И оба судна объЯснились обоюдно.
Хотя какой-то портовый дока
Их приписал Не в тот же самым порт,
Два корабля так и ушли из дока,
Как стояли, вместе, к борту борт.
До горизонта шли в молчаньи рядом,
Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям.
Махала ласково ремонтная бригада
Двум не желающим расстаться кораблям.
Что с ними, может быть, взбесились обы судна?
А, может, попросту влюбились обоюдно?
В день, когда мы поддержкой земли заручась,
По высокой воде, по соленой своей
Выйдем точно в назначенный час,
Море станет укачивать нас,
Словно мать непутевых детей.
Волны будут работать, и в поте лица
Корабельные наши борта иссекут,
Торопливо машины начнут месяца
Составлять из ритмичных секунд.
А кругом только водная гладь — благодать!
И на длинные мили кругом ни души.
Оттого морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в домашней тиши.
Наши будни без праздников, без выходных,
В море нам и без отдыха хватит помех!
Мы подруг забываем своих,
Им — до нас, нам, подчас, не до них,
Да простят они нам этот грех.
Нет, неправда, вздыхаем о них у кормы,
И во сне имена повторяем тайком.
Здесь совсем не за юбкой гоняемся мы,
Не за счастьем, а за косяком.
А кругом только водная гладь — благодать!
Ни заборов, ни стен, хоть паши, хоть пляши!
Оттого морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в уютной тиши.
Говорят, что плывем мы за длинным рублем,
Кстати, длинных рублей просто так не добыть,
Но мы в море за морем плывем,
И еще за единственным днем,
О котором потом не забыть.
И когда из другой непохожей весны
Мы к родному причалу спешим прямиком,
Растворятся морские ворота страны
Перед каждым своим моряком.
Здесь кругом только водная гладь — благодать!
И вестей никаких, сколько нам не пиши,
Но потом морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в уютной тиши.
Всякий раз уплываем с землей обручась,
С этой самою верной невестой своей,
Но приходим в назначенный час,
Как бы там не баюкало нас
Море — мать непутевых детей.
Вот маяк нам забыл подморгнуть с высоты,
Только пялит глаза, ошалел, обалдел.
Он увидел, как траулер встал на винты,
Обороты врубив на предел.
И на пирсе стоять — все равно благодать!
И качаться на суше до крика души.
Нам, вернувшимся, не привыкать привыкать
После долгих штормов к долгожданной тиши.
РАЙ В АДУ
РАЙ В АДУ
Переворот в мозгах из края в край,
В пространстве много трещин и смещений.
В аду решили черти строить рай,
Как общество грядущих поколений.
Известный черт с фамилией Черток,
Агент из рая, ночью, неурочно
Опутал центр. В аду черт знает что.
Что именно, Черток не знает точно.
И черт ввернул тревожную строку
Для шефов всех лазутчиков, амура:
„За мной следят, сам дьявол начеку,
И крайне ненадежна агентура“.
Тем временем в раю сам вельзевул
Потребовал военного парада.
Влез на трибуну, плакал и загнул:
„Рай, только рай — спасение для ада!“
Рыдали черти и визжали: — Да!
Мы рай родной построим в преисподней!
Даешь производительность труда!
Пять грешников на нос уже сегодня!
— Ну, что ж, вперед! А я вас поведу,
Закончил дьявол, — С богом! Побежали.
И задрожали грешники в аду,
И ангелы в раю затрепетали.
И ангелы толпой пошли к нему,
К тому, который видит все и знает.
И он сказал, что он плевал на тьму,
Лишь заявил, что многих расстреляет.
Что дьявол — провокатор и кретин,
Его возня и крики — все не ново,
Что ангелы — ублюдки, как один
И что Черток давно перевербован.
Не рай кругом, а подлинный бедлам!
Спущусь на землю, там хоть уважают.
Уйду от вас к людям, ко всем чертям,
Пускай меня вторично распинают!
И он спустился. Кто он? Где живет?
Но как-то раз узрели прихожане:
На паперти у церкви нищий пьет,
— Я — бог! — кричит, — даешь на пропитанье!
Конец печален. Плачь и стар и млад.
Что перед этим всем сожженье Трои?!
Давно уже в раю не рай, а ад.
Но рай чертей в аду давно построен.
БАЛЛАДА ОБ УХОДЕ В РАЙ
Вот твой билет, вот твой вагон.
Все в лучшем виде одному тебе дано.
В цветном раю увидеть сон:
Трехвековое непрерывное кино.
Все позади, уже сняты
Все отпечатки. Контрабанды не берем.
Как херувим, стерилен ты.
А класс второй, не высший класс, зато с бельем.
Вот и сбывается, все что пророчится.
Уходит поезд в небеса — счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется,
Не умереть, а именно уснуть.
Земной перрон, не унывай,
И не кричи, для наших воплей он оглох.
Один из нас поехал в рай.
Он встретит бога там, ведь есть, наверно, бог.
Ты передай ему привет,
А позабудешь — ничего, переживем.
Осталось нам немного лет.
Мы пошустрим и, как положено, умрем.
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса — счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется,
Не умереть, а именно уснуть.
Уйдут, как мы, в ничто без сна
И сыновья, и внуки внуков в трех веках.
Не дай господь, чтобы война,
А то мы правнуков оставим в дураках.
Разбудит вас какой-то тип и пустит в мир,
Где в прошлом войны, боли, рак.
Где побежден гонконгский грипп.
На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак?
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса — счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Итак, прощай. Звенит звонок.
Счастливый путь, храни тебя от всяких бед.
А если там и вправду бог,
Ты все же вспомни, передай ему привет.
Прощай, прощай…
РАЙСКИЕ ЯБЛОКИ
Я умру — говорят.
Мы когда-то всегда умираем.
Съезжу на дармовых,
Если в спину сподобят
Ножом убиенных щадят,
Отпевают и балуют раем.
Не скажу про живых,
А покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом,
Завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа
На ворованных ключах в галоп.
Вот и дело с концом,
В райских кущах покушаю яблок.
Подойду не спеша
Вдруг апостол вернет, остолоп.
Чур, меня самого,
Наважденье, знакомое что-то,
Неродящий пустырь
И сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего
Возвышались литые ворота
И этап — богатырь
Тысяч пять на коленках сидел.
Я коняшек своих
Успокоил неласковым словом,
Я репей из мочал
Еле выдрал и гриву заплел.
Петр-апостол, старик,
Что-то долго возился с засовом,
И кряхтел, и ворчал,
И не смог отворить и ушел.
Тот громадный этап
Не издал ни единого стона.
Лишь на корточки вдруг
С онемевших колен пересел.
Вон следы песьих лап.
Да не рай это вовсе, а зона…
Все вернулось на круг,
И распятый над кругом висел.
Мы с конями глядим:
Вот уж истинно: зона всем зона,
Хлебный дух из ворот.
Так надежней, чем руки вязать.
Я пока невредим,
Но и я нахлебался озоном.
А язык к небу льнет,
И ругательство трудно сказать.
Засучив рукава,
Пролетели две тени в зеленом,
С криком „В рельсу стучи!“
Пропорхали на крыльях бичи.
Там малина, братва,
Нас встречают малиновым звоном.
Но звенели ключи
Это к нам подбирали ключи.
Я подох на задах
Не стрелялся, не дрался на саблях.
Не к мадонне прижат,
Божий сын, а к стене как холоп.
В дивных райских садах
Просто прорва мороженных яблок.
Но сады сторожат
И стреляют без промаха в лоб.
Херувимы кружат,
Ангел окает с вышки — занятно!
Да не взыщет христос
Рву плоды ледяные с дерев.
Как я выстрелу рад
Ускакал я на землю обратно.
Вот и яблок принес,
Их запазухой телом согрев.
Я вторично умру
Если надо, мы вновь умираем.
Удалось — и не сам
Вы мне пулю пустили в живот.
Так сложилось в миру
Всех застрелянных балуют раем.
А оттуда землей
Береженного бог бережет.
В грязь ударю лицом,
Завалюсь после выстрела набок.
Кони просят овса,
Но пора закусить удила.
Вдоль обрыва с кнутом
По-над пропастью пазуху
Яблок я тебе привезу,
Ты меня и из рая ждала.
МАНЕКЕНЫ
Семь дней усталый старый бог
В запале, в заторе, в запаре
Творил убогий наш лубок
И каждой твари — по паре.
Ему творить — потеха
И вот, себе взамен
Бог создал человека,
Как пробный манекен.
Идея эта не нова,
Но не обхаяна никем.
Я докажу, как дважды два,
Адам был первый манекен.
А мы, ошметки хромосом,
Огрызки божественных генов,
Идем проторенным путем
И создаем манекенов.
Не так мы, парень, глупы,
Чтоб наряжать живых,
Мы обряжаем трупы
И кукол восковых.
Они так вежливы, — взгляни,
Их не волнует ни черта,
И жизнерадостны они,
И нам, безумным, не чета.
Я предлагаю смелый план
Возможных сезонных обменов:
Мы, люди, в их бездушный хлам,
А вместо нас — манекены.