И каждый раз ты будешь терпеть неудачу. Каждый раз тебя будет снова засасывать сюда, в эту трубу.
Он уже провел в ней неделю без пищи и воды.
Как долго человек может продержаться без еды и питья? - думал Тодд.
Он настолько ослаб, что едва мог держать глаза открытыми, но сон теперь являлся его врагом. Если он закроет глаза сейчас, то никогда не откроет их снова. Он должен был выбраться отсюда. Тодд опять начал бороться и почувствовал, как демоны хватают его, чтобы вернуть обратно. Тем не менее, ему каким-то образом удалось высвободиться. На этот раз он даже не добрался до края резервуара, прежде чем его затащило обратно в трубу, теперь ногами вперед, так, что он мог смотреть в небо со дна бассейна, наполненного мутной водой.
Вашу мать! Вашу мать! Вы не можете держать меня здесь! - мысленно кричал Тодд, снова пытаясь вырваться из трубы.
Теперь Тодд знал, что будет происходить. Каким-то образом он просто знал. Независимо от того, сколько раз он высвободится, демоны затянут его назад, или пойдет дождь, так что он никогда не выберется. Он никогда не выберется из проклятой водосточной трубы, потому что это являлось его адским наказанием. Демоны не были галлюцинациями. Они были настоящими. И он не застрял здесь в течении последней недели. Он утонул, когда впервые упал в бассейн. Но ему было по-фигу, потому что он все равно должен победить. Тодд был полон решимости. Он найдет выход отсюда и вернет свою жизнь, будет пытать, насиловать и убивать, пока память обо всем этом не исчезнет из его головы. Независимо от того, сколько раз его затянет обратно, он продолжит бороться, пока, наконец, не выберется. Вот только сейчас Тодд все глубже погружался в трубу.
Небо исчезло, когда Тодд заскользил. Теперь он был истощен, его мускулы устали, он слишком ослаб, чтобы сопротивляться огромной засасывающей силе воды, хлеставшей вокруг его тела, образуя вакуум, втягивающий его в канализацию. Проведя больше недели в трубе, он стал достаточно стройным, чтобы его протащило через узкий акведук. Руки, казалось, появлялись со всех сторон, нащупывая его плоть, хватаясь за него и дергая, вжимая глубже в трубу. Металл царапал его кожу, пока его несло вниз. Он слышал, как демоны смеются и бормочут, празднуя свою победу.
Сейчас ты отправишься в ад, мальчик. Нет пощады тебе, жирдяй. Теперь ты знаешь, что чувствовали все те девушки, которых ты изнасиловал и убил. Теперь ты узнаешь, что значит быть в аду!
Тодд тонул. Он задыхался и с трудом набирал воздух, когда его увлекала стремительная вода. Его легкие горели от нехватки кислорода. Казалось, что труба протянулась на многие мили. Он чувствовал, как ее стенки сжимаются вокруг него, будто она дышит, и каждое сокращение проталкивало его беспомощное тело все дальше в канализацию. Демоны отпустили его, когда новая пара больших рук вцепилась в его ноги и потянула. Стенки трубы теперь казались теплее и даже более скользкими, чем раньше, будто покрытыми грязью и слизью, что усиливало мысль о том, что Тодд несется по кишечнику какого-то огромного зверя, который вот-вот вытолкнет его из прямой кишки. Казалось, что даже густые нечистоты несколько потеплели. Он мог слышать удары собственного сердца вокруг себя, только теперь оно казалось каким-то медленным и намного более громким, как если бы у трубы существовало собственное сердцебиение. Сознание Тодда начало угасать, поскольку кислородное голодание убило еще больше клеток его мозга. Чем глубже он погружался, тем меньше он мог вспомнить о том, как попал в данное затруднительное положение, или даже о том, кем или чем он являлся.
Создавалось впечатление, что его тело тоже изменилось. Чем глубже он погружался, тем все меньше и меньше становилась труба, и собственное тело Тодда, казалось, тоже уменьшалось. Превращая себя в ту форму, которой он будет обладать в загробной жизни.
Может быть, я сбрасываю свои смертные атрибуты из плоти и костей, избавляюсь от смертной оболочки, так сказать, чтобы моя душа могла попасть в ад? - думал Тодд.
Наконец, одна из ног Тодда выскочила наружу, и он почувствовал, как она болтается в пространстве. Затем вторая нога выскользнула из конца трубы, а затем вся его нижняя часть до пояса. Потом последовал торс, а затем и голова выскочила наружу последней, хватая ртом воздух и изо всех сил пытаясь дышать.
- Девочка выходит ногами вперед! Она не может дышать! Прочистите ее дыхательные пути.
Тодд ощутил пальцы во рту, бегающие взад и вперед, удаляя нечистоты, которые он засосал, пытаясь дышать. Затем почувствовал удар по спине, изрыгнул всю воду, которую вдохнул, и издал вопль. К его лицу прикрепили кислородную маску, и Тодд сделал свой первый глоток чистого кислорода с тех пор, как упал в резервуар.
Тодд не знал, где он и даже кто он. Он посмотрел на гладкую безволосую щель между ног, где раньше находился пенис, и понял, что больше не является мужчиной. Что-то в трубе изменило его. Он оглянулся на трубу, из которой выскочил, и увидел кровоточащую пасть, окруженную густыми лобковыми волосами, и две ноги, каждая размером со ствол дерева, поднятые на распорках. Он снова закричал.
Теперь ты знаешь, что чувствовали все те девушки, которых ты изнасиловал и убил. Теперь ты узнаешь, что значит быть в аду! - говорили демоны, и только сейчас Тодд по-настоящему понял, что это значит.
- Вот ваша новорожденная дочка, миссис Уилкинс. Она в полном порядке. Очень красивая. Вы еще замучаетесь отваживать парней от нее.
Теперь Тодд понимал, что на самом деле значит быть в аду.
Перевод: Gore Seth
"Диалог священника и умирающего"
Отец Мартин О’Рейли ехал из аэропорта, сделав короткую остановку у супермаркета, чтобы купить мяса по пути в федеральную тюрьму. Он подъехал к воротам, посмотрел на 20-футовые стены, увенчанные колючей проволокой, потом взглянул на газету, которую держал подмышкой. Сенсационный заголовок, выплеснутый на первой странице 24-ым размером шрифта Times Roman:
"Террорист взрывает самолет, 7 погибших!"
Отец О’Рейли отбросил газету на сиденье прежде, чем закрыл дверь и пошел к зданию. Он был сыт по горло подобными заголовками.
После беглого осмотра скучающим охранником в резиновых перчатках, он последовал за другим солдатом к особо охраняемому тюремному госпиталю. Там было полно агентов ФБР и военных. Старый священник представился, показал документы и разрешение на посещение, и двое агентов немедленно проводили его наверх по лестнице на этаж, где, медленно умирая, лежала верхняя часть туловища Шарода Абдина, подключенная к респираторам и мониторам. Его разорвало на части тем же самым оружием, которым он атаковал "капиталистических дьяволов" (ибо он верил, что это были враги), двухмоторным частным самолетом, набитым азотным удобрением, смоченным бензином. Другими словами, двухтонный коктейль Молотова. Каким-то образом террориста отбросило от самолета непосредственно перед взрывом. Он сильно обгорел, но чудом не превратился в пепел. Теперь он был накачан морфином и, к счастью, большинство его нервных окончаний были поджарены. Когда его начали лечить, он зашелся в крике. От морфина почти не было пользы. К сожалению, никто не ожидал, что Шарод Абдин долго протянет.
Старый священник поприветствовал двух охранников у двери палаты террориста. Один из них, очевидно, был из ФБР, а второй - военный полицейский из Национальной гвардии. Нацгвардейцы были повсюду.
- Капитан О’Рейли... ой, то есть, Отец. Как мне называть вас? - спросил военный коп, переводя взгляд с золотых полос на плечах священника на белый воротник на его шее.
- И то и другое подойдет.
- Не ожидал вас здесь увидеть из-за этого типа. Эти мусульмане, кажется, не особо любят священников.
- Человек Божий - есть человек Божий. Если он не захочет меня видеть, я уйду, но он однажды уже обращался ко мне. Может, он сделает это снова. Возможно, мне удастся получить некую информацию от него, узнать кто его сообщники.
- Думаете, он исповедуется вам? - спросил агент ФБР с надеждой.
- Сомневаюсь, но попытаться стоит. Постарайтесь, чтобы никто не заходил в палату, пока я там. Включая вас. Если он начнет рассказывать мне что-то перед тем, как умрет, не нужно, чтобы меня беспокоили.
- Да, сэр! Ой... Отец, сэр.
Военный коп, заикаясь, отошел в сторону, пропуская старого священника. Отец О’Рейли благословил их обоих, шагнув между ними и открывая дверь в палату Абдина.
- Извините, Отец, - сказал агент ФБР, кладя руку на плечо О’Рейли и мягко поворачивая его в свою сторону. - Что это у вас подмышкой?
Отец О’Рейли проследил за взглядом агента на сверток, на оберточной бумаге которого проступало кровавое пятно и капало на пол. Он взглянул в глаза агенту и тепло улыбнулся.
- Это будет мой ужин. Моя сестра живет здесь неподалеку, она собирается готовить потроха сегодня вечером для нас. Я давно не ел хорошей южной еды. Вам следует присоединиться к нам.
- О, нет, благодарю. Когда вы войдете и почувствуете запах от того парня, думаю, что у вас тоже пропадет аппетит. От него несет как от подгоревшего шашлыка.
- Ничто не испортит мне аппетит сейчас.
- Вы уверены, что не хотите, чтобы я вошел в палату с вами, Oтец? - предложил нацгвардеец.
Солдат изменился в лице, представляя, как священник поедает свиные кишки после того, как побывал рядом с основательно поджаренным террористом.
- Нет, со мной все будет в порядке. Мне не нужен никто в этой палате, кроме меня. Никто. Если он поймет, что его допрашивают, он замкнется в себе и унесет свои тайны в могилу. Дело пойдет более гладко, если там буду только я и он. У нас есть своя история. Кроме того, он вполне безобиден сейчас. И, к тому же, я ирландец. Я знаю, как обращаться с террористами.
Двое мужчин рассмеялись, когда священник закрыл за собой дверь. Военный коп вздохнул с облегчением, от того, что не пошел сопровождать его в палату. Скорее всего, он блеванул бы, только переступив порог.