социалистического строительства большевистское руководство, включая Сталина, будет видеть в завоевании симпатий их населения и представлявших интересы этого населения «элит», состав которых сильно изменился к моменту окончания военных действий на этих территориях. Структурное полевение политического класса, тем не менее, не предрешало исход дела в пользу большевиков. Поэтому данная задача виделась большевистскому руководству в качестве актуальной. Еще до прихода к власти Ленин, позиционируя себя в качестве последовательного интернационалиста, регулярно выступал против так называемой великодержавности. Придя к власти, большевики начнут специально поддерживать национальные языки и культуры, проводить политику т. н. коренизации кадров. Практическое начало этой политики следует отнести к 1919 г., когда в момент наивысшего накала Гражданской войны на Украине Ленин провозгласит необходимость поддержания на государственном уровне украинского языка и культуры[518]. Сталин, как рассказывалось выше, аналогичные идеи озвучит годом ранее. В теоретико-идеологическом плане ни тот, ни другой не скажут, в общем, ничего нового, поскольку их рекомендации базировались на различных программных документах большевистской партии и их собственных общих высказываниях более раннего времени. При этом у вождя большевизма к тому времени уже вполне сформировалось ясное видение конечной цели национальной политики большевиков на «украинском» направлении. 21 ноября 1919 г. в проекте тезисов о политике на Украине, которые Ленин подготовит к заседанию Политбюро, он прямо запишет: «партийным путем ведется осторожная подготовка планов слияния Украины и России»[519].

17–25 апреля 1923 г. состоится XII съезд РКП(б). На съезде был обозначен курс на коренизацию (или национализацию, в терминологии Сталина) партийного и государственного аппарата в национальных республиках СССР. Резолюция по национальному вопросу порекомендует добиться, чтобы «органы национальных республик и областей строились по преимуществу из людей местных, знающих язык, быт, нравы и обычаи соответствующих народов… были изданы специальные законы, обеспечивающие употребление родного языка во всех государственных органах и во всех учреждениях…»[520]

Двумя годами ранее — на Х съезде партии — Сталин получит упрек в искусственном насаждении белорусской национальности. Этот упрек он отвергнет, заявив, что «существует белорусская нация, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке». Вслед за этим он перейдет к «украинскому вопросу». Еще недавно, — скажет он, — «говорилось, что украинская республика и украинская нация — выдумка немцев. Между тем, ясно, что украинская нация существует и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы»[521]. Таким образом, миссия большевизма и здесь заключалась в ускорении исторических процессов.

Письмо И.В. Сталина секретарю ЦК КП(б) Украины Л.М. Кагановичу и другим членам Политбюро ЦК КП(б)У о беседе с наркомом просвещения Украины А.Я. Шумским

26 апреля 1926

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 738. Л. 23–27]

Как уже отмечалось, на Четвертом совещании ЦК с ответственными работниками национальных республик и областей в июне 1923 г. Сталин поставит задачу проведения «постепенной национализации правительственных учреждений… во всех национальных республиках и областях и в первую голову в такой важной республике, как Украина»[522]. Украинизация станет быстро набирать обороты, причем для значительной части населения (русские, греки, болгары, немцы, евреи, проживавшие на территории бывшей Новороссии) эта политика обернется принуждением к усвоению чужого языка и культуры. В качестве проводника этой политики Сталин направит на Украину Л.М. Кагановича, который в апреле 1925 г. был избран генеральным секретарем ЦК КП(б)У. Молодой партийный функционер, попавший в аппарат ЦК лишь в 1922 г., к моменту своего назначения уже успел поработать заведующим организационно-инструкторским и организационно-распределительным отделом ЦК. Обретя доверие Сталина, он был назначен секретарем ЦК. Назначение Кагановича, еврея по этнической принадлежности, должно было продемонстрировать равноудаленность центра от основных этнических групп интересов в Украине. С приходом Кагановича при ЦК КП(б)У была создана специальная комиссия по украинизации, заметно увеличилось число украинцев в партийных и советских органах, резко ускорились процесс перевода на украинский язык делопроизводства в госучреждениях, украинизация школьного образования, газет и журналов. Сталин держал процесс под контролем и периодически наставлял Кагановича. Так, в апреле 1926 г. в письме своему эмиссару он укажет на необходимые пределы украинизации: «Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп, наши партийный, государственный и иные аппараты, обслуживающие население. Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития национальностей» [523].

Каганович, разумеется, будет по мере сил стремиться реализовать эти установки. Уже в мае члены Политбюро ЦК КП(б)У направят Сталину письмо, в котором выскажутся против насильственной украинизации русских рабочих при проведении политики украинизации[524]. Подтвердит эту линию и объединенный пленум ЦК и ЦКК ЦК КП(б)У в июне 1926 г. Но уже через год сторонники интенсификации процесса украинизации добьются некоторого отступления от предписанного Москвой принципа. В июле 1927 г. очередной пленум ЦК украинской компартии подчеркнет, что «требуется различие между русифицированными рабочими, употребляющими смешанный украинский язык, и русскими рабочими…»[525] Энтузиазм украинских элит, поощряемых из союзного центра, даст свои зримые результаты. В 1927 г. в УССР уже было украинизировано 82 % школ (в городах 49 %), в 1928 г. газет на украинском языке выходило 56 %, в 1930-м уже 88 %[526]. В 1929 г. на пике украинизации нарком просвещения УССР Н.А. Скрыпник заявит: «Новороссии нет… я, может, единственный, кто… вспомнил это слово — «Новороссия». Оно стало чужим для жизни. Для целой страны, для всего человечества»[527]. Украинизация затронет не только территорию Украины, но и ряд областей РСФСР, где компактно проживали этнические украинцы. Между тем, оппозиционные настроения по отношению к украинизации в промышленных районах Юга и Востока Украины с центрами в Екатеринославе, Харькове, Донецке, Одессе, Николаеве не просто сохранялись, но и с течением времени нарастали, нарастал в этих районах и фактический саботаж. Этот конфликт между сторонниками и противниками украинизации принудит Сталина к переосмыслению основ национальной политики и приведет в начале 1930-х гг. к принятию ряда решений, о которых речь пойдет дальше.

Не забудет советское руководство и о задаче революционизировать ближнее (в данном случае украинское) зарубежье и не только примером советской федерации. Необходимого политического эффекта советское руководство решит добиваться уже на ранней стадии существования Советского Союза, проводя акции поддержки трудящихся зарубежных стран. В апреле 1925 г. Сталин отдаст распоряжение Л.М. Кагановичу об отправке 20 вагонов хлеба голодающим Галиции [528].

Процессы консолидации новых национальных государств по ту сторону советской границы уже очень скоро заставят заволноваться советское руководство, которое увидит опасность в обратном «антисоветском» воздействии тамошнего примера на советские части разделенных наций по эту сторону границы.

Национализация элит (или иначе — коренизация кадров) наталкивалась и на ряд управленческих проблем. Русский язык оставался объективно необходимым средством коммуникации и управления. Осознание этого факта приводит советское руководство к необходимости принятия ряда управленческих решений, корректирующих языковую политику. Так, в августе 1923 г. ЦК вынужден принять постановление о ведении всего внутреннего делопроизводства на закавказских железных дорогах на русском языке, сохранив «сношения… с населением на национальных языках»[529].

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю ЦК КП(б)У Л.М. Кагановичу с сообщением постановления ЦК об отправке двадцати вагонов хлеба голодающим Галиции

9 апреля 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 14. Л. 244]

Надо признать, что большевистское руководство РСФСР и затем Союза ССР, придя к власти, ответило на вызов со стороны национализма целостной политикой, последовательно развивавшей национальное самосознание этнических меньшинств и создававшей множество форм, образующих новые национальные идентичности, целенаправленно внедряемые сверху. Эта политика коренизации, как уже было сказано выше, получила в некоторых современных западных работах емкое и вызывающее название «положительная деятельность», а Советский Союз был определен как «империя положительной деятельности»[530]. Советское руководство вскоре столкнется с непреднамеренными последствиями этой политики, которые найдут свое выражение в резком росте запроса на самостоятельность в организации жизни республик со стороны национальных элит. Так или иначе, эта политика способствовала вызреванию фактически национальных государств в недрах союзного государства, создавала определенные риски для этого союзного государства с его формально-юридической конструкцией, в рамках которого один из его субъектов имел право и мог заявить о выходе из состава. Неизбежные сомнения в прочности конструкции требовали поиска средств и инструментов практической политики, купирующей такого рода риски.

Анализ процессов коренизации позволяет сегодня исследователям обратить внимание на важную черту политики коренизации. Ее проведение на местах не сопровождалась выдвижением нерусских элит в центральные организации. Едва ли не единственным исключением в этом отношении станут украинские элиты[531]. Многонациональный состав первых советских правительств и ЦК РКП(б) свидетельствовал о наднациональном характере этих структур управления, отражавшем наднациональный же, а не многонациональный характер сформировавшейся к тому времени большевистской партии, каким он виделся ее вождям. Ограничение вертикальной мобильности национальных элит своей обратной стороной также имело усиление националистической консолидации и мобилизации на местах и сыграло позднее свою роль в возникновении национальных движений.

Что касается Украины, то после «дебатов» с украинскими писателями, о которых было рассказано выше, вопрос о передаче тех или иных территорий в состав Украины более подниматься не будет, а Сталин вскоре займется и эксцессами украинизации. В начале 1930-х гг. он совершит поворот в национальной политике: станет сокращаться количество «самостоятельных» национальных территорий, дезавуируется актуальность «принципа главной опасности», то есть русской великодержавности. В 1931 г. будет проведен процесс против так называемого Украинского национального центра. В августе 1932 г. в связи с кризисом хлебозаготовок (о чем речь далее) Сталин заявит о неблагополучии в украинских парторганизациях, о засилье в них скрытых националистов и иностранных агентов. Начнется чистка партийного и советского аппаратов, будет проведена замена партийного и советского руководства Украинской ССР, пройдут увольнения и аресты[532]. Важной вехой на этом пути станет постановление Политбюро от 14 декабря 1932 г. с осуждением ошибок украинизации, когда крайкомам Дальневосточному, Казахскому, обкому Центрально-Черноземной области (ЦЧО) будет предписано «немедленно приостановить дальнейшую украинизацию… перевести все украинизированные газеты, печать… на русский язык…» [533]

Проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР об украинизации в ДВК, Казахстане, Средней Азии, ЦЧО и других районах СССР

15 декабря 1932

Правка синим карандашом — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 968. Л. 120]

Крайности коренизации станут пресекаться административными и репрессивными методами. Русские постепенно станут «первыми среди равных» в семье советских народов, а русский язык будет настойчиво внедряться наряду с местными языками. Но поворота к полномасштабной русификации не произошло. Вплоть до смерти Сталина продолжалась политика обязательности национального языка и обязательного посещения школы на родном языке. На протяжении всего сталинского периода так называемый буржуазный национализм станет мишенью идеологических, политических кампаний и кадровых чисток в национальных республиках с целью предотвратить любой намек на приобретение ими фактической самостоятельности. Поддержание принудительной лояльности станет одной из основных целей так называемых национальных операций и депортаций народов в сталинский период. Убежденный централист, Сталин на протяжении всей жизни будет стараться таким образом купировать риски центробежных тенденций для институционально слабой советской государственности.

Поворот в этом направлении, произошедший на рубеже 1920–1930-х гг., окажется сопряжен с «социалистическим наступлением» по всему фронту, которое развернет Сталин и которое требовало централизации и неукоснительного следования курсу центральных властей. При этом Сталин будет продолжать «решительно оспаривать» мнение о том, что «период перехода от капитализма к социализму… является периодом ликвидации наций, периодом отмирания национальных культур и национальных языков», как он сделает это в своей статье «Национальный вопрос и ленинизм», черновой вариант которой он подготовит в феврале 1929 г. Он подтвердит необходимость продолжения курса на оказание помощи социалистическим «возрожденным нациям нашей страны — встать на ноги во весь рост, оживить и развить свою национальную культуру, развернуть школы, театры и другие культурные учреждения на родном языке, национализировать, т. е. сделать национальными по составу, партийный, профсоюзный, кооперативный, государственный, хозяйственный аппараты, выращивать свои, национальные партийные и советские кадры и обуздать все те элементы… которые пытаются тормозить подобную политику партии»[534]. Так что отказа от политики коренизации не произойдет, Сталин продолжит проводить ее, приспосабливая к нуждам дня, как он их понимал. На XVI съезде ВКП(б) в июне 1930 г. он предупредит «уклоняющихся в сторону великорусского шовинизма» под «маской интернационализма» от стремления «подготовить ликвидацию национальных республик и областей… развенчать политику партии по национализации аппарата, национализации прессы, школы и других государственных и общественных организаций»[535]. Так что культурная революция, развернувшаяся в национальных республиках в 1930-х гг., будет осуществляться все в тех же основных формах политики коренизации, а развитие советской государственности продолжится в форме многонационального, многореспубликанского государства. Идея пересмотреть основы организации Союза ССР Сталиным была отвергнута [536].

Союз и союзные республики: вопросы управления

Реализация подхода к построению СССР как союза «равноправных» государств поставила в повестку дня проблему разграничения властных полномочий союзных и республиканских органов государственного управления. К 1924 г., когда была разработана и принята первая Конституция СССР, эта проблема будет урегулирована формально. Народные комиссариаты были разделены на общесоюзные и объединенные. Общесоюзные наркоматы управляли отраслями, отнесенными исключительно к ведению Союза ССР. Статус общесоюзных получили наркоматы иностранных дел, по военным и морским делам СССР, внешней торговли, путей сообщения, почт и телеграфов, имевшие в союзных республиках своих уполномоченных, которые непосредственно подчинялись союзным наркоматам. Цитированная выше рекомендация Ленина ограничить компетенции союзных органов управления иностранными и военными делами, как видим, не была принята во внимание.

Объединенные наркоматы действовали в союзных республиках через наркоматы республиканского подчинения, входившие в состав совнаркомов союзных республик, но при этом выполнявшие задания соответствующего союзного наркомата (наркоматы финансов, труда, продовольствия, Рабоче-крестьянской инспекции, ВСНХ). К республиканским были отнесены наркоматы просвещения, здравоохранения, внутренних дел, юстиции, социального обеспечения, земледелия. Списки должностей союзного и республиканского уровня будут согласовываться до конца 1925 г.

1 февраля 1926 г. Оргбюро ЦК утвердит список должностей в аппаратах управления союзных республик, подлежащих утверждению ЦК ВКП(б). Таким образом, вновь будет подтверждена исключительная роль коммунистической партии в созданной системе органов управления. Эта практика базируется на программных установках большевиков: «Коммунистическая партия добивается своего полного господства в современных государственных организациях», — будет заявлено в марте 1919 г. на VIII съезде РКП(б)[537]. Самым болезненным на начальном этапе строительства Союза ССР стало разграничение полномочий аппаратов правительств СССР и РСФСР, которое завершится лишь к 1927 г.

Провозглашенное большевиками право наций (и республик Союза) на отделение находилось в противоречии со стремлением к построению централизованной системы государственного управления и со структурой самой правящей партии. Жестко централизованная партия будет строго контролировать деятельность местных партийных организаций. Показательным в связи с этим представляется документ, которым Сталин изымает из компетенции белорусской компартии, казалось бы, ее очевидное право определить собственное название. Сталин сообщит его Белорусскому бюро ЦК, доведя решение ЦК РКП(б) о том, как именно будет называться будущая партийная организация БССР: Коммунистическая партия (б) Белоруссии[538].

Состав руководящих органов управления в разных сферах и на разных уровнях на местах подлежал согласованию в Москве. В октябре 1925 г., например, Сталин направит секретарю ЦК КП(б)У Л.М. Кагановичу шифротелеграмму с согласованием освобождения М.Л. Рухимовича от работы в ВСНХ УССР[539]. Понятно, что и местные организации профсоюзов, как и другие «общественные» организации, также контролировались из Москвы. В октябре 1924 г. Сталин направит шифротелеграмму в ЦК КП(б)У с напоминанием, что «снятие ответственных работников профдвижения должно происходить в установленном, уже давно практикующимся порядке, т. е. по соглашению с ВЦСПС» [540].

Шифротелеграмма И.В. Сталина в Белорусское бюро ЦК РКП(б) с сообщением постановления ЦК РКП(б) об официальном названии партийной организации Белорусской ССР

10 мая 1924

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 11. Л. 235]

На местах станут разворачиваться конфликты внутри местного руководства между местными выдвиженцами и назначенцами центра. Один из таких конфликтов разгорится в Узбекистане, причем секретарь ЦК КП(б) Узбекистана А.И. Икрамов в газетной статье договорится до того, что заявит: «Наша цель — уничтожить всех сопротивляющихся нам». Сталин, не отвергая в принципе заявленного подхода, тем не менее, сочтет необходимым подправить не в меру ретивого «национала»: «На идеологическом фронте необходимы более сложные и гибкие методы борьбы»[541]. Напоминать «соратникам» о сложностях борьбы на идеологическом фронте Сталину придется еще не раз. Как мы увидим, одно из подобных наставлений он адресует Н.С. Хрущеву, «брошенному» в конце 1930-х гг. на Украину.

Риски усиления центробежных тенденций постоянно будут порождать поиск неформальных средств сохранения и поддержания созданного государства, которые находились вне правового поля. Актуальность этой задачи станет еще более очевидной, если вспомнить, что практически всем территориям, на которых возникнут в будущем союзные республики, «социалистический выбор» был навязан силой оружия в ходе имевших место гражданских конфликтов.

В практической политике большевики и при Ленине, и в еще большей степени после него, формально декларируя право наций на самоопределение и позднее на отделение, станут последовательно проводить в жизнь принцип централизма в построении новой государственности. Использоваться будут разнообразные практики. Наиболее важное место в этом ряду займет строительство Всесоюзной коммунистической партии, спаянной жесткой дисциплиной и вертикальной системой управления. В теоретической плоскости ни Ленин, ни Сталин не допускали построения партии на федеративных началах, и лишь государственное, хозяйственное и культурное строительство в союзных республиках с неизбежностью повлечет за собой автономизацию (но не более того) общесоюзной партийной структуры.

«Русский вопрос»

Поощрение национальных меньшинств оказалось связано с политикой большевистского руководства по «русскому вопросу». Первоначально именно русские (и только они) оказались под ударом дискриминации. Русская культура была заклеймена как культура угнетателей, борьба с великодержавным шовинизмом надолго определила поведение высших органов партии большевиков. На XII съезде РКП(б), как мы видели, Сталин заявит, что «в связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила — великорусский шовинизм…»[542] Шовинизм местный, по мнению Сталина, «не представляет по своей силе той опасности, которую представляет шовинизм великорусский»[543]. Таким образом, Сталин прямо связал рост рыночных отношений с ростом националистических устремлений. Однако предупредит Сталин и о нарастании шовинистических настроений в союзных республиках — Грузии, Азербайджане, Бухаре, Хорезме. О Грузии он скажет: «Среди части грузинских коммунистов родилась и развивается идея — не очень считаться с этими мелкими национальностями: они менее культурны, менее, мол, развиты… Это есть шовинизм… — вредный и опасный, ибо он может превратить маленькую Грузинскую Республику в арену склоки. Впрочем, он уже превратил ее в арену склоки»[544]. И уже довольно скоро, как мы видели, борьба именно с национальными уклонами станет для Сталина главной задачей политической повестки.

Коренизация во многих случаях привела к вытеснению русских из сфер управления в местах традиционного их проживания. Не была создана и собственная коммунистическая партия. Русским не была предоставлена территория в виде национально-территориального образования, более того, в ряде случаев они ее (территории) лишались. Один из ярких примеров раннего периода — принудительное переселение в 1920–1921 гг. на Северном Кавказе нескольких десятков тысяч казаков из мест традиционного проживания (и замена их горцами). В организации этой первой «национальной операции», как было рассказано выше, Сталин принял непосредственное участие. Эта депортация казаков является наглядным проявлением надежд большевистского руководства на административные механизмы урегулирования межнациональных проблем. К слову сказать, уже в 1920-е гг. такого рода практики займут свое место в арсенале средств советского руководства. Например, в мае 1929 г. ЦК РКП(б) увидит способ решения одной из таких проблем в организации переселения в Турцию мусульман из Ахалкалакского уезда Грузии[545]. В ноябре того же года ЦК примет постановление о приеме «в пределы СССР десяти тысяч беженцев армян» [546].

Таким образом, политика коренизации имела и свою оборотную сторону, ударив по русской культуре и языку. Однако «русский вопрос» этим не исчерпывался. В ходе дискуссий о принципах объединения в Союз была высказана идея о выделении из состава РСФСР Русской республики. Во весь рост эта проблема впервые встанет в публичной плоскости в ходе заседания секции XII съезда РКП(б) по национальному вопросу 25 апреля 1923 г. Один из грузинских «уклонистов» Мдивани в ходе дебатов предложит: «И автономные, и независимые республики объединяются в один союз». Предложение Мдивани будет поддержано членом коллегии Наркомата по делам национальностей РСФСР, одним из создателей Татарской Республики М.Х. Султан-Галиевым. Мдивани решительно возразит А.И. Микоян: «Тов. Мдивани предлагает разрушить Российскую и Закавказскую Федерацию с тем, чтобы каждая независимая и автономная республика, даже каждая автономная область, которых у нас больше двух десятков, были на местах друг от друга независимы и самостоятельно входили бы в Союз и чтобы в связи с этим была бы образована вместо РСФСР — русская республика. Эта идея распыления РСФСР, по сути реакционная, может привести лишь к подрыву Советской власти и к бесконечным конфликтам между отдельными народами на окраинах». Сталин, являвшийся главным действующим лицом на этом заседании, скажет: «Очень хитро подошел к делу тов. Мдивани, который требует не больше не меньше, как немедленный переход к системе разложения РСФСР на составные части: превращение составных частей в независимые республики. Должно быть по поручению тов. Мдивани Султан-Галиев говорит — образуй немедленно русскую республику и т. д. Торопливость, товарищи, вещь плохая. Посмотрим год-два, как пойдет дело, если практика покажет, что надо дробить РСФСР — раздробим…»[547] Нет сомнений, что обещание Сталина вернуться к этому вопросу через год-другой носило исключительно тактический характер и что Микоян выразил не только свое, но и его — Сталина — мнение. Обсуждение этого вопроса не обрело законченных форм и не выносилось на голосование в качестве проекта резолюции. Судя по всему, уже тогда русские по факту признавались Сталиным государствообразующей нацией Союза ССР и потому не должны были иметь независимых национальных организаций. Сталина беспокоила проблема возможного возникновения в Москве двоецентрия. Полемизируя с Лениным в сентябре 1922 г., он особое внимание обратит на его предложение создать, наряду с ВЦИК РСФСР, еще и ВЦИК федеральный. «Существование двух ЦИКов в Москве, — напишет он в уже цитировавшемся письме от 27 сентября, — ничего кроме конфликтов и трений не даст». Всякое решение «в смысле поправки т. Ленина должно повести к обязательному созданию русского ЦИКа с исключением оттуда восьми автономных республик (Татреспублика, Туркреспублика и прочее), входящих в состав РСФСР, к объявлению последних независимыми наряду с Украиной и прочими независимыми республиками, к созданию двух палат в Москве (русского и федерального)…», что в данный момент и при данных условиях он назовет нецелесообразным и преждевременным[548]. По меткому замечанию одного из современных исследователей, Сталина беспокоило такое развитие институциональной стороны дела, при котором может сложиться ситуация, позволившая спустя немногим менее семи десятилетий Б.Н. Ельцину бороться против М.С. Горбачева[549].

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю Закавказского крайкома РКП(б) Г.К. Орджоникидзе с сообщением постановления ЦК о переселении Ахалкалакских мусульман в Турцию

29 мая 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 15. Л. 56]

СССР, однако, будет создан в значительной мере с использованием ленинских лекал, и РСФСР получит такие же органы государственного управления, что и другие союзные республики, а Сталину придется искать иные средства купировать риски центробежных тенденций.

Сталин окончательно определился в своем отношении к такого рода идеям как минимум за год до возобновления дебатов. Произошло это в 1925 г., когда к нему обратился в качестве секретаря Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) А.И. Микоян, предложивший объединить Юго-Осетинскую АО (входившую в состав Грузии) с Северо-Осетинской АО (в составе РСФСР) и создать объединенную Осетинскую АССР в составе Грузинской ССР[550]. Сталин сначала согласится с предложением Микояна, однако уже очень скоро пересмотрит свое решение. Он испугается триггерного эффекта от такого рода решения: «Вслед за осетинами вопрос о превращении в республику и выходе из РСФСР с вхождением в Закавказскую республику ставят чеченцы… Дагестан подготавливает вопрос о выходе из РСФСР и вхождении в Закавказскую республику… за ними потянутся ингуши и другие… казаки… уже поговаривают об автономии и создании казачьих республик. Я уж и не говорю о том, что такая политика не сможет не подтолкнуть национальные республики северных и восточных частей РСФСР выйти из РСФСР и войти в СССР как союзным республикам. Распад РСФСР — вот до чего мы дойдем…» Завершит Сталин свои размышления по этому вопросу директивой: «…руководствоваться впредь тем, что требования… о превращении областей в республики не должны удовлетворяться… держать курс, направленный на укрепление РСФСР и сплочение вокруг нее нац[иональных] областей и республик… укрепить бюджет РСФСР с учетом интересов нац[иональных] областей и республик… выдвинуть одним из замов предсовнаркома РСФСР национала»[551].

Заметки И.В. Сталина по национальному вопросу в отношении областей

Конец 1925

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1105. Л. 163–169]

«Русский вопрос» встанет еще раз в самом конце 1925 г. накануне XIV съезда партии. На декабрьском пленуме ЦК, который будет предшествовать съезду, Молотов, очевидно, по согласованию со Сталиным внесет вопрос о переименовании партии из российской во всесоюзную. Неожиданно, это предложение будет подвергнуто критике, причем со стороны ближайших сторонников Сталина. Орджоникидзе предупредит: «Мы создадим такое положение, когда наряду с всесоюзным ЦК у нас будет еще и русский Центральный комитет. Подобное положение, по моему мнению, поможет не преодолению национализма, а его разжиганию». Ворошилов заявит: «…тогда, по логике вещей, нужно будет создать Русскую Коммунистическую партию… чтобы русские товарищи не сочли себя оскорбленными и чтобы не разжигать русский национализм». Микоян укажет на «опасность создания двух партийных центров в Москве… А это будет опасно и вобьет клин и приведет к тому, что создать раскол в партии будет гораздо легче». Сталин в ответ, назвав русских «самым большим, самым культурным, самым индустриальным, самым активным, самым советским из всех народов в нашей стране», подчеркнет, что «у нас фактически нет Русской республики. Имеется Российская Федеративная Республика. Она не Русская, она Российская». Напомнит Сталин и о том, что «русские так «обойдены», что во всех руководящих органах они составляют подавляющее большинство… И состав партии, и состав основных органов, как партийных, так и советских, являют собой полное преобладание русских» [552].

В итоге логичные, с формальной точки зрения, предположения соратников о возможной достройке русской/российской государственности через создание соответствующей политической партии будут отвергнуты. «Диалектический» подход восторжествует в очередной раз в большевистской политике, и процессы политического самосознания русских Сталин направит в русло общесоюзной политической партии. Свою концепцию «автономизации» Сталин в полной мере реализует в построении коммунистической партии, отвергнув на том же заседании пленума идею о переименовании компартий союзных республик в областные парторганизации. Тогда же, то ли из тактических соображений, то ли действительно считая реальной такую перспективу, Сталин заявит: «Я не вижу ничего особенного, если в свое время нам придется и Российскую партию создавать… теоретически я не считаю исключенным этот вопрос». Также следует отметить, что сталинское предложение о переименовании партии во всесоюзную будет поддержано его злейшим врагом — Л.Д. Троцким [553].

Стенограмма выступления И.В. Сталина на заседании пленума ЦК РКП(б) о переименовании партии с сопроводительной запиской Л.З. Мехлиса И.В. Сталину

15 декабря 1925

Правка — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1105. Л. 139–140]

В политическую повестку дня «русский вопрос» вернется довольно скоро, но не на общесоюзном, а на внутрироссийском уровне как результат противоречий между центральными наркоматами РСФСР и автономиями. Такие противоречия не могли не возникать в рамках институционально слабой, теоретически и нормативно не проработанной системы государственного управления, структурные элементы которой «притирались» друг к другу в ходе практического взаимодействия. На местах эта проблема была отрефлексирована как межнациональная, а политика центральных наркоматов интерпретировалась как великодержавная, шовинистическая. Осенью 1926 г. Отдел национальностей ВЦИК предложил провести специальное совещание для обсуждения накопившихся вопросов. 12 ноября состоится Частное совещание националов — членов ВЦИК и ЦИК СССР и других представителей национальных окраин. Не трудно догадаться, что «частным» это совещание назвали исключительно с той целью, чтобы понизить статус и самого обсуждения, и обсуждавшейся проблемы. Формально целями совещания ставилась задача оценить эффективность работы Комиссии по строительству РСФСР, национальных республик и областей, которую возглавлял председатель Президиума ВЦИК М.И. Калинин. Дебаты быстро выйдут за рамки официальной повестки. Прозвучат предложения о такой организации РСФСР, «при которой русская часть федерации представляла бы одну административную единицу, иначе говоря, «Русскую республику»». Председатель СНК Республики немцев Поволжья уточнит: «Идея «Русского ЦК» гуляет среди русских, а идея о «Русской республике» — среди националов». Создать отдельную Русскую республику означало в понимании «националов» — освободиться из-под административного диктата центра.

Председатель ЦИК Дагестанской АССР Наджмутдин Самурский предупредит, что «выход из РСФСР автономных республик и переход их в разряд союзных, с выделением особой, чисто великорусской республики… поведет не к ослаблению национального антагонизма, а к усилению великодержавного шовинизма в «Русской республике», лишенной национальных компонентов. Оставшиеся в национальных республиках русские, стремясь воссоединиться с выделенным ядром, будут раздирать территориально организм национальных республик».

Председатель СНК Казахской АССР У.Д. Исаев напомнит поборникам национальной самостоятельности «об экономической невыгодности этого вопроса для национальных республик, которые вследствие своей осталости все-таки в финансовом отношении по большей части живут за счет русской части РСФСР». Для него, как и для политического руководства СССР, такого рода обсуждения не больше и не меньше, как «буржуазно-националистический уклон в наших краях» [554].

Эта дискуссия, как и предшествующая ей, не будет иметь практических результатов в виде каких-бы то ни было решений, выработки программных документов или проектов решений. «Частное совещание» поручит группе делегатов встретиться со Сталиным, его материалы в обобщенном виде были представлены комиссии по строительству РСФСР, национальных республик и областей под руководством Калинина, в Президиум ВЦИК направлена аналитическая записка, подготовленная в подкомиссии под руководством председателя Госплана РСФСР А.М. Лежавы. Главные требования национальных лидеров, в изложении подкомиссии, сводились к необходимости разграничить компетенции объединенных и необъединенных наркоматов, определить, какие вопросы находятся в ведении автономных республик, а какие в компетенции федеральных органов, обеспечить развитие экономики автономий на плановой основе, учесть потребности местной промышленности в общесоюзном плане индустриализации, обеспечить распределение государственной помощи соответственно социально-экономическому уровню развития автономий. Таким образом, никаких требований принципиального характера по изменению принципов национальной политики или изменению основ федеративного устройства в конечном итоге сформулировано не будет. Лидеры автономий лишь настаивали на разграничении компетенций между федерацией и ее субъектами. Еще одна подкомиссия — под руководством секретаря ЦК Н.М. Шверника — будет рекомендовать Совнаркому РСФСР учитывать интересы автономий при перспективном планировании, создав специальную секцию в Экономсовете при СНК (ЭКОСО) для изучения производительных сил автономий, Госплану — обеспечить участие автономий в рассмотрении перспективных планов развития народного хозяйства, ввести в практику отчисление части налогов, поступающих от союзных республик, в адрес автономий [555].

Что касается упомянутой выше комиссии Калинина, то в ходе ее работы наружу выплеснулось недовольство представителей российского истеблишмента неполноценным статусом РСФСР по сравнению с другими союзными республиками, подконтрольность российской экономики союзным властям, режимом наибольшего благоприятствования для нерусских регионов, вновь прозвучит предложение создать Русскую коммунистическую партию и т. д.[556] Комиссия Калинина завершит работу в марте 1927 г. Вопрос о ее работе несколько раз порывалось заслушать Политбюро, но всякий раз вопрос переносился, в последний раз — на февраль 1928 г., после чего материалы комиссии просто «положат под сукно», а точнее — передадут в архив ЦКК.

Завершение таким образом этого раунда дебатов по «русскому вопросу» не является случайным. Их содержание сигнализировало политическому руководству Союза о наличии определенных проблем, указывало некоторые пути их решения, но и выявило опасность плохо изживаемых центробежных тенденций как таковых. Попадут в поле зрения не только опасные идеи, но и активисты национального движения, которые в большинстве своем будут, как «уклонисты», репрессированы в годы Большого террора. Впрочем, не избежат этой участи и, казалось бы, лояльные генеральной линии партии функционеры, как, например, председатель ЦИК Дагестанской АССР Наджмутдин Самурский, выступавший категорически против создания и Русского ЦК партии, и Русской республики[557]. Задача борьбы с «русской опасностью» будет осмысливаться как актуальная и много позднее. Спустя два десятилетия именно подозрения в наличии планов создания «Русской республики» или «Русского ЦК» группой партийных и советских руководителей Ленинграда станут одной из главных причин запущенного Сталиным «ленинградского дела» — крупнейшей репрессивной акции послевоенного периода. Но об этом речь пойдет дальше.

Размышляя об этапах становления и развития Советской России, нельзя не сказать о так называемой интернационализации РСФСР, которая была запущена в 1920-е гг. Сталиным, в результате чего к 1932 г. Российская Федерация будет включать в себя 10 автономных республик, 12 автономных областей, 290 национальных районов, 7 тыс. национальных сельсоветов, более 10 тыс. национальных колхозов. В каждом из этих образований полным ходом будут идти процессы коренизации [558].

«Диктатура пролетариата как орудие пролетарской революции…» Репрессивные институты и практики 1920-х гг

1922 год, с описания главного события которого была начата эта глава, окажется насыщен и другими событиями и станет во многом поворотным в советской истории еще и в том отношении, что именно на его протяжении была сформирована система судебных органов, органов политической полиции, проведены первые массовые, политические по своему происхождению и содержанию репрессивные акции.

6 февраля по предложению Ленина постановлением ВЦИК было учреждено ГПУ при НКВД РСФСР, при этом упразднялась ВЧК, которую и была призвана заменить новая спецслужба. Очевидная преемственность подчеркивалась тем фактом, что возглавлять новую структуру поручалось Ф.Э. Дзержинскому, создавшему ВЧК — «карающий меч революции». Перед ГПУ ставились задачи предупреждения и подавления открытых контрреволюционных выступлений (политических и экономических), раскрытие контрреволюционных организаций и лиц, деятельность которых направлена на подрыв хозяйственных органов республики. Функция наблюдения за «социалистической законностью», выполнявшаяся ВЧК, будет возложена на прокуратуру, учрежденную при Наркомате юстиции в конце мая 1922 г. Первоначально ГПУ, в отличие от ВЧК, лишили права приговаривать к административной ссылке и к высшей мере наказания. Однако уже в августе ГПУ получит некоторые судебные функции — право на высылку внутри и за пределы страны лиц, обвиненных в контрреволюционной деятельности, в октябре добавится право заключать в лагеря на срок до трех лет активных деятелей оппозиционных политических партий. Обе функции появятся не случайно, а в связи с подготовкой и проведением в 1922 г. двух резонансных «мероприятий» — высылки за рубеж антисоветски настроенной интеллигенции (так называемый философский пароход) и процесса партии социалистов-революционеров.

В мае этого года ВЦИК РСФСР утвердил Уголовный кодекс, на котором будут основаны все последующие аналогичные советские кодексы. Примечательно, что этот советский кодекс разрабатывался на основе проекта Уголовного кодекса 1903 г., который признавался одним из лучших в тогдашней Европе, хотя и не был (быть может, именно поэтому) введен в действие. Основой кодекса стал традиционный перечень преступных правонарушений, сгруппированных в преступления против личности и имущественные преступления. К ним большевистские правоведы добавили три новых вида преступлений — контрреволюционные, хозяйственные и должностные, причем язык их описания был расплывчатым, что давало возможность политизировать практически любое преступление[559]. Принцип дискриминации по классовому признаку в полном соответствии с первой советской конституцией стал одним из краеугольных камней Уголовного кодекса. И хотя в 1927 г. соответствующие формулировки были исключены из Уголовно-процессуального кодекса, они оставались в интеллектуальном багаже не только большевистских лидеров, но и деятелей юстиции и будут извлечены оттуда уже очень скоро.

Важным принципом кодекса стал принцип усмотрения, то есть принцип свободы действий суда в определении наказания. Таким образом большевистские правоведы стремились сохранить в советской судебной практике место для работы революционного правосознания судей. Войдет в кодекс и так называемый принцип аналогии, согласно которому судьи вместо списка преступлений и соответственно наказаний получили право трактовать те или иные деяния по имеющимся прецедентам, обеспечив тем самым себе значительную свободу действий в судебном процессе[560]. В нашем распоряжении нет документов, которые позволяли бы говорить о прямом личном участии Сталина в разработке документов, в соответствии с которыми были проведены описанные выше реформы, но не приходится, однако, сомневаться, что их разработка осуществлялась под пристальным присмотром коммунистической партии. Проведение реформ Ленин будет сопровождать характерными наставлениями. Одно из них содержится в письме от 17 мая 1922 г. наркому юстиции Д.И. Курскому: «Суд не должен устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас»[561].

Письмо В.И. Ленина Д.И. Курскому о посылке ему наброска дополнительного параграфа Уголовного кодекса по вопросу о применении террора по отношению к контрреволюционным партиям

17 мая 1922

Автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 23196. Л. 1–2]

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю ЦК КП(б) Украины Э.И. Квирингу с сообщением постановления ЦК о замене высшей меры наказания четырем обвиняемым по делу Киевского областного центра действия

9 апреля 1924

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 11. Л. 172]

После образования Союза ССР советское руководство решает привести органы репрессивного управления обществом в соответствие с новой реальностью. Договор об образовании СССР, принятый I Всесоюзным съездом Советов 30 декабря 1922 г., предусматривал создание при Совнаркоме СССР Объединенного государственного политического управления (ОГПУ). Первая Конституция СССР, принятая 31 января 1924 г., включила в себя специальную главу, посвященную ОГПУ, регламентировала взаимоотношения этого нового органа с ЦИК СССР, его Президиумом и Совнаркомом СССР, с наркоматами Союза ССР и союзных республик. При этом ОГПУ сохраняло внесудебные полномочия в части административных высылок и были расширены его права в части заключения в концлагеря (переименование в исправительно-трудовые лагеря произойдет несколькими годами позднее). Вынесение подобных решений возлагалось на Особое совещание, формировавшееся в составе трех членов коллегии ОГПУ. Фактическое руководство деятельностью ОГПУ будут осуществлять партийные органы — Политбюро и ЦК РКП(б).

Действующие конституции — республиканские и союзная — никак не фиксировали места коммунистической партии в политической системе нового государства. Тем не менее партия решительно вторгалась во все сферы жизни общества, в том числе и в сферу применения права. В декабре 1923 г. Сталин уведомит секретаря ЦК КП(б)У Э.И. Квиринга о постановлении ЦК РКП(б) об ускорении ведения судебных дел о хозяйственных и должностных преступлениях. Постановление порекомендует судам выделять главных виновников и не осложнять процесса выяснением побочных обстоятельств [562].

В репрессивных практиках этого периода ясно прослеживается стремление централизовать решение наиболее важных резонансных вопросов, закрепив это право за высшими партийными органами. Так, 17 апреля 1924 г. в ответ на соответствующий запрос со стороны украинского ЦК Политбюро примет решение: «Разъяснить ЦК КПУ, что, поскольку дело идет о политических приговорах, ни один из местных судов не должен выносить приговоров о высшей мере наказания без предварительной санкции ЦК РКП»[563]. Тогда же в апреле в отношении одного из уголовных дел о контрреволюционной деятельности Сталин решит прямо «указать… на недопустимость решения вопроса о высшей мере наказания без согласия ЦК РКП»[564].

В поисках соответствующих процедур Политбюро 11 июля 1924 г. предпишет губернским и военной прокуратурам сообщать «о всех предполагаемых к постановке процессах политического характера, по которым возможно и предполагается вынесение в. м. н., — в центральную прокуратуру одновременно с утверждением обвинительного заключения, но до отправления в суд». Такого рода представления местных прокуратур должны были просматриваться в «центральной прокуратуре» совместно «со специально выделенным для этого членом ЦКК» и затем уже докладывать в Политбюро[565]. В ноябре в специальной шифротелеграмме Сталин укажет на необходимость предварительного просмотра местных обвинительных заключений особой комиссией Политбюро[566]. Тогда Политбюро и создает специальную комиссию для рассмотрения такого рода дел: «Установить, что местые обвинительные заключения предварительно рассматриваются особой комиссией Политбюро ЦК РКП в составе тт. Курского (нарком юстиции РСФСР. — А. С.), Куйбышева (нарком Рабоче-крестьянской инспекции. — А. С.) и Дзержинского» (председатель ОГПУ. — А. С.)[567]. С 11 декабря эта комиссия будет именоваться комиссией по политделам, а принимать решения получат право заместители перечисленных выше товарищей — «тт. Крыленко, Шкирятов и Менжинский»[568]. Курс на дальнейшую централизацию репрессий будет не раз подтверждаться, что выразится, например, в решении от 15 октября 1925 г., когда Политбюро в связи с распространением так называемого политического бандитизма обяжет Сибирский крайком и местное ГПУ направлять дела о бандитизме в центр для рассмотрения особой комиссией ОГПУ [569].

25 марта 1926 г. Политбюро примет постановление «подтвердить решение Политбюро от 17 апреля 1924 г. …по вопросу о невынесении местными судами приговоров к высшей мере наказания по политическим делам без предварительной санкции ЦК ВКП(б)». Персональная ответственность за исполнение решения была возложена на Кагановича[570]. Тогда же было утверждено и Положение о комиссии ЦК ВКП(б) по политическим (судебным) делам. Именно решениями Политбюро станут предопределяться обвинительные заключения планируемых показательных процессов.

В 1930-е гг. состав комиссии и порядок ее работы трансформируются, и в годы Большого террора уже все без исключения члены Политбюро должны будут высказываться за то или иное решение в отношении осужденных. В отношении десятков тысяч человек члены Политбюро во главе со Сталиным поддержат приговоры к высшей мере наказания.

Закрепление широких репрессивных практик в качестве средства управления обществом после завершения Гражданской войны объясняется восприятием большевистским руководством окружающей социальной среды как в значительной мере враждебной по отношению к новому социальному порядку. В октябре 1925 г. на одном из заседаний Политбюро Сталин скажет: «Конечно, мы до полной ликвидации Гражданской войны далеко еще не дошли, и не скоро, должно быть, дойдем»[571].

В 1922 г. завершится организационное оформление системы политической цензуры. Советским руководством с 1 августа 1921 г. контроль над почтово-телеграфной корреспонденцией, печатными произведениями, все функции военной цензуры было решено передать ВЧК. 27 марта 1922 г. Политбюро примет решение а) признать необходимым объединение всех видов цензуры в одном центре (при Наркомате просвещения) с выделением и оставлением под руководством ГПУ наблюдения за типографиями; б) во главе всей цензуры поставить лицо, назначенное Наркомпросом, с помощниками от военного ведомства и ГПУ; в) поручить специальной комиссии под председательством А.И. Рыкова в недельный срок разработать и провести через советские органы соответствующее решение; г) принять предложение Агитпропотдела ЦК и освободить от цензуры Госиздат, партийно-советскую печать, Главполитпросвет, ЦК РКП(б), Коминтерн. 6 июня декретом СНК СССР будет учреждено Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит) при Наркомпросе РСФСР и его местные органы, объединившие все виды цензуры. Вслед за тем аналогичные декреты об учреждении органов Главлита были приняты правительствами Украины, Туркестана, Белоруссии, Азербайджана, Киргизии [572].

Шифротелеграмма И.В. Сталина всем губкомам, обкомам и национальным ЦК РКП(б) о съезде бывших эсеров и о содействии в ликвидации партии эсеров

3 апреля 1923

Автограф Г.Е. Зиновьева, подпись — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 31. Л. 47–48]

* * *

В начале 1920-х гг. вслед за описанными выше «реформами» советское руководство приступит к организации крупных репрессивных акций. На выходе из Гражданской войны большевики сочтут необходимым разгромить остатки социалистических партий, по-прежнему воспринимавшихся в качестве реальных политических конкурентов. Особенно нетерпимой политическая конкуренция виделась в том числе из-за сложившейся к тому моменту внутриполитической ситуации. В стране свирепствовал голод, росло число антиправительственных выступлений крестьянства, студенчество и профессура провели ряд забастовочных акций, требуя автономии высших учебных заведений. В первой половине года прошли съезды врачей, кооператоров, инженеров.

В мае 1922 г. на Х Всероссийской конференции РКП(б) были рассмотрены в том числе и вопросы об отношении к иным политическим партиям, сформулированы соответствующие установки на базе указаний, которые были в феврале того же года даны Лениным в письме наркому юстиции Д.И. Курскому, об «усилении репрессии против политических врагов Соввласти и агентов буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров); проведении этой репрессии ревтрибуналами и нарсудами в наиболее быстром и революционно-целесообразном порядке; обязательная постановка ряда образцовых (по быстроте и силе репрессии; по разъяснению народным массам, через суд и через печать, значения их) процессов в Москве, Питере, Харькове и нескольких других важнейших центрах»[573]. Эти ленинские рекомендации начнут реализоваться немедленно, и уже 28 февраля в «Правде» и «Известиях» было опубликовано постановление Главного политического управления о предании суду Верховного революционного трибунала группы членов ЦК и активных деятелей партии социалистов-революционеров за контрреволюционную и террористическую деятельность. Следствие будет закончено уже к 21 апреля. В апреле 1923 г. Сталин направит на места шифротелеграммой циркуляр ЦК о содействии «в работе новых товарищей, работающих по фактической ликвидации партии с[оциалистов]-р[еволюционеров]» [574].

Ленинские принципы советская власть надолго положит в основу репрессивной политики в отношении оппозиционно настроенных элементов. Причины резкого усиления репрессий против политических оппонентов ясно изложит на упомянутой конферении один из видных большевистских деятелей Карл Радек, разъяснивший, что в условиях проведения нэпа предоставлять меньшевикам и эсерам свободу действий, когда массы крестьянства настроены против большевиков, было бы равносильно самоубийству[575].

8 июня — 7 августа 1922 г. в Москве большевики проведут судебный процесс над членами ЦК и некоторыми активистами Партии социалистов-революционеров. К процессу были привлечены 177 человек, судили при этом 34 руководителя партии. Весь процесс контролировался Политбюро, создававшего с этой целью различные так называемые тройки. Правоохранительные органы станут инструментом органов политических. В связи с этим процессом советское руководство развернет массовую агитационно-пропагандистскую кампанию с целью дискредитации эсеровской партии. Результатом станет значительное количество решений рабочих собраний с требованием расправы над обвиняемыми эсерами [576].

Шифротелеграмма И.В. Сталина в Заккрайком об утверждении Политбюро высылки грузинских меньшевиков за границу

13 августа 1922

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 5. Л. 195]

Разворачиваться процесс станет не так, как ожидалось. Он вызовет значительный международный резонанс. Вскоре после его начала Сталин, видимо, с целью лучшей подготовки одного из аналогичных процессов, планировавшихся к проведению на местах, телеграфировал С.М. Кирову в Баку с предложением «срочно сообщить, можно ли отложить процесс эсеров на один месяц»[577].

Исход процесса был предрешен. 34 человека были осуждены. Процесс в советской истории остался единственным, когда обвиняемые могли полемизировать с обвинителями. Сталин извлечет необходимые уроки и более подобных ошибок при подготовке всех последующих открытых уголовно-политических процессов допускать не будет.

* * *

Не останется без репрессивного внимания российская интеллигенция, в большинстве своем не вовлеченная в практическую партийно-политическую деятельность. Тем не менее именно эту среду большевистская управленческая элита всегда и небезосновательно держала под подозрением. В 1922 г. особоуполномоченный ОГПУ Я. Агранов направит Дзержинскому докладную записку «Об антисоветских группировках среди интеллигенции»: «Антисоветская интеллигенция широко использует открывшиеся ей возможностью организации и собирания своих сил, созданной мирным курсом Советской власти и ослаблением деятельности репрессивных органов»[578]. Основанием для тревоги Агранова являлось образование множества творческих свободных объединений и организаций (научных, экономических, религиозных и др.), которые вели, по его определению, контрреволюционную работу, выбрав для нее ареной высшие учебные заведения, печать, ведомственные съезды, театр, кооперацию и т. д. Основные направления антисоветской борьбы автор увидит в борьбе за автономию высшей школы и улучшение материального положения профессуры и студенчества. Главное обвинение было адресовано руководству и профессуре Московского университета и Высшего технического училища (будущего Бауманского). В этом контексте репрессивные акции 1922 г., направленные против интеллигенции, не выглядят случайностью.

Своего апогея они достигнут в момент высылки видных представителей интеллигенции за пределы Советской России осенью 1922 г. Точкой отсчета принято считать мероприятия по высылке в отдаленные губернии членов ЦК РСДРП (меньшевиков) и активных членов этой партии, решения о чем были приняты в декабре 1921-го[579]. Аналогичные решения вскоре станут приниматься в отношении «национальных» групп меньшевистской партии. Так 13 августа за подписью Сталина в Закавказский крайком уйдет телеграмма с извещением о постановлении ЦК РКП(б) «утвердить высылку грузинских меньшевиков за границу», которое было принято на Политбюро тремя днями ранее [580].

Верный соратник Сталина Орджоникидзе 11 сентября ответной телеграммой сообщит Сталину, что «около двести человек меньшевиков готовы к высылке»[581].

В ходе работы над Уголовным кодексом Ленин в мае 1922 г. предложит наркому юстиции Курскому: «Добавить право замены расстрела высылкой за границу по решению Президиума ВЦИК (на срок или бессрочно)… Добавить расстрел за неразрешенное возвращение из-за границы», и продолжит: «…надо расширить применение расстрела (с заменой высылки за границу)»; в отношении всех видов деятельности «меньшевиков, эсеров и т. п.». Одной из задач он определит необходимость в их шельмовании, подчеркнув необходимость «найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбе с нами (подкупом печати и агентов, подготовкой войны и т. п.)» [582].

1 июня председатель ОГПУ Дзержинский направит в Политбюро уже цитированную выше записку Агранова «Об антисоветских группировках среди интеллигенции». 5 июня им же в Президиум ГПУ будет направлена записка «О 2-м Всероссийском съезде врачебных секций и секции врачей Всемедикосантруда». Эта записка вполне попадала в резонанс с докладной, которую несколько ранее — 21 мая — направил в Политбюро нарком здравоохранения Н.А. Семашко, где автор решит предупредить Политбюро «о важных и опасных течениях в нашей жизни» по итогам как раз Всероссийского съезда врачей. 8 июня Политбюро примет пространное постановление по записке от 1 июня. Была создана специальная комиссия в составе Л.Б. Каменева, Д.И. Курского и И.С. Уншлихта «для окончательного рассмотрения списка подлежащих высылке верхушек враждебных интеллигентских группировок». По делу врачей решение будет отложено [583].

Дополнения В.И. Ленина к проекту вводного закона к Уголовному кодексу РСФСР с запиской Д. Курскому с просьбой дать отзыв и срочно прислать его вместе с проектом и дополнениями

15 мая 1922

Рукописный текст — автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 23167. Л. 1–1 об.]

12 июня Президиум ВЦИК примет постановление, в развитие которого будут выработаны «Правила об обществах студентов и научных работников ВУЗов», которыми жестко регламентировалось вузовское самоуправление.

21 июня Политбюро по записке одного из членов упомянутой комиссии Уншлихта примет постановление об аресте и высылке в отдаленные южные и восточные губернии группы врачей для борьбы с эпидемиями. На следующий день был рассмотрен список подлежащих высылке с разбивкой его на определенные категории. Операция по первому (но не последнему) в советской истории «делу врачей» будет проведена в ночь на 28 июня. Следом за тем начнется высылка профессоров и студентов. В июне пройдут аресты ученых Московского археологического института.

Однако политика советского руководства по отношению к интеллигенции не сводилась просто к репрессиям. Тогда же — летом 1922-го — Троцкий поставит перед большевистским руководством «вопрос о завоевании близких нам молодых поэтов путем материальной и моральной их поддержки». Сталин сочтет это настолько важным, что 3 июля направит «всем членам Политбюро» записку, в которой данный вопрос назовет «вполне своевременным». Сталин отметит, что советская культура «должна вырасти в ходе борьбы тяготеющих к советам молодых поэтов и литераторов с многообразными контрреволюционными течениями и группами… Сплотить советски настроенных поэтов в одно ядро и всячески поддерживать их в этой борьбе — в этом задача». Наиболее целесообразной формой сплочения молодых литераторов Сталин назовет организацию «самостоятельного, скажем, «Общества развития русской культуры» или чего-нибудь в этом роде». Сталин предостережет от попыток «пристегнуть» молодых писателей к какому-нибудь «казенному» учреждению, чтобы не оттолкнуть их от себя. Во главе такого общества поставить «обязательно беспартийного, но советски настроенного, вроде, скажем Всеволода Иванова». Подчеркнет он и «абсолютную необходимость» материальной поддержки «вплоть до субсидий, облеченных в ту или иную приемлемую форму»[584]. Политбюро окажется не готово к этим организационным мерам и решит «идти к организации общества через издательство», а основной формой поддержки признать «субсидию издательству для повышенного гонорара и для удешевления издания»[585]. В полной мере свои идеи Сталин реализует через десять лет, когда Политбюро примет постановление «О перестройке литературно-художественных организаций», а еще через два года состоится 1-й съезд писателей Союза ССР, на котором и будет создан Союз писателей СССР во главе с «беспартийным, но советски настроенным», правда, не Всеволодом Ивановым, а Максимом Горьким.

Среди мер «всяческой поддержки» советской культуры репрессивное воздействие на очаги «буржуазной культуры» на данном этапе останется главным инструментом. 16 июля Ленин, оправившись после первого приступа болезни, напишет известное письмо в ЦК Сталину о необходимости ускорить проведение операции по изгнанию интеллигенции и наметит ее контуры. «Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!», — напишет Ленин и порекомендует: «Чистить надо быстро, не позже конца процесса эсеров» [586].

Пароход «Oberbürgermeister Haken» (один из «философских пароходов»)

Сентябрь 1922

[Из открытых источников]

Письмо В.И. Ленина И.В. Сталину о высылке из России меньшевиков, народных социалистов и кадетов

16 июля 1922

Автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 1338. Л. 1–1 об.]

Сталин, вполне разделявший в этом отношении устремления лидера большевиков, примет указание к исполнению, и уже 20 июля Политбюро издаст очередное постановление «О ходе подготовки к высылке интеллигенции», 27 июля еще одно аналогичное, которым упомянутой комиссии Уншлихта — Курского — Каменева было поручено «разработать вопрос о техническом осуществлении предписанных Политбюро мер». 2 августа Уншлихт направит Сталину протокол заседания комиссии и списки антисоветской интеллигенции Москвы и Петрограда в количестве 112 человек. 10 августа эти списки Политбюро утвердит. В тот же день Президиум ВЦИК «в советском порядке» принимает постановление «Об административной высылке», которое будет опубликовано в «Известиях» 18 августа. Этот законодательный акт предоставил ГПУ право на высылку за пределы РСФСР и ссылку внутри страны лиц, обвиненных в контрреволюционной антисоветской деятельности. Порядок проведения высылки будет определен специальным приказом ГПУ от 18 августа, то есть уже после того, как сама операция начнется. Ее ход будет контролировать зампредседателя ГПУ Уншлихт. Первые наиболее масштабные аресты пройдут в ночь на 17 августа и будут продолжаться в течение трех недель до первых чисел сентября. Об итогах арестов по состоянию на 23 августа Уншлихт лично сообщит в ЦК, адресовав докладную «тт. Ленину и Сталину». Сталин получит из ГПУ и смету «затрат». 2 августа Политбюро предоставит Дзержинскому право вносить изменения в список высылаемых с последующим докладом в Политбюро[587]. 17 сентября Ленин пошлет Уншлихту списки высылаемых и потребует вернуть их «с заметками, кто выслан, кто сидит, кто (и почему) избавлен от высылки?»[588]

23 сентября поездом Москва — Рига была выслана первая группа инакомыслящих, 29 сентября отправятся пароход из Петрограда в Штеттин «Обербургомистр Хакен», 16 ноября пароход «Пруссия». Таким образом были отправлены в изгнание более 60 российских политиков, философов, историков, юристов, медиков, инженеров, писателей, общественных деятелей. Всего в рамках этой акции административной высылке подверглись 228 человек. Многим, кому удалось избежать высылки за пределы страны, повезет значительно меньше тех, чья судьба поначалу представлялась более драматичной. Большинство их будут расстреляны в годы Большого террора[589]. Акция, получившая на излете советской истории название «философский пароход», стала символом борьбы с инакомыслием в Советской России. Точечные депортации интеллигенции будут продолжаться и позднее. Их причины ясно видны из доклада, направленного в феврале 1925 г. ОГПУ Сталину: «Анализ внутренних процессов, совершающихся ныне среди интеллигенции… приводит к определенному выводу: интеллигенция города в массе настроена враждебно по отношению к Советской власти…» [590]

К конце 1920-х гг. массовые открытые уголовно-политические процессы займут важнейшее место в правоприменительных практиках. В это время будет проведена серия масштабных показательных процессов. Первым из них станет процесс по «шахтинскому делу». Приняв первый пятилетний план, партийное руководство в процессе его реализации столкнется с неизбежными техническими и технологическими проблемами, издержками низкой трудовой дисциплины, общей и трудовой культуры, авариями на производстве, срывами производственных планов. В условиях, когда в умах большевистского руководства господствовала идея «враждебного окружения», главной причиной будет названа экономическая контрреволюция, а ее движущей силой — старые специалисты-вредители. Несмотря на некоторые различия, советское руководство продемонстрирует в целом единый подход к этому делу[591]. В начале марта 1928 г. Политбюро примет обращение «Об экономической контрреволюции в южных районах углепромышленности», в котором сообщалось об обнаруженном заговоре в области экономического строительства. Проект обращения был подготовлен совместно Сталиным, Молотовым и Бухариным. Демонстрируя подчиненность следственных органов и суда органам политического управления, Сталин и Молотов 8 марта внесут на заседание Политбюро проект постановления, где содержалось предложение создать Комиссию ЦК, которой поручалось «руководство ОГПУ и судебными органами в связи с шахтинским делом…»[592] Сторонником новой репрессивной кампании выступит и М.П. Томский. Совершив в качестве уполномоченного ЦК инспекционную поездку на Донбасс, он сочтет «бесспорным, что те сведения, которые дало ОГПУ, подтверждаются полностью»[593]. В апреле 1928 г., предопределяя решения судебных органов, «Шахтинское дело», представленное в докладе председателя СНК А.И. Рыкова, на своем объединенном пленуме рассмотрели ЦК и ЦКК ВКП(б). В резолюции пленума было указано, что данное дело «приобрело явно общесоюзное значение, так как вскрыло новые формы и новые методы борьбы буржуазной контрреволюции против пролетарского государства, против социалистической индустриализации»[594]. Рыков в своем докладе сделает совсем уже примечательное заявление: «Вообще говоря, политическая партия должна подчинять те или иные процессы вопросам политики, а вовсе не руководствоваться абстрактным принципом наказания виновных по справедливости. Если нам выгодно, то можно, конечно, и заведомых жуликов оставлять на свободе…»[595] В июле будет проведен сам процесс, по нему перед судом предстанут 53 человека, 49 из них будут приговорены к разным срокам заключения и высшей мере наказания (ВМН). Оценивая много позднее итоги процесса, Сталин скажет: ««Шахтинский процесс» послужил поворотным пунктом в деле усиления бдительности коммунистов и организации красных специалистов в области промышленности»[596].

Вслед за «шахтинским процессом» по стране состоится ряд аналогичных процессов по вредительству. «Шахтинское дело», по общему мнению историков, было призвано через демонстративное наказание обвиняемых мобилизовать работников угольной промышленности на выполнение плановых заданий первой пятилетки, дать соответствующий пример всем остальным [597].

В 1929 г. возникнет «академическое дело», в 1930-м — «дело Промпартии», о которых будет рассказано в следующей главе. Репрессивный маховик начнет раскручиваться постепенно и достигнет пика в годы Большого террора 1937–1938 гг. Страх репрессий для очень многих жителей СССР станет одним из важных мотивов участия в «социалистическом строительстве», регламентирующим их социальное поведение. Другим мотивирующим комплексом станет идеологический.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об иностранцах, проходящих по «Шахтинскому делу»

5 марта 1928

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 245. Л. 11–13]

Постановление Политбюро ЦК РКП(б) об утверждении проекта циркуляра «Об экономической контрреволюции в южных районах углепромышленности»

7 марта 1928

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 719. Л. 39–49]

«Дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству»

Еще одним фронтом «борьбы за социализм» для большевиков станет конфессиональное пространство, врагом — церковные организации, прежде всего Русская православная церковь и религия как таковая. Отделив одним из первых декретов советской власти церковь от государства, большевики, однако, не предоставят церковь самой себе, они сформируют и станут проводить вполне определенную религиозную политику, направленную на раскол и разгром Русской православной церкви.

Весной 1921 г. европейскую часть страны охватит небывалая засуха. Едва ли не первой откликнется на это бедствие Российская православная церковь (РПЦ). Патриарх Тихон особыми посланиями в адрес глав христианских церквей и восточных патриархов призовет организовать сбор продовольствия и денежных средств в пользу голодающих. Под его председательством был образован «Всероссийский общественный комитет помощи голодающим» (Помгол). В августе Помгол будет распущен решением ВЦИК РСФСР. Вместо общественного Помгола ВЦИК осенью 1921-го создаст государственную Центральную комиссию помощи голодающим (ЦК Помгол) во главе с председателем ВЦИК Калининым. К концу года число голодающих приблизится к 15 млн человек.

11 ноября 1921 г. на очередном заседании Политбюро с участием Ленина, Сталина и Троцкого был заслушан доклад «золотой комиссии» СТО, которая провела ревизию золотого запаса. Вывод был не утешителен: денег в казне немного, всего 329,3 млн золотых рублей, из них «свободны», не связаны с исполнением различных обязательств — 156,5 млн. В числе первоочередных мер, к которым прибегнет советская власть, будет не раз испытанное в годы Гражданской войны средство — экспроприация. На одном из осенних заседаний по предложению Ленина решили «Назначить т. Троцкого ответственным за объединение и ускорение работ по учету, сосредоточению и реализации драгоценностей всех видов… имеющихся в СССР…»[598] Под началом Троцкого создается Комиссия по драгоценностям. Реквизиции должны были затронуть банки, склады, хранилища; монастыри, храмы и другие культовые здания; музеи, дворцовые ансамбли, усадьбы. В течение полугода планировалось собрать 5–6 млрд золотых рублей для решения трех задач: пополнения золотого запаса; восстановления народного хозяйства и закупки продовольствия за рубежом; повышения обороноспособности страны.

6 февраля патриарх Тихон в своем послании, одобренном Политбюро, призовет жертвовать не только продукты, но и церковные ценности, не имеющие богослужебного употребления. Этот призыв найдет достаточно широкий отклик[599]. Общественные инициативы большевистское руководство сочтет слишком шатким основанием, и 23 февраля 1922 г. по инициативе Троцкого (и Политбюро, разумеется) ВЦИК РСФСР примет декрет об изъятии церковных ценностей. Кампания начнется не сразу. Политбюро будет продолжать колебаться и 16 марта, например, примет такое решение: «Опросив товарищей, имевших отношение к делу изъятия ценностей из церквей, Политбюро пришло к заключению, что дело организации изъятия церковных ценностей еще не подготовлено и требует отсрочки…»[600] Активизировать процесс возьмется Троцкий. 17 марта он направит членам Политбюро письмо, в котором (по совпадению) были сформулированы 17 тезисов плана проведения изъятия ценностей [601].

Патриарх Московский и всея России Тихон (Беллавин)

1920-е

[Из открытых источников]

Проект директивы «Об изъятии церковных ценностей», составленный Л.Д. Троцким. Утвержден постановлением Политбюро ЦК РКП(б) 20 марта 1922 г.

17 марта 1922

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 266. Л. 14–16]

Между тем с самого начала кампания по изъятию столкнется с массовым сопротивлением на местах — 11 марта в Ростове-на-Дону, 15-го — в Шуе, 17-го — в Смоленске. В ходе столкновений в Шуе погибнут пять протестующих и один будет ранен. Получив информацию о произошедшем в Шуе, в своем известном письме от 19 марта, адресованном В.М. Молотову для членов Политбюро, Ленин поставит задачу: «Именно теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления… с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий»[602]. В этом письме Ленин солидаризуется с предложениями Троцкого, и 20 марта Политбюро, в заседании которого участвовали Троцкий, Сталин, Каменев, а также Молотов, Цюрупа и Рыков, примет постановление «Об изъятии церковных ценностей», утвердив практически без изменений письмо Троцкого, излагавшего план по созданию сети комиссий для руководства изъятием церковных ценностей [603].

При этом главной задачей всей кампании по их изъятию и Троцкому, и всему составу Политбюро виделся разгром и раскол РПЦ и других традиционных религиозных организаций. Уже 22 марта Политбюро заслушает записку зампредседателя ГПУ И.С. Уншлихта «О деятельности духовенства в связи с изъятием ценностей из церквей», в которой впервые будет поставлен вопрос об аресте патриарха[604]. Почти на каждом заседании Политбюро весной 1922 г. будут заслушиваться вопросы о ходе развернувшейся кампании, но не только. В частности, 30 марта Троцкий направит в Политбюро программный документ по принципиальным вопросам политики партии в религиозной сфере. Троцкий укажет на наличие двух течений в церкви — «контрреволюционного с черносотенно-монархической идеологией» и «буржуазно-соглашательское сменовеховское». Церковную контрреволюцию следовало «повалить», опираясь на сменовеховское духовенство[605]. Эти принципы будут положены в основание политики советского руководства в отношении Русской православной церкви на ближайшие два (без малого) десятилетия. Сталин не гнушался использовать «чужие» идеи, если они представлялись ему эффективными инструментально.

Главным двигателем операции по разгрому РПЦ оставался Троцкий, который действовал при поддержке Ленина, а затем и Сталина. Именно эти трое руководителей будут последовательно настаивать в целом ряде случаев на вынесении и исполнении смертных приговоров по делам о сопротивлении антицерковной кампании[606]. Важно подчеркнуть, что уже тогда, задолго до сталинского Большого террора, Политбюро не только давало предварительные директивы трибуналам о приговоре, но и утверждало после вынесения приговора окончательное число расстреливаемых[607].

В конце апреля 1922 г. в Политехническом музее начнет свои заседания Революционный трибунал по делам духовенства и церковных активистов, обвиненных в противодействии изъятию ценностей. Его работой непосредственно будет руководить Политбюро[608]. 4 мая Политбюро заслушает специальный вопрос «О Московском процессе в связи с изъятием ценностей». Будет вынесено определение о необходимости привлечения к суду в качестве обвиняемых патриарха Тихона и архиепископа Крутицкого Никандра (Феноменова). Вторым пунктом постановления значилось: «Применить к попам высшую меру наказания»[609]. Последний абзац будет направлен вообще против всей системы священноначалия: объявлялось, что трибунал устанавливает «незаконность существования организации, называемой православной иерархией». 8 мая было вынесено юридическое определение, поставившее вне закона всю иерархию РПЦ. Так будет запущено «дело патриарха Тихона». Следствие планировалось завершить к марту 1923 г. и тогда же устроить показательный процесс. 9 мая 1922 г. патриарху будет официально объявлено о предании его суду и взята подписка о невыезде из Москвы без разрешения ГПУ, а к его дому приставлена охрана [610].

Сталин вплоть до весны 1923 г., несмотря на непримиримые личные противоречия между ним и Троцким, будет поддерживать жесткую линию последнего. При проведении этой линии Политбюро будет опираться на структуры и механизмы Секретариата, которым прямо руководил Сталин, на Оргбюро и Агипропотдел ЦК РКП(б)[611]. Так, 16 мая своей запиской членам Политбюро он решительно поддержит программу Троцкого о задачах прессы в антицерковной кампании и предложит «принять все шесть пунктов предложения т. Троцкого, как директиву ЦК газетам»[612]. При неоднократно поступавших в Политбюро прошениях о помиловании по тем или иным «церковным» делам он последовательно будет голосовать за подтверждение наиболее жестких приговоров. Сталин при этом будет избегать публично обозначать свою позицию. 15 мая 1922 г. он получит обращение Бюро Центральной комиссии по изъятию церковных ценностей с предложением «дать на места директиву о степени судебных репрессий». В ответ он посоветует обратиться за конкретными указаниями в Наркомат юстиции [613].

В ходе кампании по изъятию церковных ценностей власти будут последовательно проводить политику устрашения духовенства и верующих. Одним из наиболее ярких примеров такой политики станет судебный процесс в Петрограде в июне — июле 1922 г. по делу арестованного 29 мая митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (В.П. Казанского). В соответствии с установками Политбюро 13 августа 1922 г. по приговору Петроградского ревтрибунала владыка будет расстрелян, а вместе с ним архимандрит Сергий (С.П. Шеин), миряне Ю. Новицкий и И. Ковшаров.

В июне 1922 г. Комиссия по драгоценностям Троцкого завершила свою работу. Фактические итоги кампании по изъятию церковных ценностей окажутся ничтожными. Ленин, как видно из его письма по этому вопросу от 19 марта 1922 г., цитированного выше, рассчитывал на получение сотен миллионов или даже нескольких миллиардов золотых рублей, а в итоге было получено от этой экспроприации 4 650 810 руб. 67 коп., причем в значительной мере вырученные средства пошли на оплату затрат по проведению самой кампании[614]. Эта сумма составила меньше 5 % от общих поступлений по стране в Фонд помощи голодающим[615].

В ходе изъятия ценностей в мае 1922 г. произойдет церковный раскол, в рамках которого группа так называемых обновленцев, по тем или иным причинам настроенных на сотрудничество с советской властью, образует Высшее церковное управление (ВЦУ) под председательством епископа Антонина (Грановского), которое временно займет и патриаршие покои. В условиях заключения патриарха и фактического отсутствия дееспособного Синода ряд церковных иерархов подпишут заявление о признании обновленческого ВЦУ в качестве единственной канонически законной верховной власти. Среди них окажется и митрополит Владимирский и Шуйский Сергий (Страгородский) — будущий местоблюститель патриаршего престола[616].

Митрополит Владимирский Сергий (Страгородский)

Не позднее 1922

[Из открытых источников]

Так реализуется часть плана Троцкого по расколу РПЦ. Обновленческая церковь, успешное становление которой на начальном этапе даст советскому руководству основание надеяться, что с ее помощью станет возможным овладеть умами верующих, просуществует два десятилетия. Обновленцы в апреле — мае 1923 г. даже проведут Второй Поместный собор РПЦ, на котором патриарх Тихон будет лишен сана и монашества, восстановление патриаршества признано контрреволюционным актом, осужден капитализм, международная и отечественная контрреволюция. Собор снял анафему с советской власти, принял постановление о возвращении к коллегиальному церковному управлению, признавался брачный епископат и второбрачие священнослужителей, собор постановил перейти на григорианский календарь. Однако уничтожить традиционные церковные структуры не удастся. Наиболее авторитетный из иерархов Сергий вскоре пересмотрит свои подходы и в октябре 1922 г. открыто порвет с обновленчеством, в 1923 г. принесет покаяние, что сделает его объектом давления со стороны властей.

В апреле 1923 г. нарком иностранных дел Г.В. Чичерин направит на имя Сталина записку, в которой выступит с ходатайством не расстреливать патриарха Тихона, к тому моменту не просто арестованного, но в отношении которого члены Политбюро уже фактически приняли решение о его казни. Чичерин подчеркнет: «Все другие страны не усмотрят в таком приговоре ничего, кроме голого религиозного преследования… Одним словом, вынесение смертного приговора в деле Тихона еще гораздо больше ухудшит наше международное положение во всех отношениях»[617]. Сталин в этот момент не прислушается к возражениям Чичерина, и Политбюро постановит «предложение тов. Чичерина отклонить». Сверхсекретный пункт постановления гласил: «Поручить Секретариату ЦК дать директиву Верховному трибуналу вести дело Тихона со всей строгостью». Как отмечается современными исследователями, это означало санкцию Политбюро на казнь патриарха. Лишь за три дня до суда произойдет перелом в настроениях членов Политбюро в результате обращения Ф.Э. Дзержинского, предложившего «отложить процесс Тихона в связи с разгаром агитации за границей… и необходимостью более тщательно подготовить процесс». Политбюро, включая Сталина, на этот раз проголосовало за это предложение, возражал только А.И. Рыков [618].

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю ЦК КП(б) Украины Э.И. Квирингу с сообщением постановления ЦК об использовании ценностей Киево-Печерской лавры на помощь голодающим в УССР

19 февраля 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 14. Л. 115]

12 июня Антирелигиозная комиссия ЦК примет решение продолжать следствие по делу патриарха без ограничений его сроков, а также сообщить ему о возможности изменения меры пресечения при выполнении им девяти условий. Главным среди них было, конечно, заявление о раскаянии в «преступлениях против Советской власти» и признание «справедливости привлечения его к суду, выражение лояльности советской власти, «открытое отмежевывание» от зарубежных контрреволюционных организаций[619]. 16 июня патриарх примет этот ультиматум, направив в Верховный суд РСФСР заявление, которое завершит словами: «Я отныне Советской власти не враг». В результате он будет освобожден из-под ареста.

Результаты, достигнутые в ходе этого этапа реализации религиозной политики, приведут в 1923 г. партийное руководство к совершению маневра и отказу от эксцессов тактики разгрома церкви. Возглавят этот маневр И.В. Сталин и Л.Б. Каменев. В июле 1923 г. по докладу Каменева Политбюро примет постановление о нежелательном характере, который приобрела антирелигиозная пропаганда, и рекомендует подготовить соответствующий циркуляр. В августе 1923 г. под руководством Сталина подготавливается циркулярное письмо ЦК «Об отношении к религиозным организациям»[620]. Циркуляр предложит всем организациям партии обратить самое серьезное внимание на ряд нарушений в области антирелигиозной пропаганды, отношения к верующим и их культам. Циркуляр воспрещал закрытие церквей, молитвенных помещений и синагог, аресты «религиозного характера» и т. д. В нем говорилось, что подобные бестактные действия «грозят сорвать достижения партии в области разложения церкви»[621]. Разошлет Сталин и специальный циркуляр о целенаправленных усилиях партии по разложению церкви [622].

В марте 1924 г. Президиум ВЦИК вынесет постановление «О прекращении дела по обвинению гр. Белавина В.И.». Сталин скорректирует меры уголовного преследования католикоса-патриарха всея Грузии Амвросия за призывы к сопротивлению советской власти[623]. Усилия патриарха по легализации органов управления Русской православной церковью принесут свои результаты. В мае 1924 г. нарком юстиции Курский, изучив соответствующее обращение патриарха, даст принципиальное согласие на предложения, содержавшиеся в его обращении к М.И. Калинину, о легализации высших и епархиальных органов управления церковью. Вскоре в «Известиях» будет опубликовано постановление об образовании Священного синода и Высшего церковного совета[624].

Имущество отделенной от государства церкви по-прежнему будет привлекать внимание Советского государства. В феврале 1925 г. Сталин направит на Украину телеграмму, в которой сообщит о постановлении ЦК, разрешающем использовать «найденные в б. Киево-Печерской лавре ценности на голодающих детей в пределах УССР»[625].

7 апреля 1925 г. «в больнице Бакуниных на Остоженке, 19» патриарх Тихон скончается, оставив после себя подписанное им в день смерти известное послание об отношении к существующей государственной власти. Патриарх призовет архипастырей, пастырей и «верных нам чад» «со спокойной совестью, без боязни погрешить против святой веры, подчиниться советской власти не за страх, а за совесть, памятуя слова апостола: «всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, — существующие же власти от Бога установлены»»[626]. Члены Политбюро узнают о смерти патриарха из записки начальника Секретного отдела ОГПУ Т.Д. Дерибаса помощнику Сталина Л.З. Мехлису. 8 апреля Политбюро своим постановлением утвердит сообщение для прессы, предписав ограничиться «извещениями: а) где и в ч[ьем] присутствии умер, б) от какой болезни, в) кто лечил».

В соответствии с духовным завещанием почившего патриарха местоблюстителем патриаршего престола стал митрополит Сергий (Страгородский) — будущий патриарх Московский и всея Руси.

«Мы можем построить социализм…» «теория» Построения социализма в одной стране

В декабре 1924 г. Сталин формулирует основные тезисы своей «теории» построения социализма в одной стране, об истоках которой было рассказано в первой главе. Оставляя в стороне вопрос о несущественных деталях этой концепции, вроде рассуждений о разнице между полной гарантией от реставрации буржуазных порядков и возможностью построения полного социалистического общества в одной стране, следует указать на главное. Сталин ясно и определенно высказался в пользу такой целесообразности: «Пролетариат победившей страны может и должен организовать у себя, после взятия власти, социалистическое производство. А что значит «организовать социалистическое производство»? Это значит — построить социалистическое общество… В противном случае непонятны были бы призывы Ленина ко взятию власти пролетариатом в Октябре 1917 года»[627].

Эта политическая установка в известной мере была рождена очередным провалом ожиданий большевиков революции в Германии, на этот раз в 1923 г. Одним из главных энтузиастов мировой революции оставался Троцкий, всячески настаивавший на поддержке общественных протестов в Германии, которые показались большевистским вождям всполохами нового революционного подъема. Сталин, длительное время оставаясь в целом верным большевистским постулатам о мировой революции, вероятнее всего, никогда не испытывал чрезмерного оптимизма в отношении революционных перспектив на Западе. Выступая 11 января 1918 г. на заседании ЦК по вопросу «о мире с немцами», он скажет: «Революционного движения на Западе нет, нет в наличии фактов революционного движения, а есть только потенция, ну, а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь потенцию»[628]. Так что практический опыт, политический прагматизм, приземленность и скептицизм, видимо, свойственные его натуре, толкали Сталина к формированию такой же прагматической линии в политике. Эта прагматическая линия была подвержена колебаниям, испытывала влияние вспышек протестных настроений, проявлявшихся на Западе и/или Востоке в забастовочном движении или вооруженных «антикапиталистических» выступлениях. Сталин был совсем не прочь при малейшей возможности распространить советское влияние как можно шире, однако безоглядной ставки на революцию на Западе он не делал.

И.В. Сталин, А.И. Рыков, Г.Е. Зиновьев и Н.И. Бухарин

Не позднее 1925

[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1629. Л. 3]

Надежды на революцию в Германии в 1923 г. не оправдаются, несмотря на то что Политбюро, помимо выделения финансовых средств, предпринимало целый ряд практических шагов по организации стачечного движения, вооруженных отрядов и т. д.

Провал ожиданий мировой революции стимулирует занятия Сталина «теоретическими» вопросами строительства социализма в отдельно взятой стране. Формулировка Сталина в апреле 1925 г. ляжет в основу резолюции XIV партконференции «О задачах Коминтерна и РКП(б)», в которой будет зафиксирована возможность и необходимость построения социализма в Советской России в связи со стабилизацией капитализма. В середине 1920-х гг. Сталин не раз выскажется по этому вопросу: «При диктатуре пролетариата у нас имеются… все данные, необходимые для того, чтобы построить полное социалистическое общество…»[629] Никакого теоретического обоснования такой возможности ни Сталин, ни его сторонники не предложат. «Все обоснование сводится к двум заведомо ложно истолкованным цитатам из Ленина, — подчеркнет Троцкий. — Ни на одно возражение Сталин не ответил. Теория социализма в отдельной стране имеет административное, а не теоретическое обоснование»[630]. Троцкий, несомненно, лукавил, понижая значение сделанного Сталиным «теоретического открытия». Пусть и не фундированное сколько-нибудь глубоко, оно имело не административное, а политическое происхождение. Выбор вариантов политического курса у большевистского руководства на самом деле был невелик. Альтернативой сталинскому курсу стало бы продолжение политики предшествующего периода, основанной на признании невозможности победы социализма в одной стране и призванной всячески стимулировать нарастание революционной ситуации в развитых странах, не останавливаясь в том числе перед использованием вооруженной экспансии. Понятно, что никто из большевистского руководства не мог даже гипотетически рассматривать как еще одну возможную альтернативу вопрос об отказе от завоеваний Октября 1917 г. и возврате к капитализму. Не случайно, в исследовательской литературе отмечается вклад Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова в разработку этой концепции, запомнившейся всем как сталинская [631].

Целеполагание для Сталина — основа его подхода к деятельности. «Мы не можем двигаться вперед, не зная, куда нужно двигаться, не зная цели движения. Мы не можем строить без перспектив, без уверенности, что, начав строить социалистическое хозяйство, можем его построить… Мы не можем жить по рецепту Бернштейна «движение — все, цель — ничто»»[632]. Это высказывание Сталина, сделанное им на XV Всесоюзной партконференции, как нам кажется, хорошо объясняет причины появления его концепции строительства социализма в отдельно взятой стране.

В конце 1920-х гг. Сталин примет непосредственное, причем активное, участие в создании программы Коминтерна. Его правка проекта, подготовленного Бухариным, позволяет судить о представлениях Сталина о будущем мировом устройстве. Он вычеркнет тезис о глубокой связи рабочего движения европейских стран и лозунга социалистических соединенных штатов Европы. Этот бухаринский тезис несомненно имел в своей основе одноименную ленинскую работу, написанную задолго до Октябрьской революции. Сталин отметит: «…борьба за диктатуру будет проходить в союзе с пролетариатом победивших советских республик, таковой союз будет прообразом будущего мирового союза советских социалистических республик». СССР представлялся ему «как зародыш и прообраз будущего объединения (политического) народов в Мировом Союзе Советских Социалистических республик», «как зародыш и прообраз будущего объединения (экономического) народов в едином мировом коммунистическом хозяйстве»[633].

Программа Коммунистического интернационала, представленная Н.И. Бухариным, с замечаниями И.В. Сталина

Март 1928

Рукописный текст — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 136. Л. 55, 86]

Судя по всему, Сталин исключал возможность существования каких-либо иных союзов социалистических государств, кроме и помимо Союза ССР. Вероятно, будущее мирового революционного процесса в его представлении заключалось в физическом расширении Союза ССР за счет включения в его состав все новых республик.

Сформулированная Сталиным политическая установка будет поддержана большинством ЦК и потребует решения вопроса об условиях, которые могли бы обеспечить достижение поставленной задачи — построения социализма в одной отдельно взятой стране. Главной предпосылкой Сталину, как до него и Ленину, виделось обладание политической властью. При этом внеэкономическое принуждение останется для большевиков альфой и омегой их практической деятельности. «Власть используется как рычаг для перестройки старой экономики и организации новой»[634], — заявит Сталин, и этот тезис прямо соотносится с установкой Ленина, который накануне Октября говорил о целесообразности взятия власти с целью создания предпосылок для построения социализма. При этом Сталин будет подчеркивать, что «политика экономической независимости необходима, пока не победила революция в ряде других стран», но «после такой победы эта политика должна быть изменена»[635].

В поисках возможностей реализовать этот подход Сталин вскоре обратится к идее Е.А. Преображенского о строительстве социализма на базе так называемого социалистического первоначального накопления.

«О партии и государственном аппарате»

По выходе из Гражданской войны в среде российских большевиков с новой силой вспыхнут дискуссии по целому ряду серьезнейших проблем. Ключевой станет проблема взаимоотношений коммунистической партии и Советов в системе государственного управления, которую мы уже не раз затрагивали на страницах этой книги. 10 марта 1922 г. в период подготовки XI съезда РКП(б) Л.Д. Троцкий напишет в Политбюро письмо, в котором раскритикует проект тезисов ЦК к съезду «Об укреплении и новых задачах партии», подготовленный Г.Е. Зиновьевым. В нем он заявит: «Без освобождения партии как партии от функций непосредственного управления и заведывания нельзя очистить партию от бюрократизма, а хозяйство от распущенности. Это основной вопрос. Такая «политика», когда на заседаниях губкома мимоходом решаются вопросы о посевной кампании губернии, о сдаче или несдаче в аренду завода, является пагубной» [636].

В этом вопросе Троцкий найдет поддержку со стороны Ленина. В марте 1922 г. Ленин напишет письмо секретарю ЦК В.М. Молотову, в котором подчеркнет: «Наконец, необходимо разграничить гораздо точнее функции партии (и Цека ее) и Соввласти; повысить ответственность и самостоятельность совработников и совучреждений, а за партией оставить общее руководство работой всех госорганов вместе, без теперешнего слишком частого, нерегулярного, часто мелкого вмешательства»[637]. Выступая на съезде, он скажет: «У нас создалось неправильное отношение между партией и советскими учреждениями… из Совнаркома тащат все в Политбюро»[638]. Фактически речь пойдет о восстановлении в сфере государственного управления норм советской Конституции 1918 г. В резолюции съезда «Об укреплении и новых задачах партии» будет записано, что «партийные организации ни в коем случае не должны вмешиваться в повседневную текущую работу хозорганов и обязаны воздерживаться от административных распоряжений в области советской работы вообще… Парторганизации сами разрешают хозяйственные вопросы лишь в тех случаях и в той части, когда эти вопросы действительно требуют принципиального решения партии»[639]. Однако решения партийного съезда останутся лишь на бумаге. Вопрос о разграничении функций партийных и советских органов будет снят с повестки дня Х Всероссийского съезда Советов, прошедшего в декабре 1922 г. и учредившего Союз ССР. В значительной мере это станет результатом не только сложившихся к этому времени с участием самого Ленина политических практик, но и его отхода по причине болезни от активной политической деятельности и возникшей в связи с этим новой конфигурации политической власти.

Набросок статьи И.В. Сталина «О политической стратегии и тактике русских коммунистов»

Июль 1921

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 944. Л. 67]

Прямо противоположные курсу Троцкого идеи формулирует в это же время Сталин. В 1921 г. Сталин осмысливает уже почти сложившуюся практику замещения партийными комитетами советских органов власти в «социалистическом строительстве». «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность», — так в июле 1921 г. он сформулирует для себя эту проблему в наброске плана брошюры «О политической стратегии и тактике русских коммунистов»[640].

Обнародовать эту максиму, которой он станет руководствоваться в своей практической деятельности, Сталин решится, однако, лишь четверть века спустя. Позиция Сталина олицетворяла сложившуюся практику, базировавшуюся на исходной ленинской посылке: необходимости формировать социализм сверху усилиями передового авангарда. Схема управления, предусматривающая формирование властной вертикали, выстроенной вокруг партии, в этом контексте выглядит вполне логичной. Именно она была опробована в ходе Гражданской войны в качестве практической модели управления, доказала свою эффективность, была оформлена в системе органов управления и отложилась в умах большинства представителей нового политического класса. Она не будет однако формально фиксироваться в документах, конституировавших государственность. Уместно предположить, что большевики слишком хорошо запомнили популярность лозунга «За Советы без коммунистов», взятый на вооружение противниками большевиков в ходе Антоновского восстания в Тамбовской губернии и Кронштадтского мятежа в 1921 г., которые во многом принудили большевиков к введению нэпа. Место партии в политической системе будет открыто, но скромно обозначено только в 1936 г. в тексте новой Советской Конституции, разработанной и принятой под руководством Сталина.

Исключительно со Сталиным сложившаяся партийно-государственная модель управления будет увязана значительно позднее, прежде всего стараниями его главного антагониста Троцкого. Сталин на самом деле лишь завершил достройку этой системы, рожденной не его усилиями и не по его инициативе.

Важнейшим моментом на пути отстраивания вертикально ориентированной системы управления станет Х съезд партии, на котором была принята знаменитая резолюция «О единстве». Ее принятие поставит заслон развитию внутрипартийной демократии, потребность в которой ясно ощущали партийные низы по мере выхода из Гражданской войны. Заслон окажется нормативным, а обеспечивать проведение этого норматива в жизнь Сталину придется на протяжении всех 1920-х гг. в многочисленных внутрипартийных баталиях. Стремление контролировать единство, проводить на местах единую политику заставит сделать следующие шаги: направлять действия аппарата, обеспечивать достижение результата, необходимого центру. Самый простой и логичный шаг — назначение ответственных руководителей, лояльных политическому руководству. Таким образом, на первый план выдвигается кадровая политика.

Именно поэтому в конце декабря 1922 г. вместо подготовки вопроса о разграничении функций партийных и советских органов для обсуждения на Х Всероссийском съезде Советов Секретариат ЦК проведет совещание секретарей областных комитетов и губкомов, съехавшихся в Москву на съезд. Совещание утвердит положение о том, что ЦК учитывает и распределяет партийных работников всероссийского, областного и губернского масштаба и что все крупные назначения проводятся Оргбюро и Секретариатом ЦК[641].

Таким образом, РКП(б) пройдет сама и проведет за собой всю страну через очередную развилку своего развития — не к демократизации своей внутренней жизни, системы государственного управления, разделению политических и государственных функций, а, наоборот, к закреплению централизованной иерархической системы госуправления, центром принятия решений и контроля их исполнения в которой станет коммунистическая партия. В этой системе законодательные, исполнительные и контрольные функции соединяются политической вертикалью партийного властвования. Советы и, говоря шире, советская власть становятся лишь одним из приводных ремней, «соединяющих партию с классом»[642]. В первой половине 1920-х гг. Советы будут окончательно вытеснены на обочину управления. Но и сама партия для Сталина окажется лишь одним из подобных же «приводных ремней», пусть и первым по важности. «Партия, сплотившаяся на основе социалистических перспектив нашего строительства, — это тот самый рычаг, который так нужен теперь для того, чтобы двинуть вперед социалистическое строительство в нашей стране», — заявит Сталин в ноябре 1926 г. на XV Всесоюзной конференции ВКП(б) [643].

В резолюции XII съезда партии будет не раз подчеркнута роль партии, почти противоположным образом тому, что говорилось на эту тему на предшествующем съезде под влиянием позиции Ленина и Троцкого: «Еще ближе к хозяйству, еще больше внимания, руководства, сил хозорганам — таков лозунг партии на ближайший период»; «руководство работой хозорганов в основных пунктах советского строительства является и должно являться основным содержанием работы партии»[644]. Один из большевистских вождей Г.Е. Зиновьев, выступая на съезде, заявит: «Мы, старые большевики-ленинцы, мы настаиваем, чтобы партия вмешивалась в работу, занимающую ⁹/₁₀ всей работы, в работу хозяйственную… Нельзя согласиться с той парадоксальной точкой зрения, что будто бы Президиум ВЦИК должен быть для Советов тем же, чем ЦК для партии. Это совершенно неверно. ЦК на то и ЦК, что он и для Советов, и для профсоюзов, и для всего рабочего класса есть ЦК. В этом заключается его руководящая роль, в этом выражается диктатура партии»[645]. Нет сомнений, что это высказывание Зиновьева целиком отражает позицию тогдашней «руководящей тройки» Зиновьев — Каменев — Сталин. Принятые съездом решения завершили трансформацию политической системы, тенденции развития которой вполне определились еще в годы Гражданской войны. Попытка, предпринятая на XI съезде Лениным и Троцким, вернуть Советам их место в политической системе, определенное Лениным в 1917 г., осталась нереализованной. Сталин продолжит эту линию партийного вторжения в хозяйственные дела и все прочие сферы управления и общественной жизни. В июле 1925 г. он, анализируя работу СТО, посетует в письме Молотову на то, что партийное руководство находится «в неловком положении, ибо оно оторвано от хозяйственных дел… Политбюро превращается из руководящего органа в апелляционный», и потребует введения членов Политбюро в состав СТО[646].

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову о перестройке Совета труда и обороны и его новом составе

Июль 1925

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 8–8 об.]

Механизм реализации партийных решений на разных этажах государственного управления внедрялся последовательно. На одном из заседаний Бюро Секретариата было указано, что «постановления ЦК оформляются в советском порядке в виде законодательных актов или распоряжений. Поэтому сами вопросы… доводятся до сведения и широких слоев населения в советском порядке. Секретным является порядок прохождения вопросов через партийную организацию, постановления которой являются директивой партии тому или иному члену. Поэтому каждый член партии, получив директиву партийного органа, проводит таковую в жизнь от своего имени по занимаемой должности»[647].

Ограниченная легальность партийной деятельности, отмеченная выше, лишь подчеркивала общий внеправовой характер деятельности партии. Об этом открыто заявит в 1929 г. Л.М. Каганович, выступая в Институте советского строительства и права 4 ноября 1929 г.: «Мы отвергаем понятие правового государства. Если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьез о правовом государстве и тем более применяет понятие «правового государства» к Советскому государству, то это значит, что он идет на поводу буржуазных юристов, это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения о государстве»[648]. Не раз высказывался на эту тему и сам Сталин: «…для нас, для большевиков, формальный демократизм — пустышка…»[649]

Руководство партии не просто занималось социальной мимикрией, выдвигая на первый план Советы и маскируя таким образом свое реальное положение в системе органов государственного управления. Довольно рано выявилось стремление засекретить и само функционирование партии, принимаемые ею решения, механизмы их реализации. Причем эта конспиративная система встала на ноги еще при Ленине, вероятно, как наследие предшествующего — нелегального в основном — периода развития партии. Сначала внутри Секретариата в 1920 г. была создана секретно-директивная часть, выделенная затем в 1921 г. в самостоятельное Бюро Секретариата. В нем и сосредоточилось секретное делопроизводство высших органов партии, регламентированное специальной «Инструкцией о порядке хранения и движения секретных документов» (принята 30 августа 1922 г.). С 1922 г. Бюро возглавлял первый помощник Сталина. Характерно, что контроль порядка и условий исполнения пересылки такого рода документации, а также ее хранения возлагался на органы ГПУ. В связи с этим нельзя не вспомнить, что большевистский ЦК в момент создания ВЧК заявлял о том, что «ЧК созданы, существуют и работают лишь как прямые органы партии, по ее директивам и под ее контролем»[650]. Сталин не просто вернет дух конспиративности в деятельность партии. В августе 1924 г. пленум ЦК утвердит «Правила обращения с конспиративными документами ЦК РКП», которые будут разосланы в виде секретного циркуляра от 5 сентября 1924 г. за подписью Сталина. Засекречивание собственной деятельности как нельзя лучше характеризует восприятие большевистским руководством окружающей реальности. Даже находясь у власти и победив в Гражданской войне, большевики ощущали себя во враждебном окружении — внешнем и внутреннем. Именно из подобного восприятия реальности и родится позднее знаменитый тезис Сталина об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму.

Сделавшись генеральным секретарем, Сталин по должности возглавил работу Секретариата и Оргбюро ЦК. Расставив лояльных себе сотрудников, он получил в свои руки рычаги управления решениями всего ЦК. И не только за счет «правильной» предварительной подготовки. Уже в 1923 г. на февральском пленуме ЦК будет принято постановление, что единогласное решение Секретариата, не опротестованное ни одним членом ЦК в течение 48 часов с момента вручения протокола заседания, считалось постановлением Оргбюро ЦК и становилось обязательным к исполнению.

В середине 1920-х гг. завершается в целом формирование советской политической системы, доминирующим центром которой становятся руководящие органы коммунистической партии. Показательной в этом отношении следует считать дискуссию, развернувшуюся на заседании Политбюро 2 ноября 1925 г., на которое был вынесен вопрос «О хлебозаготовках и экспортно-импортно-валютном плане». Обсуждение этого вопроса было начато ранее — 26 октября, а уже 28-го СТО под председательством Л.Б. Каменева рассмотрит вопрос о конъюнктурном обзоре народного хозяйства за IV квартал 1924/25 хозяйственного года. Сталин получит итоговое постановление СТО и начнет заседание Политбюро с постановки принципиального для него и всей системы управления вопроса. «В этом постановлении, — скажет Сталин, — имеются все те решения, которые должны быть вынесены Политбюро предварительно, как директивы для СТО… Я считаю, что это постановление СТО, принятое в момент, когда в Политбюро обсуждают все эти вопросы, причем решение еще не принято, ставит Политбюро в ненормальное положение и делает его работу беспредметной». Сталин потребует «это постановление задержать исполнением, с тем чтобы СТО вновь рассмотрел эти вопросы на основании директив, которые будут приняты Политбюро». Заявление Сталина вызовет бурную реакцию Каменева. «Я не вполне понимаю речь т. Сталина, — заявит он. — Товарищ Сталин, по его речи, считает, что СТО должен прекратить свою работу». Сталин отпарирует: «Легко изображать из себя обиженного. Никто текущей работы СТО не оспаривает, но известно, что было специальное постановление Политбюро, что вопрос о хлебозаготовках был выделен для специального обсуждения на специальном заседании… СТО выступает теперь с соответствующим принятым решением по вопросу, по которому еще нет директивы». Сталина поддержит председатель Совнаркома СССР А.И. Рыков. Стороны обменяются упреками в неискренности и «лицемерничаньи». Каменев заявит о дискредитации СТО и нарушении «всей экономической работы государственного управления». Завершится эта перепалка заявлением Каменева об отставке. Сталин не воспользуется случаем, и отставку Каменева не примут, а Сталин подтвердит: «Пусть т. Каменев знает, что никто не добивается его снятия из СТО и здесь совершенно лишне на эту почву выносить вопрос», и продолжит настаивать: «Решение СТО надо признать предварительным, пускай сам Каменев решит, как это оформить»[651]. Сталин будет поддержан большинством участников заседания из состава членов, кандидатов в члены Политбюро и членов ЦК. Как свидетельствует стенограмма, позиция Сталина базировалась не только на желании утвердить свое первенство и «подведомственного» ему политического органа управления (Политбюро). На заседании действительно подробно и по существу дела разбирался целый ряд проблем, оказавшихся в фокусе внимания партийно-государственного руководства. Абстрагируясь от содержательной стороны дела и межличностного конфликта Сталина и Каменева, нельзя не увидеть того, как в этой полемике прорывается в публичную плоскость институциональный конфликт между политическими и государственными органами управления. Беспокойство Каменева можно понять, ведь 15 октября Политбюро создало комиссию в составе Рыкова, самого Каменева, Сталина, Куйбышева и Сокольникова «для проработки вопроса об упорядочении и увязке работы центральных учреждений». Было решено внести изменения в регламент Политбюро и «установить кроме обычных дней заседаний Политбюро (4 дня в месяц) еще два дня в месяц для специальных заседаний Политбюро по вопросам государственного и особенно хозяйственного строительства»[652].

Постановление Политбюро ЦК РКП(б) о его работе и взаимоотношениях между центральными учреждениями

15 октября 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 510. Л. 26]

В ходе дебатов Каменев вспомнит заявление председателя ЦКК В.В. Куйбышева о целесообразности ликвидации СТО, а сам Куйбышев заявит еще о необходимости создания Президиума СНК как руководящего органа, который бы «решал эти боевые и важнейшие политические вопросы». Каменев получит поддержку с неожиданной стороны. Дзержинский припечатает: «Таким образом советские органы действительно снизошли до какого-то придатка Политбюро. Это факт… Мне кажется, т. Сталин ошибается, не может никакое постановление СТО дискредитировать Политбюро, а наоборот, до сих пор Политбюро уничтожало авторитет СТО и СНК. Это политически существенный факт». Выступление Дзержинского ничего не решит. Сокольников потребует «установить, кто дает общие директивы, порядок инстанций обсуждения»[653]. Постановление СТО без особого нажима Сталина будет дезавуировано, а участники заседания, представлявшие все высшие директивные органы, получат наглядный урок по теме «кто в доме хозяин». Сталин, кстати говоря, очень скоро в своем ближайшем окружении и получит этот титул — «Хозяин». В этой связи трудно удержаться от того, чтобы не припомнить, как в 1897 г. во время переписи населения, Николай II, отвечая на вопрос анкеты «род занятий», поименует себя: «Хозяин Земли Русской».

А.И. Рыков, занявший сторону Сталина в только что описанном конфликте, через два с половиной года сам окажется в том же положении, что и Каменев.

В начале марта 1928 г. он напишет письмо, адресованное Сталину, Молотову и Бухарину. Посчитав, что Политбюро оказало ему недоверие как руководителю правительства, Рыков в ультимативной форме заявит: «Я в качестве председателя СНК и СТО работать больше не буду. Предлагаю сделать такую расстановку сил, чтобы на ближайшем пленуме и сессии ЦИК сделать необходимые перемещения, а меня наметить на Урал»[654].

Валериан Владимирович Куйбышев

Октябрь 1925

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 383. Л. 1]

Усилиями Сталина и Бухарина тогда конфликт будет погашен.

Очевидно, что взаимодействие высших директивных органов Политбюро правящей партии, СНК, СТО, Всесоюзного совета народного хозяйства, ЦИК СССР — с функционалом, закрепленным за ними в самом общем виде, не могло не порождать межведомственных конфликтов, институциональных по своей природе. В 1930-х гг. Сталин проведет упорядочение системы управления, СТО и ВСНХ в конечном итоге будут упразднены. А сейчас, в конце 1925 г., максима Сталина «Политбюро дает директивы, а СТО (читай — все органы государственного управления. — А. С.) — конкретные указания»[655] приобретет нормативное значение. Партийное государство встало на ноги, и о прежних дискуссиях «партия или Советы» следовало забыть. Эхо этих дискуссий еще будет звучать в дальнейшем, но разговор на Политбюро 2 ноября 1925 г., как нам кажется, вполне обозначил временной рубеж становления «партии-государства». На этом же самом заседании Сталин выступит с еще одним важным предложением, которое обозначит направление эволюции управленческих структур. Он предложит создать комиссию для подготовки проекта решения по рассматривавшемуся вопросу, «дать определенный срок комиссии и, в случае единогласия, считать решением Политбюро»[656]. Таким образом, ясно проявится его стремление решать вопросы управления, минуя коллегиальные формы обсуждения и согласования ведомственных и личных интересов, что позволяло продвигать нужные решения «в рабочем порядке» руками управляемых деятелей, назначаемых в комиссии волей Сталина. Институциональных и административных способов выполнения принимавшихся решений окажется недостаточно. На заседании Политбюро 11 января 1926 г. выяснится, что ряд предшествующих решений не был выполнен. Сталин задаст собравшимся вопрос: «Может быть, нужно принять меры партийного взыскания в отношении партийных товарищей (партийцам, в уголовном порядке для того, чтобы подобные вещи прекратить) и уголовного взыскания в отношении беспартийных для того, чтобы обеспечить проведение решений высших учреждений»? Этот дважды повторенный им в ходе заседания риторический вопрос ясно указывает на одну из причин будущих репрессий в отношении представителей управленческой элиты, которые очень скоро займут столь заметное место в сталинских управленческих практиках [657].

«О назначениях». Формирование номенклатуры

Одним из сильнейших раздражителей для граждан Союза ССР в последние годы его существования стали так называмые привилегии для представителей партийно-государственной номенклатуры. И сама номенклатура, и ее привилегии начали формироваться на заре советской власти, когда партийные работники, получая за это материальное вознаграждение, стали направляться на ответственные военные и гражданские участки работы для выполнения тех или иных исполнительных функций или политических комиссаров при формальных руководителях из беспартийных.

Сталин в итоге создаст систему, по направлению к которой робко двигался Ленин, оставивший многочисленные записки, свидетельствующие о его специальном внимании к нуждам ближайшего окружения. Частные случаи такой заботы со стороны вождя большевиков скоро перерастут в систему. 4 мая 1921 г. Ленин напишет Молотову, занимавшему в то время пост секретаря ЦК: «Оказывается (я только теперь узнал), есть дом отдыха Совнаркома (дача) и находится он в управлении Управдела[ми] Совнаркома. Я боюсь, что это вызовет нарекания. Может быть, рациональнее было бы назвать этот дом отдыха просто по номеру…»[658] Проходит всего две недели, и Ленин уже требует от Молотова «обязать ПеКа [Петроградский комитет] устроить по одному дому отдыха для ответ[ственных] раб[отников] Питера в Эстонии и Финляндии…»[659], то есть за границей, подальше от глаз трудового народа. 19 мая 1922 г. Ленин вернется к этому вопросу в письме к Сталину. «Не пора ли основать, — напишет он, — 1–2 образцовые санатории не ближе 600 верст от Москвы? Потратить на это золото; тратим же и будем долго тратить на неизбежные поездки в Германию»[660].

Иосиф Виссарионович Сталин

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1650. Л. 4]

Ленин, адресуясь к Сталину, имел в виду уже распространенную практику поездок за рубеж, прежде всего в Германию, представителей советского партийно-государственного руководства с лечебными и рекреационными целями. Ленин рекомендует «образцовыми признать лишь те санатории, где доказана возможность иметь врачей и администрацию пунктуально строгие, а не обычных советских растяп и разгильдяев». Завершая письмо, совсем уже «секретно» Ленин добавит: «В Зубалове, где устроили Вам, Каменеву и Дзержинскому, а рядом устроят мне к осени, — надо добиться починки желдорветки, полной регулярности движения автодрезин, тогда возможно быстрое и конспиративное и дешевое сношение круглый год. Нажмите и проверьте. Также рядом совхоз поставить на ноги»[661].

Письмо В.И. Ленина И.В. Сталину о положении в Наркомате земледелия и организации санаториев в СССР

19 мая 1922

Автограф В.И. Ленина

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25989. Л. 1–1 об.]

Проблема материального обеспечения управленческих кадров, к которой таким образом только подступал Ленин, будет системно решена Сталиным. Государственный аппарат, для Сталина, «есть основной массовый аппарат, соединяющий рабочий класс, стоящий у власти, в лице его партии, с крестьянством, и дающий возможность рабочему классу, в лице его партии, руководить крестьянством»[662]. Формирование госаппарата и условия его функционирования становятся предметом специального внимания. В августе 1922 г. XII конференция РКП(б) примет постановления «Об улучшении материального положения членов РКП» и «О материальном положении активных партработников». В последнем из них определялась численность «командного состава партии» в количестве 15 235 человек. Этот «боевой» авангард обеспечивался ставками оплаты труда определенного размера, жильем, медицинской помощью и др. за счет партии[663]. В основу было положено постановление Наркомата труда и ВЦСПС о ставках для ответственных политических, советских, кооперативных, профсоюзных и хозяйственных работников. Представители партаппарата займут высшие строки в этой тарифной сетке — разряды с 12-го по 17-й. Естественно, что учет и движение кадров, обеспечиваемых материально в централизованном порядке, могли осуществляться также лишь централизованно. Для этих целей Секретариатом создается учетно-распределительный отдел. 1923 г. станет временем активного формирования номенклатуры. Достраивается система управления номенклатурой введением судебного иммунитета для высших партийных руководителей. 16 марта 1923 г. Оргбюро ЦК принимает постановление об особом порядке привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов[664].

В организационном отчете ЦК на XII съезде РКП(б) в апреле 1923 г. Сталин так опишет эту систему управления кадрами: «После того, как дана правильная политическая линия, необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, как свои родные, и умеющие проводить их в жизнь. В противном случае политика теряет смысл, превращается в махание руками…»[665]

12 октября 1923 г. Оргбюро утвердит так называемую номенклатуру. К ее созданию руководство аппарата ЦК поступательно продвигалось начиная с 1922 г. Выдвиженец Сталина и его верный «оруженосец» Л.М. Каганович, выступая 29 декабря 1922 г. на совещании секретарей городских комитетов партии и заведующих орготделами, скажет: «Учет и распределение партсил должно занять в работе орготдела [ЦК] одно из первых мест»[666]. 8 ноября 1923 г. на заседании Оргбюро ЦК с участием Сталина будет создана комиссия, итогом деятельности которой станет постановление «О назначениях», принятое уже через несколько дней. Каганович, апеллируя к установкам Ленина на XI съезде, заявит о необходимости расширения его рекомендаций «до задачи слияния партии с государственным аппаратом», затем не раз повторит на заседании: «Мы свою работу строим на основе «закрепления влияния партии на государственный аппарат… Мы предлагаем установить твердую номенклатуру в три тысячи должностей…»» Обрисует Каганович и перспективу, назвав ее численность в 73 тыс. человек «для того, чтобы охватить советский, партийный и профессиональный аппарат сверху донизу». Будет поставлена также задача не просто учета и распределения работников аппарата, но и их производства и воспитания[667]. Главным в кадровой работе станет принцип, провозглашенный Сталиным на XII съезде: «Каждого работника изучать по косточкам»[668]. При этом речь шла не только о политической лояльности. Многочисленные документы Секретариата и Оргбюро свидетельствуют о взятом в подборе кадров курсе на специализацию. Профессиональные компетенции представителей номенклатуры с течением времени становятся почти не менее значимыми, чем политическая лояльность. ЦК прямо обяжет Учраспред заняться «планомерным пересмотром руководящих верхушек». В 1923 г. станет системой так называемое назначенство (так эта практика именуется в документах), фактически заменившее принцип выборности руководящих партийных органов. Формируется слой номенклатуры — партийно-государственной бюрократии. Назначенство, как и периодические партийные чистки, стали средством контроля и обеспечения лояльности кадров, препятствуя их закреплению на местах, обрастанию устойчивыми патроно-клиентскими связями.

В последние годы жизни Ленин не раз признавался в том, что в деле создания нового аппарата управления большевики потерпели неудачу. Властная структура, где имелась возможность лучшего жизнеобеспечения, привлекала карьеристов и корыстолюбцев. «К правящей партии примыкают худшие элементы уже потому, что эта партия есть правящая», — констатировал вождь большевиков в декабре 1919 г. Опасность со стороны новобранцев, пришедших в партию не ради идеи, потребовала специальных циркуляров ЦК по борьбе со злоупотреблениями, а затем и партийных чисток. Но результаты этой работы были совсем не те, на которые рассчитывал Ленин. «Аппарат [управления] получился у нас старый», — признался он в своем выступлении на пленуме Московского Совета 20 ноября 1922 г.[669] Единственным способом борьбы с этим злом, придуманным большевиками, оказались партийные чистки, приобретшие особый размах в сталинскую эпоху. Однако в практику большевистской партии они вошли именно в ленинский период ее развития. Первую из них ЦК РКП(б) проведет после Х съезда. В постановлении ЦК от 18 января 1922 г. будет сказано: «Мы производим… именно генеральную чистку, чтобы в наших рядах не осталось ни одного сомнительного… коммуниста». В ходе чистки партия будет сокращена с 732 тыс. до 410 тыс. членов. Вряд ли случайно, что в рамках своего курса на создание режима личной власти Сталин в 1929 г. начнет с общепартийной генеральной чистки партии (второй по счету), в ходе которой из партии будет исключено более 100 тыс. коммунистов[670]. Позднее «идеологические» чистки и кампании покажутся Сталину недостаточными, и он перейдет к чисткам физическим посредством репрессий.

Постановление «О назначениях» станет рубежным, поскольку закрепит порядок назначения на должности, связанные с государственным управлением, решениями партийного органа — Секретариата ЦК РКП(б). И это притом, что на тот момент ключевое положение партии в системе органов государственного управления еще не было закреплено конституционно и находилось, таким образом, за пределами правового поля. Принятые решения целиком совпадали с многочисленными высказываниями Ленина на этот счет: «Верхушки партии являются верхушками советского аппарата: это одно и то же»[671]. Лишь в последний год своей активной жизни он, вслед за Троцким, задумается об институциональном разграничении деятельности партийных и государственных органов.

Сталин возьмет курс на унификацию и централизацию учетно-распределительной кадровой деятельности партии. В последующем будет проведен ряд мер, реорганизующих деятельность аппарата ЦК в этом направлении. Важнейшим станет включение в ноябре 1925 г. в номенклатуру перечней «выборных должностей», что фактически уничтожит демократические принципы формирования органов власти, формально зафиксированные Конституцией СССР 1924 г. По номенклатурам проходили не только должности, связанные с исполнением функций государственного управления, но и должности в общественных организациях: профсоюзах, комсомоле, кооперативных центрах и др. Конечно, и выборные должности в республиканских партийных организациях также входили в номенклатуру ЦК[672]. «Можно ли это назвать твердым иерархическим бюрократическим аппаратом?», — задастся однажды риторическим вопросом Каганович, описывая возникающую управленческую структуру[673]. Заданный вопрос ответа не требовал.

Таким образом, партийный аппарат под руководством Сталина совершил небольшой «государственный переворот», в ходе которого советская форма организации социалистического государства фактически уступила свое место партийному государству. Итоги этого переворота формально-юридически будут закреплены спустя десятилетие в так называемой сталинской Конституции 1936 г. В статье 126 ВКП(б) будет провозглашена организацией, «представляющей руководящее ядро» всех организаций трудящихся как общественных, так и государственных. Под руководством Сталина было действительно завершено строительство высокоцентрализованной иерархической бюрократической системы управления всеми государственными и общественными организациями в стране.

О сталинских принципах подбора кадров и целях создания кадрового корпуса партии, сформулированных им на XII съезде РКП(б), мы уже говорили выше. Партии, тогда скажет Сталин, требуются люди, «умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, как свои родные, и умеющие проводить их в жизнь». Поставит Сталин и задачи: «Раньше… Учраспред ограничивался рамками губкомов и укомов, при помощи которого партия держит в руках наш хозаппарат и осуществляет свое руководство. И было решено Центральным комитетом расширить аппарат Учраспреда как в центре, так и на местах…»[674] Резолюция съезда «По организационному вопросу» фактически воспроизведет установки Сталина.

ЦК РКП(б) в течение 1920-х гг. будет уделять неослабевающее внимание вопросу подготовки партийных кадров через систему коммунистических университетов. В их ряду самое заметное место займут Коммунистический университет им. Я.М. Свердлова и Коммунистический университет трудящихся Востока им. И.В. Сталина (КУТВ)[675].

Методы управления аппаратом помимо чисто бюрократических процедур включат в арсенал и «кнут», и «пряник». В начальный период становления номенклатуры целям «очищения» партии, судя по всему, должно было служить установление так называемого партмаксимума. 23 июня 1921 г. постановлением ВЦСПС было установлено, что зарплата коммунистов-специалистов, работающих по специальности, не должна превышать 150 % от уровня средней зарплаты в подконтрольных предприятиях и учреждениях. Эта мера должна была в том числе ограничить приток в компартию людей, увидевших возможность решения своих материальных проблем в принадлежности к правящей партии[676]. На XII партконференции, как уже говорилось, будет решено «немедленно принять меры» по повышению окладов партработников, их обеспечению в «жилищном отношении», «медицинской помощью», в «отношении воспитания и образования детей». Конференция приняла решение: «Положить в основу новое постановление Народного Комиссариата Труда ВЦСПС… о ставках для ответственных политических, советских, профессиональных, кооперативных и хозяйственных работников и применить соответствующую тарифную сетку». Нельзя не увидеть противоречия между ограничениями, накладываемыми на рядовых коммунистов, и специальным вниманием к вопросам материального обеспечения партфукционеров, попавших в партноменклатуру.

При этом уже на раннем этапе становления управленческой системы советское руководство столкнется со стремлением партийно-советской номенклатуры выйти за рамки установленных для нее норм потребления. Так, 19 октября 1923 г. ЦК и ЦКК РКП(б) направят на места пространный циркуляр № 58 «О борьбе с излишествами и с преступным использованием служебного положения членами партии». Помимо общих призывов к экономии, циркуляр переполнен конкретными примерами злоупотреблений. Их перечень и состав настолько примечательны и так не вяжутся с устоявшимися у многих романтическими представлениями о революционной эпохе, что мы позволим себе назвать некоторые из них. Центральные и местные организации, укажет циркуляр, «раздувают незаконно штаты без всякой нужды, содержат автомобили и гужевой траспорт», отдельные работники имеют в своем собственном распоряжении, а часто и в личном владении автомобили, собственные конюшни со скаковыми и выездными лошадьми, собственные коляски и т. д.». Циркуляр потребует «обратить внимание на использование государственных средств на оборудование квартир» и дач для отдельных «работников», на стремление обставить с «совершенно ненужной роскошью» кабинеты и частные жилища; потребует «сократить всякого рода натуральные выдачи» и «так называемые премии». Касаясь личного поведения ответственных работников, циркуляр поставит задачу «провести полное запрещение ношения всякого рода драгоценных украшений» коммунистам и коммунисткам, «повести борьбу с вошедшим в моду чествованиями ответственных работников по случаю их юбилеев, перемещений и т. п.», «устройства на государственный и общественный счет всякого рода банкетов»; «запретить коммунистам как подношение, так и принятие драгоценностей и других дорого стоящих подарков». «Посещение всякого рода ресторанов, кафе, садов со спиртными напитками сплошь и рядом являются наклонной плоскостью, по которой наиболее слабые, неустойчивые характеры скатываются до тотализатора, картежной игры», взяточничества, хищений и т. д. Отдых ответработников в санаториях и домах отдыха также вызывал много нареканий, поскольку ими «пользуются сплошь и рядом совершенно здоровые люди, не нуждющиеся абсолютно ни в каком лечении». Указал циркуляр на «заполнение домов отдыха семьями или членами семейств посылаемых на отдых работников». Причем, «очень часто» на курорты отправлялись вагоны «для того, чтобы доставить одного только пассажира из Москвы до курорта. За счет государственных средств отправлялись платформы с автомобилями на те же курорты, так же для личного пользования». Специальное внимание уделено в циркуляре расходам на командировки, особенно зарубежные, ведь «очень часто заграничные командировки даются без достаточных оснований, и на них затрачиваются средства, далеко превышающие средний уровень необходимых расходов, что вызывает неприязненное отношение со стороны рабочих масс». Проблема социального расслоения и неизбежно возникающей социальной розни станет специальной заботой авторов циркуляра. Ставя задачу «повести борьбу» с «излишествами», ЦК и ЦКК «особенно подчеркнут», чтобы эта борьба «ни в коем случае не выродилась в борьбу «низов» и «верхов»»[677]. Обуздание аппетитов управленческой «элиты», контроль ее деятельности станут одной из повседневных задач сталинского управления.

Л.Б. Каменев, В.И. Ленин, Г.Е. Зиновьев, М.И. Калинин среди членов ВЦИК во время работы IV сессии ВЦИК 9-го созыва в Кремле

31 октября 1922

[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 369]

Параллельно созданию касты управляющих будут приняты меры к выводу ее из-под общественной критики, вероятно, именно с той целью, чтобы не допустить «борьбы «низов» и «верхов»». 2 февраля 1923 г. Оргбюро ЦК примет постановление о запрещении публикации критических материалов о деятельности партийных органов и ГПУ без ведома партийных комитетов[678].

В течение полутора-двух лет Сталин завершит работу по созданию единой организационно-кадровой системы. Итоги этой работы подведет Оргбюро в ноябре 1925 г., когда будет принято новое положение «О порядке подбора и назначения работников». К этому времени Сталин создаст достаточно стройную систему управления и поставит под свой контроль функционирование партийного аппарата. Ему останется достроить эту систему доверху, устранив источник внутренних потрясений в виде представителей большевистской политической верхушки, продолжавшей продуцировать многочисленные конкурирующие политические программы социалистических преобразований.

Завершит этот этап партийного строительства XIV съезд, прошедший в декабре 1925 г. На нем партия будет переименована во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) — ВКП(б).

В ее новом уставе, принятом на съезде, будет подчеркнуто, что «строжайшая партийная дисциплина является первейшей обязанностью всех членов партии и всех партийных организаций. Постановление партийных центров должно исполняться быстро и точно… Неисполнение постановлений высших организаций и другие проступки, признаваемые преступными общественным мнением партии, влекут за собой: для организации — порицание, назначение временного комитета сверху и общую перерегистрацию (роспуск организации); для отдельных членов партии — тот или другой вид порицания… исключение из партии с сообщением о проступке административным и судебным властям»[679]. Вовлечение судебных властей в практику работы общественной организации, которой являлась компартия, стало важной новацией. С одной стороны, партийное руководство получило серьезный инструмент принуждения партийных работников и членов партии в целом к строгому следованию партийной дисциплине, с другой — происходило очевидное размывание правового пространства — судебному преследованию становились подведомственны в том числе общественные проступки.

В начале 1930-х гг. Сталин сочтет, что материальное стимулирование коммунистов слишком важный элемент обеспечения лояльности, чтобы продолжать существовать в прежних спартанских формах. Постановлением Политбюро от 8 февраля 1932 г. партмаксимум будет отменен. Было решено «впредь коммунистов-специалистов оплачивать по существующим для беспартийных специалистов ставкам…» Для «категории коммунистов организаторов и администраторов устанавливались три группы «предельных окладов» в зависимости от приоритетности отрасли производства. Внутри этих категорий предусматривалась дополнительная градация еще на три группы в зависимости от размеров предприятия. Наркомтруду, Наркомфину и ВЦСПС поручалось выработать такой проект изменений в системе налогообложения зарплаты, чтобы эти «обложения не могли в какой бы то ни было мере ослабить установленное… повышение зарплаты коммунистов и беспартийных…»[680] Начинался новый этап в жизни советской номенклатуры…

А.А. Жданов и И.В. Сталин в группе членов Волжской делегации на XIV съезде РКП(б)

Декабрь 1925

[РГАСПИ. Ф. 422. Оп. 1. Д. 87. Л. 1]

«В ЦК есть другой ЦК». Внутрипартийная борьба и возвышение Сталина

С конца мая 1922 г. из-за болезни Ленин потерял возможность активно участвовать в работе по руководству партией и государством. 25 мая у него случился инсульт, поставивший его на грань жизни и смерти. Совершенно естественно, что вопрос о политическом руководстве выдвинулся на первое место в политической повестке дня. Ленин к этому моменту персонально соединял важнейшие функции государственного и партийного управления. Он являлся председателем правительства СНК, СТО, неформальным лидером Политбюро ЦК и ЦК РКП(б), председательствующим на его заседаниях. Под его влиянием, прямым или опосредованным управлением находились и соответствующие аппараты.

На излете своей практической деятельности, уступая болезни, Ленин неожиданно для большинства в своем окружении сделает ставку на союз с Троцким. В сентябре 1922 г., когда Ленин ненадолго вернется к работе, он предложит Троцкому занять пост заместителя председателя Совнаркома. Судя по всему, своим преемником на этой позиции вождь в последний период своей жизни стал видеть именно Троцкого. И нельзя исключать того, что именно Совнарком, а не ЦК партии, виделся Ленину центром системы управления Страной Советов и социалистическим строительством. Вероятным представляется и стремление сбалансировать таким образом рост влияния Сталина и стоявших за ним партийных кругов, для которых «политком» (политический комиссар) оставался ключевой фигурой управления во всех сферах жизни общества.

Наоборот, в подходе Сталина к управлению центральное место заняла партия, генеральным секретарем которой он к этому времени стал, отказавшись от подавляющего большинства своих обязанностей и постов в аппарате государственного управления. Оппонировать Ленину по вопросам взаимоотношений партии и государственных органов он стал именно потому, что объектом его устремлений являлась концентрация партийно-политической власти. И хотя пост председателя Совнаркома уже тогда, вероятно, представлялся ему важной, но второстепенной технической должностью, выдвижение Лениным Троцкого на этот пост не могло не расцениваться Сталиным как угроза. Во-первых, его положению фактического руководителя партийного аппарата и, как он рассчитывал, партии. Ведь становясь заместителем Ленина в Совнаркоме, Троцкий, несомненно, набирал еще больший политический вес (и так уже немалый), увеличивая таким образом свое влияние на принятие политических решений. Во-вторых, возвышение Троцкого по государственной линии несло угрозу положению самой партии в структуре управления созданным государством. Сталин, вероятно, с большим облегчением вздохнул, когда Троцкий отказался от предложения Ленина, и 14 сентября Политбюро приняло решение назначить заместителем председателя Совнаркома и СТО одного из двух ближайших на тот момент «соратников» Сталина — Л.Б. Каменева [681].

В.И. Ленин и И.В. Сталин в Горках

11 июля — 5 августа 1922

[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 324. Л. 1]

Последнее публичное выступление Ленина состоялось 20 ноября 1922 г. на пленуме Моссовета. В мае следующего года он покинул Москву и окончательно переехал в подмосковную усадьбу Горки. Нарушая запрет Политбюро на работу, в период болезни, с 23 декабря 1922 по 2 марта 1923 г. Ленин надиктовал ряд посланий, адресованных ЦК, среди них «Письмо к съезду», «О придании законодательных функций Госплану», «К вопросу о национальностях или об «автономизации»», «Странички из дневника», «О кооперации», «О нашей революции», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше».

В конце декабря 1922 — начале января 1923 г. Ленин продиктовал самую известную из своих последних работ — «Письмо к съезду», которое часто называют «политическим завещанием» Ленина[682]. В нем он выступил с предложением увеличить число членов ЦК за счет рядовых работников, дал критические характеристики видным партийным деятелям (Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Бухарину, Пятакову) и подверг критике в том числе личные качества Сталина, потребовав его перемещения с поста генерального секретаря ЦК РКП(б). Происходит фактический разрыв Ленина со Сталиным. На XIII партийном съезде письмо огласили на собраниях отдельных делегаций, но Политбюро не стало настаивать на предложении Ленина, и Сталин был переизбран генсеком.

Уход Ленина с политической арены, как и описанные выше обстоятельства, и предопределит во многом остроту дебатов, которые развернутся в недрах компартии в конце 1922–1923 г. Институциональные угрозы партии осмысливались «руководящей» группой Политбюро в составе Сталина, Каменева и Зиновьева через призму личного соперничества с Троцким. Это соперничество, конечно, имело совсем не только институциональную подоплеку. Личное соперничество, замешанное на амбициях, неудовлетворенном честолюбии, безусловно, также являлось важнейшим движителем развивавшегося конфликта.

* * *

Между тем, развитие процессов государственного, хозяйственного, партийного строительства, умножение и усложнение задач со всей определенностью требовали диверсификации управленческого производства. Болезнь и отход Ленина от дел актуализировали проблему распределения в среде управленческой элиты функциональных обязанностей и связанных с ними должностей, стали катализатором борьбы за верховенство среди членов Политбюро ЦК, входивших в ближайшее окружение вождя. Партия в этот период завершает институционализацию своих организационных структур. Для управления ими создается аппарат во главе со специально учрежденной в начале 1922 г. должностью генерального секретаря. Исходя из своих представлений о месте партии в созданной политической системе, Сталин начнет борьбу за главенство аппарата партии среди существующих аппаратов управления и, соответственно, за свое первенство среди большевистских «вождей».

Одним из важнейших эпизодов борьбы внутри большевистской элиты станет уже упоминавшееся «грузинское дело», которое развернулось с сентября 1922 г. Напомним основные его моменты. В это время Сталин в соответствии с поручением ЦК подготовил предложения по урегулированию отношений Москвы с советизированными окраинами бывшей Российской империи. Предложенный им план «автономизации» (включения окраин в состав РСФСР на правах автономий) встретил сопротивление в Грузии, «подавляя» которое, эмиссар Москвы Г.К. Орджоникидзе позволил себе рукоприкладство. Ленин придал тогда этому эпизоду политическое звучание, причем считал, что разбирательство тормозится Сталиным и Дзержинским. Оценивая ситуацию, Л.Б. Каменев напишет Г.Е. Зиновьеву, что Ленин хочет не только примирения в Закавказье, «но и определенных организационных выводов наверху»[683]. Очевидно, что в «грузинском деле» Ленин увидел опасность для своего плана государственного строительства, но не только. 5 марта 1923 г. Ленин пишет Троцкому письмо с просьбой «взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии»[684]. Побудительным мотивом обращения к Троцкому, помимо содержательной стороны дела, стало намерение Ленина противодействовать дальнейшему возвышению Сталина. В тот же день он направляет письмо Сталину с ультиматумом «взять сказанное назад и извиниться или… порвать между нами отношения»[685]. Ленин требовал от Сталина извинений за «разнос», устроенный Крупской за нарушение изоляции Ленина, а значит, и формальное нарушение ею партийной дисциплины. Поскольку именно на Сталина в декабре 1922 г. Политбюро возложило персональную ответственность «за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений, так и переписки»[686], тот счел целесообразным продемонстрировать жене вождя свои «полномочия».

К этому моменту внутри Политбюро Сталин, Зиновьев и Каменев организовали фактически фракционное объединение — так называемую тройку, основанную на противодействии Троцкому. Все три партийных лидера, как уже отмечалось, на тот момент совмещали ряд ключевых постов. Зиновьев возглавлял Петроградскую парторганизацию, одновременно являясь председателем Исполкома Коминтерна. Каменев возглавлял Моссовет, являлся заместителем председателя Совнаркома и одновременно СТО, объединявшим ряд ключевых наркоматов. С отходом Ленина от политической деятельности именно Каменев стал чаще всего председательствовать вместо него на заседаниях Совнаркома. Сталин же объединял руководство одновременно с Секретариатом и Оргбюро ЦК, возглавлял также Рабкрин и Наркомнац. В противовес «тройке» Троцкий руководил Красной армией на ключевых должностях наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета.

Ни для кого в партии блокирование трех членов Политбюро секретом являться не будет. Политика «руководящей группы» будет не раз становиться предметом публичных обсуждений. В апреле 1923 г. на XII съезде председатель Ревизионной комиссии В.П. Ногин робко заявит, что «в последнее время в нашей партии происходит некоторое оттирание старых партийных работников». В.В. Косиор, избранный на съезде кандидатом в члены ЦК, выскажется определеннее и резче: «Руководящая группа Центрального комитета в своей организационной политике в значительной степени проводит групповую политику… Эта, товарищи, политика в первую голову проявляется в той организационной форме, в которой у нас происходят подбор и использование ответственных работников для советской и партийной работы. Десятки наших товарищей стоят вне этой работы не потому, что они худые организаторы, не потому, что они плохие коммунисты, но исключительно потому, что в различное время и по различным поводам они участвовали в тех или иных группировках, что они принимали участие в дискуссиях против официальной линии…»[687] Сталин будет вынужден отвечать на обвинение Косиора, но сведет ответ лишь к двум конкретным случаям — Троцкого и Шляпникова, построив на этих двух, выгодных для своей позиции, примерах обобщение, позволившее ему отвергнуть куда более широкую претензию. Из опубликованных тогда же в 1923 г. бюллетеней и стенограммы заседаний съезда этот «оправдательный» пассаж из речи Сталина будет изъят согласно его собственному предложению. Вероятно, сознавая не слишком высокую убедительность приведенной аргументации, в день своего выступления 19 апреля он послал в Президиум съезда записку, в которой писал, что это место не стоит включать в протоколы, если сами заинтересованные лица этого не потребуют. На следующий день Президиум примет решение: «1) Прилагаемую часть речи т. Сталина изъять из стенограммы; 2) сообщить ее заинтересованным товарищам (тт. Троцкому и Шляпникову); 3) сдать эту часть стенограммы в секретный архив ЦК РКП»[688]. Процесс оттеснения от рычагов управления старых большевистских кадров растянется на полтора десятилетия, и завершит его Сталин самым брутальным способом в годы Большого террора, репрессировав старую большевистскую «гвардию» практически в полном составе.

В.И. Ленин и Л.Б. Каменев в Горках

Не ранее 3 августа 1922

[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 352]

Параллельно со сколачиванием фракции в Политбюро Сталин значительно внимание уделит низовым структурам партии. Его верный оруженосец Л.М. Каганович в 1922 — начале 1923 г. заменит 37 секретарей провинциальных партийных комитетов и еще 42 переведет на другую работу [689].

«Тройка» приобретет все черты фракции. Для значительной части партийных активистов ничего странного в этом не было. Более того, из рядов сторонников «тройки» будут раздаваться публичные призывы в поддержку сложившегося порядка вещей. На том же XII съезде М.Н. Рютин, через несколько лет ставший одним из видных оппозиционеров, а в описываемое время верный адепт «тройки», заявит: «Если в ЦК имеется определенная руководящая группа товарищей, то мы знаем, что это не страшно. Это нормально… Партия не может быть без вождей… Партия, которая дискредитирует своих вождей, неизбежно ослабляется, дезорганизуется. Партиями всегда руководят вожди. Сейчас, когда общепризнанный наш вождь болен… сейчас, товарищи, эта руководящая группа ЦК бесспорно должна остаться… Бесспорно, для наших врагов было бы лучшим достижением разбить эту руководящую группу»[690]. На съезде решать эту задачу партактив не станет, но внутрипартийная борьба с вождями и вождей между собой вскоре развернется в полную силу.

В упомянутой «руководящей группе» Сталину довольно скоро удастся обеспечить себе главенствующее положение. В письме Каменеву в июле 1923 г. Зиновьев признается: «На деле нет никакой тройки, а есть диктатура Сталина»[691]. Монолитной, однако, «сталинская» фракция не будет. Уже летом 1923 г. состоится попытка ограничения власти Сталина, предпринятая Зиновьевым и Бухариным, предложившими реорганизовать Секретариат ЦК, введя туда Зиновьева и… Троцкого.

8 октября 1923 г. Троцкий направит членам ЦК и ЦКК РКП(б) пространное письмо, вслед за ним 10 октября еще одно. В них он системно представит перечень важнейших проблем социально-экономического и политического развития, разность позиций по которым сегментировала советское руководство. Он обвинил большинство ЦК партии и партийный аппарат в «зажиме» демократии, отрыве от масс, обюрокрачивании.

Сначала Московский комитет партии, а затем Президиум ЦКК квалифицируют письмо Троцкого как «попытку организации фракции» на платформе, «противопоставленной проводимой ныне нашей партией в лице ее Центрального Комитета политике». Президиум ЦКК солидаризуется с общей линией ЦК, призовет к сплочению членов партии «вокруг Центрального Комитета». Будет решено созвать пленум ЦК и ЦКК для обсуждения поставленных Троцким вопросов[692].

В поддержку позиции Троцкого 15 октября появится так называемое Заявление 46-ти, подписанное сторонниками Троцкого и членами фракции «Демократический централизм», которая ранее потерпела поражение в ходе дискуссии о профсоюзах. «Начавшийся с конца июля этого года хозяйственный и финансовый кризис, — скажут подписанты, — …безжалостно вскрыл неудовлетворительность руководства партией как в области хозяйства, так и особенно в области внутрипартийных отношений». В письме будет подчеркнуто «прогрессирующее, уже почти ничем не прикрытое разделение партии на подбираемых сверху и прочую партийную массу…» Секретарская иерархия все в большей степени подбирает состав конференций и съездов, превращая их в распорядительные совещания этой иерархии. Сложившийся внутрипартийный режим в заявлении будет назван «режимом фракционной диктатуры в партии», авторы потребуют его устранения и установления «режима товарищеского единства внутрипартийной демократии»[693].

«Заявление 46-ти»

15 октября 1923

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 25. Л. 58–63 об.]

Для обсуждения внутрипартийного положения в конце октября состоится совместное заседание пленумов ЦК и ЦКК РКП(б). Перед пленумом Троцкий и члены Политбюро, представлявшие большинство, еще раз обменяются письмами. Политбюро объявит Троцкого «зачинщиком» борьбы против ЦК «в трудный момент международного положения». Накануне пленума Троцкий направит в адрес его участников, Политбюро, ЦКК новое развернутое письмо[694].

Не имея возможности разбирать здесь подробно содержание полемики и аргументацию сторон, отметим, что при обсуждении социально-экономических проблем споры велись вокруг вопросов кризиса развития, с которым столкнулась советская экономика. Никаких непреодолимых препятствий для сближения позиций сторон, конструктивного диалога и компромиссных решений, в общем, не было, что Сталин через несколько лет и докажет, заимствовав целый ряд предложений Троцкого и его сторонников и всячески затушевывая их происхождение. Главным препятствием для достижения конструктивного компромисса стал конфронтационный тип социальной и политической культуры, к которой принадлежали все стороны развернувшегося политического конфликта, и стремление к политическому лидерству, которого добивались основные участники политической борьбы. Причем обсуждение институциональных проблем в силу указанных причин в большинстве случаев персонифицировалось, приобретало вид и форму межличностной полемики, когда успешная или безуспешная компрометация личности оппонента оказывала прямое влияние на ход и результаты дискуссии.

Именно во время этой осенней дискуссии 1923 г. Троцкий огласит ряд персональных претензий в адрес Сталина, мимо которых трудно пройти. 23 октября он направит в ЦК ЦКК еще одно письмо.

В нем Троцкий продемонстрирует близость позиций Ленина и своих по целому ряду важнейших вопросов текущего момента — о месте Государственной плановой комиссии (Госплан), монополии внешней торговли, принципах строительства Союза ССР, реорганизации Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин) и ЦКК. И сделает это с документами в руках, прямо апеллируя к обнародуемым им текстам Ленина. Сталин на протяжении всей своей карьеры выстраивал легитимность своей политики и политического режима в целом, настаивая на прямой преемственности их ленинскому наследию, и потому развенчание Троцким этого мифа в глазах партийной элиты было для Сталина особенно болезненным. Кто знает, какую роль в судьбе этих людей сыграет их осведомленность о взаимоотношениях партийных вождей, когда в будущем Сталин начнет принимать персональные решения, разворачивая Большой террор.

Едва ли не самая громкая из претензий в адрес Сталина со стороны Ленина, о которой рассказал Троцкий, раскрывает детали закулисных переговоров, имевших место в большевистской элите по национальному вопросу. Троцкий напомнит о той записке Ленина в свой адрес, которая уже не раз упоминалась на страницах этой книги, с просьбой «взять на себя защиту грузинского дела в ЦК партии…»[695] Троцкий тогда предложил Ленину показать эту его записку и статью от 30 декабря об автономизации членам Политбюро, «чтобы добиться перемены курса в национальном вопросе наименее безболезненным путем». Ленин запретил Троцкому сделать это. «Ни в каком случае, передал мне В.И. через секретаря, — напишет Троцкий. — Он (речь шла о т. Каменеве, который отправлялся в Грузию) расскажет все Сталину, а Сталин пойдет на гнилой компромисс и обманет»[696]. Об этом эпизоде Троцкий уже рассказывал ранее — на заседании Президиума XII съезда партии. Теперь он вынес эту нелестную ленинскую характеристику Сталина на обозрение, в общем, всему политическому истеблишменту Советского Союза. Этот шаг был тем более важен, что Троцкий специально подчеркнул прием, взятый на вооружение большинством Политбюро, — «вовлечь в нынешние спорные вопросы имя т. Ленина, представляя дело так, будто бы, с одной стороны, есть продолжение политики т. Ленина, а с другой — борьба против этой политики» [697].

На совместном заседании пленумов ЦК и ЦКК РКП(б) в октябре 1923 г. Троцкий заявит о существовании «тройки» в Политбюро (Сталин — Зиновьев — Каменев), описав ситуацию так: «В Политбюро есть другое Политбюро, и в ЦК есть другой ЦК»[698]. Заявит он и о том, что ЦКК стала орудием Секретариата ЦК во внутрипартийной борьбе, отвергнет обвинения в свой адрес во фракционности и бонапартизме. Сталин в ответ повторил оценки, данные ранее на Политбюро, заявил, что Троцкий через голову ЦК обратился к членам партии, чем создал обстановку фракционной борьбы, и призвал пленум осудить поступок Троцкого. Обсуждения поставленных Троцким вопросов по существу допущено не будет. Зато будет принята «резолюция об ошибочности выступления т. Троцкого и о правильности линии Политбюро, Оргбюро и Секретариата…»[699] Сталин предварительно целенаправленно сформирует состав участников заседания, о чем свидетельствует, например, шифротелеграмма в Закавказский крайком РКП(б), в которой рекомендуется пригласить на заседание по два представителя от наиболее крупных пролетарских парторганизаций, список которых будет сообщен дополнительно[700]. Постановления пленума будет решено не обнародовать.

Шифротелеграмма И.В. Сталина в Закавказский крайком РКП(б) о созыве экстренного пленума ЦК РКП(б)

18 октября 1923

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 9. Л. 90]

Заявление Л.Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) о выступлении И.В. Сталина на партактиве Краснопресненского района о партийной дискуссии

6 декабря 1923

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 26. Л. 188]

Политбюро, однако, под давлением еще неизжитых принципов внутрипартийной демократии пойдет на то, чтобы объявить общепартийную дискуссию, которую откроет статья Зиновьева «Новые задачи партии» в «Правде», опубликованная 7 ноября. Решение для «руководящей группы» окажется ошибочным, поскольку критика сложившегося общепартийного режима с его мнимой демократичностью станет едва ли не всеобщей. Это обстоятельство заставит «тройку» пойти на разработку совместно с Троцким резолюции «О партстроительстве». Этот маневр позволит продемонстрировать партийным массам готовность Политбюро к перестройке внутрипартийного режима на демократических началах.

Сталин в ходе дискуссии пойдет на серьезное нарушение договоренностей, да и партийной дисциплины, к которой он сам же и апеллировал. В чем и будет уличен. 2 декабря он выступит на собрании партактива Краснопресненского района Москвы, на котором в нужном ему свете представит итоги объединенного пленума ЦК и ЦКК. Он вновь заявит о создании Троцким фракции и сделает далеко идущие политические выводы: «Создать фракцию, это значит расколоть правительство. Расколоть правительство — значит погубить Советскую власть»[701]. В своем заявлении в Политбюро Троцкий обвинит Сталина в том, что «тов. Сталин как бы сам решает, что именно можно и чего нельзя сообщать, притом в двух разных местах по-разному»[702].

Сталин будет вынужден оправдываться, признав, что «пошел вразрез с постановлениями… пленумов о секретности решения», мотивируя это необходимостью защититься «против лжи и клеветы»[703]. «Тройка», судя по всему, почувствует возможность своего поражения. Иначе трудно объяснить появление записки, написанной Зиновьевым 8 декабря 1923 г. Сталину, Каменеву, Рыкову, Томскому на заседании Политбюро, где будут разбираться оба только что процитированных заявления. Ее лейтмотив: «Если мы немедленно не создадим своей настоящей архисплоченной фракции — все пропадет»[704]. Так Зиновьев своими руками запустит формирование следующего сталинского большинства, следующей фракции, более широкой по составу, девальвируя свои и Каменева акции в сложившемся было триумвирате.

Летом 1924 г. Сталин предпримет неожиданную атаку на союзников по «тройке» — Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева, опубликовав 20 июня в «Правде» статью об их ошибках[705]. В связи с дебатами, развернувшимися в руководстве партии, Сталин 19 августа в очередной раз провокационно подал заявление об отставке[706]. Отставка, как и было спланировано, не была принята, и уже через день «кризис» оказался преодоленным.

Окончательно новая фракция образуется позднее — в августе 1924 г. В нее, помимо Сталина, Зиновьева и Каменева, войдут Бухарин, Томский, Рыков, Куйбышев. Сталин извлечет из создания новой фракции максимум, сначала отодвинув бывших «соратников» на второй план, а затем и вовсе сбросив их с верхних этажей властной иерархии. Вместо «тройки» формируется антитроцкистская «семерка»[707]. Тем самым Сталину удается девальвировать исключительное положение Каменева и Зиновьева в верхушке партии, низведя их до уровня тех членов ЦК, которые никогда и не помышляли о статусе, равном этим «вождям». Зиновьев позднее разгласит механизм функционирования этой очередной руководящей фракции: «Семерка почти два года играла роль секретного ЦК, обсуждавшего все вопросы внутренней и внешней политики», резолюции делались «в кабинете Сталина»[708]. Руководство Политбюро консолидируется, таким образом, на новой основе. Неправильно, однако, считать, что с самого начала это новое большинство представляло собой просталинскую группу, целиком и полностью лояльную своему лидеру. До момента становления единоличной диктатуры Сталина столкновения мнений в Политбюро будут иметь место в разное время и по многим вопросам[709]. Несмотря на внутренние конфликты, это большинство Политбюро будет оставаться сплоченным до тех пор, пока шла коллективная атака на Л.Д. Троцкого.

8 декабря Троцкий выступит в «Правде» с письмом к партийным совещаниям, озаглавленным «Новый курс». В ней он противопоставил бюрократизации большевистской партии необходимость демократизации партийной жизни. 13 декабря «Правда» опубликует передовую статью, написанную Бухариным, вслед за чем развернется общепартийная «дискуссия», в ходе которой партийные организации станут принимать соответствующие резолюции, инспирированные сталинским большинством ЦК. Как именно они готовились, хорошо иллюстрирует письмо Сталина, отправленное им 17 декабря С.М. Кирову, занимавшему в то время пост секретаря ЦК КП(б) Азербайджанской ССР: «Дискуссия в Москве за последние дни приняла неприятный харатер склоки… Мы думаем, что крупнейшие наши организации, вроде Харьковской, Екатеринославской, Донбассовской, Ростовской, Бакинской, Тифлисской, Нижегородской, Иваново-Вознесенской и пр., — должны обязательно отозваться. Следовало бы, по нашему мнению, взять за образец заявление Питерской организации, провести его, несколько изменив форму, сократив, смягчив и пр., на широком собрании бюро ячеек или активных работников и немедленно направить резолюцию в «Правду» и ЦК» [710].

31 декабря сталинская «фракция» в составе девяти членов и кандидатов в члены Политбюро разошлет членам и кандидатам в члены ЦК и ЦКК явно опоздавший ответ на письмо Троцкого от 23 октября, в котором оно будет классифицировано «как орудие фракционной борьбы»[711].

Некоторые итоги развернувшейся полемики подведет 14–15 января 1924 г. пленум ЦК с участием членов и кандидатов в члены ЦКК. Новый союзник Сталина — Н.И. Бухарин, закончивший, как мы знаем, свою жизнь в годы Большого террора, заявит: «…чтобы поддержать пролетарскую диктатуру, необходимо поддержать диктатуру партии, которая немыслима без диктатуры старой гвардии, которая, в свою очередь, немыслима без руководящей роли ЦК как властного учреждения». В этой бухаринской конструкции не хватает завершающей детали — диктатуры вождя, которая вскоре и будет оформлена, причем усилиями не только самого Сталина, но его добровольных помощников. Вслед за пленумом 16–18 января состоится XIII Всесоюзная конференция РКП(б), которая примет по докладу Сталина о партийном строительстве резолюцию «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии». XIII партконференция заклеймила оппозицию как мелкобуржуазный уклон. В отношении Троцкого оргмер принято не будет, однако на протяжении всей дискуссии он будет обвиняться во фракционности, антибольшевизме, ревизии ленинизма. «Секретарская иерархия», магия самоопределения большинства Политбюро как «ленинского» сделают свое дело — партийные организации совершат «правильный» выбор, и Троцкий окажется обречен на поражение, тем более что его сторонников начнут шельмовать и отстранять от должностей в системе госуправления уже на данном этапе. Так поступят на пленуме с В.А. Антоновым-Овсеенко, К.Б. Радеком, Г.Л. Пятаковым[712]. Шельмование оппозиции, фальсификация взглядов, подмена предмета обсуждения, создание образа врага — подобные действия отныне прочно войдут в арсенал средств и методов политического руководства формировавшегося сталинского режима.

Письмо И.В. Сталина Н.И. Бухарину об оппозиционном блоке

2 апреля 1924

Подпись — автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 708. Л. 20]

События конца 1923 — начала 1924 г. станут во многом переломными во внутрипартийной борьбе. «Первым вопросом» для Сталина на долгое время останутся «не отдельные отклонения отдельных членов партии, а троцкизм»[713]. Едва ли не все, подписавшие Заявление 46-ти и поддерживавшие оппозицию осенью 1923-го, уйдут из жизни с клеймом принадлежности к троцкизму. Троцкизм останется символическим жупелом вплоть до последних лет существования советской власти.

В 1924 г. Троцкий потерпит новое чувствительное поражение. В январе пленум ЦК назначил комиссию для выяснения дел в армии. О ее выводах мы поговорим несколько позднее в разделе, посвященном оборонному строительству. Здесь же ограничимся сообщением о том, что одной из основных ее рекомендаций станет укрепление кадров центрального аппарата посредством усиления коммунистического ядра. По итогам работы комиссии февральский 1924 г. пленум ЦК даст установку на проведение военной реформы. В марте заместителем председателя РВС СССР и заместителем наркома по военным и морским делам назначается М.В. Фрунзе. Приняв решение об изменении состава РВС, Политбюро решит продемонстрировать верность внутрипартийной демократии, записав в протоколе от 6 марта 1924 г.: «Запросить заключение тов. Троцкого об этих кандидатурах. Отложить окончательное утверждение до получения мнения тов. Троцкого». Причем, это решение было принято в отсутствие Троцкого, находившегося на лечении, и сделано это было, судя по всему, намеренно и демонстративно[714]. Формально демократичная формула, на самом деле она иезуитски предоставляла Троцкому в случае его (ожидаемого) несогласия возможность в очередной раз противопоставить себя коллективной воле партии, продемонстрировать отказ следовать принципам демократического централизма, положенных в основу функционирования партии и закрепленных в ее уставе. Торопиться с проведением этого решения в жизнь сталинское большинство ЦК не станет. Окончательное решение будет оформлено лишь через полгода. Несогласованное с ним заранее решение Троцкий расценит как подготовку к его отстранению от руководства РВС и со скандалом покинет заседание сентябрьского 1924 г. пленума. Пленум ЦК, руководимый оформившейся сталинской руководящей «семеркой», 25 сентября 1924 г. примет решение ввести в состав Реввоенсовета ряд членов ЦК, включая самого Сталина[715]. В начале октября Троцкий напишет письмо членам ЦК и ЦКК, в котором выступит с резкой критикой «внутрипартийной обстановки»: «Предложение новой коллегии продиктовано очень определенными внутрипартийными комбинациями, как это понятно всем и каждому на этом заседании… Эти внутрипартийные «комбинации», занимающие все больше и больше места в политике руководящего ядра ЦК, грозят в данном случае вреднейшими последствиями в военной работе…»[716]

Осенью того же года в партийных организациях пройдут обсуждения выпущенной Троцким в мае книги «О Ленине». В ней он постарался дать бой главным своим оппонентам в Политбюро — Сталину, Каменеву, Зиновьеву, продемонстрировав их расхождения с Лениным и свою близость к вождю. Ход обсуждения уже полностью контролировался сталинским аппаратом партии. Троцкий признает свое поражение и на пленуме ЦК, состоявшемся 17–20 января 1925 г., он заявит о своем отказе от полемики, признании над собой партийного контроля. В довершении он обратится с просьбой освободить его от должности председателя РВС. Сначала пленум ЦК, а вслед за ним и Президиум ЦИК СССР 26 января снял Троцкого с поста председателя РВС и наркомвоенмора. Его место ненадолго займет М.В. Фрунзе, а после его смерти ЦК РКП(б) сформирует новый состав РВС СССР во главе с К.Е. Ворошиловым, полностью подконтрольный Сталину [717].

Причем при обсуждении вопроса об отставке Троцкого Каменев и Зиновьев будут настаивать и на выведении его из состава Политбюро. Сталин станет возражать и его поддержит большинство. Он тем самым продемонстрирует этому большинству свой настрой на совместную конструктивную работу, невзирая на разногласия, и выставит своих будущих оппонентов в невыгодном для них свете, а заодно и протестирует формирующееся вокруг него большинство на готовность следовать за ним.

В отсутствие общего врага блок Сталина с Зиновьевым и Каменевым, необходимость которого для Сталина с формированием «семерки» была практически утрачена, окончательно развалился. Сами Зиновьев и Каменев перейдут в лагерь оппозиции. В сентябре 1925 г. Зиновьев издал брошюру, претенциозно названную им «Ленинизм», содержание которой было прямо направлено против сталинской идеи строительства социализма в одной стране. В ней он утверждал, что Ленин считал возможным в одной стране только захват власти пролетариатом, а победа социализма возможна лишь в том случае, если пролетариат победит в Европе и Северной Америке. Ленинградская партийная организация, которую возглавлял Зиновьев, стала базой для формирования «новой оппозиции». Секретарь Ленинградского губкома ВКП(б) П.А. Залуцкий публично выступит с обвинениями сталинского большинства в перерождении и термидорианстве. Делегация ленинградской парторганизации станет ядром оппозиционной платформы на XIV съезде партии в декабре 1925 г.

На этом съезде Зиновьев выступит в качестве содокладчика от оппозиции и предложит руководству партии развернутое обоснование идеи о невозможности строительства социализма в одной стране, да еще экономически отсталой. Оппозиция станет добиваться отстранения Сталина от должности генерального секретаря ЦК, указывая на то, что он не способен обеспечить единство партии и выразить волю ее большинства. Однако, на съезде так называемая ленинградская оппозиция, известная также как «платформа 4-х» (Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Я. Сокольников, Н.К. Крупская), была осуждена. В ходе борьбы с нею Сталин решит опереться на крупнейшего партийного теоретика Н.И. Бухарина и близких к нему А.И. Рыкова и М.И. Томского. Оба впоследствии получат от него клеймо «правых уклонистов». Съезд прошел в обстановке шумных скандалов и обструкций. Стороны обвиняли друг друга в разнообразных уклонах. Зиновьев обвинил группу Сталина — Бухарина в «полутроцкизме» и «кулацком уклоне», акцентировав внимание на лозунге «Обогащайтесь», выдвинутом Бухариным в годы нэпа. Взамен он получил обвинения в «недооценке середняка», при этом стороны конфликта использовали прямо противоположные цитаты из противоречивого наследия Ленина. В ход шли также обвинения в проведение кадровых чисток и контрчисток. Зиновьева обвиняли в том, что он превратился в «наместника» Ленинграда, в том, что вычистил из ленинградской делегации всех, имевших репутацию «сталинцев». Заявление Каменева на одном из заседаний съезда, что «товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба. Мы против теории единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя», будет прервано криками с мест: «Раскрыли карты!», «Мы не дадим вам командных высот!», «Сталина! Сталина!»[718] На пленуме, состоявшемся после съезда, Каменев, поддержавший выступление ленинградцев, был избран лишь кандидатом в члены Политбюро, а 16 января потерял свои посты в Совнаркоме, СТО СССР, получив должность наркома внешней и внутренней торговли.

Разгром оппозиции завершился изгнанием Зиновьева из Ленинграда и чисткой его сторонников. Еще в ходе работы съезда решением ЦК будет заменен ответственный редактор газеты «Ленинградская правда», а 5 января 1926 г. ЦК назначит новый состав секретариата Ленинградского губкома и Северо-Западного бюро ЦК во главе с близким Сталину С.М. Кировым.

Разрыв с Каменевым и Зиновьевым подтолкнет Сталина к установлению дружеских взаимоотношений с Рыковым и Бухариным. Его письма к ним весной 1926 г. начинаются с доверительных неформальных обращений: «Дорогой Алеша!», «Дорогой Николай!»[719]

Решающую роль в победе сталинской группы большинства сыграл тот факт, что ее лидер уже превратился в руководителя кадров партии. Распределение назначений на разнообразные посты при этом увязывалось с определенными привилегиями, вплоть до путевок в санатории. Сталин широко использовал свое положение в аппарате и методично назначал своих сторонников на все ключевые посты в стране и для завоевания большинства на партийных съездах. Победе Сталина особо способствовали «ленинский призыв» 1924 г. и последующие массовые наборы в партию не слишком грамотных рабочих «от станка», проходившие под лозунгом «орабочивания партии», сыграли свою роль и партийные чистки. Новобранцы в массе своей плохо разбирались в сложных для их понимания идеологических дискуссиях того времени и предпочитали голосовать за «социально близкого» Сталина. Этот образ Сталин, судя по всему, осмысленно эксплуатировал, что становится достаточно очевидным при взгляде на фотографию, сделанную в период работы XIII съезда партии. Из запечатленных на ней деятелей А.И. Рыкова, Л.Б. Каменева, Г.Е. Зиновьева только облик Сталина — в сапогах, военной шинели и шапке-ушанке — для партийных масс мог показаться «социально близким».

Письмо И.В. Сталина А.И. Рыкову о Л.Д. Троцком и оппозиции

27 марта 1926

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 796. Л. 4–7]

Как мы видели, Сталин, опираясь на некоторые из высказываний Ленина, выдвигает план построения социализма в одной стране, что становится важнейшим поворотным пунктом не только в государственном строительстве, но и в идейном размежевании внутри большевистской партии. Идея мировой революции, доминировавшая в среде большевиков, отодвигается Сталиным на задний план. Троцкий, отстаивавший свою идею «перманентной революции», в апреле 1926 г. вместе с Зиновьевым и Каменевым сделают шаги по созданию так называемой объединенной оппозиции, которая вскоре выдвинет против сталинского большинства Политбюро лозунг: «Перенесем огонь направо — против нэпмана, кулака и бюрократа». На пленуме ЦК партии в апреле 1926 г. Троцкий и Зиновьев выступят против сталинского большинства по вопросам индустриализации.

И.В. Сталин, А.И. Рыков, Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев идут по территории Кремля

1925

[РГАСПИ. Ф. 422. Оп. 1. Д. 90. Л. 1]

И.В. Сталин, С.М. Киров, Н.М. Шверник и Н.П. Комаров

Апрель 1926

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1652. Л. 10]

Новым поводом для внутрипартийных столкновений станут разногласия по внешнеполитическим вопросам. 4 мая 1926 г. в Великобритании начнется всеобщая забастовка, которая завершится через неделю в соответствии с решением Генерального совета тред-юнионов. Забастовку продолжит лишь профсоюз горняков. 4 и 6 мая вопрос об английской стачке обсуждался на заседаниях Политбюро. Советское руководство хотело видеть в этих событиях проявление нового революционного подъема. Взгляды различных групп советского политического истеблишмента существенно разнились. Зиновьев критиковал сталинский тезис о «стабилизации капитализма», «правые» ошибки большинства ЦК. К их числу Зиновьев и Троцкий относили деятельность Англо-русского комитета профсоюзного единства (АРК), созданного на паритетных началах Генеральным советом тред-юнионов и ВЦСПС. Вслед за прекращением забастовки советские оппозиционеры выступили за разрыв отношений с «предателями» и выход из АРК. Троцкий потребует рассмотрения вопроса в Политбюро, заседание которого и состоится 3 июня в отсутствие Сталина, находившегося на Кавказе, но «державшего руку на пульсе» событий. Зиновьев в качестве председателя исполкома Коминтерна сделал доклад, в котором настаивал на политическом характере стачки и возможности захвата власти рабочим классом Великобритании, если бы не предательская роль тред-юнионов. Позицию сталинского большинства выразил на заседании председатель ВЦСПС Томский: «Ваша концепция построена на ожидании завтрашней революции в Англии, чего на самом деле нет». Зиновьева поддержит Троцкий: «А ваша на том, что ее никогда не будет». Таким образом, в результате внешнеполитического обострения происходит политическое сближение сторонников Зиновьева и Троцкого, завершается формирование «объединенной» оппозиции[720]. Смысловым центром ее внешнеполитической концепции так и останется идея мировой революции. Постановлением Политбюро было решено «тезисы, представленные тов. Зиновьевым по вопросу об уроках английской всеобщей стачки, отвергнуть», а его просьбу о разрешении ему выступить с защитой своей точки зрения в исполкоме Коминтерна «отклонить»[721]. До Президиума Коминтерна позицию ВКП(б) было поручено довести Бухарину, который и сделает это в присутствии Зиновьева, все еще продолжавшего возглавлять Коминтерн в качестве председателя. Президиум ИККИ примет к исполнению политическую линию, выработанную одной из многих секций Коминтерна, каковой формально являлась ВКП(б).

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову, А.И. Рыкову, Н.И. Бухарину о «деле Лашевича», оппозиционной группе Зиновьева и подготовке удара по группе на предстоящем пленуме

25 июня 1926

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 23–25 об.]

На лето 1926 г. придется очередной всплеск внутрипартийной борьбы, связанный с так называемым делом Лашевича. Первый заместитель председателя Реввоенсовета кандидат в члены ЦК М.М. Лашевич выступил с критическим докладом о политике сталинского большинства Политбюро на «сходке», на которую в ближнем Подмосковье собралось более 70 оппозиционеров. В письме к своим сторонникам в Политбюро в июне 1926 г. Сталин представил свою интерпретацию «дела Лашевича», определив «группу Зиновьева» как «наиболее вредную», по которой следует нанести удар на ближайшем пленуме ЦК. Сталин хотел представить позицию большинства Политбюро как борьбу за единство партии в соответствии с ленинскими установками Х съезда РКП(б) «о единстве». При этом Сталин определил и наиболее целесообразную стратегию поведения в отношении различных групп оппозиционеров: «Лучше бить их по частям»[722], на самом деле уже опробованную им ранее осенью — зимой 1923-го. Сталинский план начнет реализовываться.

В июле 1926 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК Троцкий выступит с заявлением от имени 13 оппозиционеров, которое выражало политическую платформу объединенного троцкистско-зиновьевского блока. Среди ее основных тезисов были уже известные читателю постулаты о невозможности построения социализма в отдельно взятой стране и обвинение партийно-государственного аппарата в буржуазном перерождении. Подавляющим большинством голосов пленум осудил деятельность оппозиции, ее фракционность, которая «привела к игре с идеей двух партий»[723]. Была принята специальная резолюция «По делу тов. Лашевича и др. и о единстве партии», в которой констатировалось, что «все нити фракционных шагов оппозиции ведут к аппарату исполкома Коминтерна во главе с членом Политбюро Зиновьевым». Решением пленума Зиновьева вывели из состава Политбюро.

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову о заседании ЦКК по делу Г.Е. Зиновьева и Л.Д. Троцкого

23 июня 1927

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 48]

Очередной объединенный пленум ЦК и ЦКК в октябре 1926 г. выведет Троцкого из состава Политбюро, а Каменева из кандидатов в члены. Под удар попадет и Н.К. Крупская. В письме Молотову в сентябре 1926 г. Сталин назовет ее «раскольницей» и поставит задачу: «Ее и надо бить как раскольницу, если хотим сохранить единство партии»[724].

Именно Сталин теперь будет подталкивать своих соратников занимать более решительную позицию в отношении оппозиционеров, в принудительном порядке обеспечивая лояльность своему курсу и себе лично. Об этом ясно свидетельствует его письмо Молотову, в котором он анализирует стенограмму заседания ЦКК «по делу Зиновьева и Троцкого»: «Странно, что попрятались некоторые члены ЦКК… Позор! Решительно протестую против того, что комиссия по обвинению Тр[оцкого] и Зин[овьева] превратилась в трибуну по обвинению ЦК и КИ с заострением «дела» против Сталина…»[725]

XV партийная конференция примет развернутую резолюцию «Об оппозиционном блоке в ВКП(б)», причем троцкистско-зиновьевская оппозиция не получит ни одного голоса. Секретарская иерархия к этому моменту уже практически полностью состояла из функционеров, лояльных Сталину и его политической платформе.

Следующий всплеск борьбы внутри партии окажется вновь связан с внешнеполитическими затруднениями, вызванными разгромом китайской компартии в результате провалившейся политики союза компартии Китая с Гоминьданом, автором которой был Сталин. В конце мая 1927 г. Политбюро получит письмо-платформу, подписанную 83 оппозиционерами, в том числе Троцким и Зиновьевым. Критика сталинского большинства велась с ультрареволюционных позиций: провалы на мировой арене стали, по мнению подписантов, свидетельством неверности политики ЦК, а теория о возможности построения социализма в одной стране была объявлена мелкобуржуазной, ничего общего не имеющей с марксизмом-ленинизмом. Оппозиция заявит: «Неправильная политика ускоряет рост враждебных пролетарской диктатуре сил: кулака, нэпмана, бюрократа. Это ведет к невозможности использовать в должной мере и должным образом имеющиеся в стране материальные ресурсы для промышленности и всего государственного хозяйства… приводит к усилению капиталистических элементов в хозяйстве Советского Союза — особенно в деревне»[726]. Троцкий, продолжая свою линию, на заседании Президиума ЦКК в июне 1927 г. вновь обвинил руководство партии в перерождении.

Внутрипартийная борьба достигает своего апогея осенью 1927 г. 3 сентября оппозиционеры направили в ЦК заявление с требованием объявить общепартийную дискуссию за три месяца до открытия очередного XV съезда партии. Сталин отвергнет эти претензии, Политбюро запретит оппозиции распространение документов. Судя по всему, Сталин всерьез относился к возможности создания оппозицией «второй партии», и к раскрытию оппозиционных центров будет подключено ГПУ. Страхи Сталина были чрезмерны. Каменев, например, был уверен, что вне партии идеям оппозиции грозит «вырожение и гибель», и заявлял, что «надо всеми силами, всеми мерами бороться за торжество наших идей в партии… избегая того, что облегчает противнику исключение из партии оппозиции»[727]. И он, конечно, был прав, все эти большевистские планы преобразования России и всего мира на «социалистических» началах большинству населения Советского Союза были совершенно чужды.

«Волею зажимной всепартийный городовой Сталин и его ищейка «Ярославка»»

Карикатура. И.В. Сталин, Е.М. Ярославский

Автор неизвестен

1927

[РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 168. Л. 184]

Внутрипартийная полемика в этот период приобретает немыслимые ранее формы: во время выступления на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК в октябре 1927 г. Троцкого силой стаскивают с трибуны[728]. Тогда же Каменева выводят из состава ЦК.

В момент так называемой военной тревоги, пик которой пришелся на 1927 г., Сталин сочтет, что ситуация стала удобной для окончательного разгрома «объединенной оппозиции», тем более что предпринятая оппозиционерами атака требовала от него ответных действий. При этом активную роль сыграют его пока еще союзники, будущие «правые уклонисты». На XV съезде в декабре 1927 г. председатель Совнаркома СССР А.И. Рыков заявит, что левую оппозицию стоит отправить в тюрьму[729], а руководитель профсоюзов М.П. Томский в ноябре 1927 г. скажет, что «в обстановке диктатуры пролетариата может быть и две, и четыре партии, но только при одном условии: одна партия будет у власти, а все остальные в тюрьме»[730]. Эти и подобные заявления, помимо прочего, вполне отражают мнение подавляющего большинства членов партии о существе политического устройства в стране победившего пролетариата и месте репрессивных практик в процессе управления.

7 ноября 1927 г. оппозиционеры попытались провести демонстрацию, «параллельную» официальному юбилейному празднованию десятилетия Октябрьской революции. Это и дало повод поставить вопрос об исключении Каменева и Троцкого из партии. 14 ноября соответствующее решение принял объединенный пленум ЦК и ЦКК. В начале декабря 1927 г. XV съезд завершил разгром левой оппозиции, исключив из партии еще 75 представителей оппозиции, включая Пятакова, Раковского, Радека, Смилгу и др. После этого начнутся и репрессии, пока еще «мягкие» — многие будут «всего лишь» отправлены в ссылку.

Этот момент ознаменовал переломный этап в развитии и партии, и страны. Сталин, вероятно, принял окончательное решение: более никаких фракций и оппозиций. Коллективное руководство, признаки которого еще будут некоторое время сохраняться в руководстве ЦК в силу необходимости формальных и неформальных согласований, станет осложнять ему реализацию собственного политического курса. И потому коллективное руководство будет последовательно трансформироваться Сталиным в режим единоличной власти. Итоги 1927 г. сторонники Сталина подвели в декабре на пленуме ЦК, избранного XV съездом ВКП(б). На нем Сталин вновь счел необходимым заручиться доверием, для чего в очередной раз предпринял демонстративный демарш, подав заявление об отставке и срежиссировав единодушное его отклонение[731]. Полученный таким образом вотум доверия он полностью использует, взяв курс на так называемую революцию сверху.

Выступление И.В. Сталина на XV съезде партии

3 декабря 1927

[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 16]

Левую троцкистско-зиновьевскую оппозицию и ее безусловного лидера Троцкого «добьют» в 1928-м. Высланный в Алма-Ату, он продолжит оппозиционную активность, разошлет более 800 писем, обвиняя ЦК и партаппарат в целом в бюрократическом перерождении, отходе от ленинизма и т. д. 26 ноября Политбюро заслушает вопрос «О контрреволюционной деятельности Тр.» и предложит ОГПУ «провести в жизнь решение ЦК»[732], которое заключалось в предъявлении Троцкому ультиматума. ОГПУ предписывалось от лица коллегии «предложить… в категорической форме прекратить… контрреволюционную деятельность и отказаться от руководства так называемой оппозицией». Троцкий капитулировать откажется. 7 января 1929 г. Политбюро заслушает еще один вопрос «О Тр.» и решит: «…выслать заграницу за антисоветскую работу»[733]. Тогда же ОГПУ проведет аресты 150 троцкистов. Зиновьев и Каменев изберут иной путь — путь капитуляции. В 1928 г. они выступят с признанием ошибок и в июне 1928-го будут восстановлены в партии, но высот в «секретарской иерархии» уже не достигнут. Капитулирует и большинство «рядовых» оппозиционеров. Вне зависимости от принятых ими личных решений практически всех лидеров и членов оппозиции постигнет одинаково трагическая судьба.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о высылке Л.Д. Троцкого из СССР за антисоветскую деятельность

7 января 1929

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 289. Л. 8]

Лев Давидович Троцкий

1924

[РГАСПИ. Ф. 492. Оп. 2. Д. 101. Л. 1]

«Угроза войны остается в силе…» Международные отношения и военные тревоги

Одной из доминант политического сознания советской элиты с момента возникновения Советского государства становится феномен враждебного капиталистического окружения СССР и неизбежность военного столкновения с ним. В основу внешней политики советское руководство положит принцип использования противоречий между капиталистическими странами. Об этом не раз будут говорить все большевистские вожди, начиная с Ленина. Неоднократно выскажется на эту тему и Сталин. «Использовать все и всякие противоречия и конфликты между окружающими нашу страну капиталистическими группами и правительствами», — заявит он, например, в августе 1921 г.[734]

Выход из Гражданской войны и военной интервенции окажется сопряжен с поиском места СССР на международной арене, попытками его интеграции в систему международных отношений. Как рассказано выше, Советской Россией были подписаны мирные договоры с Финляндией, Польшей, Эстонией, Латвией, Литвой, а также с Турцией, Ираном, Афганистаном. Международное признание становится одним из приоритетных направлений политики советского руководства, пройдя через целый ряд конфликтных ситуаций. Основной задачей при этом оказывается торгово-экономическое сотрудничество, в котором Союз ССР крайне нуждался для восстановления разрушенного Гражданской войной народного хозяйства.

Главенствующее положение в континентальной Европе в этот период заняла Франция, связавшая себя серией договоров с целым рядом европейских стран, в том числе с Румынией и Польшей, являвшимися наиболее сильными в военном отношении государствами на западной границе СССР. Центральной проблемой версальского миропорядка станет положение Германии, поверженной в Первой мировой войне. Версальский мирный договор, подписанный без участия Советской России, налагал на Германию огромные репарационные платежи, ограничения на ее вооруженные силы.

Еще в ходе польско-советской войны советское руководство вплотную подойдет к осуществлению практических мер на германском направлении. Уже в конце сентября 1920 г. в Берлине состоятся секретные переговоры советской делегации в составе Л.Б. Красина, Л.М. Карахана, К.Б. Радека и др. с руководством рейхсвера, осенью того же года в Москву прибудет немецкая делегация с ответным визитом. Первоочередным интересом Москвы станут поставки современного вооружения[735].

Уже очень скоро эти контакты приведут к реальным результатам. 25 января — 17 февраля 1922 г. в Берлине состоятся официальные советско-германские переговоры, которые будут засекречены. На них обсуждались вопросы установления дипломатических отношений и предоставления Советской России займа, военно-промышленного сотрудничества. Советское правительство не станет торопиться с оформлением этих отношений, поскольку советской делегации предстояло принять участие в международной Генуэзской конференции. Именно там советское руководство рассчитывало совершить прорыв на дипломатическом фронте. Эти надежды, однако, не оправдались.

Генуэзская конференция, куда Советская Россия была приглашена решением совещания Верховного совета Лиги Наций, состоялась 10 апреля — 19 мая 1922 г. и была посвящена урегулированию финансово-экономических вопросов. Решение Политбюро «О Генуэзской делегации» было принято 12 января 1922 г. Курс Политбюро вырабатывался в ходе сложных дебатов. На отношение Ленина проливает свет его письмо наркому иностранных дел Чичерину в период подготовки к конференции, в котором он пишет: «Архисекретно. Нам выгодно, чтобы Геную сорвали… но не мы, конечно. Обдумайте это… и черкните мне… Надо придумать маневры половчее, чтобы Геную сорвали не мы». Чичерин, менее Ленина индоктринированный социалистической утопией, будет возражать ему: «…все хозяйственники говорят, что нам до зарезу, ультранастоятельно нужна помощь Запада, заем, концессии, экономическое соглашение. Я должен им верить. А если это так, нужно не расплеваться, а договориться… Вы несомненно ошибаетесь, если думаете, что получим заем без Генуи, если расплюемся с Англией… Если… Генуя отчетливо покажет два непримиримых мира, такой разрыв сделает невозможным всякое экономическое соглашение»[736]. Видимо, Ленину не понравилась перспектива противостоять на переговорах консолидированному Западу. Вероятно, не без влияния позиции Чичерина Политбюро все-таки решило попытаться выторговать на переговорах некоторые уступки, отказываясь обсуждать фундаментальные для Запада вопросы возврата экспроприированной собственности и долгов.

Будет решено, что делегация РСФСР представит интересы всех советских республик, образованных на территории бывшей Российской империи, правительства которых находились под фактическим контролем российского Совнаркома. Официальной целью конференции было заявлено изыскание мер «к экономии, восстановлению Центральной и Восточной Европы». В день открытия конференции советская делегация сформулировала предложение о всеобщем разоружении. Центральное место в работе конференции займет рассмотрение «русского вопроса». Советской делегации было предложено признать все долги прежних правительств, вернуть национализированные предприятия или возместить их стоимость, ликвидировать монополию внешней торговли. Советская делегация отвергнет эти требования и выдвинет контрпретензии о возмещении причиненных иностранной интервенцией и блокадой убытков, сумма которых демонстративно была завышена вдвое в сравнении с претензиями в адрес Советской России (39 млрд золотых рублей против 18,5 млрд). Глава советской делегации Чичерин обо всех перипетиях переговорного процесса будет сообщать в Москву, получая оттуда шифровки с указаниями. На долю Сталина выпадут организационные хлопоты. На одной из таких шифровок от 17 апреля, подписанной всеми членами Политбюро, в которой Москва укажет Чичерину на пределы возможных уступок, мы находим его пометы: «Решения ПБ: принятые в порядке экстренного опроса», «7-ми членам ПБ и кандидатам в чл[ены] к 6 ч[асам]. Тов. Молотову» и «В архив ПБ. Строго секретно. Сталин»[737].

Телеграмма Политбюро ЦК РКП(б) Г.В. Чичерину для всех членов делегации РСФСР в Генуе о переговорах с Ллойд Джорджем

25 апреля 1922

Подпись — автограф Л.М. Карахана

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 23098. Л. 3]

Спустя несколько дней (24 апреля) советская делегация, однако, заявила, что Советское правительство готово признать довоенные долги, а также преимущественное право за бывшими собственниками получить в концессию или аренду ранее принадлежавшее им имущество при условии признания РСФСР де-юре, оказания ему финансовой помощи, аннулировании военных долгов и процентов по ним, но откажется удовлетворить претензии на возврат частной собственности. В обмен на заявленные уступки Москва предпишет Чичерину добиваться немедленного крупного займа размером «примерно миллиард долларов». Предоставим читателю самому вынести суждение о том, насколько реалистичным по тем временам было это требование. Добиться соглашения на этих условиях не удастся, и на следующий день Политбюро направит Чичерину шифровку, в которой порекомендует «подчеркнуть как можно яснее, что разрыв вызван исключительно вопросом о восстановлении частной собственности». Проект, написанный Л.Б. Каменевым, поправят Ленин и Сталин. Сталин, завершая «производственный цикл», зафиксирует: «За Ленин, Каменев, Сталин. За Троцкий с поправками» [738].

Подобный исход вряд ли можно назвать неожиданным. Так советская история миновала еще одну развилку исторического развития. Принятие компромиссных решений по фундаментальным для западного мира вопросам собственности и выплаты задолженности могло вернуть Союз ССР на международную арену в качестве «полноправного» партнера, а советский политический режим поставить на рельсы социал-демократического развития. Политический радикализм лидеров большевизма, однако, исключал из повестки дня возможность «реабилитации» института частной собственности и прав частных собственников.

Именно из-за провала советской дипломатии на Генуэзской конференции советское руководство сделало ставку на сотрудничество с Германией, и 16 апреля 1922 г. в итальянском городке Рапалло был подписан советско-германский договор, в соответствии с которым стороны отказались от финансовых претензий друг к другу. На деле это означало отказ Советской России от репараций с Германии по итогам Первой мировой войны, а Германия, в свою очередь, отказывалась от претензий на национализированную частную и государственную собственность. Причем последнее обязательство действовало при том условии, что Советское правительство брало на себя обязательство не удовлетворять аналогичных претензий других государств. Восстанавливались дипломатические и консульские отношения, устанавливались принципы наибольшего благоприятствования в экономических и торговых отношениях. Решения, зафиксированные в договоре, вступали в силу немедленно. Обнародование договора произвело эффект разорвавшейся бомбы. Ленин сочтет этот договор едва ли не образцовым. «Действительно равноправие двух систем собственности… дано лишь в Рапалльском договоре», — подчеркнет он[739]. Ленин будет всячески оберегать советско-германские отношения. 28 августа он напишет Сталину и Каменеву письмо, в котором подчеркнет: «С Германией теперь надо быть «мудрым аки змий». Ни слова лишнего. Не дразнить зря ни Франции, ни Англии. Не грозить (как 27 авг[уста] передовая «Правды»). Десять и сто раз подумать сначала о каждом слове… и ни слова с призывом не исполнять Верс[альского] договора»[740]. То ли намеренно, то ли случайно Ленин в этом письме «заденет» Сталина, продемонстрирует своим адресатам его незначительное положение во внешнеполитических вопросах. «Время становится горячим, — заметит он. — Советую назначить примерно двойку (примерно Каменева и Троцкого) и без их общего согласия запретить в промежутки между Пол[итбюро] что-нибудь дипломатическое делать»[741]. 5 ноября стороны подпишут соглашение, которым действие Рапалльского договора распространялось на УССР, БССР и ЗСФСР.

В феврале 1923 г. в Москве две недели проведет немецкая военная делегация. В ходе этого визита рассматривались вопросы финансовой и технологической поддержки восстановления военной промышленности Советской России со стороны Германии. Именно в ходе этого визита станут обсуждаться вопросы об открытии немецкой авиашколы под Липецком и танковой под Казанью. Обе школы будут по прошествии некоторого времени открыты — авиашкола в 1925 г., танковая — в 1928-м. В последующие годы начнутся закупки военного оборудования, технологий для советских военных предприятий. Сотрудничество будет формализовано подписанием открытых политических и экономических соглашений, а также секретных соглашений о военном сотрудничестве РККА и рейхсвера[742].

Шифротелеграмма И.В. Сталина Г.К. Орджоникидзе с сообщением постановления Политбюро о запрете афишировать роль Исполкома Коминтерна, СССР и РКП(б) в китайском революционном движении

25 июня 1927

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 2. Д. 57. Л. 1]

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю Ленинградского губернского исполкома Н.П. Комарову и секретарю Ленинградского губкома П.А. Залуцкому с сообщением постановления ЦК РКП(б) о запрете торжественной встречи итальянского крейсера и разрешении митинга с участием итальянских коммунистов

3 июля 1924

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 12. Л. 45]

Большевистское руководство, конечно, весьма своеобразно понимало партнерские отношения. В то же самое время, когда шла реализация договоренностей, достигнутых в Рапалло, Политбюро через Коминтерн вело подрывную работу в Германии, подготавливая базу для революционного мятежа. Попытка взорвать Германию изнутри будет предпринята в октябре 1923 г., когда в Гамбурге состоится вооруженное восстание под руководством Эрнста Тельмана. Многочисленные документы свидетельствуют о прямом участии Москвы в этих событиях [743].

Спустя несколько лет Сталин в своей речи на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 5 августа 1927 г. прямо заявит: «Я, как и другие члены комиссии Коминтерна, стоял решительно и определенно за немедленное взятие власти коммунистами. Известно, что созданная тогда германская комиссия Коминтерна в составе Зиновьева, Бухарина, Сталина, Троцкого, Радека и ряда немецких товарищей имела ряд конкретных решений о прямой помощи германским товарищам в деле захвата власти»[744]. Главным энтузиастом германской революции был, однако, не Сталин, а Троцкий, Зиновьев и Радек. Провал германской авантюры укрепит Сталина в мысли о правильности его курса на построение социализма в одной отдельно взятой стране, который он станет проводить все активнее. Целый ряд заседаний Политбюро в ноябре-декабре 1923-го будет посвящен анализу «уроков германских событий». Вскоре окажется, что романтиков мировой революции в переизбытке не только среди большевистского политического, но и военного руководства, о чем мы расскажем немного ниже.

А пока начнется активное развитие советско-германского взаимодействия, причем разворачиваться оно станет в контексте активного включения Германии в мировую политику. В августе 1924 г. начнет осуществляться американский «план Дауэса», предусматривавший восстановление экономики Германии за счет американских и английских займов, в октябре 1925 г. западные границы (в отличие от восточных) Германии будут гарантированы Рейнским гарантийным пактом, подписанным в Локарно, в сентябре 1927 г. Германию примут в состав Лиги Наций, и она даже получит место в ее Совете. 24 апреля 1926 г. в Берлине будет подписан советско-германский договор «О дружбе и нейтралитете». Им будет задан вектор взаимоотношениям сторон вплоть до момента крушения Веймарской Республики и утверждения у власти в Германии национал-социалистов.

Одним из весомых достижений, направленных на прорыв дипломатической блокады, в которой находилась Советская Россия, станет установление дипломатических отношений между СССР и Италией, подписание торгового договора. Вслед за этим в июле 1924 г. будет организован визит в Ленинград итальянского военного корабля «Карло Мирабелло». В Ленинградский губком Сталин направит шифровку, регламентирующую основные параметры встречи[745].

* * *

В мае 1924 г. были установлены дипломатические отношения между СССР и пекинским правительством Китая. Как и во многих других случаях, установление официальных дипломатических отношений не останавливало советское руководство перед вмешательством во внутренние дела страны. В Китае долгое время ставка будет делаться на развитие национального движения и на основателя националистической партии Гоминьдан Сунь Ятсена, который в апреле 1921 г. станет президентом Китайской Республики, созданной в южных провинциях Китая с центром в г. Кантоне (Гуаньчжоу). Власть пекинского правительства распространялась на северные территории Китая. Именно этому правительству удастся в конечном итоге заручиться поддержкой западных держав. «Кантонскому» правительству, которое возглавлял Сунь Ятсен, со стороны СССР оказывалась широкая финансовая помощь, направлялись политические и военные советники[746], в его адрес осуществлялись поставки нефтепродуктов, велась подготовка военных кадров. На протяжении нескольких лет именно в адрес Гоминьдана и будет направляться основной поток военно-технической помощи из СССР. В течение ряда лет компартия Китая и Гоминьдан тесно сотрудничали, а китайским коммунистам было разрешено вступать в ряды Гоминьдана. Будущие лидеры Китайской Народной Республики Чжоу Эньлай и Мао Цзэдун в этот период занимали не последние места в иерархии деятелей Гоминьдана. Курс на сотрудничество с Гоминьданом Сталин будет стремиться сочетать с продвижением компартии Китая на ключевые позиции в китайском «революционно-освободительном» движении. Летом 1923 г. Сунь Ятсен направил в Москву делегацию во главе с начальником штаба своей армии Чан Кайши. Не раз в ходе этого визита прозвучат из уст Чан Кайши заверения в том, что «Гоминьдан всегда считал компартию СССР своей родной сестрой», что «в скором времени освобожденный Китай станет членом Советских Социалистических Республик России и Германии», усилиями которых «мы смогли бы свергнуть капиталистическую систему во всем мире»[747]. В конце ноября делегацию примет в том числе Троцкий. Как ни странно это прозвучит, но «все указания тов. Троцкого сводились к тому, чтобы Сунь Ятсен и Гоминьдан как можно скорее отказались от военных авантюр, направив все свое внимание на политическую работу…»[748] Уже в январе 1924 г. Политбюро рассмотрит вопрос о финансовой поддержке движения Сунь Ятсена. В марте последуют решения о выделении следующего финансового транша, винтовок и артиллерийских орудий[749].

Мао Цзэдун

1937

[Из открытых источников]

В ряде случаев Сталин будет настаивать на персонализации принимавшихся решений с тем, чтобы сделать его авторство известным узкому кругу китайских «товарищей». Так, 28 июня 1927 г. Политбюро, заслушав вопрос «О Китае», примет одним из пунктов решение «послать от имени Сталина, согласно его просьбе, телеграмму о посылке денег» [750].

Чжоу Эньлай

1941

[Из открытых источников]

Письмо В.И. Ленина И.В. Сталину и Л.Б. Каменеву о дипломатических переговорах и положении в Германии

30 августа 1922

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 26000. Л. 1]

Суммы на поддержку китайской революции затрачивались значительные. Так, например, Китайская комиссия Политбюро в составе Фрунзе, Чичерина и других 5 июня 1925 г. определила расходы по оказанию помощи восставшим 30 мая 1925 г. в Шанхае в размере 4 179 849 рублей и 281 226 долларов США на период до 1 октября, не считая затрат на формирование «интернационального отряда на территории Монголии»[751]. В апреле 1927 г. Политбюро решит «отпустить теперь же 3 милл. долларов»[752].

При этом конфиденциальность поддержки станет одним из важнейших элементов организационной стороны дела. Это хорошо иллюстрируется шифровкой, которую Сталин направит Орджоникидзе в Заккрайком РКП(б), в которой сообщит о постановлении ЦК по вопросу «О Китае»: «Предложить членам ЦК РКП и другим ответственным товарищам обязательно воздерживаться в своих устных и печатных выступлениях от афиширования роли ИККИ, СССР и РКП в китайском революционном движении»[753].

После смерти Сунь Ятсена в начале 1925 г. будут организованы митинги в Москве и Ленинграде. Используя Коминтерн, ЦК РКП(б) постарался организовать аналогичные мероприятия «по всей Европе»[754]. Решением Политбюро в мае 1925 г. в Москве был создан Университет трудящихся Китая имени Сунь Ятсена. Сталин придавал первостепенное значение революционным процессам в Китае, прямо участвуя в разработке программных документов для китайских коммунистов и даже тезисов для советских пропагандистов по китайскому вопросу. Впервые протоколы заседаний Политбюро зафиксируют его в качестве докладчика по китайскому вопросу 25 июня 1925 г. По докладу Сталина будет решено «революционное движение… двигать вперед обязательно, не боясь обострения кризиса», но «от убийств и избиений иностранцев, от грубонационалистических выходок… от погромов обязательно воздерживаться». В отношении пекинского правительства ставилась задача обеспечить его «благожелательный нейтралитет к движению или, если это не удастся, — расколоть и парализовать правительство», а если и эти меры не увенчаются успехом — «вести дело на разгон нынешнего правительства и составление нового с привлечением гоминьдановцев…»[755]

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о поддержке революционного движения в Китае

25 июня 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 88. Л. 20–21]

С этого момента Сталин стал куратором китайского направления и взял курс на укрепление «внутренних сил китайского национально-освободительного движения», укрепление блока компартии и Гоминьдана, удержание китайских революционеров от «неподготовленных выступлений». Весной 1926 г. кантонское правительство приступит к планированию военных операций в направлении северных территорий. По предложению Сталина Политбюро направит своему представителю Л.М. Карахану жесткое указание провести «беспрекословно» директиву «о нежелательности военных экспедиций кантонскими силами вне Кантона и сосредоточении сил… на внутреннем укреплении власти и в частности армии…»[756] Провести эту директиву в жизнь не удастся. Чан Кайши, возглавивший Гоминьдан после смерти Сунь Ятсена, начнет поход на север, развивавшийся достаточно успешно.

В 1926 г. начнутся провокации на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), являвшейся совместным советско-китайским предприятием на той территории, которая «контролировалась» пекинским правительством. В этот момент советское руководство будет настроено на использование дипломатических средств разрешения назревавшего конфликта. В письме Молотову в сентябре 1926 г. Сталин признается, «что мы только пугаем… но воевать из-за КВЖД не станем» [757].

«Розовый» период в отношениях советского руководства и лидеров Гоминьдана после смерти Сунь Ятсена продлится недолго. 12 апреля 1927 г. Чан Кайши совершит военный переворот, в г. Нанкине образует правительство из представителей правого крыла Гоминьдана. Несколькими днями раньше — 6 апреля — на территории Северного Китая состоится налет на советское полпредство в Пекине.

За две недели до событий Бухарин на заседании Президиума ИККИ выразит беспокойство, обратив внимание, что внутри единого национально-освободительного фронта начинается борьба, стал заметен курс Гоминьдана вправо, а главнокомандующий армией Чан Кайши сосредоточил вокруг себя правые силы. Сталин, напротив, по-прежнему, был уверен, что китайская революция под руководством Гоминьдана вот-вот совершит новый виток и «Ханькоу станет скоро китайской Москвой»[758], и продолжал выступать успокоительно. 10 марта на Политбюро он настаивал на тесном сотрудничестве Гоминьдана и компартии Китая[759]. Выступая 5 апреля 1927 г. на московском партактиве, он сообщил: «У нас была из Шанхая телеграмма о восстании. Мы сказали — молчите. Мы им запретили и хорошо сделали. Мы сохранили резерв революции, ибо при выступлении 2000 вооруженных рабочих империализм их разгромил бы… Чан Кайши головой выше Церетели, Керенского, ибо силой обстоятельств он ведет войну с империалистами… Каналов воздействия на Гоминьдан достаточно»[760]. «Каналов воздействия», однако, окажется как раз недостаточно, и события начнут развиваться не по сталинскому сценарию. В июле 1927 г. Чан Кайши заявил о разрыве с компартией Китая, левые и коммунисты станут подвергаться гонениям и арестам.

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову о КВЖД, ссоре с Г.К. Орджоникидзе, раскольнической позиции Н.К. Крупской и борьбе с ней, аресте нарушителей политики цен по заготовкам и сбыту

16 сентября 1926

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 37–42 об.]

События в Китае будут интерпретированы внутрипартийной оппозицией (Троцкий, Зиновьев, Радек) как поражение курса Сталина, его обвинят в потере бдительности по отношению к Чан Кайши. Троцкий и Зиновьв выступят в партийной печати со статьями по китайскому вопросу, Зиновьев, кроме того, вынесет на Политбюро и свои тезисы. Политбюро на заседании 7 мая 1927 г. одобрит «предложенный тов. Сталиным проект ответа Политбюро на тезисы т. Зиновьева по китайскому вопросу»[761]. Затем Сталин подготовит еще и тезисы для пропагандистов. Опросом по телефону Политбюро поручит комиссии в составе самого Сталина и близких к нему Бухарина и Молотова эти тезисы рассмотреть «и, в случае отсутствия разногласий, утвердить от имени Политбюро»[762].

Чан Кайши

1920-е

[Из открытых источников]

21 апреля тезисы будут опубликованы в «Правде». Квалифицировав «переворот Чан Кайши как отход национальной буржуазии от революции», «сделку правых гоминьдановцев с империализмом», Сталин в тот момент отвергнет призыв к коммунистам уйти из Гоминьдана, поставив задачу «решительного изгнания правых из Гоминьдана». Сталин будет подчеркивать, что «после переворота Чан Кайши создались на деле два Гоминьдана, Гоминьдан революционный и Гоминьдан контрреволюционный, Гоминьдан в Ухане и Гоминьдан в Нанкине». Оcновной ошибкой оппозиции Сталин назовет непонимание буржуазно-демократического характера революции в Китае. Согласиться с требованием оппозиции приступить к немедленному созданию Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов в Китае по большевистскому образцу 1917 г. означало, по мнению Сталина, «дать врагам китайского народа новое оружие… для создания новых легенд о том, что в Китае происходит не национальная революция, а искусственное пересаживание «московской советизации»». «Лозунг Советов», по его мнению, означал «перепрыгивание через стадию буржуазно-демократической революции непосредственно к организации власти пролетариата»[763]. Споры по «китайскому вопросу» он использует и для того, чтобы предъявить убийственные претензии в адрес своих оппонентов. ««Тезисы» т. Зиновьева, — заявит Сталин, — являются еще одним доказательством того, что оппозиция рвет с марксизмом, ленинизмом»[764].

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о создании комиссии для рассмотрения тезисов И.В. Сталина для пропагандистов по китайскому вопросу

20 апреля 1927

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 633. Л. 31]

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову о статье Г.Е. Зиновьева «Контуры грядущей войны» и политике в отношении Китая

11 июля 1927

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 57]

Уверенность в правильности своего курса Сталин будет демонстрировать не только публично, но и в личной переписке с ближайшим окружением. В июле 1927 г. он напишет Молотову: «Кой у кого, говорят, имеется покаянное настроение на счет нашей политики в Китае. Если это верно, это печально. По приезде постараюсь доказать, что наша политика была и остается единственно правильной политикой»[765].

Новая ситуация поставит новые задачи. В июле 1927 г. в еще одном письме тому же адресату Сталин даст установку по партийной линии: «Пора заняться теперь по-настоящему организацией системы партсоветников при ЦК ККП, при отделах ЦК, при областных организациях в каждой провинции… при комсомоле, при крестотделе ЦК, при военотделе ЦК, при ЦО, при федерации профсоюзов Китая»[766].

При этом советское руководство, естественно, продолжит линию на засекречивание масштабов и форм своего участия в китайских делах[767].

В июле 1928-го на VI конгрессе Коминтерна делегация ВКП(б) в ИККИ в соответствии с проектом резолюции по китайскому вопросу, подготовленному Бухариным и Сталиным несколькими месяцами ранее — в феврале 1928 г., подтвердит решение считать текущий период периодом буржуазно-демократической революции и укажет на переход борьбы в Китае в стадию революции аграрной. При этом Сталин перспективные задачи на китайском направлении увидит вполне в духе большевистского опыта: «Освобождение Китая не может быть достигнуто без победы диктатуры пролетариата и крестьянства, без конфискации земель, без национализации иностранных предприятий, банков, транспорта и т. д.»[768].

В октябре 1928 г. Чан Кайши станет председателем Национального правительства Китайской республики, а к началу 1929 г. ему удастся объединить под своим началом всю страну. Отношения с Китаем, сложная динамика отношений с Гоминьданом и его лидером, поддержка китайских коммунистов надолго станут для Сталина одним из центров его постоянного внимания. При этом ВКП(б) и ИККИ не откажутся от поиска новых путей развития революционного процесса в Китае.

* * *

Постоянным источником бифуркаций являлись отношения с Великобританией, торговый договор с которой был подписан в ряду первых — еще в 1921 г. 8 мая 1923 г. министр иностранных дел Великобритании лорд Дж. Керзон направит советскому руководству известную ноту своего правительства с обвинениями в проведении антибританской политики на Востоке и требованиями прекращения антибританской подрывной деятельности в Иране и Афганистане, освобождения британских рыболовных траулеров, задержанных в советских территориальных водах, с протестом против религиозных преследований в СССР и др.

Претензии британской стороны трудно назвать безосновательными. В двадцатые годы советская политика станет все активнее устремляться на Восток с целью дестабилизации мировой колонильной системы. В декабре 1923 г. Сталин получит от наркома иностранных дел Г.В. Чичерина письмо, в котором тот сформулирует свое видение задач «в настоящий момент, когда с каждым днем обостряется кризис между Англией и афганским эмиром». Основную задачу Чичерин увидит в борьбе «против английского наступления» в этом в высшей степени важном пункте земного шара»[769]. Через несколько дней он направит Сталину пояснительную записку, в которой назовет Афганистан одним из мировых стратегических узлов, который «будет иметь величайшее значение в период будущих мировых столкновений»[770]. В соответствии с рекомендациями Чичерина, Политбюро 27 декабря предпишет «ни в коем случае не вести политики, могущей обострить положение и привести к военному столкновению в расчете на нашу помощь» и «в интересах мира предложить наше посредничество между афганцами и англичанами». Протокол подпишет Сталин[771]. Всего несколько месяцев спустя оценка ситуации изменится, и Политбюро за подписью Сталина оформит новое решение — принять предложение Чичерина «отпустить Афганистану 5000 винтовок, патронов, 50–100 пулеметов с патронами, 3 радиостанции; …ускорить передачу аэропланов… вместе с летчиками…»[772] В сентябре 1925 г. Политбюро утвердит протокол заседания комиссии по вопросам Афганистана, в котором речь уже пойдет о перевооружении афганской армии, организации Афганского государственного банка с инвестированием до 3 млн рублей, создании и финансировании смешанного афгано-советского транспортно-экспортного общества[773]. Подобная широкая программа «мирного вторжения» в дела Афганистана в связи с обострением внутриполитической обстановки в этой стране достаточно логично приведет советское политическое руководство к решению о начале первой после завершения Гражданской войны войсковой операции за пределами СССР, проведенной частями РККА. Сначала 20 декабря 1928 г. по докладу комиссии во главе со Сталиным Политбюро примет обширное постановление о мерах политической, дипломатической и военной поддержки «дружественного» политического режима[774]. Несколько раз в начале 1929 г. Политбюро будет указывать «на необходимость соблюдения строгого нейтралитета»[775]. Наконец, 20 марта 1929 г., пытаясь восстановить власть низвергнутого «падишаха» Афганистана Амануллы, Политбюро решит «1. Предложение [наркома обороны] Ворошилова принять. 2. Отряд на Мазари-Шариф должен фигурировать как афганский отряд такого-то хана»[776]. «Ограниченный контингент» Красной армии совершил рейд по территории этой страны, но попытка вернуть на престол «понятного» советскому руководству монарха закончилась провалом.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о передаче Л.Б. Красиным ноты Керзону

11 мая 1923

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 335. Л. 2]

Леонид Борисович Красин

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 54. Д. 28. Л. 24]

Но вернемся к советско-британским отношениям. Урегулирование возникшего в 1923 г. конфликта осложнится убийством 10 мая в Лозанне (Швейцария) советского дипломата В.В. Воровского. Политбюро примет решение о необходимости переговоров, и Сталин направит Л.Б. Красину телеграмму соответствующего содержания: «Вопрос о дальнейших возможных уступках с обеих сторон должен быть предметом официальных переговоров»[777].

Переговоры будут проведены в июне того же года на специально созванной конференции, по итогам которых обе стороны заявят, что считают конфликт исчерпанным. В январе по итогам выборов к власти в Великобритании придут лейбористы, и уже в феврале 1924 г. британский кабинет заявит о признании СССР де-юре на тех территориях бывшей Российской империи, которые признают власть Советского правительства. В августе будут даже подписаны два договора — общий и торговый. Однако осенью 1924 г. лейбористы проиграют досрочные выборы и новый — консервативный — кабинет дезавуирует достигнутые договоренности.

Одного из своих пиков рост международной напряженности достигнет очень скоро. 1925 г. станет, вероятно, одним из поворотных моментов в осмыслении советским руководством перспектив развития международных отношений. 31 марта — 2 апреля в Риге состоится конференция, на которой присутствовали представители польского, эстонского, латвийского и румынского генеральных штабов и наблюдатели от Финляндии. 3 апреля созданная Политбюро специальная комиссия под председательством Дзержинского расценила конференцию в Риге как решающий этап создания государствами-«лимитрофами» единого антисоветского блока[778]. 16 октября того же года Германия и страны-победительницы в Первой мировой войне подпишут локарнские договоры. Помимо того, станет широко известной подготовка к вступлению Германии в Лигу Наций. Все это, судя по всему, будет воспринято советским руководством как прямая перспектива создания единого антисоветского блока.

Юзеф Пилсудский

1920-е

[Из открытых источников]

Кроме того, на 1925 г. придется целый ряд пограничных инцидентов вдоль западных границ СССР самого разного происхождения. По их поводу в советском руководстве будет быстро достигнут консенсус: «На всех наших западных границах… наблюдаются с некоторого времени систематические и, по-видимому, увязанные с собою налеты на наши пограничные отряды и приграничные районы»[779]. Военная угроза из разряда экзистенциальной становится реально ожидаемым действием, а ее отражение — задачей практической политики.

В Польше Ю. Пилсудский совершит так называемый майский переворот 1926 г., в результате которого сформируется авторитарный режим, за которым закрепилось название «санация». Политбюро переворот Пилсудского расценит как «фашистский» и квалифицирует как серьезную политическую ошибку позицию ЦК компартии Польши и ее «лозунг поддержки «революционных войск», выступивших под командой Пилсудского»[780]. Напомним, что именно под руководством Пилсудского, занимавшего тогда пост «начальника государства», в 1920 г. польская армия под Варшавой нанесла поражение Красной армии, после чего большевики были вынуждены подписать унизительный мирный договор, который рассматривался ими как вынужденное враждебное перемирие. Следует подчеркнуть, что после проигранной польско-советской войны Польша советским руководством рассматривалась как авангард враждебного СССР капиталистического мира. Это стало причиной военного планирования, направленного на отражение именно польской угрозы.

Джозеф Остин Чемберлен

1920-е

[Из открытых источников]

В 1927 г. советские отношения с западным миром испытали очередной кризис. Вновь обострились советско-английские отношения. 27 мая британский министр иностранных дел О. Чемберлен вручил советскому представителю в Лондоне ноту, в которой СССР был обвинен в ведении «антибританской пропаганды». Британское правительство объявляло о разрыве Великобританией дипломатических отношений с СССР и аннулировании торгового договора 1921 г. Нарастали проблемы и на китайском направлении.

Объективное (и существенное) ухудшение международной обстановки, срежиссированное, как считало Политбюро, из Лондона, рассматривалось политическим руководством СССР как ведущее к возникновению угрозы иностранной интервенции. Пленум Исполкома Коминтерна, состоявшийся в Москве в мае 1927 г., подчеркнет: «Налет на советское полномочное представительство в Пекине, произведенный Чжан Цзолином по указу из Лондона, при поддержке дипломатического корпуса всех капиталистических правительств, нападение на торговое представительство Союза Советских Социалистических Республик в Лондоне и последовавший за ним разрыв отношений Англии с Союзом Советских Социалистических Республик являются злодейскими актами, провоцирующими войну»[781].

Экстраординарных мер военного характера, однако, Политбюро в этот момент не примет. Изменения в подходах к военному планированию и оборонному строительству произойдут двумя годами позднее. Эти обстоятельства указывают, что в 1927 г. Сталин, вероятнее всего, не ожидал прямого военного нападения. Тем не менее в связи с обострением советско-британских отношений в СССР началось нагнетание так называемой военной тревоги как средства мобилизации управленческих элит и общества в целом на отражение внешней угрозы.

Шифротелеграмма И.В. Сталина В.М. Молотову об убийстве П.Л. Войкова монархистом, необходимости объявить всех заключенных в лагерях монархистов заложниками и расстрелять из них 5–10 человек

8 июня 1927

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 71. Л. 2–3]

1 июня 1927 г. ЦК ВКП(б) выступил с обращением «Ко всем организациям ВКП(б). Ко всем рабочим и крестьянам», в котором был сформулирован призыв быть готовым отразить империалистическую агрессию. В Варшаве 7 июня 1927 г. белоэмигрант Борис Коверда убил советского посла в Польше П.Л. Войкова. В этом убийстве Сталин усмотрит руку Англии, желающей спровоцировать конфликт СССР с Польшей. В шифротелеграмме Молотову от 8 июня 1927 г. Сталин предложит свой анализ ситуации: «Получил [известие] об убийстве Войкова монархистом. Чувствуется рука Англии. Хотят спровоцировать конфликт с Польшей. Хотят повторить Сараево… От нас требуется максимум осмотрительности». Из практических мер он сосредоточился на внутренней политике: «Надо дать ОГПУ директиву о повальных обысках и арестах монархистов и всякого рода белогвардейцев по всему СССР с целью их полной ликвидации всеми мерами», он распорядился объявить заложниками «всех видных монархистов, сидящих у нас в тюрьме или концлагере», рекомендовал «теперь же расстрелять пять или десять монархистов». Он подчеркнет, что убийство Войкова «дает основание для полного разгрома монархических и белогвардейских ячеек во всех частях СССР всеми революционными мерами. Этого требует от нас задача укрепления своего собственного тыла» [782].

В июне 1927 г. будут расстреляны 20 заложников из числа бывших дворян. Этот эпизод придал огласке сам Сталин. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в августе 1927 г. он завершит его описание в следующих выражениях: ««Так их, мерзавцев!» — вот каким возгласом встретили расстрел 20-ти «светлейших» рабочие кварталы»[783]. Таким образом, уже во второй половине 1920-х гг. задача укрепления тыла через подавление нелояльных советской власти «элементов» была поставлена Сталиным в повестку дня. Но если тогда речь шла «о всякого рода белогвардейцах», то спустя менее десяти лет задача обеспечения лояльности Сталиным станет пониматься значительно более широко — под подозрение попадут не только граждане, нелояльные по отношению к советской власти, но и просоветски настроенные, однако заподозренные в нелояльности к созданному Сталиным политическому режиму и к нему лично.

С целью решения задачи укрепления собственного тыла летом 1927 г. будут проведены первые массовые операции против интеллигенции и крестьянства, прежде всего в зерновых районах[784]. Ощущение враждебности социальной среды, в которой разворачивалось «социалистическое строительство», подогревалось множеством «враждебных» проявлений. Так, в середине 1920-х гг. увеличивается количество покушений на жизнь так называемых рабочих и сельских корреспондентов (рабселькоров), в задачу которых входило написание статей, заметок в различные советские периодические издания на злободневные темы. Ни ВМН в виде расстрела, ни показательные процессы не смогли остановить всплеск насилия по отношению к рабселькорам. В связи с этим ЦК принял специальное решение об отмене показательных процессов об убийствах рабкоров и селькоров[785].

Задача консолидации будет осмыслена Сталиным в том числе и как необходимость окончательного отстранения «левых» оппозиционеров не просто от рычагов управления, но и лишения их неформальных возможностей влияния. Традиционно в историографии многими принято считать, что Сталин сознательно манипулировал общественным сознанием, используя угрозу войны, нагнетая атмосферу «осажденной крепости», что позволяло консолидировать вокруг себя элиты и общество в целом и одерживать таким образом победы над реальной оппозицией или развязывать репрессии в отношении предполагаемых нелояльных партийных, советских и военных деятелей. Однако такого рода кампании не являлись простой манипуляцией массовым сознанием. Большевистское руководство, включая Сталина, отчетливо осознавало себя находящимся во враждебном окружении и внутри страны, и особенно на международной арене. Вопрос о том, насколько каждая новая военная тревога была обоснованной, является в этом контексте вторичным.

В связи с этим следует напомнить, что Конституция СССР 1924 г. содержит прямую констатацию враждебного окружения, которое сделало необходимым создание единого фронта советских республик в форме их союза. Сомневаться в правомерности тезиса о враждебном характере капиталистического окружения СССР вряд ли возможно и по существу. Ведь большевики никогда не скрывали своего курса на свержение старого мирового порядка. В 1923 г. в момент ожидания большевиками революции в Германии Сталин утверждал: «Если мы хотим действительно помочь немцам, а мы этого хотим… нужно нам готовиться к войне, серьезно и всесторонне…»[786] В 1925 г. на одном из партийных форумов он заявил публично: «…страна пролетарской диктатуры… может и должна… построить социализм, организовать у себя социалистическое хозяйство и поставить вооруженную силу для того, чтобы пойти на помощь пролетариям окружающих стран в их борьбе за свержение капитала» [787].

В своем докладе на январском 1925 г. пленуме ЦК Сталин подчеркнет: «Вопрос о нашей армии, о ее мощи, о ее готовности обязательно встанет перед нами при осложнениях в окружающих нас странах как вопрос животрепещущий… если война начнется, то нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить»[788].

Готовность в определенных условиях атаковать мировой капитализм, однако, не означала для Сталина отказа от идеи строительства социализма в СССР. И если в мае 1925 г. Сталин считал возможным говорить о «временной стабилизации капитализма и стабилизации советского строя», достижении «временного равновесия между этими двумя стабилизациями»[789], то в 1927 г. ситуация изменилась.

3 декабря 1927 г., выступая на утреннем заседании XV съезда ВКП(б) с политическим отчетом ЦК, Сталин будет говорить уже о «разваливающейся стабилизации» капитализма, из которой «вырастает самый глубокий и самый острый кризис мирового капитализма», «вырастает новый революционный подъем», «вырастает неизбежность новых империалистических войн». Скажет Сталин и об интервенционистских тенденциях «части капиталистического мира во главе с Англией» и неизбежности новой империалистической войны, «все равно — разгорится ли она между отдельными империалистическими коалициями или против СССР»[790]. Он подчеркнет «постепенную фашизацию политики буржуазных государств», скажет о существовании в Италии и Польше фашистских правительств. Рухнувшие надежды капиталистов «на приручение СССР» стали причиной «усиления интервенционистских тенденций в лагере империалистов, политики изоляции СССР, политики окружения СССР, политики подготовки условий войны с СССР». «Угроза войны (в отношении СССР) есть один из основных фактов нынешнего положения», — резюмирует Сталин[791]. Но, кроме этого, в том же докладе он заявит и о «допущении сосуществования двух противоположных систем» как основы отношений с капиталистическими странами[792].

Угроза войны, как ее воспринимало большевистское руководство, сыграет немаловажную роль в принятии Сталиным и сформировавшимся вокруг него большинством ЦК ВКП(б) радикальных вариантов индустриализации и решения затруднений на хлебозаготовительном фронте[793]. Как вполне справедливо отмечается в одной из современных работ, для советского руководства не было ничего более естественного, чем верить в угрозу войны. Идеологическая враждебность европейских стран была очевидной. По логике большевиков, враждебный идеологический дискурс и политический курс означали враждебные действия, толковавшиеся как подготовка к войне[794].

При этом «политика мира и сохранение мирных отношений с капиталистическими странами» будут отнесены Сталиным к числу основных задач партии точно так же, как и «борьба с интервенционистскими тенденциями Англии и усиление обороноспособности СССР»[795]. Стремление обеспечить «сохранение мира с капиталистическими странами» найдет свое выражение в подготовке и подписании некоторых международных соглашений. Так, в августе 1925 г. нарком иностранных дел Г.В. Чичерин предложит французскому послу в Москве заключить договор между СССР, Францией и Польшей о советско-польской границе. В августе 1925 г. с Польшей был подписан договор о разрешении пограничных конфликтов, 7 декабря 1925 г. — с Турцией договор о ненападении[796]. 24 апреля 1926 г. Москва и Берлин подписали договор о нейтралитете.

24 сентября 1927 г. 8-я Ассамблея Лиги Наций приняла резолюцию, гласившую, что «всякая наступательная война является и остается запрещенной», а международные споры следует решать мирными средствами. Франция и США, проводившие переговоры о заключении договора о дружбе и отказе от войны на вечные времена, сделают ход переговоров публичным достоянием. Вскоре идея двустороннего договора претерпит весьма существенную трансформацию — целый ряд государств выскажут свое желание стать сторонами такого соглашения. Пакт Бриана — Келлога, названный так по именам руководителей дипломатических ведомств Франции и США, заинтересует и советское руководство. Чичерин 5 августа заявит о готовности вести переговоры по содержанию договора и о том, что Советское правительство не исключает для себя возможности его подписания. Вскоре Советский Союз получит официальное приглашение присоединиться к пакту и уже 6 сентября подпишет его, причем именно СССР станет единственной стороной договора, которая ратифицирует пакт еще до конца текущего года[797]. Далее Москва предложит ряду сопредельных стран подписать соглашение о досрочном введении в действие пакта Бриа-на — Келлога. После не слишком долгих, но интенсивных переговоров, условия которых обсуждались и согласовывались на Политбюро, 9 февраля 1929 г. Советским Союзом, Польшей, Румынией, Латвией и Эстонией будет подписан Московский протокол о досрочном введении в действие договора Бриана — Келлога. Москва тут же столкнется с непредвиденными последствиями инициированного ею соглашения, которые окажутся негативными, хотя советская пропаганда и историография будут утверждать обратное. Как показано в современной историографии, Сталин засомневается, и небезосновательно, в правильности избранного курса[798]. 10 марта он направил письмо Г.В. Чичерину, находившемуся на лечении в Германии, с вопросами: «Как расцениваете нашу акцию в отношении Польши и Румынии (я имею в виду пописание протокола)? Какие плюсы (и минусы) усматриваете в этом деле?»[799] Возможно, у некоторых читателей вызовет изумление такого рода консультация с наркомом иностранных дел, проведенная не до, а после уже состоявшейся «акции». Впрочем, познакомившись со взглядами Сталина на управление, мы не должны удивляться тому, что партийно-политическое руководство считало себя вполне квалифицированным для того, чтобы самостоятельно принимать подобные решения с минимальными консультациями с профессиональными дипломатами и уж точно без оглядки на их мнение. В ответном письме Чичерин оценит «акцию» как «большое несчастье: мы своими руками создали и мы признали польско-балтийский единый фронт, польскую гегемонию в Прибалтике, а Литву мы оттолкнули. Наше первое предложение Польше было вполне удачно, как пацифистская демонстрация и противовес россказням наших врагов о наших мнимых военных замыслах; когда Польша выдвинула разные резоны для отказа, наше положение было блестящим, и на этом надо было остановиться; вместо этого мы побежали за Польшей, завоевали для Польши небывалый вес в Прибалтике и потеряли литовскую опорную точку»[800]. С этого момента угроза создания польско-прибалтийского союза станет навязчивой идеей советского руководства, а военное противостояние этой потенциальной угрозе будет одним из основных направлений военного планирования.

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову об обороне СССР и др. вопросам

1 сентября 1930

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 134–140]

В 1928 г. Сталин придет к неожиданному для многих выводу о том, что «основным противоречием стало противоречие между капитализмом американским и капитализмом английским», а основной проблемой — проблема «борьбы за мировую гегемонию между Англией и Америкой». Чем чревато это основное противоречие? — задастся вопросом Сталин и ответит: «Оно, вероятно, чревато войной»[801].

Одновременно с этими миротворческими усилиями на международной арене советское руководство начнет проводить масштабный поворот на интенсификацию военных приготовлений. Об их содержании мы поговорим немного позднее.

«Всемирная партия из Москвы»

Официальная внешнеполитическая линия советского руководства с течением времени на поверхности явлений все больше приобретала респектабельный вид и пацифистскую направленность. Внешнеполитические устремления Москвы нельзя, однако, понять, исключив из внимания деятельность III (Коммунистического) Интернационала. Коминтерн был учрежден 4 марта 1919 г. в Москве в качестве альтернативы II (Социалистическому) Интернационалу и состоял из коммунистических партий разных стран, функционировавших на правах его секций. Вскоре после создания Исполнительный комитет Коминтерна (ИККИ) возглавил Г.Е. Зиновьев. Целью создания Коминтерна провозглашалась мировая социалистическая революция. И эта миссия имела не только идеологическое, но и вполне практическое наполнение. Затраты на Коминтерн составят весьма значительные по тем временам суммы. На 1922 г. Коминтерну было выделено 2 950 600 золотых рублей, на 1923-й — 2 196 500, в 1925 г. бюджет Коминтерна составил 4 180 450 золотых рублей [802].

Сталин долгое время находился в стороне от работы Коминтерна, хотя и был, разумеется, причастен в качестве члена Политбюро к выработке общеполитической линии. Свою дань увлечению идеей мировой революции он отдал почти так же, как и другие представители большевистского руководства. На пике успехов Красной армии в польско-советской войне в июле 1920 г. он писал Ленину: «Теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу и более или менее сносную Красную армию, было бы грешно не поощрять революцию в Италии… На очередь дня Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить)… Короче: нужно сняться с якоря и пуститься в путь, пока империализм не успел еще мало-мальски наладить свою разлаженную телегу»[803].

Такого рода размышления Сталина довольно долго будут оставаться своего рода «советами постороннего». Именно такими словами определил осенью 1917 г. свою позицию по отношению к происходящему в Петрограде Ленин, перешедший на нелегальное положение и лишенный возможности прямого участия в событиях. Вплоть до середины 1922 г. Сталин остается скорее сторонним наблюдателем, чем актором происходивших событий. Уже став генсеком, он, видимо, по должности окажется прямо вовлечен в деятельность советских представителей в Коминтерне. Произойдет это не сразу. 3 апреля 1922 г. Политбюро утвердит представителями РКП(б) в ИККИ Зиновьева, Бухарина, Радека, а кандидатами Ленина и Троцкого [804].

Лишь в июне 1922 г. по предложению Зиновьева Сталин решением Политбюро будет «делегирован на расширенное заседание ИККИ, кроме избранных ранее представителей партии»[805]. 2 ноября опять-таки по предложению Зиновьева решением Политбюро будет увеличено число представителей РКП(б) в ИККИ, в него войдут Сталин и Каменев[806]. 30 ноября решение будет пересмотрено, представительство сокращено и конгрессу Коминтерна будет предложено утвердить «прежнюю тройку — тт. Бухарина, Радека и Зиновьева и кандидатами к ним тт. Ленина, Троцкого и Сталина»[807]. На состоявшемся в ноябре — декабре IV конгрессе Коминтерна из перечисленных шестерых представителей РКП(б) с докладами выступят все, кроме Сталина. V конгресс Коминтерна (17 июня — 8 июля 1924 г.) членами Президиума от РКП(б) изберет Бухарина, Сталина и Зиновьева, который станет его председателем. Председательство Зиновьева продлится до октября 1926 г., когда его сместят с этой должности, а временно исполняющим обязанности назначат Бухарина. Роль Сталина в делах Коминтерна будет постоянно возрастать, что вполне понятно, так как ни один из вождей РКП(б), претендовавших на лидерство, не мог оставить вне своего влияния «всемирную партию из Москвы», которая мыслилась инструментом установления советской власти во всем мире. В историографии встречаются утверждения, что, став генсеком, Сталин «приступил к формированию собственной секретной службы, тщательно скрытой внутри Секретариата ЦК…», с 1926 г. это был Секретный отдел ЦК, с 1934 — Особый сектор ЦК. Говорится и о специальном секторе «для контроля над работой Коминтерна»[808]. Этот сегмент «творчества» Сталина все еще ждет своих исследователей, но не может быть никаких сомнений в том, что Сталин действительно вникал в детали закордонной работы, в том числе по линии Коминтерна. Одной из иллюстраций этих практик может служить его записка начальнику Иностранного отдела ОГПУ, члену Постоянной нелегальной комиссии ИККИ М. Трилиссеру от 23 сентября 1926 г. с поручением принять «все зависящие меры» для должного выполнения в Берлине людьми Трилиссера заданий в отношении некоего «индуса Джонсона», известного им обоим[809]. Под этим именем скрывался К.Э. Янсон, направленный в Индию «для ознакомления с положением дел в ком. движении Индии и установления связей между ком. движением и ИККИ» и подробно в связи с этим проинструктированный Сталиным[810].

Телеграмма И.В. Сталина В.И. Ленину о положении на фронтах и необходимости организации восстаний в Италии, Венгрии и Чехии

24 июля 1920

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5521. Л. 1–2]

Президиум объединенного заседания 2-го конгресса Коминтерна, ВЦИК, Моссовета, МГК РКП(б), ВЦСПС и МГСПС в Большом театре. Слева направо: Г.Я. Сокольников, Э.Э. Руднянский, Серрати, Л.Д. Троцкий, Ж. Садуль, П. Леви, Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин, М.И. Калинин и К.Б. Радек

7 августа 1920

[РГАСПИ. Ф. 489. Оп. 2. Д. 190. Л. 1]

Довольно скоро Сталин станет в значительной мере определять повестку дня, причем обозначит и свои кадровые предпочтения. 3 апреля 1923 г. Политбюро по предложению Сталина докладчиком на XII съезде партии по вопросу о Коминтерне назначит не председателя ИККИ и члена Политбюро Зиновьева, а Бухарина, несмотря на его более низкий статус и в ИККИ, и ЦК РКП(б). Зиновьева же Сталин начал буквально «наставлять» по разным вопросам, например, направив ему 4 мая 1923 г. письмо о его проекте тезисов ИККИ и необходимости расширения лозунга рабочего правительства. Снисходительно оценив тезисы Зиновьева («Проект в основном приемлем и необходим»), он порекомендовал «вдолбить лидерам компартий Запада» целесообразную, по его мнению, точку зрения. Зиновьев внес необходимую правку, а пленум ИККИ в соответствии со сталинской рекомендацией в июне 1923 г. обосновал лозунг борьбы не за рабочее, а за рабоче-крестьянское правительство [811].

В 1924 г. предварительное согласование со Сталиным проектов резолютивных документов, кажется, повсеместно войдет в практику. Так, Д.З. Мануильский 31 июля 1924 г. направит Сталину на согласование проекты резолюций V конгресса Коминтерна по национальному и колониальному вопросам. Сталин даст развернутый «отзыв по пунктам» [812].

Письмо И.В. Сталина М.А. Трилиссеру с просьбой оказать в Берлине помощь Джонсону

23 сентября 1926

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 2. Д. 69. Л. 1, 3]

Летом 1923 г. начнут разворачиваться события в Болгарии и Германии. 9 июня в Болгарии был осуществлен военный переворот. Руководство Болгарской компартии заняло позицию нейтралитета, посчитав, что речь идет о замене одного «антинародного» буржуазного режима на другой. ИККИ в соответствии с наставлениями «старших» московских товарищей порекомендует действовать так, как действовали большевики во время корниловского мятежа в России летом 1917 г., то есть принять участие в борьбе против реакционного переворота. Сталин настоял на том, чтобы не поправлять «ошибочную позицию» БКП публично в виде газетной статьи, а «переделать статью в циркуляр от Коминтерна и разослать компартиям для руководства, не публикуя… Публикация может вызвать взрыв самолюбия, честолюбия и затруднит нашу работу…»[813]

31 июля 1923 г. Зиновьев, находясь в Кисловодске на отдыхе, написал Сталину: «Кризис в Герм[ании] назревает очень быстро. Начинается новая глава германской революции. Перед нами это скоро поставит грандиозные задачи… Пока же минимум, что надо — это поставить вопрос 1) о снабжении нем[ецких] ком[мунистов] оружием в большом числе, 2) о постепенной мобилизации чел[овек] 50 наших лучших боевиков для постепен[ной] отправки их в Германию»[814]. В этом письме, кстати говоря, Зиновьев с плохо скрываемым раздражением трижды просит Сталина «если дело терпит, советоваться по проводу». Очевидно, что уже в это время Сталин не особенно стремился к поддержанию коллективного формата работы.

7 августа 1923 г., отвечая на это письмо Зиновьева, Сталин напишет: «Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты ее подхватят, они провалятся с треском. Это «в лучшем» случае. А в худшем случае — их разобьют вдребезги и отбросят назад… По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять»[815].

Осторожную позицию в этот момент займут также Н.И. Бухарин и А.И. Рыков. Однако и Сталин, и Политбюро в целом в определенный момент отдадут дань общему увлечению этой идеей. Сталин уже через два дня проведет через Политбюро решение отозвать из отпусков Зиновьева, Троцкого и Бухарина для общего обсуждения международного положения в связи с событиями в Германии [816].

Записка И.В. Сталина Г.Е. Зиновьеву о тезисах его выступления на заседании в Исполкоме Коминтерна

4 мая 1923

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 734. Л. 14–14 об.]

18 августа 1923 г. Политбюро по вопросу «О помощи немецким рабочим» примет решение выделить через Профинтерн один миллион марок золотом и «открыть… кроме того, сбор в пользу немцев»[817]. 22 августа состоится заседание Политбюро «О международном положении», на которое съедутся из отпусков все его члены. Будет признано, «что германский пролетариат стоит непосредственно перед решительными боями за власть». Для разработки очередных задач РКП(б) будет создана комиссия в составе Зиновьева, Сталина, Троцкого, Радека, Чичерина. Созыв комиссии, то есть руководство ею, было поручено Зиновьеву, который и стал одним из наиболее активных протагонистов германской революции[818].

Записка И.В. Сталина на заседании Политбюро ЦК РКП(б) о необходимости изолировать поляков

18 октября 1923

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 25. Л. 110]

Сталин 20 сентября 1923 г. направил открытое письмо одному из основателей Германской коммунистической партии главному редактору газеты немецких коммунистов «Роте Фане» (Die Rote Fahne) А. Тальгеймеру: «Грядущая революция в Германии является самым важным мировым событием наших дней», причем, по его мнению, имеющим «более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата, несомненно, переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин»[819]. Тальгеймер опубликует письмо 10 октября. Нарком иностранных дел Чичерин и член той же комиссии Политбюро, что и Сталин, узнает о содержании письма из сообщения немецкого радио и попросит Молотова ответить, «является ли это сообщение чистой выдумкой, или же что-либо действительное за ним скрывается»[820].

Напомним, что это «происшествие» в публичном пространстве произойдет в то же самое время, когда советская сторона демонстрировала намерения развивать отношения с Германией в духе Рапалло. Письмо Тальгеймеру Сталин написал, судя по всему, под влиянием итогов очередного обсуждения вопроса о международном положении на Политбюро, состоявшемся в тот же день. В ходе заседания он сделал заметки, которые характеризуют перелом, наступивший в его оценках перспектив германской революции: «Революция назрела, надо взять власть, нельзя давать власть фашистам»[821].

На следующий день Зиновьев вынесет на Политбюро вопрос о возможности войны между Советской Россией и европейскими державами из-за советской помощи германской революции. В связи с этим возникнет вопрос о численности армии и создана соответствующая комиссия под председательством Троцкого, в которую вошел и Сталин[822]. В ходе обсуждения он задастся вопросом: «…под каким легальным прикрытием мобилизнуть солдат, сохраняя внешность миролюбия и, по крайней мере, внешность обороны»[823].

Курс на поддержку германской революции зафиксирует пленум ЦК, собравшийся уже 23 сентября.

Заметки И.В. Сталина, сделанные на заседании Политбюро ЦК РКП(б), о революционной обстановке в Германии

1923

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 25. Л. 102]

Телеграмма Г.В. Чичерина В.М. Молотову об отправке Сталиным письма германским коммунистам

12 октября 1923

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 139. Л. 31]

Между тем назревали новые события в Болгарии. 27 сентября Политбюро утвердило предложения «болгарской комиссии». В том числе будет решено «оружие, которое еще лежит в Севастополе с прошлого года, приготовленное для Болгарии, послать немедленно», а болгарские коммунисты «немедленно, как только будет установлена связь, посылаются в Болгарию вооруженными. Список составляется секретарем ЦК РКП…» [824]

4 октября Политбюро назначит дату восстания в Германии — 9 ноября. Туда будет решено послать для непосредственного руководства Пятакова, Радека, Рудзутака и Куйбышева. По состоянию на 21 ноября на финансирование КПГ через специально созданный особый фонд было выделено 445 700 долларов[825]. Уверенность в благоприятном исходе дела побудила Политбюро принять решение об отправке в Германию не менее 10 млн пудов зерна[826].

Для Сталина представится необходимым обеспечить международное «сопровождение» задуманного революционного переворота в Германии. Об этом свидетельствует его записка, сделанная им на заседании: «Я думаю, что лучше отказаться от зондировки поляков и приняться за зондировку латышей — латышей можно запугать, припереть к стене и пр. С поляками этого не сделать. Поляков надо изолировать, с ними придется биться… Поляков изолировать. Латышей купить (и запугать). Румынию купить…»[827]

В.М. Молотов, П.С. Жемчужина, И.В. Сталин, Н.С. Аллилуева на отдыхе

1927

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1663. Л. 2]

Не вдаваясь в чрезвычайно интересные перипетии событий «германского Октября», скажем лишь, что развиваться они станут не по планам кремлевских мечтателей. Вооруженные выступления прокоммунистически настроенных рабочих в Германии будут подавлены. Советский консул в Гамбурге Г. Шкловский направит 30 октября Зиновьеву, Сталину, Литвинову доклад, в котором охарактеризует происходившее как «путчизм самой чистой крови»[828]. Троцкий скажет: «В 1923 г. мы потерпели в Германии величайшее поражение, никак не меньшее, чем наше поражение в 1905 г.»[829]. Разгромлено будет и восстание в Болгарии.

В течение декабря 1923 — января 1924 г. Политбюро будет неоднократно обсуждать «уроки» германских событий. Одним из важных выводов, который сделает Сталин, выступив на пленуме ЦК РКП(б) 15 января 1924 г., заключался в том, «что за последнее время произошла передвижка сил, передвижка мелкобуржуазных социал-демократических сил в сторону контрреволюции, в лагерь фашизма. Вывод: не коалиция с социал-демократией, а смертельный бой с ней, как с опорой нынешней фашизированной власти»[830]. Эта оценка социал-демократии для Сталина надолго станет определяющей и сыграет свою драматическую роль в выборе политической тактики германских коммунистов в 1932 г., когда в Германии из-за разобщенности левых сил победу на выборах в рейхстаг одержит национал-социалистическая партия.

Болгарией и Германией в начале 1920-х дело не ограничилось. В апреле 1924 г. курс на подготовку вооруженного восстания взяла эстонская компартия. 28 августа Политбюро приняло решение «придать деятельности эстонской компартии боевой характер, оказав ей содействие в подготовительных мерах по оказанию вооруженного отпора попыткам фашистского переворота», проверить «экономическое и политическое состояние Эстонии и степень революционного брожения, позволяющего рассчитывать на успех движения»[831]. Под председательством М.И. Фрунзе, которого Сталин и Зиновьев явно продвигали по политической линии, была создана специальная комиссия «для проверки положения и проведения всех необходимых мер». В нее вошли в том числе Сталин, Зиновьев, Троцкий, Чичерин[832]. Вооруженное восстание в Эстонии в конечном итоге будет разгромлено так же, как в Болгарии и Германии.

Эти провалы не в последнюю очередь советскими руководителями будут объясняться недостатками организационной подготовки. Политбюро на своих заседаниях несколько раз рассмотрит вопросы конспирации, ставя в один ряд деятельность ИККИ, ОГПУ и Разведупра. Пик внимания к этим вопросам придется на 1927 г., когда резко обострятся отношения с Великобританией[833].

В 1924 г. Сталин политически определится и в отношении польских коммунистов, многие активисты из их числа попадут под его подозрение. Он возглавит польскую комиссию V конгресса Коминтерна и отредактирует письмо ИККИ к организациям Коммунистической рабочей партии Польши. В нем предыдущему руководству компартии Польши предъявлялись более чем серьезные обвинения — якобы оно выступало против РКП(б) и советской власти. Комиссия под руководством Сталина добилась избрания нового состава Бюро ЦК КРПП [834].

Партии Коминтерна с течением времени становились все менее самостоятельными не только в выборе политической линии, но и в формировании состава своих руководящих органов. В 1924 г. по настоянию Сталина в Прагу была отправлена делегация Исполкома Коминтерна во главе с Д.З. Мануильским для того, чтобы обеспечить избрание левого по составу ЦК компартии Чехословакии[835].

Хорошо известно, как в 1925 г. в соответствии с предложениями Бухарина и Сталина Исполком Коминтерна начал обсуждение вопроса о положении в компартии Германии, в результате которого группу Р. Фишер — А. Маслова отстранили от руководства. Одной из претензий являлось установление режима личной власти в КПГ, требовалось его устранить с тем, чтобы осуществлять коллективное руководство. Как сообщил Сталину секретарь ИККИ И. Пятницкий, немецкая делегация будет принуждена внести «декларацию с признанием всех своих ошибок». Сталин, находившийся на отдыхе на юге, 30 июля ответил: «Успех ясен, но это только первый шаг, без организационного закрепления успех сведется к нулю. Поэтому нужно довести дело до конца и сделать все организационные выводы»[836]. Необходимые «организационные выводы» были сделаны, руководить КПГ стала «группа товарищей» во главе с Эрнстом Тельманом.

Осип Аронович Пятницкий

Конец 1920-х

[Из открытых источников]

К этому моменту Сталин вел себя уже настолько по-хозяйски, что находясь в Сочи на отдыхе, в августе 1928 г. отдавал прямые распоряжения по ходу работы VI конгресса Коминтерна: «Больше месяца заседает конгресс, обсуждены уже четыре вопроса и до сих пор нет еще ни одной резолюции. Это может создать ложное впечатление о том, что конгресс запутался и не способен вынести ни одной конкретной резолюции. Опубликуйте хотя бы резолюцию по отчету»[837].

Известную черту подведет под эпохой революционной бури и натиска с Востока постановление Политбюро «О Разведупре», принятое 25 февраля 1925 г. в соответствии с предложениями специальной комиссии Политбюро «по вопросу об активной разведке». Первый пункт предложений комиссии гласил: «Активная разведка (диверсионные, военно-подрывные группы и пр.) в первый период ее существования была необходимым дополнением наших военных мероприятий и выполняла возложенные на нее из центра боевые задачи». С установлением «более или менее нормальных дипломатических отношений с прилегающими к СССР странами» было решено, что «ни в одной стране не должно быть наших активных боевых групп, производящих боевые акты и получающих от нас непосредственно средства, указания и руководство». Было признано, что «вся боевая и повстанческая работа, отряды и группы, поскольку они политически целесообразны (что определяется в чисто партийном порядке), должны быть переданы в полное подчинение коммунистических партий данной страны…» Возвращение к прежним методам работы, «вызываемое особенностями обстановки (например — Бессарабия), может иметь место только по особому постановлению Политбюро»[838]. «Отказ» от «боевой» работы в известной мере будет компенсирован курсом на большевизацию партий Коммунистического Интернационала. Соответствующее решение примет пленум ИККИ на основе тезисов Зиновьева, правку в которые внесли Бухарин и Сталин в марте 1925 г. [839]

На заседании Президиума ИККИ 22 января 1926 г. Сталин заявит: «Для достижения старых целей в новой обстановке метод прямого натиска сейчас уже не подходит. Сейчас от германской компартии требуется переход к методу обходных движений, имеющих своей целью овладение большинством рабочего класса в Германии»[840]. Метод «обходных движений» теперь займет главенствующее место в политической практике советского руководства.

Во второй половине 1920-х настанет очередь чистить аппарат и руководящие органы Коминтерна. В марте 1926 г. помощник Сталина И.П. Товстуха запросит И. Пятницкого, который ведал в ИККИ оргвопросами: «Имеется решение о чистке ИККИ. Не будете ли вы добры познакомить т. Сталина с Вашим планом чистки?» Свои соображения Пятницкий доложит Сталину специальным письмом от 20 марта[841]. В этот момент речь велась о чистке именно аппарата, но скоро дело дойдет и до выборных органов. Для начала 31 августа 1928 г. Сталин порекомендует «для большей связи с ЦК… ввести Молотова в Политсекретариат ИККИ в качестве члена», «обеспечить в нем преобладающий противовес…»

Уже 10 сентября Молотов поспешит подтвердить целесообразность кадровых изменений: «…из аппарата Исполкома иной раз так и прет запахом кислой капусты оппортунизма»[842]. Введение Молотова в Политсекретариат ИККИ обеспечивало Сталину также и контроль за действиями Бухарина, с которым к тому моменту у Сталина наметились серьезные разногласия по вопросам внутренней политики. В это время Сталин уже контролирует и содержание докладов, с которыми планировали выступать деятели ИККИ на VI конгрессе, и ход подготовки программы Коминтерна. Программу по указаниям Сталина будет готовить Бухарин, возглавивший по постановлению Политбюро программную комиссию, в состав которой вошел и Сталин. Бухарин в марте 1928 г. запросит у Сталина указаний и сделает это в самоуничижающем стиле. «Я должен поговорить с тобой на днях относительно Программы КИ, твоих замечаний, желаний, требований и т. д. и т. п. …Когда иметь первый разговор?» Сталин ответит: «Согласен на любой срок. Даю «карт-бланш»». Карт-бланш Бухарину не поможет, Сталин тезисы Бухарина подвергнет буквально разгрому, начав свои «замечания» с такой констатации: «Я думаю, что придется заново написать программу» [843].

Краткие замечания И.В. Сталина о проекте программы Коминтерна

24 марта 1928

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 136. Л. 8–10]

Проект программы Бухарин переписал, и 10 мая Политбюро решило: «Проект программы тт. Бухарина и Сталина в основном одобрить»[844]. Первой в числе задач коммунистических партий Сталин станет называть «неустанную борьбу с социал-демократизмом по всем линиям». Социал-демократию он назовет основной опорой капитализма в рабочем классе и главным противником коммунизма[845].

Вслед за большевизацией партий Коминтерна Сталин провел кампанию против «правых и примиренцев», которая практически совпала по времени с борьбой с «правым уклоном» в самой ВКП(б). Соответствующим образом он наставлял руководителя германской компартии Эрнста Тельмана в октябре 1928 г.[846] В декабре того же года на заседании Президиума ИККИ, которое стало одним из поворотных моментов начавшейся чистки Коминтерна от «правых и примиренцев», Сталин выступил с характерной поправкой к тесту и так очень жесткого письма в адрес компартии Германии: «Президиум ИККИ категорически осуждает лицемерно-оппортунистическую декларацию т. Эмбр-Дро, рассчитанную на деле на поддержку правых элементов ГКП и клеймит ее, как недостойный выпад против Коминтерна»[847]. На этом заседании Сталин выступил с пространной речью о правой опасности в германской компартии. В ней он заявил о существовании двух сил в германской компартии, «которые разлагают партию изнутри и создают угрозу ее существованию. Это, во-первых, фракция правых, которая организует внутри компартии новую антиленинскую партию со своим центром, со своими органами печати… Это, во-вторых, группа примиренцев, которая усиливает своими колебаниями фракцию правых». «Нельзя терпеть дальше существования таких людей в составе Коминтерна», — таким призывом он завершил свое выступление. Предвестником грядущей кампании по разгрому «правых» в ВКП(б) стал тот раздел его речи, в котором Сталин провел параллели между правыми в КПГ и ВКП(б). Правда, «своих правых» он взял под защиту, указав, что «на данной стадии рзвития борьбы с правой опасностью внутри ВКП(б) основным методом борьбы является борьба идеологическая…»[848] Продолжительность «данной» примирительной стадии оказалась недолгой. В конце января — начале февраля 1929 г. состоялось объединенное заседание Политбюро и Президиума ЦКК, где Сталин выступил с речью «О группе Бухарина и правом уклоне в нашей партии», которой ознаменовалось вступление внутрипартийной борьбы в новую стадию.

«Состояние боевой готовности страны… приходится признать неудовлетворительным». Военное и оборонное строительство 1920-х гг

Осознание внешней военной угрозы как константы, с одной стороны, и готовность атаковать мировой капитализм — с другой, будут понуждать советское руководство уделять значительное внимание военному и оборонному строительству. Подходы к решению этих вопросов будут претерпевать определенные изменения. Завершение Гражданской войны и иностранной интервенции оценивались большевистским руководством как начало мирной передышки. С декабря 1920 по сентябрь 1921 г. Красная армия была «приведена почти полностью на мирное положение»[849]. Однако переход к мирному строительству не означал изменения принципиальных идейно-политических подходов к военному планированию. Военная доктрина большевизма по-прежнему имела в своем основании концепцию мировой революции, а неизбежная будущая война мыслилась как вооруженное столкновение с капиталистическим миром. В начале 1920-х гг. в повестке дня во весь рост встанет задача военного строительства в период этой самой мирной передышки, а вопросы собственно военного планирования в поле зрения советского политико-военного руководства отойдут на задний план. Главным вопросом в этот период станет масштабная демобилизация. Содержание огромной по численности армии ложилось непосильным бременем на разрушенную экономику Советской России. Сокращение численного состава Красной армии будет беспрецедентным по своему масштабу — с 5,5 млн человек в конце 1920 г. до 562 тыс. человек к октябрю 1924-го. Причем демобилизация была проведена в настолько короткие сроки и такими методами, что не могла не привести к дезорганизации военного управления.

В апреле 1921 г. Ленин обвинит «военную бюрократию» в том, что она желает провести демобилизацию «по-хорошему», и порекомендует следующие принципы ее проведения: «перестать давать что бы то ни было. Ни хлеба, ни одежи, ни обуви. Сказать красноармейцу: либо уходи сейчас пешком «без ничего». Либо жди 1 год на ¹/₈ фунта и без одежи, без обуви. Тогда он уйдет сам и пешком»[850]. Уже в начальной фазе демобилизации, в начале ноября 1921 г., Троцкий в своей записке в Политбюро упрекнет ЦК партии в том, что тот «недооценивает чрезвычайной критичности положения армии». В известный момент, скажет Троцкий, может оказаться, «что у нас не армия, а карточный домик»[851]. В этом же письме Троцкий обратит внимание на фактический саботаж со стороны Оргбюро ЦК (читай — Сталина) предлагавшихся им назначений на пост начальника Политического управления (ПУР) РККА.

Записка В.И. Ленина И.В. Сталину с предложением опросить членов Политбюро по вопросу о сокращении армии в январе 1923 г. на 200 тыс. человек с ответом И.В. Сталина о сокращении армии, войск ГПУ и пограничной охраны

13 ноября 1922

Резолюции — автографы И.В. Сталина, М.И. Калинина, Л.Б. Каменева

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 23464. Л. 1]

Письмо Л.Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) о работе Политуправления РВС и необходимости замены Гусева

7 ноября 1921

Автограф Л.Д. Троцкого

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 989. Л. 1–1 об.]

Сталин будет поддерживать согласованный Лениным курс. Так, в ноябре 1922 г. на одной из ленинских записок, поручавшей ему выяснить мнение членов Политбюро об очередном сокращении армии, Сталин выскажется «за предложение т. Троцкого» о сокращении армии, войск ГПУ и пограничной охраны [852].

Военные руководители станут проявлять беспокойство складывавшимся положением дел с самого начала проводившейся демобилизации. В конце сентября 1921 г. Главнокомандующий всеми вооруженными силами Республики Каменев и начальник Штаба РККА Лебедев направят Ленину доклад. В нем они подчеркнут: «В данный момент мы резко идем по пути ослабления армии и уменьшения ее готовности. Между тем военно-политические условия требуют совершенно обратного, то есть принятия реальных мер по увеличению боевой готовности армии вообще и немедленного усиления войск на Западной границе в частности»[853]. Основанием для такого рода выводов станут оценки готовности к войне Польши, которая практически в течение всего межвоенного периода будет позиционироваться как потенциальный враг номер один на западном театре военных действий. Тем не менее, несмотря на предостережения военных, политическое руководство продолжит взятый курс, и пленум ЦК 8 октября 1921 г. утвердит численный состав Красной армии в 1 595 000 человек (вкючая войска ВЧК, отряды особого назначения, флота, Всевобуча)[854]. Последующими решениями Политбюро ЦК в 1922 г. (в апреле и ноябре) и пленума (в декабре) планируемую численность доведут до 610 тыс. человек (исключая войска ГПУ, пограничную и конвойную стражу). Помимо чисто экономических причин, сделавших невозможным содержание крупной по численности армии в условиях мирного времени, политическое руководство под влиянием момента исходило, вероятно, в том числе из «идеалистических» побуждений. Так, Политбюро в апреле 1922 г. поддержало план Троцкого по сокращению РККА «в связи с поднятым на Генуэзской конференции вопросом о возможности всеобщего разоружения», а декабрьский пленум того же года заявил о необходимости «считать цифру в 600 тыс. минимально необходимой для безопасности РСФСР», подчеркнул целесообразность на съезде партии «в общем докладе по политике правительства осветить вопрос о наших пацифистских усилиях» [855].

В кризисном положении будет находиться не только армия, но и военная промышленность. В январе 1923 г. Сталин пошлет членам Политбюро для ознакомления «вкруговую» письмо председателя ВСНХ П.А. Богданова, адресованное Троцкому, которое завершалось выводом: «Нельзя при настоящем состоянии военной промышленности вести серьезную военную кампанию». В конце февраля аналогичную по смыслу записку в Политбюро направил председатель коллегии Главного управления военной промышленности И.Н. Смирнов, который счел «своим партийным долгом сказать ЦК тяжелую правду о состоянии обороны нашей республики и о нашей к ней неподготовленности со стороны производственно-технической»[856].

В военном строительстве большевики возьмут курс на милиционную систему построения армии в соответствии с постановлением «О переходе к милиционной системе», которое было принято IX съездом партии, состоявшемся еще в марте — апреле 1920 г.[857] Уже в начальной фазе перестройки станет проявляться конфликт между Сталиным и Троцким. Обвальная демобилизация, низкий уровень материального и социального обеспечения командирского состава, не говоря уже о рядовом, и другие причины в результате породили ряд проблем, в том числе высокую текучесть личного состава. Военные руководители разных рангов не раз обращались к политическому руководству с просьбами о помощи в решении острых проблем армии, на разных уровнях рассматривался вопрос о пятилетнем плане строительства Красной армии, однако до практических шагов дело дойдет не скоро. Неясными оставались экономические возможности финансирования военного и оборонно-технического секторов, а главное — развертывание политической борьбы внутри советского руководства мешало осмысливать и решать такого рода масштабные задачи.

Армейские проблемы, однако, требовали скорейшего разрешения в рамках случившейся «мирной передышки». Сталин сконцентрирует внимание на двух из них — текучесть состава армии и ее снабжение. Пленум ЦК в январе 1924 г. примет решение образовать комиссию для соответствующего обследования. В феврале 1924 г. состоится специальный пленум ЦК, в повестке дня которого значились «доклад комиссии по обследованию текучести и состояния снабжения армии» и вопрос «о бюджете Военного ведомства». По итогам многочасового обсуждения будет сделан следующий вывод: «Красной армии как организованной, обученной, политически-воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами силы у нас в настоящее время нет. В настоящем своем виде Красная армия небоеспособна»[858]. Предвзятый, политически запрограммированный характер состоявшегося обсуждения причин возникших проблем подчеркнет заместитель председателя РВСР Склянский. Именно он вынес на обсуждение политического руководства проблемы армии в своем специальном «Докладе о состоянии армии», который он направил в ЦК в марте предшествующего 1923 г.[859], однако в упомянутую комиссию ЦК он не вызывался ни разу[860]. Тем не менее и он не станет опротестовывать общий вывод, приведенный выше. Сталин выступит на этом пленуме и сконцентрируется на проблеме текучести, намеренно сгустив краски в сделанных им оценках: «Товарищи, что такое текучеть? Текучесть — это значит то, что у нас нет постоянного состава армии, что армия непрерывно меняется и бродит изо дня в день, что у нас, собственно говоря, нет армии, а есть… проходной двор». В качестве причины он укажет на «дефекты организационного характера». «Среди одной части верхушки Военведа царит полное непонимание Красной армии, ее организационных нужд, ее недостатков и достоинств, — заявит Сталин, — …эта часть верхушки не знает Красной армии, которой она не строила и в рядах которой она не работала… Нужно эту часть верхушки освежить, пополнить ее новыми людьми с фронтов, выросшими и поднявшимися из недр Красной армии». Не будучи готов уже тогда прямо атаковать Троцкого, который, к тому же, по стечению «счастливых» для Сталина обстоятельств на пленуме отсутствовал, Сталин предложил «выделить несколько человек для совместного обсуждения с т. Троцким вопроса о мерах ликвидации текучести»[861].

Владимир Александрович Антонов-Овсеенко

1930-е

[Из открытых источников]

Эфраим Маркович Склянский

1920-е

[Из открытых источников]

Сталин использует работу комиссии как основание для масштабного наступления на позиции Троцкого в военном ведомстве, постепенно начнет проводить кадровую чистку аппарата РВС Республики от его сторонников. По предложению комиссии, образованной февральским пленумом 1924 г., решением Политбюро от 3 марта того же года с поста заместителя председателя РВСР будет снят Э.М. Склянский. Тем же постановлением на эту должность назначается М.В. Фрунзе[862]. Нелишним будет обратить внимание, что на пленуме Фрунзе выступал в русле формировавшейся Сталиным «генеральной линии», указав в качестве одной из основных причин «недочетов в работе Военного ведомства» тот факт, что «тов. Троцкий не мог уделять армии по состоянию своего здоровья или перегруженности другими работами достаточного внимания»[863]. Троцкий заявит, что в предложенном комиссией ЦК изменении состава РВСР он видит «политическую меру», никак не связанную с реальными шагами, «необходимыми для оздоровления и укрепления армии»[864]. 6 марта Политбюро утвердит новый состав РВСР[865]. Несколько позднее с поста начальника ПУР РККА будет освобожден еще один сторонник Троцкого — В.А. Антонов-Овсеенко.

Б.М. Шапошников, М.В. Фрунзе и М.Н. Тухачевский

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 54. Д. 39. Л. 23]

Этот период военного «строительства» завершится кардинальными мерами наверху. 15 января 1925 г. Троцкий, оставшись в своем ведомстве практически без сторонников, пишет письмо в ЦК с просьбой об отставке с поста председателя РВСР. Уже через два дня Политбюро эту просьбу удовлетворит, а 19 января руководителем военного ведомства будет назначен Фрунзе. Он продолжит в общих чертах линию военного руководства по привлечению внимания Политбюро к проблемам материально-технического обеспечения армии и ее неспособности решать задачи обороны. При этом главная военная угроза по-прежнему виделась исходящей со стороны Польши и Румынии, причем подчеркивалось, что «создание союза Прибалтийских государств может привести к тому, что лимитрофы не останутся нейтральными при объявлении войны Польшей и Румынией» [866].

Выдворение Троцкого из военного ведомства заставило Сталина заняться вплотную военными делами. 19 января 1925 г., назначая Фрунзе председателем РВС СССР, пленум ЦК примет постановление, в котором констатировалось, что «состояние боевой готовности страны, несмотря на несомненное улучшение… приходится признать неудовлетворительным, что обусловливается недостаточностью ассигнуемых на военное дело средств». Будет решено «наметить план усиления нашей армии и флота и увеличения размера ежегодно отпускаемых денежных средств на оборону, с тем чтобы не позже как в ближайшее пятилетие довести армию и флот до полной мобилизационной готовности»[867]. Таким образом, «новый курс» в военном строительстве был принят несколько ранее того, как события на международной арене приняли, по мнению советского руководства, угрожающий безопасности СССР оборот. В будущей военной тревоге 1927 г. Сталин, судя по всему, увидит подтверждение правильности принятых решений. Вслед за тем, в июле 1925 г., Политбюро приняло решение «во изменение предыдущих постановлений разрешить РВС СССР установить предельный размер кадрового состава армии в 615 тыс. человек»[868]. К 1929 г. РККА увеличится — до 617 тыс. человек, в ноябре того же года в связи с событиями на КВЖД еще на 15 тыс.[869]

В результате реформ, проведенных в 1924–1925 гг., была принята территориально-милиционная система строительства вооруженных сил в сочетании с кадровым принципом, переход к которой завершится к 1928 г. При такой системе в войсковых частях находилось небольшое число кадровых военнослужащих (командиров), а рядовой состав призывался с территорий размещения и сопредельных на кратковременные сборы, на которых и проходило обучение. Был осуществлен переход к регламентированной нормативными документами системе комплектования армии, созданы единые организационные формы, в основу боевой подготовки положена плановость, реорганизованы системы политической подготовки и снабжения, начато техническое переоснащение вооруженных сил. Для подготовки старшего и высшего военного состава было создано шесть академий, ряд военных школ, разрабатывались и внедрялись новые уставы.

Важнейшим следует признать введение единоначалия и отказ от института политических комиссаров. Приказом РВС от 2 марта 1925 г. в РККА была введена должность помощника командира по политической части, 6 марта ЦК РКП(б) принял постановление «О единоначалии в Красной армии». В результате политработник перестал контролировать деятельность командира части с правом отмены его приказов, занимаясь вопросами политического воспитания и контроля политических настроений в части. Последовательным советское руководство в этом вопросе, однако, не стало. Как мы увидим далее, Сталин будет несколько раз возращаться к практикам политического контроля за деятельности военных руководителей, возвращая институт политкомов (политических комиссаров) в армию в моменты всплеска недоверия к военным — в годы Большого террора и в начальный период Великой Отечественной войны. В ходе реформы партийное руководство опробует на практике идею национальных армейских формирований. В 1925 г. в них числилось около 60 тыс. человек (10 % личного состава). Очень скоро советское руководство осознало, что создание национальных республиканских красных армий не только обходится слишком дорого, но и несет риски не только для централизованного командования в случае войны, но и для целостности страны.

Стратегическое руководство Вооруженными Силами Союза ССР в этот период осуществлял Наркомат по военным и морским делам. Возглавлял его нарком по военным и морским делам, являвшийся одновременно председателем Реввоенсовета СССР — коллегии наркомата. В ходе реформы произошла перестройка Штаба РККА, который стал заниматься обобщением опыта войн, разработкой узловых вопросов подготовки к обороне, оперативных и мобилизационных планов, основ организации и строительства вооруженных сил. Была упразднена должность главнокомандующего.

18 сентября 1925 г. был принят закон об обязательной военной службе, согласно которому вооруженные силы подразделялись на сухопутные, морские и воздушные, войска ОГПУ и конвойную стражу. Территория страны была разделена на 14 военных округов.

Что касается военной доктрины, то военные руководители Страны Советов были по-прежнему, в большинстве своем, привержены тем же устремлениям к мировой революции, что и бывший председатель Реввоенсовета РСФСР/СССР Троцкий. Командующий Западным фронтом М.Н. Тухачевский в октябре 1923 г. видел задачи Красной армии в том, что «она должна быть готова к нападению мирового фашизма и должна быть готова, в свою очередь, нанести ему смертельный удар разрушением основ Версальского мира и установлением Всеевропейского Союза Советских Социалистических Республик»[870]. М.В. Фрунзе в бытность начальником Штаба Красной армии, выступая 1 августа 1924 г. на торжественном заседании Военной академии РККА, подчеркнет «совершенно особые задачи» штаба, «выходящие далеко за пределы узких национальных рамок»[871]. Германское военное командование того времени, оценивая Фрунзе, отметит: «В разговорах с высокопоставленными советскими командирами… выяснилось, что его внешнеполитическая концепция была более активной, чем у Сталина, особенно во взгляде на Польшу»[872].

Фрунзе, как известно, 31 октября 1925 г. умер во время операции от передозировки наркоза. Вероятно, именно Троцкий запустит в общественный оборот версию о «медицинском убийстве», организованном Сталиным, которая скоро будет ярко описана Б. Пильняком в известной «Повести непогашенной луны». Подтверждений этой версии до сих пор нет. Так или иначе, но после смерти Фрунзе на военно-политическом олимпе на долгое время воцарится ближайший соратник Сталина К.Е. Ворошилов. Дольше всех в военном ведомстве из оппозиционеров продержится сторонник Зиновьева М.М. Лашевич, занимавший в начальный период руководства Ворошилова пост заместителя председателя Реввоенсовета. Смена руководства военного ведомства не повлечет за собой изменения принципов построения армии.

В середине 1920-х гг. появляется первый план развертывания Красной армии в случае войны на Западе. В ноябре 1923 г. командующие Северо-Западным, Западным и Юго-Западным фронтами получат директиву главнокомандующего об определении состава фронтов и группировок войск во время стратегического развертывания. Причем советское руководство, судя по содержанию директивы, еще не определилось в отношении своих будущих противников. И потому главком обещал, что «сведения о противнике и оперативные задания будут даны дополнительно»[873]. Командование фронтов расценит эту директиву в качестве решения «по стратегическому развертыванию наших сил против польской армии», как это сделает, например, командующий Западным фронтом М.Н. Тухачевский[874]. В октябре 1924 г. в Штабе РККА появился доклад о плане войны на Западе, который уже вполне определенно исходил из предположения об одновременном выступлении против СССР Польши и Румынии при опоре на поставки вооружений со стороны Франции, Великобритании и Чехословакии. Тухачевский, возглавивший Штаб РККА в качестве начальника, в 1926 г. предложил план войны по трем основным операционным направлениям, два из которых — против Польши, одно — против Румынии. Эстония, Латвия, Литва, Финляндия, несмотря «на ряд мероприятий, предпринятых Польшей с целью вовлечения их в общий антисоветский союз… ввиду их слабости всегда будут занимать оборонительную позицию», — подчеркивал Тухачевский.

Очень скоро представления о вероятных противниках будут скорректированы. 29 марта Ворошилов утвердил подготовленный Тухачевским и Триандафилловым доклад Штаба РККА «План войны на Западе», в котором консервативное правительство Великобритании будет названо «главным инициатором всех противосоветских комбинаций». Советское военно-политическое руководство станет исходить из возможности «создания единого военного антисоветского фронта из всех Западных, сопредельных с СССР, стран от Балтики и до Черного моря». «Противосоветские» планы Англии, как считалось, были также направлены «к вытеснению влияния СССР из стран Востока». Наиболее вероятным противником в плане по-прежнему названа Польша, которую следовало признать «из всех наших западных соседей наиболее серьезным, организованным и сильным противником»[875].

Помимо вопросов стратегического и оперативного планирования войны в фокусе внимания советского руководства находились, разумеется, и вопросы военно-оборонного строительства. В начале 1920-х, еще при Троцком, начнет складываться система предприятий военно-промышленного комплекса СССР, которая просуществует вплоть до распада СССР в 1991 г. Большинство руководителей, связанных с военным руководством, выступало за организацию военной промышленности как «обособленного» сегмента индустрии, что диктовалось, по их мнению, причинами стратегического и производственно-технологического характера. В условиях внешней изоляции все предметы вооружения и снабжения должны были изготавливаться внутри Союза ССР и с использованием отечественного сырья. В отличие от царской России, Советский Союз не мог рассчитывать на иностранную помощь или международную кооперацию. Начал складываться подход, согласно которому в мирное время заводы разделяются на предприятия военно-промышленного кадра и заводы резерва. На заводах резерва в мирное время военное производство остается в стадии консервации, а заводы кадра в мирное время выполняют военные заказы, разрабатывают новые модели и типы вооружения и т. д.[876] В октябре 1925 г. ВСНХ поставил перед Сталиным еще один вопрос — о необходимости накопления мобилизационных запасов в промышленности[877].

После смерти Фрунзе председателем Реввоенсовета и наркомом по военным и морским делам, как уже отмечалось, был назначен ближайший сподвижник Сталина К.Е. Ворошилов. Вскоре после назначения 17 марта 1927 г. он сделал на Политбюро доклад и представил проект постановления о плане обороны. Произойдет это еще до того, как начнет разворачиваться «военная тревога» 1927 г. В этих документах зафиксировано, что советская военная техника «далеко отстает от требований обороны страны», мобилизационные запасы не обеспечивают «ни в какой мере даже первых месяцев войны», промышленность «не удовлетворяет потребностей обороны», транспорт «не обеспечивает своевременных сроков стратегического сосредоточения» и т. д.[878] По итогам заседания была сформирована специальная комиссия под председательством Ворошилова (Сталин вошел в ее состав), которой было предоставлено «право окончательного утверждения проекта резолюции от имени Политбюро» по затронутым вопросам. Этой же комиссии поручалось заслушать доклад Ворошилова «о подготовке оперативных планов»[879]. Несмотря на полученные полномочия, Сталин счел необходимым провести решение комиссии через Политбюро, что и было сделано на заседании 5 мая [880].

Через два месяца в связи с нарастанием военной тревоги Оргбюро ЦК образовало комиссию для рассмотрения вопроса об усилении мобилизационной работы под председательством А.С. Бубнова. 27 июня 1927 г. Политбюро утвердило циркуляр, адресованный ЦК компартий союзных республик, крайкомам, губкомам и окружкомам ВКП(б) об укреплении мобилизационной работы партийных органов. При каждом парткомитете предлагалось создать постоянную мобилизационную комиссию («мобтройка»). В ее состав входили секретарь партийного комитета, председатель исполкома и старший войсковой начальник или комиссар (помощник по политчасти). Тем же протоколом признавалась необходимой публикация обращения ЦК «в связи с опасностью войны и действиями белогвардейщины», предписывалось разработать меры по развертыванию организационно-военной работы Осоавиахима, ВЦСПС, Центросоюза и сельскохозяйственной кооперации. Особое беспокойство Сталина в связи с угрозой войны вызывало политическое положение в союзных республиках. В связи с этим ЦК компартий Украины, Белоруссии, Закавказскому бюро ЦК, Северо-Кавказскому крайкому, Средазбюро ЦК и Дальневосточному крайкому было поручено представить соответствующие доклады о политическом положении на местах и проект мероприятий, обеспечивающих обороноспособность страны[881]. Не раз Сталин будет подчеркивать: «Мы имеем врагов внутренних. Мы имеем врагов внешних. Об этом нельзя забывать, товарищи, ни на одну минуту». Так он акцентирует внимание целевой аудитории на проблемах своей «осажденной крепости», например, на собрании актива московской парторганизации в апреле 1928 г. [882]

В декабре 1927 г. Тухачевский в качестве начальника Штаба РККА направил наркомвоенмору Ворошилову докладную записку «О радикальном перевооружении РККА», где автор предложил «совершенно по-новому подойти к задаче развития и реконструкции РККА», представив «конкретные соображения о развитии технических родов войск, развитии оборонной промышленности, строительстве новых заводов и дополнительном финансировании этих программ». Тухачевский полагал, что достигнутые «хозяйственные успехи» позволяют «развить массовые размеры армии, увеличить ее подвижность, повысить ее наступательные возможности»[883]. Записку Тухачевского его авторитетный современник военный теоретик Г.С. Иссерсон оценит как «документ, впервые поставивший вопрос о реконструкции и перевооружении Советской Армии»[884]. По одной из современных нам оценок, «это уже была особая концепция развития страны и государства»[885].

Ворошилов, конечно, ознакомил Сталина с запиской Тухачевского. Подход Тухачевского к военному и оборонному строительству, предусматривавший многократное увеличение численности РККА, ее механизацию и моторизацию, находился в рамках общего тренда общественного развития. Его вполне можно описать словами В.В. Маяковского, позднее назначенного Сталиным лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи. Маяковский в том же 1927 г. в своей поэме «Хорошо!» скажет: «Я планов наших люблю громадье, Размаха шаги саженьи».

Как будет показано ниже, Сталин, хорошо представлявший ограниченные финансово-экономические возможности Страны Советов, выразит свое несогласие с максималистским подходом Тухачевского. Пройдет пару лет и он изменит свои взгляды.

Что касается оперативного планирования, то оно велось не только в Штабе РККА, но и в военных округах. Не имея возможности излагать даже основные его параметры, отметим важную особенность, которая хорошо характеризует умонастроения военно-политической элиты. Так, руководство Среднеазиатского военного округа и Кавказской Краснознаменной армии в своих оперативных разработках, наряду с обороной границ, в качестве другой основной задачи видело необходимость «не только зорко следить за своими внешними противниками, но еще более за своим тылом». Борьба с политическим бандитизмом, диверсионной деятельностью, басмачеством, выступлениями и восстаниями антисоветских группировок, то есть масштабные риски «возникновения внутренних осложнений» расценивались как актуальные. Соответственно ставились задачи, и не только для спецслужб. Реальная внутренняя обстановка и социальная среда, за преобразование которой взялись большевики, расценивались большевистским руководством как в значительной степени враждебные, и армия должна была быть готова к отражению и внутренних угроз[886].

7 мая 1928 г. Тухачевский выступил на расширенном заседании Реввоенсовета СССР с докладом о военно-морской обороне СССР. «Цельность Советского Союза как политическая, так и экономическая не может быть нарушена морскими операциями противника», — так он начал доклад. Руководствуясь этим тезисом, он сделает вывод о том, что «подавляющая часть средств должна быть затрачена на наши сухопутные и воздушные силы». Военно-морские силы должны были обеспечить превосходство над морскими силами соседей, создать мощную береговую оборону, обеспечить господство в воздухе над Балтийским и Черным морями и «создать затруднения» линейным флотам крупных морских держав на Западе[887]. Этот подход на некоторое время будет принят советским политико-военным руководством за основу стратегического планирования, наступательный характер военной доктрины в целом при этом не будет подвергаться сомнению.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О плане обороны».

5 мая 1927

Подписи — автографы В.М. Молотова, А.И. Рыкова, И.В. Сталина, Н.И. Бухарина, М.И. Калинина, Я.Э. Рудзутака.

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 637. Л. 82]

Военные руководители этого периода, видимо, по сложившейся традиции продолжали высказывать самостоятельные суждения по вопросам стратегического планирования без особой оглядки на высшее политическое руководство. Многие из них все еще не вполне улавливали общий тренд эволюции политической системы в направлении централизации такого рода компетенций в руках единоличного лидера. Это не могло не восприниматься как выход за рамки мандата, вторжение в сферу компетенции политического, а не военного руководства. В связи с этим стоит напомнить, что еще в 1921 г. в наброске одной из своих работ, Сталин запишет свою, ставшую знаменитой, максиму: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность».

В этой военно-религиозной организации верховная власть, напомним, принадлежала магистру. Очевидно, что в этой концепции не было места для самостоятельных выступлений политиков и военных, не освященных предварительно военным и религиозным вождем. Судя по всему, неминуемым был конфликт с теми, кто воспринимал декларации о внутрипартийной демократии как руководство к действию. Так что у будущего конфликта Сталина с военными была, помимо прочего, и вот такая «идеологическая» подкладка, которую Сталин сделает публичной много позже.

В конце 1920-х страна вступит в новый этап своего развития. «Великий перелом», — так партийная публицистика, следуя за Сталиным, станет определять существо происходивших в 1929–1930 гг. событий. Вопрос о широко понимаемом «политическом положении на местах» и способах обеспечения обороноспособности и безопасности приобретет новое измерение. Сталин и Политбюро примут новые решения по вопросам военного строительства, о которых речь пойдет в следующей главе.

«Соки хозяйственной жизни… прут вверх с неудержимой силой». От новой экономической политики к новым темпам роста экономики

В 1920–1922 гг. Советская Россия выходит из Гражданской войны. Ленин признает в марте 1921 г.: «Никогда страна не достигала такой усталости, изношенности, как теперь»[888]. Экономика страны лежала в руинах. Объем производства зерна был на 56 % ниже уровня 1913 г., объемы производства животноводческой продукции — на 73 %, промышленной продукции — на 70 % [889].

По стране прокатилась волна крестьянских восстаний и рабочих забастовок. Наиболее заметными антисоветскими вооруженными выступлениями станут Кронштадтское и Антоновское (Тамбовское) восстания. Под давлением этих обстоятельств Ленин пойдет на то, чтобы принять предложение Троцкого, выработанное годом ранее. 15 марта 1921 г. Х съезд РКП(б) примет по докладу Ленина резолюцию «О замене разверстки натуральным налогом», ознаменовавшую переход к нэпу. В аграрной сфере на смену продразверстке пришла система умеренного налогообложения, промышленное производство было переведено на коммерческие принципы функционирования с внедрением системы трестов, задачей которых стала максимизация прибыли. Был легализован сектор частной торговли, рыночные отношения стали определяющим принципом в экономическом взаимодействии. Важнейшей реформой являлось введение в мае 1923 г. единого сельскохозяйственного налога взамен многочисленных прежних: единого натурального, подворно-денежного, общегражданского, трудгужналога и прочих местных налогов.

ЦК РКП(б) продолжил курс на прямое руководство экономикой и начал в том числе контролировать сбор налогов и нормативную деятельность в этой сфере на местах, о чем свидетельствует шифротелеграмма, направленная Сталиным секретарю Юго-Восточного бюро ЦК А.И. Микояну об отмене постановления Юго-Восточного бюро ЦК о сельхозналоге.

Нэп задумывался Лениным как временное отступление, призванное снизить градус противостояния крестьянской страны политике большевистского правительства в деревне. Именно так нэп воспринимался и большинством членов партии, для которого самостоятельно хозяйствующий субъект — нэпман — будет оставаться классовым врагом. В одном из писем Молотову Сталин прямо скажет «о нэпманах и других врагах рабочего класса» [890].

Одной из узловых дискуссионных проблем являлся вопрос о монополии внешней торговли, которая была установлена декретом Совнаркома еще 22 апреля 1918 г. После перехода к нэпу, который повлек за собой расширение зарубежных торгово-экономических сязей, целый ряд членов Политбюро и ЦК, включая Сталина, Каменева, Зиновьева, Бухарина, Пятакова, Сокольникова и др., придут к мнению о целесообразности ослабления или даже отмены монополии внешней торговли. В связи с этим Ленин решит подтвердить курс на сохранение монополии, и 4 марта 1922 г. Политбюро проголосовало за «Тезисы о внешней торговле», в которых была подчеркнута целесообразность укрепления монополии. 22 мая Политбюро вновь возвращается к этому вопросу и оформляет свою позицию директивой: «ЦК подтверждает монополию внешней торговли… Секретно подписать всем наркомам»[891]. В обоих случаях вопрос на Политбюро заслушивался по предложению Ленина. Его болезнь дала возможность подвергнуть ревизии эти решения. 6 октября пленум ЦК, на котором Ленин отсутствовал, принял постановление, которым временно разрешался ввоз и вывоз по отдельным категориям товаров или применительно к отдельным границам. 12 октября Ленин беседовал по этому вопросу со Сталиным. С разницей в два месяца — 13 октября и 13 декабря — он написал два пространных письма о монополии внешней торговли, в обоих случаях адресовав их Сталину для членов ЦК РКП(б) в октябре и для пленума ЦК в декабре. В этих письмах он ни разу не упомянул членов Политбюро Сталина, Каменева, Зиновьева, отступивших от принятых решений. Таким образом, он решил вывести эту группу деятелей из-под критики. Он подробно разбирал воззрения и предложения менее значимых Сокольникова и Бухарина. В своем октябрьском письме он подчеркнул, что «Монополия внешторга дала нам начало притока золотого фонда в Россию», и предложил «отсрочить решение этого вопроса на два месяца, т. е. до следующего пленума, а до тех пор собрать сведенные вместе и проверенные документы об опыте нашей торговой политики»[892]. Сталин провел это решение опросом 16 октября. Ленинское письмо, полученное Сталиным накануне декабрьского пленума, посвящено разгрому бухаринских предложений, которые на практие, по мнению Ленина, означали «не что иное, как полнейшую беззащитность русской промышленности»[893]. 15-го Ленин уведомил Сталина о своем соглашении с Троцким о защите его взглядов на пленуме по вопросу о монополии и «решительно» возражал «против оттяжки вопроса». Судя по всему, между 13 и 15 декабря «тройка» Сталин — Зиновьев — Каменев решила изменить свою позицию, и Ленин в этом письме продемонстрировал Сталину свою осведомленность по этому вопросу: «Ваше заявление и Зиновьева и, по слухам, также Каменева, подтверждает, что часть членов ЦК изменили уже свое прежнее мнение…»[894]

Георгий Леонидович Пятаков

1922

[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 329]

Григорий Яковлевич Сокольников

1927

[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 100]

Анастас Иванович Микоян

Начало 1920-х

[РГАСПИ. Ф. 84. Оп. 3. Д. 400. Л. 27]

Сталин действительно переменил свою позицию, то ли под влиянием аргументации Ленина, то ли не желая пока противопоставлять «тройку» формировавшемуся «дуумвирату» Ленина и Троцкого. 18 декабря пленум ЦК единогласно отменил постановление предшествующего пленума от 6 октября. Так или иначе, но с этого момента монополия советской внешней торговли стала одним из тех китов, на которых держалась финансово-экономическая политика Советского государства и необходимость укрепления которой Сталин впоследствии будет не раз подчеркивать, выступая на партийных форумах.

Ситуативные задачи нэпа, направленные на скорейшее восстановление довоенных объемов экономики, начнут успешно решаться еще при жизни Ленина. 2 августа 1923 г. Политбюро вынесет в центр одного из своих заседаний вопрос «Об экспорте хлеба». Комментируя доклад наркома внешней торговли Л.Б. Красина, Сталин выскажет несколько существенных замечаний. Он, в частности, раскритикует такую постановку вопроса, согласно которой «никакой импортно-экспортный план невозможен» и потребует «иметь общий план на год», поддержит идею ведения выделенной отчетности по экспорту хлеба. Видимо, отдавая дань своему увлечению идеей ослабления монополии внешней торговли, он обратит внимание на необходимость усилить конкуренцию между пароходными обществами с целью снижения транспортных затрат. Выступит он и за привлечение «к делу хлебоэкспорта заграничного капитала» с тем, чтобы заинтересовать некоторые капиталистические круги, «разложив их фронт, и тем пробить стену, стоящую против нас». «Прорыночный» пыл Сталина охладит председатель ЦКК В.В. Куйбышев. Он обратит внимание Сталина на то, что при существующем порядке «мы можем конкурировать только между собой». «Что, советские люди не могут сговориться?» — переспросит Сталин. «У нас обыкновенно это так и бывает», — подтвердит Куйбышев. Между тем Сталину уже была известна изложенная в письме от 2 июля позиция зам. председателя СНК и СТО СССР А.Д. Цюрупы, обратившего внимание Сталина на «необходимость концентрации обильных с нашей стороны предложений в одних руках». Эта позиция была поддержана торговым уполномоченным РСФСР в Берлине Б.С. Стомоняковым, направившим Сталину по его запросу свой отзыв на предложения Цюрупы[895]. В тот момент «ввиду краткости времени, остающегося для организации хлебоэкспортной кампании»[896], Политбюро оставило прежний порядок экспортных операций, но курс на укрепление монополии внешней торговли для Сталина вскоре стал приоритетом. При этом в ходе упомянутого заседания Политбюро Сталин высказал скептическое отношение к прозвучавшей идее регулирования цен: «Едва ли мы выросли настолько, чтобы могли по такому большому масштабу командовать ценами». На этом же заседании Политбюро была образована комиссия «по вопросу о предстоящем в 1923–24 г. экспорте хлеба». Судя по тому, что фамилия Сталина в составе членов комиссии была названа первой, он ее и возглавил[897]. С этого момента экспорт хлеба становится одним из основных источников золотовалютных поступлений, а Сталин — непосредственным участником выработки необходимых мер и руководителем поиска целесообразных решений. Наладить на постоянной основе экспорт хлеба удалось не сразу. В конце 1924 г. состоялось первое в советской истории решение Политбюро «считать необходимым до нового урожая ввоз из-за границы некоторого количества пшеничной муки, ввиду опасного состояния хлебного рынка» [898].

Письмо В.И. Ленина И.В. Сталину для членов ЦК РКП(б) о своем соглашении с Л. Троцким о защите на пленуме ЦК РКП(б) взглядов Ленина на монополию внешней торговли

15 декабря 1922

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25821. Л. 3–3 об.]

Вообще вопрос золотовалютных поступлений, регулирования их в целях максимизации экспортно-импортных операций был внесен в политическую повестку дня как первоочередной именно тогда. Сталин на заседании Политбюро 2 ноября 1925 г. скажет: «У нас основной вопрос теперь — это вопрос об активном торговом балансе. Торговый баланс и расчетный баланс — это две вещи разные. По-видимому, [тов. Кржижановский в этом не разбирается], тов. Цюрупа этого понять не хочет. Тов. Сокольников думает, и СТО вместе с ним думает, что у нас по части специально расчетного баланса большие прорехи. Дело дошло до того, что вывезли золото в Лондон, Париж и заложили его, дело дошло до того, что свободной наличности почти что не стало. Поэтому необходимо прорехи [расчетного баланса] покрыть… Эти прорехи надо покрыть активом нашей внешней торговли». Сталин будет требовать составления экспортного и импортного планов, их сбалансирования: «Надо составлять импортный план так, как он составляется в благоустроенных государствах, т. е. в порядке приспособления к реальным экспортным возможностям». Экспортные возможности не будут сводиться к экспорту хлеба. Дзержинский, например, будет добиваться расширения номенклатуры вывозимых товаров: «Я глубочайшим образом уверен, что у нас на Урале, на Северном Кавказе, на Украине имеется масса предметов, которые можно вывозить»[899]. Сталин будет ставить и задачу сведения государственного бюджета без дефицита, как он сделает это на заседании Политбюро 12 декабря 1925 г. при обсуждении вопроса «О плане хлебозаготовок и об экспортно-импортном и валютном плане»[900].

Очень скоро поставленные задачи начнут решаться, а валютные поступления от внешней торговли станут важнейшим источником средств для проведения сталинской индустриализации. Кстати говоря, в тот момент — в конце 1925 г. — Сталин будет возражать против форсирования индустриализации. Тогда он исходил из напряженного плана «заготовок» товаров, предназначенных на экспорт (прежде всего зерновых культур), небольшого размера активного сальдо экспортно-импортного плана, незначительной величины или даже отсутствия резервов, угрозы сведения с дефицитом госбюджета. Все это заставит его резюмировать: «Из этого следует, что тот разбег в развертывании промышленности, который взял ВСНХ, этот разбег должен быть земедлен, темп должен быть замедлен безусловно. Курс надо держать на развертывание промышленности, на индустриализацию [сельского хозяйства] страны, это ясно, но темп надо изменить». В связи с этим, несмотря на решительные возражения Дзержинского, занимавшего пост председателя ВСНХ, он настоит на сокращении импорта по линии ВСНХ, «имея в виду сокращение импорта по капитальным затратам и новому строительству»[901]. Некоторая уступка Дзержинскому, однако, будет сделана. Один из пунктов решения Политбюро признает «допустимым ввоз в этом году предметов оборудования промышленности и сверх указанных в импортном плане цифр, в случае приобретения их за счет долгосрочных кредитов, без платежей в текущем бюджетном году…»[902] В близком будущем эти подходы будут пересмотрены и страна встанет на рельсы форсированной индустриализации.

В это же самое время перед советским руководством встала задача преодолеть проявивший себя кризис развития, обеспечить экономический рост, сохранить социальную поддержку. Один из обзоров «политэкономического состояния республики» информационного отдела ОГПУ за апрель — май 1923 г., предназначенный для политического руководства страны, начинался с утверждения, что «важейшим вопросом момента является резкое ухудшение в состоянии нашей промышленности, выразившееся в свертывании предприятий по многим ее отраслям, как результат отсутствия сбыта и сырья, создавшего финансовый кризис». Экономический кризис, разразившийся в 1923 г., развернулся на фоне финансового кризиса как результата неустойчивости советской валюты и гиперинфляции и все еще имевшего место голода, пик которого пришелся на предшествующий год. Однако и в 1923 г., как свидетельствует тот же самый обзор, в 32 губерниях и республиках Союза будет продолжаться голод, основные трагические события которого развернулись в 1921–1922 гг.[903] Эти обстоятельства не помешали советскому руководству осуществлять экспортные операции с зерном. 2 июля 1923 г. замнаркома внешней торговли М.И. Фрумкин направил Сталину письмо, в котором «в дополнение» к соответствующему докладу сделал «краткий обзор экспорта хлеба в 1922 г. и перспективы на 1923/24 г.». Напомним, что 1922-й — это год голода в Советской России[904]. Хлебный экспорт вскоре станет главным источником валютных поступлений. На уже упоминавшемся заседании Политбюро 2 ноября 1925 г. Каменев вновь укажет на едва ли не главную проблему финансово-экономической повестки дня: «Как увеличить экспорт? …Как провести такую политику, о которой Витте говорил: сами не доедим, а вывезем»[905]. Уподобление советской внешнеторговой политики практикам «проклятого» царского режима никого из участников заседания не смутило. Поиски решения поставленной задачи, как мы увидим, будут недолгими. Эта задача казалась неразрешимой только Каменеву, утверждавшему: «Методов тут нет, не нащупаны эти методы»[906]. Сталинское большинство советского руководства увидило перспективу в коллективизации сельского хозяйства как инструмента для мобилизации товарного хлеба, производимого в стране, и вскоре приняло соответствующие решения.

Нэп развязал хозяйственную инициативу крестьянства, что привело к росту рыночного предложения продуктов сельскохозяйственного производства. В то же время восстановление промышленности резко отставало от роста аграрного сектора. Недостаток промышленных товаров «народного потребления» и орудий сельскохозяйственного производства вел к двояким последствиям. С одной стороны, произошло резкое подорожание дефицитных товаров промышленного производства, с другой — невозможность купить промышленные товары из-за их недостатка и осознание неэквивалентности предлагавшихся условий обмена принуждало крестьян придерживать до лучших времен продукцию аграрного сектора или направлять ее на личное потребление.

Разразившийся кризис ударил прежде всего по рабочему классу. Начали закрываться промышленные предприятия, число безработных превысило миллион человек. Хронический характер приняла задержка заработной платы, регулярными стали попытки выдавать зарплату не в советских денежных знаках, а облигациями государственного займа.

Недовольство со стороны рабочих начало принимать форму забастовочного движения. В августе 1923 г. Сталин направил в Нижегородский губком шифротелеграмму об обмене выданных рабочим в счет заработной платы облигаций на советские денежные знаки. Так ЦК отреагировал на конкретный случай недовольства со стороны рабочих принудительным характером выдачи облигаций вместо денег в качестве заработной платы[907].

В связи с задержками заработной платы рабочим Донбасса и произошедшими в результате этого забастовками Сталин в ноябре 1923 г. направил шифротелеграмму секретарю ЦК КП(б) Украины Э.И. Квирингу[908].

В качестве одной из мер преодоления экономических затруднений, возникших в ходе развертывания нэпа, советское руководство весной 1924 г. провело денежную реформу и осуществило переход к твердой валюте (червонец). Эти меры резко ограничили сферу натурального обмена, расширили рынок, стабилизировали и значительно увеличили денежное обращение. Сталин участвует, пусть и не слишком активно, в оргработе по подготовке реформы, о чем свидетельствует записка, направленная Г.Я. Сокольникову, под руководством которого и была осуществлена денежная реформа[909].

Надо сказать, что Сталин, как и все высшее партийное руководство страны, к моменту развертывания нэпа подошел с очень небольшим запасом теоретических и практических знаний и навыков в сфере финансово-экономической политики. Единственный опыт практической работы в этой сфере он получил, возглавив ненадолго в годы Гражданской войны Украинскую армию труда, о чем было рассказано выше. Впрочем, способ решения экономических проблем, с какой целью и создавались трудармии, принадлежал к числу мер внеэкономических — военно-приказных. Никаких других теория и практика большевизма тогда не знала. Поэтому переход к нэп должен был немало озадачить партийное руководство. Тем удивительнее сегодня может показаться стремление Политбюро «замкнуть» на себя и на партию в целом решение экономических проблем. «Классовое чутье», судя по всему, было призвано подсказывать нужные решения и в этой сфере.

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю Нижегородского губкома РКП(б) Н.А. Угланову с сообщением постановления ЦК об обмене облигаций выигрышного и хлебного займов на денежные знаки

2 августа 1923

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 8. Л. 70]

Записка И.В. Сталина Г.Я. Сокольникову о проекте «денежной реформы»

21 апреля 1922

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 670. Оп. 1. Д. 32. Л. 1]

С возвращением к товарно-денежным отношениям в экономике встала проблема источников финансирования инвестиций в реконструкцию промышленности. Руководство страны начало поиски возможностей получения займов, кредитов, привлечения иностранных инвесторов. Одним из направлений стало создание концессий на территории СССР с участием иностранного капитала и сырьевой экспорт. Вопросам организации концессий и торговли лесом с Японией посвящена, например, шифротелеграмма Сталина от 8 марта 1923 г., адресованная секретарю Дальневосточного бюро ЦК РКП(б) Н.А. Кубяку[910]. ЦК будет держать под контролем функционирование концессий, включая вопросы их финансирования. Сталин выступил против их кредитования советскими банками. В ноябре 1925 г., разбирая деятельность концессии А. Гарримана в Чиатуре (Грузия), он направил шифротелеграмму секретарю Закавказского крайкома РКП(б) Г.К. Орджоникидзе с указанием на то, что «работа частных предпринимателей должна производиться не на средства наших банков, а на средства Гарримана и компании…»[911]

Проблема вытеснения частного капитала была поставлена в повестку дня советским руководством еще в те годы, которые принято ассоциировать с периодом расцвета новой экономической политики. 1 апреля 1924 г. Политбюро приняло решение о преобразовании Комвнуторга в Наркомат внутренней торговли и определило его основной задачей «овладение рынком со стороны госторговли и кооперации за счет частного, в первую очередь оптового, торгового капитала и осуществление активного контроля за деятельностью частного капитала»[912].

Одним из источников пополнения государственного бюджета в 1920-х гг. являлась торговля алкоголем. Сталин не раз будет обращаться к этой теме. В отличие от Троцкого, постоянно выступавшего против отмены «сухого закона», Сталин занял противоположную позицию. В сентябре 1930 г. он выскажется в письме Молотову вполне определенно: «Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки…»[913]

Путь к такого рода решениям будет сложным и долгим, в том числе из-за разногласий по этому вопросу в среде партийного руководства. Так, например, в 1923 г. и сам Сталин будет придерживаться прямо противоположной позиции[914]. Однако уже в 1924 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление о разрешении производства и продажи алкогольных напитков крепостью не выше 30 градусов, в июле 1925 г. Политбюро заслушало вопрос «О спиртовой промышленности», в августе того же года ЦИК и СНК утвердили «Положение о производстве спирта и спиртных напитков и торговле ими». Так будет полностью аннулирован «сухой закон» и введена казенная винная монополия[915], ставшая одним из серьезных источников пополнения советского бюджета.

Шифротелеграмма И.В. Сталина секретарю Закавказского крайкома РКП(б) Г.К. Орджоникидзе с сообщением постановления ЦК о запрете кредитования марганце-промышленников в Грузии

5 ноября 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 17. Л. 35]

Еще одним источником пополнения казны стала разработка месторождений золота. Государственными органами Якутии будут созданы золотопромышленные тресты «Якутзолото» и «Алданзолото». В 1925 г. будет признано их союзное значение, в связи с этим ЦК примет предложение ВСНХ об организации союзного треста[916].

Возможности привлечения иностранного капитала для Советского правительства были чрезвычайно малы по понятным причинам. Советский Союз и страны Запада по разные стороны баррикад поставили отказ большевистского Совнаркома от долгов царского и Временного правительств, национализация имущества иностранных компаний и подданных, военная интервенция со стороны стран Антанты и Четверного союза в годы Гражданской войны, провозглашенный большевиками курс на мировую революцию и многое другое. Все усилия советской стороны в поисках инвестиций в конечном итоге завершились практически ничем, несмотря на промежуточный локальный успех, выразившийся в подписании в августе 1924 г. двух советско-британских соглашений, которые так и не были ратифицированы британской стороной. Относительно урегулированы были отношения с Германией, которая не могла стать источником масштабных капиталовложений в советскую экономику, поскольку по итогам Первой мировой войны в качестве проигравшей стороны была вынуждена выплачивать репарации. В переговорах с Германией обсуждался вопрос о взаимном предоставлении статуса «наиболее благоприятствуемой нации»[917].

У части советского руководства росло убеждение, что проблемы развития страны придется решать собственными силами. Отсюда и родилась концепция или, точнее, политическая установка Сталина на «строительство социализма в отдельно взятой стране». Именно такое решение представлялось Сталину возможным в 1924–1925 гг., поскольку восстановление народного хозяйства в период нэпа шло вполне успешно. Настолько, что он, видимо, испытывая определенную эйфорию, сказал в апреле 1925 г. на XIV конференции РКП(б): «Соки хозяйственной жизни нашей страны прут вверх с неудержимой силой, опрокидывая все и всякие научные планы наших финансовых специалистов»[918]. Тогда же он сформулировал задачу, стремление реализовать которую вынудит его принять курс на форсированную индустриализацию в конце 1920-х гг.: «Нам нужно миллионов 15–20 индустриальных пролетариев, электрификация основных районов нашей страны, кооперированное сельское хозяйство и высоко развитая металлическая промышленность… и тогда мы победим в международном масштабе»[919]. Вероятно, в тот момент Сталин уже предполагал, что для достижения этих целей ему предстоит изменить проводимую с его участием нэп. Однако масштабы предстоявших изменений были неизвестны, а экономическим мерам Сталин пока отдавал предпочтение перед мерами административными: «Необходимо, чтобы коммунисты в деревне отказались от уродливых форм администрирования. Нельзя выезжать на одних лишь распоряжениях в отношении к крестьянству»[920]. Мы увидим, как довольно скоро возобладают прямо противоположные — «нажимные» — методы решения проблем экономического развития.

Внутренние накопления были практически полностью уничтожены в ходе Гражданской войны, а его источников явно не хватало для осуществления сколько-нибудь серьезных инвестиционных проектов в сфере промышленного строительства. Вариант выхода из ситуации подсказал Е.А. Преображенский, опубликовавший осенью 1924 г. в журнале «Вестник коммунистической академии» статью «Основной закон социалистического накопления». В ней он пришел к выводу, что в Советском Союзе существует только одна возможность осуществить «первоначальное накопление капитала» — за счет неэквивалентного обмена между городом и деревней продукцией их производства. Идеи Преображенского будут развиты в работе одного из экономистов Госплана Г.А. Фельдмана, опубликованной в 1928 г. в журнале «Плановое хозяйство». Модель Фельдмана доказывала возможность вместе с развитием производства инвестиционных товаров достичь и повышения уровня инвестирования и потребления. Она реализовывала двухсекторную модель экономики — производство средств производства и производство потребительских благ. По мнению Фельдмана, накопление капитала могло полностью происходить за счет внутренних источников[921]. Именно эти идеи лягут в основу индустриальной революции Сталина, при том, что в первой половине 1920-х гг. он поддерживал Бухарина, который критиковал концепцию Преображенского. Квинтэссенцией позиции Бухарина, настаивавшего на возможности развития индустрии на «быстро растущем сельском хозяйстве», стал его знаменитый лозунг 1925 г., обращенный к крестьянству: «Обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство».

Принципы нэп, в основе которых лежали понятия прибыли, доходности, рентабельности, если не отвергались, то, пусть и постепенно, отодвигались как не слишком существенные. «На рентабельность, — скажет много позднее Сталин на одном из заседаний Политбюро, анализируя опыт индустриализации, — нельзя смотреть торгашески, с точки зрения данной минуты. Рентабельность надо брать с точки зрения общенародного хозяйства в разрезе нескольких лет». Если «по-торгашески» смотреть на вопросы рентабельности, то следовало бы «развивать лишь некоторые отрасли промышленности, дающие наибольшую ренту, например, кондитерскую промышленность, мукомольную промышленность, трикотажную и т. д.». А всю остальную промышленность «не закрыть ли ее к черту?» Задав этот риторический вопрос, не требовавший ответа, Сталин, тем не менее, не откажет понятию «рентабельность» в праве на существование. «Они станут рентабельными», — выразит он уверенность в отношении перспектив развития и промышленных предприятий, и колхозов[922].

Между тем деградация аграрного сектора в результате Гражданской войны и общий невысокий уровень агрокультуры привели к регулярным голодовкам на территории СССР и необходимости оказания помощи из центра. Так, в марте 1925 г. Сталин направил секретарю ЦК КП(б) Украины Э.И. Квирингу постановление ЦК о выделении дополнительных ассигнований для оказания помощи «недородным районам УССР» [923].

В октябре 1925 г. на заседании Политбюро Сталин признался: «Мы вынуждены были ввиду недорода ввозить много хлеба…»[924]

Реализация нэп сопровождалась постоянным преодолением возникавших трудностей, связанных с невозможностью удовлетворить возраставший спрос со стороны крестьянства на продукцию промышленности. Крестьянство периодически придерживало продажи хлеба, что провоцировало советское руководство на расширение мер административного воздействия. Один из таких хлебозаготовительных кризисов случился в 1925 г. Сталин направил ряд шифротелеграмм на места об усилении хлебных заготовок. Секретарю Сибирского крайкома С.В. Косиору он также направил такую телеграмму, при этом посчитал возможным повышение в Сибири закупочных цен и указал на необходимость выполнения плана завоза промышленных товаров в Сибирь[925]. Эта шифротелеграмма отразит «пронэповскую» позицию Сталина середины 1920-х гг. На заседании Политбюро 25 октября 1925 г. он, например, критиковал «недочеты наших органов», к которым отнес в первую очередь «вздутый план» хлебозаготовок, и призвал к составлению реальных планов. Пожалел он и мужика, который «совершенно ошалел, когда на него начали наседать с требованием непомерно большого количества хлеба». Критике подвергся «Внешторг, который старался вывозить вовсю, не считаясь с последствиями на внутреннем рынке». Сталин предложил чисто экономические средства, которые «должны заставить мужика выбросить хлеб на рынок»[926].

Шифротелеграмма И.В. Сталина Э.И. Квирингу с сообщением постановления Политбюро ЦК РКП(б) о дополнительных ассигнованиях на оказание помощи недородным районам Украинской ССР

19 марта 1925

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 14. Л. 178]

На том же заседании Политбюро Сталин раскритиковал отсутствие координации в работе наркоматов внешней и внутренней торговли: «Сейчас Внешторг и Внуторг тянут в разные, прямо противоположные стороны, ибо Внешторг вывозит вовсю, не считаясь с внутренним рынком. Внуторг делает свое, тормозя экспорт. Отсюда разрыв между внутренним и внешним рынком». Реализуя сталинские установки, Политбюро примет постановление о «слиянии» этих двух наркоматов[927].

Проблемы с хлебозаготовками и необходимость пополнения бюджета вынуждали принимать решения о повышении розничных цен на продовольственные товары в различных регионах страны. Так, в апреле 1925 г. ЦК согласился с предложением повысить цены в Донбассе на муку и печеный хлеб[928].

Позитивная динамика экономической конъюнктуры позволила советскому руководству чуть позднее принять ряд решений о снижении цен. Крупномасштабная акция была предпринята в мае 1926 г., когда Сталин направил шифротелеграмму с изложением решений апрельского пленума ЦК «о максимальном снижении розничных цен на промышленные товары с одновременным снижением цен на сельскохозяйственные продукты»[929]. Вновь Сталин вернулся к этому вопросу в конце декабря 1926 г., при этом поставил задачу в соответствующем направлении нажимать на частную «торгово-кооперативную сеть»[930]. Вопрос об увеличении потребления населением постоянно находился в поле зрения советского руководства. «Важно, чтобы низшие слои получили что-нибудь ощутительное», — писал Сталин Молотову, обсуждая итоги повышения заработной платы, проведенного в 1926 г.[931]

Увеличение производства товаров широкого потребления также будет находиться в фокусе внимания партийных руководителей. В июле 1925 г. Сталин порекомендует Молотову привлечь Ф.Э. Дзержинского, чтобы «нажать» на Всесоюзный текстильный синдикат с целью изменения его политики. Синдикат, занимавший в период нэпа монопольное положение на советском рынке, отказался от планов расширения производства ввиду недостатка туркестанского хлопка. Предполагалось при этом, что за границей будет произведена закупка готовых тканей. Сталин счел это решение «глубоко ошибочным», указав, что закупка дешевого американского хлопка обойдется намного дешевле закупки готовых тканей и позволит при этом расширить производственные мощности внутри страны, увеличить количество рабочих мест и нарастить производство востребованной продукции[932].

Важной развилкой, на которую выведет советское руководство нэп, станет вопрос об участии рабочих в прибыли государственных предприятий. Сталин направит всем губкомам, обкомам, кружкомам, крайкомам и национальным ЦК постановление ЦК РКП(б), в котором будет зафиксировано: «ЦК решительно против индивидуального участия рабочих в прибылях». Допускалась лишь такая форма коллективного участия в прибылях, которая предполагала отчисления из прибылей на улучшение быта рабочих[933].

И.В. Сталин на Волховской ГЭС

15 июля 1928

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1662. Л. 5]

Шифротелеграмма И.В. Сталина всем губкомам, обкомам, окружкомам, крайкомам и национальным ЦК РКП(б) с сообщением постановления ЦК об индивидуальном участии рабочих в прибылях

6 ноября 1935

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 167. Д. 17. Л. 41]

Обсуждались такого рода варианты и публично. В июне 1926 г. на заседании Политбюро председатель Объединения общего машиностроения ВСНХ СССР А.Ф. Толоконцев выступил с предложением акционировать капиталы подведомственных заводов[934]. Не приходится сомневаться, что предложение было отклонено. Превращение советских рабочих в акционеров могло самым существенным образом изменить социальные параметры советского общества и направление его социально-экономического развития.

В 1927 г. СССР столкнулся с кризисом развития, одним из проявлений которого стали затруднения в сфере хлебозаготовок, что «ставит под угрозу не только выполнение экспортного плана и образование хлебного фонда, но и удовлетворение насущных нужд снабжения столиц и вообще потребительских районов». В декабре Политбюро приняло постановление, в котором поставило задачу «добиться в ближайшее время резкого перелома хлебозаготовок»[935]. И Сталин решил не использовать на этот раз экономические средства преодоления накопившихся проблем.

Под влиянием кризиса хлебозаготовок, повлекшего проблемы для экономики в целом, будет совершен поворот в экономической политике. Сталин в начале 1928 г., приехав в Сибирь, провозглашает курс на принудительное изъятие хлебных излишков. Об этом Сталин дал распоряжение в шифротелеграмме, направленной в январе 1928 г. из Новосибирска в Москву С.В. Косиору: «Можно наверстать потерянное при зверском нажиме и умении руководить» [936].

Одной из первых мер принуждения стало принятие ЦК постановления о применении к кулакам Центрально-Черноземной области 107-й статьи УК РСФСР. Ею предусматривалось лишение свободы на срок не менее пяти лет с полной или частичной конфискацией имущества за скупку и перепродажу с целью наживы продуктов сельского хозяйства и предметов массового потребления[937]. На упреки в чрезмерной жесткости политики Сталин отвечал: «Мы административных мер не исключали».

Шифротелеграмма И.В. Сталина из Новосибирска С.В. Косиору о необходимости «зверского нажима» при хлебозаготовках

19 января 1928

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 119. Л. 5]

Фактически речь шла о возврате к практикам «военного коммунизма». Задумавшись о трансформации своих подходов, Сталин при этом будет руководствоваться представлениями о возможностях достичь позитивных изменений в экономике средствами внеэкономического принуждения хозяйствующих субъектов. Аграрный сектор вскоре станет ресурсной базой так называемого социалистического накопления, в ходе которого валютная выручка за проданное на экспорт зерно стала одним из основных источников финансирования форсированной индустриализации. Причины политического кульбита, совершенного Сталиным, коренятся в определенном исчерпании ресурсов бесконфликтного развития страны на началах нэп. Так называемые ножницы цен, падение товарности в сельском хозяйстве и ограниченность источников накопления для развития промышленного сектора толкали большевистское руководство к поиску средств решения возникших проблем. Эти возможности ожидаемо будут найдены в сфере административных, а не экономических (и, тем более, не политических) решений. Именно непреклонная политическая воля привела большевиков к власти, а жесткое администрирование, директивный характер управления, подкрепленные мерами принуждения, обеспечили победу в Гражданской войне. Именно поэтому большевистское руководство, не имевшее никакого иного опыта управления, кроме опыта решения чрезвычайными мерами чрезвычайных задач в чрезвычайных обстоятельствах Гражданской войны, приняло решение о переходе от преимущественно экономических методов управления (прибыль как итог хозяйственной деятельности) к директивному планированию и принуждению хозяйствующих субъектов к выполнению планов социалистического строительства прежде всего в натуральном выражении.

В июле 1928 г. на пленуме ЦК Сталин предложил «теоретическое» обоснование нового курса. Он воспроизвел существо концепции Преображенского в речи «Об индустриализации и хлебной проблеме». Задавшись вопросом об источниках накопления, Сталин зафиксировал исключительное значение именно внутреннего накопления. Его источниками он назвал «рабочий класс, создающий ценности», и крестьянство. О крестьянстве он прямо сказал, что «оно платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно еще переплачивает на сравнительно высоких ценах на товары промышленности… и… недополучает на ценах на сельскохозяйственные продукты… Это есть добавочный налог на крестьянство в интересах подъема индустрии… Это есть нечто вроде «дани», нечто вроде «сверхналога»… чтобы сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустрии…»[938]

Николай Иванович Бухарин

1920-е

[РГАСПИ. Ф. 329. Оп. 1. Д. 22. Л. 11]

В этом же выступлении Сталин сформулировал тезис об обострении классовой борьбы, который вполне объясняет нарастание репрессивной политики в 1930-е гг.: «По мере нашего продвижения вперед сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться, а Советская власть… будет проводить политику изоляции этих элементов, политику разложения врагов рабочего класса, наконец, политику подавления сопротивления эксплуататоров…»[939]

Однако будет неправильным считать этот пленум тем событием, после которого произошел слом нэп. На этом пленуме прозвучали и другие голоса. Своим выступлением Бухарину удалось склонить большинство участников, да и самого Сталина к некоторому ослаблению нажима на крестьянство. В современной историографии справедливо подчеркивается, что директивы пленума воплотили установки на подъем мелких и средних крестьянских хозяйств и сохранение «товарно-рыночных» отношений в экономике[940]. Значительную роль в этом отступлении Сталина сыграют итоги «нажимной» кампании. После небольшого роста хлебозаготовок в первом квартале 1928 г., они затем почти прекратились[941]. Кроме того, Советское государство столкнулось с всплеском крестьянского сопротивления проводившейся в деревне политике. Итоги пленума Сталин подвел, выступив 13 июля на собрании актива ленинградской организации ВКП(б). Главной задачей сельскохозяйственной политики он назвал «поднятие мелкого и среднего крестьянского хозяйства. Особенность же «переживаемого момента» он увидил в том, чтобы «дополнить первую задачу двумя новыми практическими задачами: поднятия колхозов и улучшения дела совхозов». Указав на низкую товарность мелкого крестьянского хозяйства как основную причину затруднений «на хлебном фронте», Сталин призвал к борьбе с временными, специфическими причинами, превратившими заготовительные затруднения в заготовительный кризис: «Для этого необходимы а) немедленная ликвидация практики обхода дворов, незаконных обысков и всякого рода нарушений революционной законности; б) немедленная ликвидация всех и всяких рецидивов продразверстки… с обеспечением гибких форм регулирования торговли со стороны государства; в) некоторое повышение цен на хлеб… г) организация правильного завоза товаров в хлебозаготовительные районы; д) правильная организация села снабжения хлебом… е) обязательное образование государственного хлебного резерва»[942]. Нетрудно понять, что никаких радикальных мер поставленные Сталиным задачи все еще не предполагали. Однако в течение нескольких месяцев после этого выступления, в котором нет и намека на состоявшиеся на пленуме договоренности, произойдет перелом в настроениях Сталина. О его причинах и последствиях мы поговорим в следующей главе.

Форсированная индустриализация и сплошная коллективизация в кратчайшие сроки станут визитной карточкой модернизации по сталинскому образцу. Спустя много лет, в октябре 1938 г., на заседании Политбюро, посвященном вопросу «О постановке партийной пропаганды в печати в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)»», он еще раз разъяснит, «почему мы на эту коллективизацию натолкнулись». Фундаментальной причиной окажется тот факт, «что земля дробилась, хозяйство становилось натуральным, а товару не давало. Мы уперлись в такой тупик, когда сельское хозяйство производило зерна не меньше, чем оно производило в царское время, но мы отпускали на сторону только 30 % того, что давало старое правительство, потому что страшно измельчало хозяйство». Продолжение этой тенденции, по мнению Сталина, могло привести к тому, что «тогда города должны подохнуть без хлеба, армия должна подохнуть без хлеба, а само сельское хозяйство будет деградировать». Альтернатива была такой: «перейти на крупное [социалистическое] производство либо на крупную экономию капиталистического типа». Вступить на капиталистический путь, значило, по мнению Сталина, «разорить несколько миллионов дворов, отобрать у них землю, сосредоточить ее в руках капиталистов… А колхозный путь означал меньше крови, не разорение крестьян, а их соединение». Напомнил Сталин собравшимся и о том, что «раньше 30 млн крестьян голодало». Именно этими соображениями, а не «особым идеологическим зудом», объяснил Сталин, «почему мы перешли к колхозам». Заговорив о «крови», Сталин фактически вынес на авансцену вопрос о цене преобразований, которые он сам назвал экспериментом[943]. Описав ужасы капиталистического пути развития аграрного сектора, он, конечно, ни слова не сказал ни о трех с половиной миллионах раскулаченных и двух с половиной миллионах высланных на спецпоселение так называемых кулаков и членов их семей, сотни тысяч из которых погибнут во время переселения и в течение первого года после него. Ни разу не будет сказано и о миллионах погибших от голода в начале 1930-х. Впрочем, об этой цене предстоявшего «эксперимента» в конце 1920-х гг. не подозревал, судя по всему, никто. Нам же предстоит поговорить об этом в следующей главе.

Индустриализация, подчеркнем, начнется в рамках нэпа. Курс на нее провозгласил в декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б), который принял директивы по составлению пятилетнего плана народного хозяйства. В директивах были зафиксированы успехи восстановительного периода, «быстрый процесс хозяйственного роста вообще», который стал возможен благодаря плановому хозяйственному руководству. Был сделан вывод, что «мы имеем… все необходимое и достаточное для построения социализма». Директивы указали на зависимость экономического развития СССР от рыночной стихии, на «зависимость от урожая» и от конъюнктуры мирового рынка. Стремлением вырваться из тисков перечисленных зависимостей во многом и объясняется принятие в дальнейшем жестких директивных планов развития промышленного сектора и коллективизации сельского хозяйства, в которых станет активно насаждаться плановое начало.

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову о хлебозаготовках и месте строительства новых заводов

12 июля 1925

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 1–2 об.]

Особо было сказано о «враждебном капиталистическом окружении», поставлена задача «уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны в военное время»[944]. Еще задолго до разработки планов индустриализации Сталин обратил внимание на необходимость учесть «географически-стратегическое положение районов новых заводов». Он написал Молотову в июле 1925 г., что Урал, Поволжье, черноземный юг «представляют наиболее удобный тыл для нас в случае военных осложнений»[945].

Сталин не был единственным представителем советского руководства, обращавшим внимание на проблему размещения производительных сил. Об этом говорил, например, председатель правления Главного управления военной промышленности П.А. Богданов[946]. Опасение Сталина («боюсь, начнут строить в приграничных районах»), сформулированное в цитированном выше письме к Молотову, реализуется сполна. Решить задачу размещения новых заводов (хотя бы оборонных) в восточных районах советскому руководству в тот период окажется не по силам. Вероятно, успехи в деле наращивания производства вооружений, достигнутые на рубеже 1920–1930-х, укрепляли убеждение в том, что воевать мы будем малой кровью и на чужой территории, а стало быть, и не требуется решать сложные вопросы инфраструктуры и логистики, обеспечения нового строительства на Востоке рабочей силой и кадрами. Такая эйфория сыграет с советским руководством злую шутку. В 1941 г. более 80 % всех предприятий оборонной промышленности окажутся в зоне боевых действий или прифронтовых районах [947].

Новая экономическая политика в качестве инструмента восстановления, между тем, оказалась достаточно эффективной. К 1928 г. уровень производства примерно сравнялся с уровнем 1913 г. На этой базе и развернулась сталинская промышленная революция. 1 октября 1928 г. был введен в действие первый пятилетний план, запустивший стремительную промышленную революцию со всеми ее достижениями и немалыми социальными издержками. Исходным пунктом нового курса стало «положение о том, что быстрый темп развития индустрии вообще и средств производства в особенности представляет основное начало и ключ индустриализации страны… преобразования всего нашего народного хозяйства на базе социалистического развития»[948]. Особенностями сталинского курса станут не сами индустриализация и коллективизация, о чем, в принципе, было достигнуто согласие практически между всеми группами политических элит. Главной чертой этого курса станет форсированный характер названных процессов.

Полученный на партийных форумах вотум доверия Сталин использует для реализации выработанного им политического курса. С 1928 г. Сталин начнет совершать «левый поворот», используя установки Троцкого и Преображенского, в близости к которым не признается ни он, ни его сторонники. Но это станет настолько очевидным для левой оппозиции, что многие ее представители капитулируют и многим из них даже будет возвращено членство в партии. Сталинская «революция сверху» завершится в конце 1930-х гг. построением основ «социалистического строя», как он его себе представлял, и установлением режима личной власти Сталина.

Реализация нового курса требовала, по мнению Сталина, дальнейшей консолидации политической элиты через изоляцию и устранение с политической сцены несогласных и потенциально нелояльных. Единоличная власть, судя по всему, мыслилась ему как наиболее эффективный инструмент управления по сравнению с внутрипартийной демократией ленинского периода. Декларируя борьбу за единство в ответ на соответствующий социальный запрос, Сталин добился изоляции своих политических соперников и консолидации большинства на единственно верной, по его мнению, платформе. Он организовал на представителей большевистского руководства в документах Департамента полиции поиск компромата, и он был найден на председателя ВЦИК СССР М.И. Калинина и члена Политбюро Я.Э. Рудзутака[949], что, вероятно, сыграло свою роль в обеспечении их лояльности вождю. Курс на форсированный темп «социалистического строительства» вызвал несогласие со стороны таких авторитетных членов руководства партии, как Н.И. Бухарин, А.И. Рыков, М.П. Томский и др. Несогласие с предложенным планом Сталин интерпретировал как уклонение от генеральной линии. В 1929 г. он прямо обвинил Бухарина и его союзников в «правом уклоне» и начал реализовывать программу сворачивания нэпа и форсирования индустриализации и коллективизации.

1929 г. Сталин назвал годом «великого перелома», а стратегическими задачами Советского государства определил социалистическую индустриализацию, коллективизацию сельского хозяйства и культурную революцию. Выбрав этот курс, Сталин, судя по всему, руководствовался не только потребностями развития страны, как он их понимал, но и упрощенными представлениями об экономике и возможностях достижения позитивных изменений в ней посредством административного воздействия.

А.И. Рыков, М.П. Томский и М.И. Калинин

1927

[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 93]

27 декабря 1929 г. в речи на конференции аграрников-марксистов Сталин сказал: «Надо вскрыть ошибку тех, которые нэп понимают как отступление, и только как отступление. На самом деле Ленин еще при введении нэп говорил, что нэп не исчерпывается отступлением, что она означает вместе с тем подготовку для нового решительного наступления на капиталистические элементы города и деревни… И если мы придерживаемся нэпа, то потому, что она служит делу социализма. А когда она перестанет служить делу социализма, мы ее отбросим к черту. Ленин говорил, что нэп введена всерьез и надолго. Но он никогда не говорил, что нэп введена навсегда»[950].

Шифротелеграмма И.В. Сталина из Новосибирска С.В. Косиору о необходимости «зверского нажима» при хлебозаготовках

19 января 1928

Помета — автограф В.М. Молотова, подписи — автографы Я.Э. Рудзутака, А.И. Рыкова, К.Е. Ворошилова, А.И. Микояна, М.И. Калинина, В.В. Куйбышева, А.А. Андреева

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 119. Л. 5]

Часть 2