- Чувааааааак? – протянул он и полез в карман за охотничьим ножом. - Ты - самое слабое звено. До свидания! - сказал он вяжущим монотонным голосом, прежде чем проколоть горло мужчины двенадцатидюймовым[18] охотничьим ножом, и, оставив его торчащим из кадыка, пригвоздил черномазого к забору.
Через восемь кварталов по дороге он нашел дом своего бывшего психиатра. Он чуть не упал в обморок, вспомнив их самый последний разговор.
Доктор приходил навестить его несколько месяцев назад. Очевидно, некоторые из его родственников были обеспокоены исчезновением своего бывшего родственника и разыскали доктора, надеясь, что у него будет ключ к его местонахождению.
- Боже мой, чувак! Когда ты в последний раз выходил из этой квартиры? - воскликнул доктор.
- Время - это иллюзия. Я учусь.
Доктор быстро перешел в свой клинический режим.
- Что именно ты изучаешь?
- Как реагировать на жизнь. Сначала я думал, что хочу отвлечься. Я думал, что хочу избежать этого вопроса, притвориться, что его не существует, что это неважно... Что важно просто жить.
- Боюсь, я не понимаю. Какой вопрос?
- Вопрос, который каждый хочет задать, но мы все так боимся. Не "как я справляюсь с жизнью", а "как я ее побеждаю"? Как мне преодолеть это? Подчинить еe себе? А он... - сказал он, указывая на гигантский телевизор, который теперь занимал всю стену. - Oн покажет мне, как.
Доктор повернулся, чтобы посмотреть на огромный экран, когда его сумасшедший молодой клиент переключал каналы. Только тогда он это заметил. Канал за каналом чистого нигилистического насилия. Мультфильмы, рекламные ролики, комедии, все поющие песню плоти, скорбную панихиду, боевой клич. Смерть и разрушение - буквальные, символические, метафорические, бесконечные. Все эти красивые люди по спирали спускаются в яму безжалостной гибели. Это было видно по их лицам. Все они умирали уже дюжину раз и умрут еще дюжину раз. Если не в этом фильме или в этом эпизоде, то в следующем, но они все умрут, потому что это был урок, который они должны были преподать; эта жизнь должна закончиться. Это было видно по их лицам, по тому, как они жили, по огромным памятникам, которые они построили для себя и называли домами, особняками, поместьями, - все они были просто большими надгробиями; мавзолеями, в которых их воспоминания будут лежать инертными, запечатленными в камне, пока возраст, в конце концов, не заберет их тоже. Это был урок, который они должны были преподать.
- Ужасно, - сказал доктор, отступая от экрана, не видя ликующего гиганта, стоящего позади него.
- Ответ... - сказал мужчина, когда психиатр отступил к нему и повернулся лицом к его безумным глазам. - Ответ заключается в том, что единственный правильный ответ на существование - МЕСТЬ!
Он поднял руки над головой и воткнул две радиоантенны в череп доброго доктора.
- Мы должны отомстить жизни за те муки, которые она причинила каждому из нас, за безнадежность нашего положения. Учись, док. Учись.
Он развернул доктора обратно лицом к телевизору и впитал его мудрость.
В конце концов, даже это воспоминание было стерто из его памяти, когда он стоял, уставившись на обветренный дом покойного, поглощенный водоворотом электронно-лучевых изображений.
Он продолжал идти по улице, пока не приблизился к дому, который ему понравился; на самом деле это был многоквартирный дом.
Он открыл дверь и вошел в большой вестибюль. Маленький мальчик, не старше пятнадцати лет, стоял там, возясь со своими ключами. Он схватил мальчика за горло и швырнул его к запертой двери безопасности. Мальчик начал звать на помощь, когда мужчина достал длинный нож танто[19].
- Привет, я - Кейси Кейсем[20] с десяткой лучших хитов этой недели! - он вонзил нож в живот мальчика.
Мальчик обрушил на него град ударов, и пару раз коленом угодили мужчине в пах, но он, казалось, этого не заметил.
- Под номером десять в списке у нас Ашер с "Confession", - радостно произнес он, начиная резать ножом вверх, хирургически прямой линией.
Крики мальчика были ужасны. Он перестал бить и начал пытаться вытащить лезвие из своего живота, но мужчина держал его непоколебимой хваткой, и лезвие продолжало подниматься. Он схватил мужчину за запястье обеими руками. Его усилия были бесполезны. Кровь была повсюду.
- На нашем седьмом месте - Лил Джон с песней "Yeah"!
Лезвие теперь доходило мальчику до грудной клетки.
- На пятом месте Бритни Спирс с "I’m Not That Innocent", - сказал он.
Голос Кейси Кейсема наполнился волнением, когда он приблизился к первому номеру чарта и нож пронзил солнечное сплетение мальчика.
Юное тело мальчика яростно содрогнулось. Он был уже мертв. Ему потребуется всего несколько минут, чтобы осознать это. Нож все же двинулся вверх.
- На втором месте у нас Джей Зи с "Ninety-Nine Problems", и уже четвертую неделю подряд на первом месте, любимая песня Стивена Кинга - Ларри Андервуд, "Baby Can You Dig Your Man?".
Он одним быстрым ударом полоснул ножом от середины груди мальчика до самого подбородка и, наконец, позволил безжизненному существу упасть к его ногам. Он обыскал мальчика в поисках ключей от охраняемой двери, плескаясь в огромной луже крови, которая теперь заполнила вестибюль. Он нашел ключи у двери, где их уронил мальчик, и вошел. Он постучал в первую попавшуюся дверь.
Дверь открыла молодая, сильно вспотевшая, женщина с ярко-рыжими (крашеными) волосами, в тренировочном костюме. Откуда-то из ее квартиры доносилась танцевальная музыка. Она жевала жвачку в той несносной манере, в какой это делают шлюхи.
- Добрый утро, - раздался голос Белы Лугоши. - Меня зовут граф Дракула.
Он схватил ее за подбородок и запрокинул ее голову, обнажив бледную, девственную кожу ее шеи.
- Я хочу сосать твою кровь, - продолжил он и, прежде чем она смогла сопротивляться или даже взвизгнуть, он разорвал ее горло зубами.
Когда женщина упала на пол, кашляя и захлебываясь собственной кровью, ее разорванное горло издавало булькающие звуки, он сказал голосом маленького мальчика, поедающего бутерброд с горчицей во французской рекламе горчицы:
- Это восхитительно!
А затем проглотил огромный кусок мяса, который он вырвал из ее горла.
Он отправился в квартиру наверху и погнался за "мевзким кволиком"[21] вокруг стола, прежде чем, наконец, поймал старика и оторвал его голову от плеч. Он осторожно поместил голову без тела в духовку на смазанную маслом противень (в конце концов, "Пришло время сделать пончики").
Он вышел из многоквартирного дома и поймал такси. Представьте, что вы ловите такси в разгар дня, с головы до ног облитый кровью. Такое возможно только в Нью-Йорке. Таксист отъехал от тротуара и, словно спохватившись, крикнул через плечо:
- Эй, ты попал в аварию, чувак?
- B аварию? Да, несчастный случай. Ужасный несчастный случай. Я сидел в машине и пил. Вот как я привык относиться к жизни. Теперь я нашел лучший способ, гораздо лучший способ. Мария, моя жена, сидела за рулем и жаловалась, что ее ослепляет яркий свет от встречного движения. Затем раздался долгий визг, а затем громкий грохот, когда мы врезались в отбойник. Я поднял глаза и увидел, что передняя часть машины сморщилась, как грязное белье, и разбрызгивала куски бетона, когда мы проехали отбойник и выехали на противоположную полосу. Все, что я мог видеть - это сотни фар, мчащихся к нам. Мы столкнулись лоб в лоб с маленькой "Тойотой", и меня выбросило через лобовое стекло. Искры вырвались из-под маленькой машины, а затем она взорвалась, оттолкнувшись от нашей машины и швырнув ее на насыпь сбоку. Наша машина тоже загорелась, но она все еще катилась. Он скулил, кричал и сердито шипел на меня, в то время как он делал то, чего не должен был делать автомобильный гений стоимостью $40 000, понимаешь? Я чувствовал запах горящих шин и еще один запах, похожий на жареную свинину. Мария была мертва, и в пьяном кивке я пропустил ее смерть. Я просто сидел и смотрел, как ее пустое тело подпрыгивает на сиденье и снова, и снова ударяется головой о руль, когда пылающая машина отъезжает от меня. Я слышал визг тормозов, как будто она все еще пыталась остановить машину.
Мои уши наполнились сердитым звуком скрежещущего металла, и я помню, как подумал, обращаясь к машине: Она сделала это. Не кричи на меня. Я не был за рулем! Когда все закончилось, я пошел по дороге туда, где машина, наконец, поддалась инерции, и сел к ней спиной, и Мария возненавидела меня, когда я повернулся к ней спиной. Я убрал грязь и стекло с лица и задумался, что же случилось со всеми этими отвлекающими факторами. Все эти замечательные отвлекающие факторы, которые отделяли вас от любых представлений о смерти, заставляли вас думать, что вы слишком молоды, или слишком здоровы, или слишком важны, чтобы умереть. Я не могу умереть. Мне нужно внести платежи по ипотеке. Я еще не вырастил семью. Я еще не спас мир! Где были все эти отвлекающие факторы? Эти мелкие навязчивые идеи, которые казались такими важными, которые отвлекали наши умы от нашей незначительности, нашей абсолютной бессмысленности, нашей смертности. Я повернулся и посмотрел на мертвое улыбающееся лицо Марии. Ее губы были сожжены, а то, что осталось от ее глаз, шипело и кипело в глазницах. В тот момент я понял, что мы не нужны жизни. Мария просто жила, а потом умерла, а мир не перестал вращаться.
Он громко заплакал.
- Э-э, сэр? Хочешь, я отвезу тебя в больницу?
- Что? - он поднял глаза, его лицо превратилось в маску боли и замешательства.
- Куда, сэр?
Чувствительный человек, который оплакивал потерю своей жены и потерю мира, в котором все имело смысл, исчез из существования. То, что осталось, было монстром-экзистенциалистом, ходячим фильмом ужасов, просто еще одним гребаным