Перевод: Грициан Андреев
"Только моя"
Я был одинок всю свою жизнь. Вот почему, я начал эти "эксперименты". Мне хотелось, чтобы рядом со мной был кто-то, кто не бросит меня, не обругает, не сделает мне больно и никогда не умрёт. Кто-то, кого бы я мог любить до конца своих дней. Именно это послужило причиной. Я просто устал от одиночества.
Я практически не помню своего отца. Помню, как кричала мама когда он ее бил. Помню, как он бил меня. Коричневый кожаный ремень, рубцуюший мою спину и бедра, я помню лучше, чем лицо своего родителя. Он бросил нас, когда мне не было и пяти. Вскоре после этого, моя мама стала уходить из дома каждую ночь, оставляя меня одного.
Иногда она возвращалась с какими-то незнакомыми мужчинами, которые заставляли ее кричать и стонать за закрытой дверью спальни. Я понятия не имел, что они там делали, но это пугало меня до усрачки. Мама говорила, что так она оплачивает наши счета. И правда, у нее почти всегда появлялись деньги, когда стоны и крики заканчивались. Но иногда, вместо денег у нее появлялись синяки и порезы, точно такие же, как когда мой папа запирал ее в спальне и заставлял кричать. Я сидел в своей кроватке и ревел в голос, умоляя, чтобы они прекратили делать это. Если я ревел слишком громко, мама выходила и давала мне подзатыльник. Иногда это делали ее мужчины. Но были времена, когда мужчины уходили, и тогда по несколько часов мы оставались одни. Только моя мама и я. А потом она снова бросала меня, чтобы найти себе нового приятеля.
Часто она не появлялась дома по много дней. Однажды, она не вернулась вообще. Я несколько недель прождал ее, сидя в темной заплесневелой квартире. Мне было запрещено её покидать. Мама не разрешала мне выходить на улицу, не разрешала играть с другими детьми, не разрешала ходить в школу, не разрешала даже дойти с ней до магазина, чтобы помочь донести пакет с продуктами. Казалось, я был ее маленькой тайной. Секретом, который она пыталась спрятать от всего остального мира. С одной стороны, это давало мне повод чувствовать себя особенным, но с другой - только усиливало моё одиночество. Когда её не было рядом, в такие дни квартира словно расширялась и сужалась. Иногда она разрасталась до размеров собора, заполненного скрипами, стонами и эхом призрачных шагов: я видел тени, крадущийся ко мне вдоль стен в темноте. А иногда она сжималась и становилась размерами с гроб: темный и душный, как могила. Гроб, в котором меня похоронили заживо. В такие моменты я плакал громче всего, когда навалившейся страх начинал душить меня, стискивая, словно огромный кулак, выжимая воздух из моих маленьких легких.
Первую неделю я пытался растянуть то скудное количество пищи, что мама оставила мне в холодильнике. В день я съедал кусочек вареной колбасы, ложку арахисового масла и ломтик хлеба, намазанный кетчупом или горчицей, пока все не закончилось. Всю вторую неделю я ел кошачий корм. На третью, съел кошку. Рано или поздно, она все равно умерла бы от голода, и мне не хотелось конкурировать за нее с крысами. Если бы мама вскоре не вернулась домой, крысы должны были стать следующими.
На четвертую неделю, полицейские выбили входную дверь и вытащили меня оттуда. Им, наконец, удалось опознать труп моей мамы. Связаться с моей бабулей, которая рассказала им про меня. Я почти умирал, когда меня нашли. Думаю, я уже начал сходить с ума от голода. Помню, как пытался укусить первого полицейского, который ко мне подошел. Потом, он рассказал мне о маме, и я, рыдая и дрожа, повалился в его объятия.
Мама, а точнее то, что от нее осталось, была найдена на пустыре, между Сэндхью-роуд и Пека-стрит. Еe расчленили, и на останках виднелись явные следы пыток. Нашли только голову и туловище, да и те - в очень плохом состоянии: крысы обглодали её до неузнаваемости. Она была мертва в течение трех недель. Полицейские отвезли меня к бабуле и сказали, что теперь я должен буду жить у неё. Первую ночь я пролежал в кровати без сна, гадая, где моя мама могла провести первую неделю, и почему она меня бросила.
Бабуля была очень строгой, религиозной женщиной. Мы каждый день ходили с ней в церковь и молились перед завтраком, обедом и ужином, а потом еще раз, перед тем, как ложиться спать. Она впервые отвела меня в школу и занималась со мной дома, чтобы я мог наверстать упущенное. В холодильнике у бабули всегда была еда, и она готовила мне ужин каждый вечер, и завтрак каждое утро. Но самое главное - она всегда была рядом, никуда не уходила. По ночам не приводила домой мужчин, подзатыльники мне раздавала только тогда, когда я их действительно заслуживал. Я любил свою бабулю, даже несмотря на то, что ненавидел ходить с ней в церковь.
Бабуля очень сильно болела. Не удивительно, что она так часто молилась Богу, - тому просто не терпелось забрать ее к себе на небеса. Вот моя мама - никогда не молилась, говорила, это все равно, что специально накликать на себя беду. Говорила, что наоборот весь фокус в том, чтобы вести себя, как можно тише и незаметнее, особенно в церкви, и тогда, если повезет, возможно Бог забудет про тебя, и ты сможешь жить вечно. Надо было рассказать все это бабуле, потому что последнее время та практически не вылезала из кабинетов врачей, а дома у неё накопилось столько лекарств от болезней, которыми она болела, что в пору было открывать свою аптеку. Бог, правда, очень хотел забрать её к себе домой, и в тот год, когда мне стукнуло 17, он наконец сделал это.
Как бы там ни было, ей удалось продержаться в течение всех тех лет, накачиваясь лекарствами, практически стоя одной ногой в могиле. Думаю, она продержалась так долго только из-за меня. Да она просто не могла позволить себе умереть, пока не поставит меня на ноги. И только когда моя бабуля поняла, что я уже сам способен о себе позаботиться, и сейчас она нужнее Богу больше, чем мне - вот тогда она позволила ему себя забрать. Я снова остался один и начал свои "эксперименты".
Бабуля стала первой, кого я попытался воскресить. Я накачал ее почти всеми лекарствами, что хранились у нее в двух аптечках. Но, ни одно из них не сработало. Я решил подождать неделю, прежде чем уведомить всех о её смерти. К концу недели, мои попытки пробудить бабулю из мертвых так и не увенчались успехом. Она начала плохо пахнуть. Поэтому, я позволил им забрать ее тело. Так как скоро мне должно было стукнуть 18, они решили не отправлять меня в Mичиган к дяде и тете, о которых я даже не знал, и которые, похоже, не особо горели желанием взвалить на себя бремя благотворительности и заботиться о том, кого дaже в глаза не видели. Поэтому, я остался жить в доме бабули и устроился работать в аптеку, которaя была вниз по улице, и в которую бабуля раньше ходила со своими рецептами. Владелец аптеки жалел меня, и таким образом решил мне помочь. Мне просто нужно было получить свободный доступ к химикатам. Я уже решил, что буду делать. Я сделаю себе друга, который не бросит меня, не причинит мне боль, и никогда не умрет.
Я читал о том, как Джеффри Дамер пробовал делать из людей зомби, и решил, что возможно у меня тоже получится. Я перестал молиться и начал каждую ночь выходить на улицу. Выпивать и искать женщин, для своих "экспериментов".
Проще всего был снять проститутку. Здесь, в Вегасе, они были повсюду. Я пешком шел от перекрестка Трэйн-авеню и Сэнд-Хилл-роуд, где жил, до квартала развлечений. Туда, где в одном из заброшенных тупиков кучковались шлюхи. Там я расплачивался с ними, ловил такси и отвозил к себе домой. Они уже и так выглядели, как ходячие мертвецы, и поэтому я думал, что мне не составит большого труда сделать одну из них зомби. Ну, всё оказалось куда сложнее и куда печальней.
Сперва я попробовал метод Дамера. Нашел вмазанную героином, полуживую шлюху, стоящую в переулке позади одного из тех дешевых стрип-клубов, и предложил ей за $50 проехаться ко мне домой. Думаю, она вообще никогда не слышал о подобной сумме, но даже если бы я рассказал ей о том, что собираюсь с ней сделать, она все равно согласилась бы сесть ко мне в машину, лишь бы я заплатил ей вперед. Дома я просверлил дырку у нее в голове, и залил в нее "Domestos"[28]. Какое-то время ничего не происходило, но потом она начала истошно орать и умерла, корчась в ужасных судорогах. Я снова потратил неделю, в попытках её воскресить, прежде чем закопал труп на том самым пустыре, где нашли мою маму. Только я выкопал яму поглубже, чтобы крысы не смогли до нее добраться.
Следующая девушка, которая мне попалась, выглядела более здоровой. Я надеялся, что это увеличит ее шансы на выживаемость. Она была высокой, с длинными стройными ногами и порнографически огромной силиконовой грудью. Волосы у нее были покрашены так, что она казалась наполовину рыжей, наполовину блондинкой. Был даже легкий румянец у нее на щеках. Но глаза выглядят такими же пустыми, как у той первой. Возможно, она тоже была под наркотой. Но, вот такой взгляд просто стал неотъемлемой частью её профессии, и зрачки никак не могли сфокусироваться на моем лице, как будто она смотрела сквозь меня в какой-то кошмар из своего прошлого. Уголки её губ растянулись в некое подобие улыбки, когда она зачитывала мне свой прейскурант, одновременно с этим принимая заученные соблазнительные позы. Всякий раз, когда она пыталась сосредоточиться и разглядеть мое лицо, ее глаза на миг оживали, но через секунду в них снова была пустота. Возможно, это был шок.
Её звали Кэнди[29], ну, по крайней мере, так она мне сказала. Она согласилась поехать со мной за $100. Сказала, что цена за оральный секс или за обычный половой акт, но не за все вместе. Я сказал, что подумаю и решу, что выбрать, когда мы приедем ко мне домой.
Дома она дралась, как тигрица, пока я изо всех сил старался прижать к ее лицу тряпку, пропитанную хлороформом. К тому времени, когда она наконец отрубилась, я был весь в синяках и царапинах.
Я использовал недавно купленную ударную дрель "Black