бегая с места на место, забрасывали противника градом камней, стрел, дротиков и копий. Чтобы устрашить и рассеять вражеское войско, Магеллан приказал поджечь несколько хижин, но это привело туземцев в еще большую ярость. Подавляя испанцев численностью, они старались наносить им удары по ногам и рукам, не защищенным броней.
Битву решил несчастный случай. Раненный в ногу отравленной стрелой, Магеллан приказал медленно отступать. Отступление превратилось в беспорядочное бегство. За исключением шести или восьми человек, оставшихся возле Магеллана, все остальные бросились к лодкам. Магеллан и его защитники яростно сражались, постепенно отходя к морю. Они были уже по колено в воде, когда несколько островитян одновременно набросились на Магеллана. Раненный в руку, он уже не в силах был владеть мечом. Сраженный несколькими ударами, он упал в воду, лицом вниз, после чего туземцы без труда его прикончили.
Так погиб 27 апреля 1521 года великий мореплаватель Магеллан.
«В числе других добродетелей, – говорит Пигафетта, – он отличался такой стойкостью в величайших превратностях, какой никто никогда не обладал. Он переносил голод лучше, чем все другие; безошибочнее, чем кто бы то ни было в мире, умел он разбираться в навигационных картах. И то, что это так и есть на самом деле, очевидно для всех, ибо никто другой не владел таким даром и такой вдумчивостью при исследовании того, как должно совершать кругосветное плавание, каковое он почти и совершил».
Надгробный панегирик Пигафетты, может быть, и несколько восторжен, но в основе своей справедлив. Нужно было обладать исключительной твердостью и непоколебимой энергией, чтобы, невзирая на боязнь и сопротивление спутников, проникнуть в неведомые страны, которые суеверие той эпохи наполняло фантастическими ужасами. Чтобы дойти до оконечности южноамериканского континента и открыть желанный пролив, по справедливости названный его именем, Магеллану нужно было обладать самыми обширными сведениями в области морских наук. Нужно было непрерывно напрягать все внимание, чтобы без точных инструментов и среди незнакомых морей избежать многочисленных опасностей. Если даже и погиб один из кораблей в силу несчастного стечения обстоятельств, то Магеллан в этом не был повинен.
Скажем же вместе с нашим восторженным рассказчиком: «Слава Магеллана переживет его смерть».
После трагической гибели капитан-генерала начальником экспедиции и капитаном «Тринидада» был избран Дуарти Барбоза, капитаном «Консепсион» – Жуан Серран и капитаном «Виктории» – Луиш Аффонсу де Гоеш.
Малаец Энрике, превосходно справлявшийся до сих пор со своими обязанностями переводчика, был легко ранен в битве на острове Мактан. Потеряв своего господина, он старался держаться в стороне и не оказывал никаких услуг испанцам, лежа целыми днями на своей циновке. После нескольких резких замечаний Барбозы, заявившего ему, что смерть Магеллана вовсе не освобождает его от рабства, Энрике вдруг исчез. Явившись к властителю острова Себу, он сообщил ему, что испанцы собираются отплыть к Молуккским островам, и посоветовал завлечь их в западню и погубить, чтобы потом завладеть кораблями и товарами.
1 мая властитель Себу пригласил испанцев на пиршество, обещая передать капитанам дорогие подарки для испанского короля. Дуарти Барбоза, Жуан Серран и еще двадцать шесть человек отправились в гости к радже и в самый разгар пиршества подверглись внезапному нападению. Все испанцы, кроме Серрана, были перебиты. Услышав крики, оставшиеся на судах моряки приблизились к берегу и открыли огонь из пушек. Напрасно израненный Серран, которого туземцы вывели на берег, умолял заплатить за него выкуп. Португалец Жуан Лопиш Карвалью, тотчас же взявший на себя командование, не захотел рисковать и поспешно удалился от острова, чтобы туземцы не напали на корабли. Несчастный Серран был оставлен на произвол судьбы и, без сомнения, разделил участь своих злополучных товарищей.
Карвалью между тем направил корабли к соседнему острову Бохоль. Здесь испанцы убедились, что уцелевших ста тринадцати человек недостаточно, чтобы управлять тремя кораблями. Поэтому было решено сжечь самое ветхое судно «Консепсион», перегрузив предварительно все имущество на «Тринидад» и «Викторию».
Затем испанцы взяли курс на юго-запад. Новая остановка была сделана у Бутуана, составляющего часть острова Минданао. Это было прекрасное место с многочисленными гаванями и реками, богатыми рыбой. К северо-западу от Минданао лежит Лусон, самый крупный остров Филиппинского архипелага. Здесь испанцы провели несколько дней, а потом пристали к острову Палавану, где запаслись всевозможной провизией: свиньями, курами, козами, бананами, кокосовыми орехами, сахарным тростником и рисом.
По выражению Пигафетты, на Палаване они нашли «настоящую обетованную землю». На этом острове больше всего их удивили петушиные бои. «Ставят определенную сумму на того или иного петуха, и выигрыш получает владелец победившего петуха». Бои петухов до сих пор являются излюбленным развлечением жителей Филиппинского архипелага.
В конце июня испанцы достигли острова Борнео и были приняты правителем княжества Бруней в столице с таким же названием (Бруней и поныне является крупнейшим портовым городом). В то время Борнео был главным центром малайской цивилизации, а его столица Бруней, насчитывавшая 25 000 домов, была богатым торговым городом, тесно связанным с Индией, Явой и Китаем.
Губернатор прислал за офицерами двух слонов, покрытых шелковыми попонами, и двенадцать носильщиков, которые должны были доставить во дворец раджи подарки от чужеземцев. Все улицы от губернаторского дома до дворца властителя были полны вооруженными людьми. Гости въехали в дворцовый двор на слонах. Поднявшись по мраморной лестнице, испанцы попали в богато убранный зал, заполненный придворными. Следующий зал, поменьше, оказался обитым золотыми тканями. Там стояло триста телохранителей с обнаженными кинжалами. «В конце малого зала было большое окно, расшитый занавес был отдернут для того, чтобы мы имели возможность лицезреть властителя, который восседал за столом с одним из своих юных сыновей, жуя бетель. Сзади него стояли одни только женщины».
Затем последовала церемония представления послов радже. «Один из старейшин предупредил нас, – рассказывает Пигафетта, – что нам нельзя прямо заговорить с властителем и что если нам что-либо нужно, мы должны сказать об этом ему (старейшине), а он, в свою очередь, передаст это особе более высокого положения. Последний сообщит это брату правителя, находящемуся в малом зале, а этот последний передаст это при помощи разговорной трубы через отверстие в стене одному из лиц, находящихся в зале вместе с властителем. Он же научил нас, как сделать три поклона властителю при помощи рук, сложенных над головой, подняв раньше одну ногу, а затем и другую, и целуя руки, протянутые к нему властителем. Так мы и сделали, ибо такова тут форма царского поклона».
Раджа разрешил испанцам вести торговлю в своей столице и обменялся с ними подарками. Послы были доставлены обратно на корабли с такой же пышностью: на слонах и в сопровождении носильщиков с подарками, полученными от раджи и от губернатора.
Остров Борнео поразил путешественников своими природными богатствами. Местные жители сбывают арак, или рисовую водку, камфору, имбирь, апельсины, лимоны, сахарный тростник, дыни и т. п., получая взамен от приезжих купцов медь, ртуть, киноварь, стекло, шерстяные и хлопчатобумажные ткани, а также зрительные стекла (очки). Большое впечатление произвели на Пигафетту изделия из фарфора. «Их фарфор – это нечто вроде очень белой земли, которая должна пролежать пятьдесят лет под землей, прежде чем ее употребляют, иначе она не будет такой тонкой. Отец закапывает ее в землю ради своего сына».
Пигафетта передает также рассказы об удивительных богатствах местных властителей. Раджа города Бруней «владеет двумя жемчужинами величиною с куриное яйцо». Итальянец описывает и животный мир Борнео. Там водятся слоны, буйволы, свиньи, козы и всякая домашняя птица. Монета там чеканится из бронзы; в монетах просверливаются отверстия для нанизывания. Большая часть города построена на сваях и так далеко вдается в море, что во время прилива торговцы снедью проезжают по улицам в лодках.
Вскоре испанцы узнали, что две части города – мусульманская и «языческая» – находятся в непрерывной вражде, от которой сильно страдает население, так как раджа-мусульманин и раджа-язычник друг друга ненавидят и всегда воюют между собой.
Смерть Магаллена
Испанцы уже около месяца стояли в гавани, когда 29 июля оба корабля вдруг оказались окруженными двумя сотнями пирог с вооруженными людьми. Опасаясь изменнического нападения, Жуан Карвалью приказал выбрать якоря и ударить по пирогам из всех пушек. Было потоплено несколько пирог и перебито немало людей. Мусульманский раджа после этого случая прислал чужеземцам свои извинения, уверяя, что пироги шли в поход против язычников и не собирались нападать на испанские корабли. Однако отношения настолько обострились, что Карвалью, не посчитавшись с тем, что в городе осталось несколько офицеров и матросов, поспешил вывести корабли в открытое море. Трусость и вероломство Карвалью вызвали среди экипажа такое возмущение, что вскоре он был смещен «за неисполнение королевских указов», а вместо него был избран опытный и честный моряк Гонсало Гомес де Эспиноса.
Покинув Борнео, испанцы занялись поисками пустынного острова, удобного для починки кораблей, которые начали давать течь. За этой работой путешественники провели не менее сорока двух дней. Здесь Пигафетта был поражен необыкновенными деревьями, «листья которых, опадая, оживают и даже двигаются. Они похожи на листья шелковицы, но не такой длины. По обеим сторонам короткого и заостренного черешка у них две ножки. Крови у них нет, но стоит лишь дотронуться до них, как они ускользают. Один из них я хранил девять дней в коробке. Когда же я ее открывал, то лист двигался вокруг коробки. Я полагаю, что эти листья живут одним только воздухом». Это интересное насекомое теперь хорошо изучено и носит название «муха-листок». Темно-серый цвет и своеобразная форма насекомого делают его похожим на засохший лист.