- Не надо! Пожалуйста. Не забирай моего ребенка.
Истеричный мужчина со ступенек церкви стоял теперь рядом с ней в больничной палате.
- Тебе следовало подумать об этом раньше, Адам. Если бы ты не ел с моего дерева, то даже не понял бы, что происходит. Ты был бы таким же невежественным и блаженным, как и остальные мои дети.
- Ты имеешь в виду – твое остальное стадо!
- Побереги свое негодование. У тебя есть остаток вечности, чтобы ненавидеть меня. Я никогда не позволю тебе попасть в рай, Адам. Так почему бы не пойти туда, где тебе самое место.
Элли указала на пол, и там разверзлась гигантская бездна. Адам заглянул в огромную расщелину, в самое нутро земли, и увидел безбрежный расплавленный океан, который, казалось, весь заполнен человеческими телами, их кожа кипела, превращаясь в ту самую пылающую оболочку, в которую они были заключены.
- Ступай, присоединись к другим бунтовщикам. Тот предатель внизу так долго ждал тебя. Он бы там не оказался, если бы не был наказан за ревность к тебе.
- Я не пойду. Я обращу против тебя весь этот мир!
- Этого никогда не случится, Адам. Они любят меня, даже если ты не любишь. Даже со всеми знаниями, которые ты им дал, они все равно предпочтут лучше верить, чем думать. Тот, кто преумножает знания, преумножает страдания. Мои дети не хотят страдать. Они хотят верить в любовь, Адам. Они хотят верить в меня.
- Пожалуйста. Пожалуйста. Не забирай моего сына.
- У тебя нет сына, Адам. Они все мои дети.
Элохим[12] наклонилась к кровати Джои и поцеловала своего сына в губы, вдохнув пневмонию в его легкие. Она знала, что даже несмотря на рост количества лейкоцитов, его иммунная система все еще слишком слаба, чтобы бороться с подобной инфекцией. Крепко обняв его под пронзительные крики Адама, она выпустила его душу в эфир и двинулась дальше. Ее остальные дети нуждались в ней. Она слышала их зов.
Адам бросился к постели Джои и обнял умирающего сына, заливая его слезами. Он смотрел, как Элохим уходит, вспоминая времена, когда только звук ее голоса и вид ее сияющего лица являлись всем, что ему когда-либо было нужно для счастья. Как она сотворила ему пару, и то, как он ослушался ее и был изгнан из сада, чтобы вечно бродить по земле в одиночестве и нелюбви. Наблюдая, как рожают, стареют и умирают одна любимая за другой, оставляя его одного в бетонных руинах Эдема с бесполезным знанием о вселенной и еще одним мертвым ребенком.
- Мюнхаузен по доверенности! - кричал он, но его никто не слушал.
Они никогда не слушали.
Перевод: Gore Seth
"Домосед"
"Глаза - это окно в душу. Посмотрите в глаза американцу... Скорее всего, там не будет ничего, кроме простого отражения телевизора, смотрящего на вас".
- Шэлби Галл
- Зигмунд Фрейд описал "Я" как ту часть нас самих, которая является посредником между нашими собственными внутренними побуждениями и желаниями и внешним миром. Эго против Идентификатор = Личность. Буддисты видят единственный путь к просветлению в устранении "Я", чтобы соединиться с бесконечным. Я пытался, действительно пытался, с тех пор как умерла Мария, но я начинаю понимать невозможность этого начинания. Я думаю, что было бы проще уничтожить все остальное и оставить свое собственное эго там, где оно есть.
Он поднялся с дивана и снова принялся расхаживать по комнате.
- Видишь ли, существование требует платы. Эта плата - это усилия, необходимые для ее поддержания. И все в жизни готово сорвать эти усилия. Все в жизни борется против всего остального, ради благ существования и выживания, что означает быть частью этой борьбы. Даже самый аскетичный монах, сидящий в одиночестве на холме и часами медитирующий, в конце концов должен спуститься с этого холма, чтобы найти пищу, кров, одежду, воду. Вы можете подавлять желание есть и пить, но в конце концов, если вы хотите продолжать жить, вы должны потреблять, и тогда начинается разочарование. Добывание пищи означает работу, чтобы добыть деньги, нужно воровать или попрошайничать, или устанавливать и поддержать дружеские отношения с теми, кто мог бы обеспечить вам пропитание. Это означает - быть вовлеченным в жизнь, быть частью Сансары[13]. И каждый раз, когда вы взаимодействуете с миром, вы расширяете свое "Я". Сам Будда был несовершенен по своему собственному определению, пока он жил и дышал, потому что его заставили быть частью этого дерьма. Но я так или иначе собираюсь достичь совершенства. Меня тошнит от этого мира!
У него снова был этот жестокий взгляд. Когда он только вошел, доктору было трудно представить, как он совершает все то насилие, в котором его обвиняли, но теперь он это видел. Он мог видеть весь хаос, который таился за его дикими глазами, как пуля, ищущая пистолет, чтобы дать ей направление.
- Они забирают мою машину, мою работу, мою жену; все, что я считал своей жизнью, и они ожидают, что я просто улыбнусь, восхвалю Иисуса, Будду, Аллаха или какое-то призрачное божество или что-то еще, и просто смирюсь со всем этим? К черту это! Жизнь - это постоянное приобретение и накопление вещей, которые все теряются в тот момент, когда вы умираете. Даже ваши воспоминания об этих переживаниях гниют в вашем черепе, в то время, как остальная часть вас разрывается на части паразитами и переваривается землей. В конце концов, они забирают у тебя все! ВCE!
Доктор сидел, изо всех сил пытаясь совладать со своим ползучим ужасом, пока явно параноидальный и психически больной молодой человек произносил свою фанатичную обличительную речь. После смерти своей жены этот мужчина участвовал в одном жестоком инциденте за другим. В психиатрических больницах и тюремных камерах, и за их пределами. В настоящее время он находился на испытательном сроке за нападение на священника в исповедальне. Если сообщения были правдой, он изнасиловал этого человека. Когда копы спросили его, почему он это сделал, он просто ответил: Почему бы и нет? Терапия была частью условий его испытательного срока.
- Кто это "Они"? - спросил доктор своим ровным бесцветным голосом, щурясь поверх очков.
Он был доволен своим соответствующим клиническим тоном, впечатлен собой за то, что сдержал нарастающую тревогу в своем голосе.
- Они?
- Да. Вы сказали, что "Они" забирают вашу машину, вашу работу, вашу жену. Кто такие "Они"?"
- Они и есть Жизнь; Жизнь вообще! Создатель! Бог! Черт, я не знаю! Черт возьми, если бы я знал, кто такие "Они", я бы не разговаривал с тобой, я бы убивал этих ублюдков!
- Довольно мрачные у вас перспективы. Ваше восприятие жизни кажется решительно... э-э... враждебным.
- Разве я не имею права быть враждебным? После всего дерьма, через которое я прошел в своей жизни? После всего, что я пережил?
- Мы все страдаем, но, извините за клише, вы должны собирать бутоны роз, пока можете.
- Собрать что? О чем ты, блядь, говоришь?!! - oн вскрикнул, когда его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица доктора.
Слюна слетела с его губ и запачкала очки доброго доктора.
- Carpe Diem. Лови момент. Я говорю о том, чтобы максимально использовать свою жизнь, пока вы можете.
- Да и какого хрена! Значит, ты можешь просто потерять все это в ту минуту, когда твое сердце перестанет перекачивать гемоглобин в твои голодающие органы? Смерть - это точка в конце предложения, которая не просто подчеркивает или завершает, но стирает все, что предшествовало ей. Это кнопка "Удалить" на твоем компьютере, и нет даже возможности сохранить! Вся твоя жизнь просто уничтожена полностью! Так зачем же нам собирать бутоны роз или даже совершать наш следующий вздох?!
Доктор наблюдал за своим взволнованным пациентом, раздумывая, следует ли ему нажать кнопку безопасности или рискнуть залезть в свой стол за небольшой подстраховкой 38-го калибра. Мужчина продолжал вскакивать с дивана и метаться по крошечному кабинету, бешено размахивая руками, продолжая свою обличительную речь против существования. В его глазах было безумное оживление. Они горели яростным жаром полного безумия, и доктору приходилось изо всех сил поддерживать с ним зрительный контакт. Фанатичное сияние, исходившее от взгляда этого человека, было похоже на то, как будто он смотрел на августовское солнце. Доктор мог видеть, как его крошечное изображение шипит на твердой темной сетчатке мужчины.
- Почему вы чувствуете, что жизнь должна чего-то достичь, чтобы быть достойной жизни? Почему вы чувствуете, что должны что-то получить от этого?
- Потому что жизнь не безболезненна. Это не одна большая бесконечная вечеринка. Она не обходится без цены. И после того, как вы так упорно боролись за то, чтобы что-то сохранить, за что-то уцепиться, впереди вас ждут годы и годы борьбы, какой дурак не спросит, стоит ли бороться за то, за что он борется? Жизнь требует определенной цены. Существование требует платы. Какой дурак станет так дорого платить за то, что ничего не стоит? Я имею в виду, если за это нет награды, если ты все потеряешь, тогда это просто жестоко. Это зло!
Он снова посмотрел на доктора сверху вниз, и на этот раз действительно вздрогнул. Его глаза были полны безумия, и что-то в них заставило доктора подумать, что мужчина протянет руку и раздавит ему гортань.
- Посмотри на это, доктор. Это ключи от одного из самых красивых автомобилей, когда-либо созданных, "Lexus LS". Это была моя гордость и радость, но ты не можешь взять его с собой. В последний раз, когда я видел его, он был обернут вокруг моей жены, и они горели вместе. Вся эта скрюченная туша просто катилась по улице, как будто теперь она принадлежала ей. Они стали одним целым, это извращенно-красивое животное, которое говорило голосами резины, скользящей по асфальту, и стали, скрежещущей по кости. А я? Меня выбросило через лобовое стекло, как незваного гостя, как будто они не хотели, чтобы я вмешивался в их роман. Третий - лишний. Отправляйся в путь. Ха-ха. Понял? Отправляйся в путь! Моя собственная гребаная машина, и она вышвырнула меня, оставила мою жену умирать в одиночестве в этом пылающем аду. Tы не можешь взять его с собой, док. Не свою машину, не свой дом, не свою работу, не свою семью, не свою собственную жену, которую ты ждал всю свою жизнь, чтобы найти, чьи глаза могли заставить тебя забыть, кто ты такой, чья улыбка заставляла тебя улыбаться. Ты не можешь взять ее с собой, так в чем же, черт возьми, смысл?