домоседом.
- Впереди есть столб с указателем. На нем написано... Последняя остановка "Сумеречная зона"! - раздался незабываемый голос Рода Серлинга, после чего он отстрелил голову таксисту.
Такси безумно вильнуло и врезалось в светло-голубой "Kадиллак". Оба мужчины вышли из своих машин. Таксист остался за рулем, из его лица текла кровь. Владелец синего "Кади", высокий грузный техасец в безвкусном темно-бордовом костюме, подошел к кабине и заглянул на переднее сиденье.
- Что, черт возьми, с ним случилось? - воскликнул он.
- О-о-о, какашечная татуировка.
щелк, щелк, БУМ!!!
Тучный владелец "Kадиллака" упал на свои пышные ягодицы, разбрызгивая кровь из дымящейся дыры в груди.
Полицейский на мотоцикле вынырнул из ниоткуда, выглядя ужасно фаллически, с выпуклым шлемом, покачивающимся на тонкой, как тростинка, шее. Шлем казался шире его узких сутулых плеч. Беспомощно выглядящий придурок-полицейский направил свое оружие на сумасшедшего хамелеона-человека, который уже превращался в другого телевизионного персонажа.
- Брось оружие, урод, и ляг на землю. Сейчас же!!!
Его голос дрожал, когда он попытался рявкнуть команду своим самым авторитарным тоном. В его голосе не было ни силы, ни уверенности, как он надеялся. Он казался испуганным. Его рука с пистолетом тоже дрожала. Любой наблюдатель знал бы, что кто-то вот-вот умрет.
Покрытый запекшейся кровью мужчина с безумным блеском в глазах повернулся, чтобы посмотреть на маленького человечка в его идиотской маленькой униформе, с насмешливым выражением лица.
- Да, начнётся МОООЧИИЛОООВО!!!
Он бросился на маленького придурка, размахивая помповым ружьем "Моссберг" с пистолетной рукояткой над головой по огромной дуге. Полицейский выстрелил и задел верхнюю часть уха мужчины, оставив борозду рядом с его виском, как раз перед тем, как он подключился к грубому нападению. Маленький придурок упал на колени, и пистолет вылетел у него из руки. Пропитанный кровью маньяк снова и снова опускал дробовик, прижимая полицейского к асфальту, где продолжал избивать его.
- Капитан! Я не могу больше держать ее в руках. Она сейчас взорвется![22]
Шлем полицейского треснул, и сверху хлынул поток крови, усиливая фаллические образы. Его шлем продолжал разрушаться, когда удар за ударом сыпался с безжалостной яростью. Его череп выглядел не лучше. Когда все закончилось, было трудно отличить фрагменты шлема от фрагментов разбитого черепа полицейского. Маньяк был в бешенстве. Он посмотрел в изуродованное лицо офицера, уставился в его глаза, когда они потекли из орбит на его щеки.
- Ты выглядишь потрясающе! - произнес голос Фернандо Ламаса[23] или, скорее, Билли Кристалла[24], имитирующего Фернандо Ламаса.
Когда он повернулся, чтобы уйти, он заметил, что владелец "Кади", которого он списал как мертвого, подтащился к пистолету придурка. Он тоже несколько раз ударил его дробовиком.
- Братан, не играй в это![25]
Примерно за десять минут до полуночи он наконец вернулся домой. Он снял свою одежду, покрытую коркой и забрызганную запекшейся кровью, и сел на диван перед телевизором. Он включил его. Прошлой ночью цветная трубкa взорвалась, и теперь на экране не было ничего, кроме статичных линий. Это не имело значения. Он устроил это шоу.
Слезы катились по его щекам, окрашенным в розовый цвет от крови, покрывавшей его лицо, когда он рассказывал о событиях дня.
- Сегодня в новостях появилась серия ужасных убийств, обрушившихся на наш прекрасный город, в результате которых погибло почти дюжина человек. Противоречивые показания свидетелей описывают подозреваемого как: от высокого черного мужчины, достаточно похожего на Майкла Джордана, чтобы быть близнецом, до Белы Лугоши, до... э-э... Птички Твити? Либо убийца - мастер маскировки, либо это худший случай массовой истерии, который когда-либо видел этот репортер. Похоже, кто бы это ни был, он слишком много смотрит телевизор.
- Да, - сказал мужчина, впервые за много лет используя свой собственный голос, - просто кучка гребаных диванных домоседов.
Перевод: Грициан Андреев
"Больша личинок"
- ...больша личинок...
Энтони любил свою мать. Всю свою жизнь он цеплялся за эту любовь, как за спасательный круг. И он был уверен, ну, по крайней мере, он надеялся, что эта любовь поможет ему пережить все это.
С самого детства его мать была полна решимости дать ему лучшую жизнь из всех возможных. Именно поэтому она работала по девять часов в день на полях сахарного тростника, размахивая мачете с восхода солнца до кровавого заката. Именно поэтому она попросила Маму Луанду наложить заклятие на его отца, дабы он их по пьяни не поколачивал. Именно поэтому она отправила Энтони учиться в Британский Университет в Лондон.
Энтони всю жизнь мечтал принести и показать ей свой диплом колледжа, получить хорошую работу и купить ей новый дом. Уж он-то позаботится о том, чтобы ей больше никогда не пришлось работать в поле. Вот почему он не мог позволить себе умереть. Только не так.
- ...больша личинок... нужна больша...
С трудом приходя в сознание, в нос Энтони ударил зловонный букет из запахов многолетней пыли, жженой шерсти и плесени, что наполняли комнату, словно кладбищенский склеп. Но эту адскую смесь ароматов с легкостью затмевала тошнотворная вонь, исходящая от кишащей паразитами туши свиньи, лежащей на полу рядом с ванной, вкупе с запахом тухлых яиц, гнилостной инфекции и разложения, что источал сам Энтони.
Его ноздри горели огнем от ядовитого аромата, что оживлял его сознание, словно нашатырь, в то время как его разум упорно пытался уйти от реальности в мир сказочных снов. Он хотел сбежать от реальности на побережье прохладного океана, где он ловил крабов и омаров много лет назад, где плавал с песчаными акулами, которые уже давно привыкли к присутствию островитян, в то время как его мать и сестры стирали свою одежду рядом с ним в той же самой освежающей воде. Он тосковал по прокуренным ночным клубам, где беспрерывно играли калипсо и регги до самого утра, где все танцевали, пили ром и курили марихуану. Он был согласен на любое воспоминание. Все, что угодно, только чтобы защитить его разум от этого... этого ужаса. Но сбежать он не мог, как ни старался.
Мысли Энтони вяло блуждали, стараясь игнорировать слизистое болото отвратительных, гнилостных образов - образов бледных слизистых существ, что с упоением кишели в разлагающейся плоти... его плоти! Эти образы были чересчур ужасны, чтобы быть реальными. Находясь в шоковом бреду сложно думать логически. Ничто в его жизни не подготовило его к тому, что он лицезрел сейчас. Это не было нападением наркомана в переулке, что готов был перерезать ему горло ради дозы. Это не было попаданием под перекрестный огонь двух соперничающих банд, что безжалостно пытались накачать противников свинцом. Это не было нападением ревнивой подруги с мясницким ножом, избиением до смерти полицейскими-расистами, голодной смертью в кишащем крысами подвале многоквартирного дома или же монотонной работой до изнеможения на полях сахарного тростника на его родине. Это не было похоже ни на один из тех ужасных исходов, которых так отчаянно боялась его мать, когда годами копила деньги, чтобы отправить его подальше от этого места. Это была медленная, ползучая, гниющая смерть заживо. Он вздрогнул и застонал от отвращения. Таких адских мучений он не мог представить себе даже в самом страшном кошмаре.
Энтони хотелось кричать. Ему хотелось кричать до тех пор, пока на экране не появится слово "конец" и пока он, выйдя из кинотеатра, снова не окажется на прогретом солнцем тротуаре, в то время как увиденный ужас будет спешно стираться из его памяти. Но он знал, что это не фильм. Это происходило в реальности, причем происходило лично с ним.
- ...этага мала... нужна больша... ща потиханьку... еща давай... нужна больша личинок...
Эти слова, словно холодный душ, отрезвляли воспаленный разум Энтони намного сильнее кошмарного зрелища или же ужасающей вони. Он был не в силах разобрать всего, что невнятно бубнила старуха. Ее хриплое бормотание было похоже на шипение змеи и вырывалось с ее губ бесконечной тирадой. Но Энтони смог расшифровать достаточно, чтобы понять, как сильно его поимели. Ее искривленные артритом когтистые пальцы безостановочно танцевали по его голой коже, пока она пыталась его вылечить, и он всякий раз содрогался, когда ее плоть касалась его собственной. Тем не менее, он не сопротивлялся. Она была ему нужна.
Он с отвращением наблюдал, как она голыми руками набирала личинок горстями из гниющих внутренностей мертвого хряка и с осторожностью помещала их в его раны. Он чувствовал, как они поглощают его плоть, но не смел возражать старой карге. Пускай ценой собственного рассудка, но он должен был верить в то, что старуха знает, что делает.
- ...вся еща мала... нужна больша... нужна больша личинок...
Все началось с мелких кровоточащих язвочек. Поначалу Энтони принял их за обычные прыщи, но потом, когда язвы начали активно увеличиваться, он испугался, что у него рак кожи. Когда же язвы превратились в зияющие кратеры, в которых исчезли огромные куски его плоти, словно на него напал и обглодал какой-то дикий зверь, и при этом из них начала распространяться невыносимая гангренозная вонь, словно от дохлого скунса на обочине дороги, он, наконец-то, решил обратиться в больницу. К тому времени, когда он добрался до отделения неотложной помощи, дыры в его плоти были настолько большими, что он мог видеть, как работают его легкие за грудной клеткой и как движется пища по кишечнику. В такой стадии заболевания помочь ему медперсонал был уже не в состоянии.
В любом случае оставаться там он не собирался. Обернув поплотнее бинты вокруг гноящихся ран, чтобы хоть как-то удержать в теле свои органы, Энтони улетел из Англии обратно на Гаити, потому что он верил в то, что старая знахарка сможет помочь ему и избавит его гниющее тело от проклятия, разъедающего его плоть